Текст книги "Морской дозор"

– Ты мне вола не верти! – Глазки Геннадия Феоктистовича, маленькие и покрасневшие, удивительно напоминающие поросячьи, презрительно прищурились. – Ты мне сразу скажи, какой процент откатных я с тебя поимею, если все поставки овощей в военные части округа отдадут тебе?

– А что изменилось с прошлого года? – вежливо поинтересовался толстый китаец. – Пять процентов с капусты и лука, три – со всего остального.

– Н-не-ет, это ма-а-ло… – обиженно протянул генерал. – Пять со всего! Мне деньги нужны.

– Да-а? – В голосе китайца прозвучала ирония. – Но это очень большие деньги…

– Вот я и говорю, что большие. – Генерал сыто рыгнул. – На хера мне маленькие? Не жмись, Чжоу, ты же знаешь, что власть у меня есть.

Немалая. Оч-чень немалая. А уж влияние на местных чинуш я такое имею… Ты не сомневайся, они у меня по струнке ходить будут! Любое соглашение подпишут. На хрена тебе всю эту стаю поодиночке подмазывать, если я, твой друг, сам все организую. Пять со всего!

«С такими друзьями, – думал китаец, по-прежнему радостно-почтительно улыбаясь, – врагов мне уже не надо! Варвар, скотина русская… Меня просто по имени называет, даже не знает, кабан холощеный, что смертельно меня оскорбил. Однако без этого жадного дурака покамест не обойтись. Кинем ему кусок, пусть подавится. Но потребуем еще кое-чего!»

– Я готов пойти навстречу вашему пожеланию, уважаемый, – слегка наклонив голову, как бы изобразив поклон, сказал Чжоу Фан Линь. – Пусть будет пять процентов со всего оборота по овощам. Но у меня есть еще одна просьба.

– Это какая еще? – подозрительно поглядел на него генерал.

«Чего этой узкоглазой харе занадобилось?» – думал Берсентьев, глубоко уверенный в своем расовом, умственном, физическом и каком угодно еще превосходстве над желтопузой обезьяной.

Стоили партнеры по бизнесу друг друга, ох стоили!

– Мне стало известно, – осторожно начал Чжоу Фан Линь, – что этим летом планируется начать ремонт дома отдыха для военнослужащих. А также строительство детского оздоровительного лагеря.

– Подряды хочешь получить? – догадался генерал. – Ну ты раскатал губенки! Это покруче овощей будет, там бабульки ох какие хор-рошие!

– Помилуйте, – улыбка жирного китайца стала совсем уж медовой, – а чем мы, хуатяо, хуже других строителей? Мы лучше!

Чжоу Фан Линь родился на острове Цюшан в устье великой Янцзы, в городе Тиньхай. Уроженцы тех мест пользуются в Поднебесной примерно такой же репутацией непревзойденных коммерсантов и дельцов, что наши одесситы. Собеседник генерал-майора был достойным представителем цюшанцев.

«Если потребует не больше десяти процентов от сметной стоимости, – еще раз прикидывал он в уме, – дам. Дело того стоит. На некондиционке, на субподряде я там получу такую прибыль, которая все расходы трижды оправдает. Смету тоже, кстати, можно составить по-разному. Кто меня проверит? Не боров же этот…»

– Двенадцать процентов от сметы, – после некоторого раздумья сказал хозяин дачи.

– Я раз-зорюсь, уважаемый! – в притворном ужасе китаец воздел руки к небу, которое в данном случае заменял потолок гостиной. – Пять процентов.

Сошлись на восьми к обоюдному удовольствию. Разлили по этому поводу, выпили, закусили. Гость пил настойку на смородиновых почках очень понемногу, оставаясь практически трезвым; хозяин глушил стаканами, хмелея все сильней.

– Но я надеюсь, уважаемый, что комиссия по приемке объектов, – Чжоу Фан Линь посмотрел в заплывшие, отекшие глаза генерала очень красноречивым взглядом, – будет лояльно настроена к бедным хуатяо!

– Л-лояльн-но? Хрен с тобой! Б-будет! – пьяно засмеялся Берсентьев. – Ишь, слова какие знаешь! Это че такое значит «лояльно», а? Эт-то не по-ррусски!

