Текст книги "Группа крови"

Померив узкую комнату размеренными шагами, Громов улегся на старую скрипучую кровать и бессмысленно уставился в белоснежный потолок.

Он не заметил, как заснул…

Пробуждение было тревожным и неприятным – истерично завывала сирена, разрывая барабанные перепонки; из скрытого в высоких стенах мощного динамика раздавался монотонный голос:

– Всем покинуть боксы! Ситуация номер четыре! Повторяю…

Не дожидаясь повторного сообщения, Виталий вскочил с измятой постели и рванулся к стальным дверям… Невероятный ужас обуял его – забаррикадированная дверь не открывалась, хотя не было видимых следов врезного замка.

Подергав хромированную ручку несколько раз, всполошившийся лейтенант понял всю тщетность любых усилий. Разогнавшись, насколько позволяла теснота непривычного жилья, он в высоком прыжке ударил неподатливую дверь широкой стопой – та не поддалась. С равным успехом можно было попытаться сдвинуть с места Останкинскую башню.

Виталий, истово забарабанив в бронированную обшивку, принялся звать на помощь, но ответом ему был заунывный голос громкоговорящего динамика и надсадный вой душераздирающей сирены.

Неожиданно для себя он обнаружил, что тесная комната медленно, но неотвратимо наполняется холодной водой. Громов попытался установить аварийный источник течи, но так и не нашел злополучного отверстия – казалось, что прозрачная жидкость сама просачивается сквозь толстые бетонные стены.

В какие-то считаные секунды критический уровень достиг широкой груди и продолжал увеличиваться; еще немного, и холодная жидкость смоет белую штукатурку высокого потолка.

Заметавшись по комнате, как загнанный зверь в хитроумных силках, Виталий натолкнулся на жестяное ведро, стоявшее под умывальником.

Набрав полную грудь спертого воздуха, молодой человек нырнул за спасительной посудиной и, перевернув вверх дном, крепко сжал ведро в закоченевших руках. Таким образом у него появился резервный запас необходимого кислорода, хотя трудно было сказать, насколько его хватит и успеют ли за это короткое время спасти бедствующего новичка. Но возможно, что коридор тоже заполнен водой, тогда подмоги ждать неоткуда.

Усиленно работая ногами, Виталий как мог пытался удержаться на плаву, сжимая в руках оцинкованное ведро. Его раскрытый рот жадно хватал на глазах исчезающий воздух. В воспаленном мозгу кстати или некстати пронеслась избитая поговорка, что перед смертью не надышишься. Мелькнула даже безумная мысль поддаться превратностям неумолимой судьбы, но тут же перед ним встал светлый образ любимой девушки, и он напрочь отогнал предательские думы о смерти.

Когда холодная вода достигла высокого свода, Громов последний раз глубоко вдохнул и нырнул под звенящее ведро.

С каждым новым вдохом кислорода оставалось все меньше и меньше. В пульсирующих висках бешено барабанила кровь. Мятущийся взор затуманился. Наконец грудь сдавила адская боль, все смешалось, поплыло перед закрывшимися глазами, и Виталий, теряя сознание, выпустил из сведенных пальцев блестящее ведро.

Последняя тревожная мысль гулким боем кремлевских курантов звенела в ушах: «Жить! Жить. Жить… Жи-и-и-и-ть…»

В легкие затекла обжигающе холодная вода, и бесчувственное тело медленно погрузилось в воду. Откинувшаяся голова с широко раскрытым ртом стукнулась о деревянную спинку узкой кровати. В глазах застыли непередаваемый ужас и немое отчаяние…

Глава 2

В просторной комнате чуть слышно гудел кондиционер. Было душно, кондиционер не справлялся с жарой. Яркая лампа освещала спартанскую обстановку – старенький диван с продавленным сиденьем плотно примыкал к широкому столу, за которым спрятался железный шкаф, похожий на матросский рундук.

Посреди светлой комнаты возвышался стул, на котором примостился Академик. Он неприязненно смотрел на Крокодила, развалившегося на койке.

– Ну как дела у Грома? – неожиданно спросил сидящий на деревянном стуле.

– А, – махнул короткой рукой угрюмый хозяин комнаты, – хлюпик он. Едва откачали. Ему надо держать свою волосатую задницу поближе к маминой юбке, а он собрался стать похожим на нас.

Академик неодобрительно качнул коротко стриженной головой и укоризненно произнес:

– Я не пойму, Сашок, – собеседник назвал недружелюбного приятеля по имени, – откуда в тебе столько лютой злости? Забыл, каким сам был в его возрасте? Между прочим, у него за спиной Дагестан и орден Мужества…

– Херня это все, – на редкость несдержанно высказался Крокодил, – медали и штабные писари имели, причем не отрывая задницу от табуреток. Всунул пару раз стервозной жене штабного начальника, она замолвит нужное словечко перед рогатым козлом – вот тебе и блестящая железка на героическую грудь.

– То-то я смотрю, что у тебя наград много, – улыбнулся Академик, – даже Героя дали; скольких же стервозных телок ты за это осчастливил, чьи тупорылые мужья были твоими командирами?

– Я свои побрякушки не под женскими юбками добывал. – Сашу справедливо задела за живое шуточка сидящего напротив товарища, и он зло сверкнул маленькими глазками.

Перехватив многозначительный взгляд вальяжного собеседника, Академик вернул лицу обычное выражение и процедил:

– Ты, Сашок, в меня глазками не стреляй – мне на твою злость откровенно наплевать. А пацана не трогай, понял?

Окинув приятеля недобрым взглядом, мстительный Крокодил скривился в усмешке, как будто хотел скрыть за ней истинные чувства.

Между тем Академик продолжил:

– Неизвестно, как житуха обернется. А ты собачишься, как шелудивый пес…

– Это я пес? – Хозяин уютной кельи угрожающе приподнялся с пружинной кровати. – Повтори, что ты сказал!

Не обращая внимания на ярую агрессию сослуживца, сидящий на колченогом стуле мужчина привычно дотронулся до огромной бородавки и произнес, не меняя расслабленной позы:

– Тебя молодые за глаза называют «гестаповцем». И знаешь, я начинаю с ними соглашаться…

Резкий выпад подскочившего Крокодила не дал Академику договорить – плотно сжатый кулак просвистел в нескольких миллиметрах от головы сидящего человека с отметиной на крупном носу, но тот за долю секунды успел уклониться в сторону.

Вслед за этим Крокодил попытался ударить согнутой ногой, но, вместо того чтобы впиться в мышцы брюшной полости, стопа врезалась в деревянную спинку треснувшего стула.

Академик, как заправский акробат из гонконговских боевиков, скользкой змеей распластался на твердом полу. Его левая нога искрометной плетью подсекла обескураженного противника, и тот растянулся во весь рост, но уже в следующий миг Крокодил, сгруппировавшись, подскочил на пружинистых ногах.

Однако было поздно: он пропустил мимолетный, но точный проникающий удар в солнечное сплетение. Глубокий вдох застрял в клокочущей груди, маленькие глазки, бешено вращаясь, уставились на возвышающегося Академика, который ткнул указательным пальцем за ухо разбушевавшемуся приятелю.

Крокодилу сразу