Но тут его мысль, как часто бывает у основательно поддавших людей, совершила неожиданный кульбит, и генерал, не дождавшись ответа, сменил тему застольной беседы.

– Слышь, – с любопытством уставился он на китайца, – на кой черт ты причал бывшего рыбоконсервного завода выкупил? Толку от него никакого. Людей на нем только держишь. Рыболовецкое судно приобрел. Ну на хера оно тебе, ежели ты в рыболовстве разбираешься, как… как шлюха в астрономии?

Лицо Чжоу Фан Линя приобрело едва заметное выражение досады.

– Хочу возродить промысел, заводик консервный заново отстроить, это хорошее вложение капитала, – как-то неубедительно, словно бы оправдываясь, ответил он.

Внимательный наблюдатель сразу понял бы, что разговор на эту тему китайцу неприятен. Но Берсентьев внимательным наблюдателем не был, с пьяной танковой прямолинейностью он продолжал:

– Вр-решь! Какое, на хрен, возрождение? Чего ж ты с причала-то начал, а? Вовсе даже не с цехов, как бы по уму надо, а со сраного причала? Наловит твой кораблик рыбки, – Берсентьев вновь сыто рыгнул, – куда ты ее, на хрен, девать будешь? Обратно в Байкал, пока не протухла? Финтишь ты! Ну да и пес с тобой, финти дальше. Мне эти твои дела, вообще-то, по херам. Мне своих хватает.

Явно обрадованный тем, что эта тема исчерпана, Чжоу Фан Линь поднялся из-за стола и стал прощаться с гостеприимным хозяином.

– Э-э, нет! Погоди! – остановил поток вежливых слов генерал-майор. – У меня к тебе еще дело.

– Весь внимание, уважаемый! – Чжоу Фан Линь внутренне усмехнулся, решив, что ненасытный генерал опять начнет канючить деньги.

По большому счету он не ошибся, речь, правда, пошла не о деньгах, а о халявной выпивке-закуске. Ну, это мелочи.

– В военную часть около Усть-Баргузина привезешь завтра водку, закуску, одноразовую посуду, короче, накроешь там поляну. Список у моего повара возьмешь. Чтобы, значит, встретить…

– Кого встретить? – настороженно поинтересовался китаец. – Что, неужто проверка из Министерства обороны приезжает?

– Упаси господь, накаркаешь еще, – махнул рукой генерал. – Проверок министерских нам тут только не хватало… Морячки-североморцы приезжают. Негде им остановиться, кроме как у эрэлэсников. Какое-то свое подводное оборудование будут испытывать. Тебя это не коснется. Но дастархан ты мне об-беспечь, понял?

Леночка Берсентьева, как раз возвращавшаяся с байкальского берега домой, не подслушивала специально: она просто проходила мимо окошка первого этажа, а папашин пьяный басок доносился аж до ворот фазенды.

«Хочу на испытания, – подумала девушка, – хоть людей новых посмотреть. Да и себя показать, вдруг среди североморцев этих парни интересные окажутся? Вот хорошо бы… А то совсем я закисла в этой глуши, впору хоть с папашиными солдатиками флиртовать».

Искусством убеждать папашу сделать все, что угодно, лишь бы доставить дочке удовольствие, Леночка в совершенстве овладела еще с пеленок. Вот и сейчас она не стала терять времени на то, чтобы зайти в особняк, а закричала прямо в открытое окошко:

– Папа, возьми меня на испытания! Ну пожалуйста! Я здесь со скуки утоплюсь скоро! Очень тебя прошу! – и, неплохо изучив натуру родителя, добавила: – Конечно, если ты не сможешь сделать так, чтобы мне разрешили там быть… Я же понимаю, секретность, а ты тоже не всесилен… Тогда что ж, тогда не надо.

– Кто не см-может?! Я не см-могу?! – Генерал-майор ахнул кулачищем по столу. – Поедешь, доча! Об-бязательно! Да они все у меня… Вот они у меня где! И мать возьмем, все и поедем, как думаешь, доча?

– Конечно, возьмем, – радостно чирикнула довольная своей легкой победой Леночка.

Глава 10

Какое это удовольствие – после восьмичасового перелета вновь оказаться на твердой земле, размять затекшие в тесноте транспортного «Ил-76» мышцы!

Павлов улыбнулся, с наслаждением потянувшись всем телом, обернулся к своим спутникам.

Их, не считая взвода бравых морских пехотинцев, которые сейчас помогали аэродромной обслуге вытащить из брюха транспортника заботливо упакованную в брезент «Нерпу», было двое. Командир взвода этих крепких ребят – Миша Никифоров и представитель завода-изготовителя «подводного самолета», совсем молодой еще инженер, с которым они познакомились перед самым вылетом из Мурманска. «Нерпу» как раз загружали в грузовой люк «Ила», и один из ее создателей очень волновался: как бы не повредили случайно его детище. К мини-субмарине он относился как к живому существу.

– Котельников Тимофей, – представился инженер Полундре и стоящему рядом Никифорову. – Можно коротко: Тим.

И затем, протягивая для пожатия руку, добавил высоким, ломающимся, совсем юношеским дискантом:

– Васильевич… Но давайте, наверное, на «ты», если вы не возражаете, а?

Оба спецназовца слегка насмешливо переглянулись, а затем представились Тиму Васильевичу. Знакомство состоялось. Чуть заметные искорки смеха, мелькнувшие в глазах Сергея и Михаила, объяснялись просто: уж очень забавно выглядел обладатель редкостного кошачьего имени-отчества.

Он был очень молод, видимо, совсем недавно с институтской скамьи. Долговязый, слегка сутулый, худой, в очках, за которыми посверкивали сильно увеличенные ими светло-карие живые глаза. При взгляде на Котельникова приходило в голову, что слово «телосложение» к нему неприменимо, как в свое время ко Льву Давидовичу Ландау: к молодому инженеру хотелось применить термин «теловычитание», он, казалось, весь состоял из ломаных линий и углов. Угловатые острые локти, такие же коленки, даже шея выглядела какой-то угловатой. Не фигура, а чертеж из учебника геометрии. Длинный выступающий нос, такой же заостренный подбородок, словно над лицом Тима потрудился резчик по дереву. Да и вообще он очень напоминал внешне великого академика Ландау в молодости.

Словом, Котельников будто бы сошел с кино-экрана, из тех еще, советского времени, фильмов про интеллигентов не от мира сего, творящих высокую науку. Такой типаж в жизни вроде бы не должен встречаться в чистом виде – как-то даже фальшиво получается, – но вот поди ж ты! Да еще очки для полноты картины… Смущен он к тому же был отчаянно, даже вспотел от смущения, а лицо его покрылось ярким, прямо-таки девичьим румянцем.

Улыбка у Тимофея Котельникова была замечательная: широкая, открытая, сразу располагавшая к нему. Разве вот только даже в этой улыбке чувствовалась некоторая робость, оттенок неуверенности в себе, словно бы вина, что вот он такой нескладный, неуклюжий… Особенно по контрасту с Сергеем и Михаилом, те словно с плаката про преимущества здорового образа жизни сошли. Деликатность и застенчивость нового знакомого североморцев превышала все мыслимые пределы, сразу становилось понятно, что комплексов у этого молодого мужчины через край.

«Есть люди, – подумал Полундра, пожимая узкую, но сильную ладонь Тимофея, – их немало, которые даже явное везение, всякое счастливое обстоятельство, всякое деликатное, вежливое, доброжелательное отношение к себе воспринимают лишь как удачное избавление от всевозможных неприятностей. Это еще с детства идет. Для таких всякий громко и уверенно разговаривающий человек – уже начальник, а если кто способен наорать, а то и изматерить, тот может сравниться с самим господом богом. У таких людей даже приветливость окрашена легкой тенью пришибленности, отчего производит впечатление несколько болезненное. Ну да ничего, от комплексов мы с Никифоровым этого ученого задохлика быстро вылечим. С ним бы общефизической подготовкой позаниматься… Да пару простеньких приемчиков из моего арсенала рукопашки разучить, тут он мигом себя крутым мужиком почувствует, куда только все комплексы подеваются. Займемся на досуге. Да откормить его малость натуральной сибирской едой, а то ведь в чем душа держится. Самое главное – чтобы этот парень хорошим специалистом оказался, инженером классным, как тот, с которым я в Баренцевом море поработать успел. Тот постарше был, видать, один из главных разработчиков „Нерпы“, их научный генерал. Жаль, что его радикулит скрутил, я с ним неплохо сработался. А может, это только отговорка, про радикулит, просто решили они молодую поросль обкатывать. Тоже, кстати, правильно. Но к субмаринке нашей Тимофей, сразу видать, относится трепетно, – ишь, смотрит на нее, как влюбленный на предмет своей страсти. Это хорошо. Люблю я людей, увлеченных своей работой, а Котельников, похоже, из таких».

Здесь Павлов не ошибся: Тим «подводный самолет» ласково именовал «нерпочкой» и «тюлененочком», лично укутывал аппарат брезентом, ревниво отгоняя помощников из числа никифоровской команды, и явно видел в мини-субмаринке не бездушную машину, пусть даже очень сложную, а что-то живое, чуть ли не разумное. Перед вылетом он несколько раз проверил прочность такелажных растяжек, которыми «подводный самолет» закрепили в грузовом отсеке «Ила», и если бы ему разрешили, готов был, по всей видимости, до самого Горяченска лететь в том же отсеке, в обнимку со своей любимицей. Оно и понятно: человеку свойственно любить дело своих рук, особенно если оно выполнено отлично. Несмотря на молодость, Тимофей Котельников был одним из главных разработчиков подводного аппарата, знал его вдоль и поперек. А «Нерпа» в самом деле была верхом совершенства, шедевром конструкторской мысли российских оружейников.

Вот и сейчас, стоя на бетонной взлетно-посадочной полосе авиабазы, Павлов смотрел на «Нерпу» и снова восхищался предельной ее функциональностью, чистотой и завершенностью всех линий, которую не мог скрыть даже укутывающий аппарат брезент. Давно замечено, что техника, в особенности оружие, в своих самых лучших образцах может быть очень красива своей неприродной, странной красотой, производить глубокое эстетическое впечатление.

Мощный гусеничный транспортер на платформе вывез мини-подлодку и скрылся в ангаре. Там «Нерпе» предстояло проскучать какое-то время, но ничего – совсем скоро она окажется в своей родной стихии, покажет, на что способна.

Из Мурманска они вылетели ранним утром, но перелет на тихоходном транспортнике оказался долгим, поэтому сейчас было уже хорошо за полдень. Нагретый воздух струился над бетоном полосы чуть дрожащим маревом, но ветерок с северо-запада был прохладным. В нем чувствовалась особая, влажная, пахнущая багульником и разогретой хвоей нотка – дыхание близкого Байкала. Там, над озером, клубились снежно-белые кучевые облака, напоминающие фантастические замки. Солнечный свет, отражаясь от этих огромных облачных башен и контрфорсов, казалось, становился еще ярче.

– Неужели прилетели наконец? – несколько удивленно, словно не веря самому себе, сказал Котельников. – Никогда не приходилось бывать в этих краях. Скорее бы Байкал увидеть! Мне столько про него рассказывали…

– Увидишь, теперь непременно увидишь, – чуть снисходительно произнес Михаил, стоящий рядом с Полундрой и с наслаждением вдыхающий воздух своей родины. – Сам, как вернешься, кому хочешь порасскажешь. Приготовься только, а то от такой красотищи иные, натурально, в обморок падают!

Затем Никифоров повернулся к Сергею:

– Ты как думаешь, Полундра, может, нам стоит отметить наше прибытие, а? Так, знаешь, посидеть по – русски, по-флотски. На байкальском берегу. Я же ведь местный уроженец, я себя вроде как хозяином чувствую.

– Что ж, пожалуй, – ответил Павлов после непродолжительного раздумья. – Сейчас закончим дела с тутошним начальством, отзвонимся в Мурманск, что добрались нормально, а там… Можно и посидеть. Дел серьезных на сегодня не предвидится. Только именно втроем, чтобы твои орлы, Михаил, не расслаблялись. Мы ж не кефиром приезд отмечать станем, а с подчиненными пить…

– Последнее дело, – с готовностью согласился Никифоров. – Ничего, мои ребятки тут сами разберутся, без начальства. Народ они грамотный, службу знают туго. Выпьют немного, конечно. Мы же втроем заодно произведем рекогносцировочку небольшую. Я ведь что хочу? Я вам свои любимые места показать хочу! Но не только, я про дело тоже помню. Ведь машинку нашу лучше всего в тех местах обкатывать, я это еще контр-адмиралу в Мурманске говорил. Все равно ведь выбор конкретного места за нами, так чем мои родные края хуже других? Баргузинский залив, его ведь недаром жемчужиной Байкала называют, бурятской Швейцарией! Я, кстати, там, почитай, каждый островок знаю, каждую отмель, каждую бухточку. Договоримся относительно машины с командиром авиабазы, и поедем мы в сторону Усть-Баргузина. Тут не так уж далеко, под сотню километров, это по сибирским понятиям не расстояние вовсе. Я вас с батюшкой Байкалом познакомлю.

Павлов согласно кивнул, идея Михаила нравилась ему все больше и больше. Действительно, сейчас первой задачей становилось определиться с местом дислокации их мини-отряда, а также решить, где впервые познакомить «Нерпу» с байкальскими водами. Баргузинский залив вполне устраивал Полундру: интересный, сложный донный рельеф, устье Баргузина, по которому он попытается подняться выше, в русло реки. Единственное, что смущало – глубины в заливе небольшие, сто – сто пятьдесят метров в самых глубоких местах. Но в чем-то это даже неплохо, вода в заливе хоть немного, но прогрелась. Глупо сразу нырять на предельные глубины, сперва необходимо хоть немного акклиматизироваться. Вот потом, когда нужда возникнет…

Словно прочитав его мысли, Никифоров продолжал убеждать Полундру и Тима Котельникова, хоть последнему было явно все равно, он Баргузинский залив навряд ли от Бискайского отличил бы.

– Что глубина в заливе около Усть-Баргузина невелика, это не беда! Потребуется, так мы пойдем к острову Ольхон. Вот уж где действительно бездна настоящая! Но базироваться стационарно все едино лучше в моем родном поселке. Там рядом военная часть имеется, правда, не знаю, что там от нее в нынешнем бардаке осталось.

– Решено, – подвел итог Полундра. – На мне бюрократическая волынка, разговор с командиром авиабазы и машина до вечера. Ты, Михаил, организуй своим ребятам приличные условия на сегодня и наладь караульную службу у ангара с «Нерпой». Разбей взвод на отделения и скажи орлам прямым текстом: сегодня одно отделение умеренно гуляет, а два остальных бдят! Несут караул как положено, трезвые, белые и пушистые. А завтра и далее мы этим двум по очереди тоже слегка расслабиться позволим, чай не звери!

– Да, ты уж постарайся, Миша. Чтобы на совесть караулили, чтобы с «Нерпочкой» ничего тут, пока нас не будет, не случилось!

– Уж будь спокоен… Тима, – с чуть ироничной, но доброй улыбкой успокоил инженера командир взвода морских пехотинцев. – Для того я сюда и послан! Мимо североморского морпеха не то что мышь – вошь не проскочит!

– А затем, – продолжил Сергей свой инструктаж, – ты с Тимом дуешь на местный базар, набираешь закуси, ну и всего, что к закуси полагается. Надеюсь, что «паленку» от приличной водки отличить сможешь… По скольку скидываемся? Я местных цен не знаю, стольника с носа хватит?

– Должно хватить, если не шиковать слишком, – раздумчиво сказал Никифоров. – Ничего, командировочные позволяют. Ты что это скуксился, Тимофей Васильевич?

– Да понимаете, я ведь водку, вообще-то, не очень люблю. Тошнит меня с нее. Я вам так всю компанию испорчу, может, вдвоем вам, а я тут останусь, в Горяченске?

Невооруженным глазом было видно, что Котельников очень не хочет оставаться один в незнакомом сибирском поселке, что ему до крайности хотелось бы поехать с Полундрой и Никифоровым. Только вот деликатность проклятая!

– Отставить упадочнические разговоры! – шутливо прикрикнул на Тима старлей Никифоров. – Пиво ты пьешь? Ах, даже любишь? Вот и замечательно. Специально для тебя пару литров возьмем, пиво тут отличное, на чистейшей байкальской воде. Никакой «Будвайзер» не сравнится.

Через час с небольшим Михаил уже сидел за рулем потрепанного, но крепкого еще командирского «уазика». Хозяин машины, начальник горяченской авиабазы, оказался мужиком нежадным, просьбу Полундры исполнил сразу и с удовольствием, деньги за бензин брать отказался категорически, да еще добавил от себя угощение для гостей из Мурманска: бутылку отличного, высшей степени очистки спирта-ректификата с неизменным экстрактом золотого корня и двухлитровую банку особого бурятского салата – табули.

– Бери, бери, – уговаривал он отнекивающегося сперва Полундру. – Это жена готовила, по старинным народным рецептам, она буряточка у меня. Тут рубленая петрушка с бургулем – мелкодробленой пшеницей, – а еще брынза, зеленый лук, мята, черемша, ломти омулька копченого. Ум отъешь! Постным маслом заправлен, домашним, настоящим! Под такую закуску… Эх, жалость какая, что с вами не могу сорваться, дела не пускают! Ну ничего, вот как улетать обратно соберетесь, так я вас домой к себе зазову, там угостимся на славу.

Сергей расположился на переднем сиденье машины, рядом с Михаилом. А на заднем, бережно прижимая к груди два здоровенных пакета с продуктами, сидел донельзя довольный Тимофей.

Машина резво катила по хорошо накатанному грейдеру, то взбираясь на невысокие, поросшие сосняком и кедровником сопки, то спускаясь в темнохвойные еловые распадки между ними. Озера пока что не было видно, дорога проходила чуть в стороне от берега. Тимофей на своем месте буквально подпрыгивал от волнения, предвкушая первую встречу с удивительным чудом природы – великим Байкалом.

– Чтоб ты знал, – рассказывал ему безумно довольный такой эмоциональной реакцией свежего человека на свои любимые места Михаил, – такого, как здесь, ты не увидишь нигде в мире! Я тебе не только сам Байкал, я тебе свою родную речку Баргузин покажу. Она по величине вторая после Селенги, из тех, что в Байкал впадают. А всего в него, батюшку, их впадает аж триста тридцать шесть! А вытекает лишь одна, зато какая! Нижняя Ангара! Она в Енисей байкальские воды несет, а тот уж в наши с Полун-дрой любимые северные моря. Так что на «Нерпе» Серега мог бы прямо из Байкала в Ледовитый океан пройти.

«А ведь впрямь мог бы, – подумал Павлов. – Даже красноярский гидрокаскад не преграда, там есть система шлюзов. На мини-субмаринке пройти их очень даже можно. „Нерпа“ для того и создана, чтобы такой вот фантастический путь вполне реальным сделать. Как это здорово, черт побери! А еще говорят всякие придурки безмозглые, что, мол, русские ни хрена не умеют. Врут, сволочи!»

Он вновь с радостью в душе, с чувством гордости за свою страну осознал, с каким замечательным подводным аппаратом ему предстоит работать.

Так под рассказы Никифорова, перемежаемые восторженными охами-ахами потрясенного бурятской природой Тимофея, незаметно пролетели полтора часа пути. Михаил остановил машину на развилке проселочных лесных дорог, с минуту внимательно осматривал округу, отыскивая какие-то особые, лишь ему известные приметы, а затем довольно кивнул:

– Приехали! Через пяток минут прямо на бережок выезжаем, он там повышается как раз, вид открывается – сердце от восторга замирает. И полянка есть аккуратненькая, на ней мы как раз расположимся. Готовься, Тима! Серега-то уже священный Байкал видел, а ты первый свой взгляд на него на всю жизнь запомни. Детям еще рассказывать будешь.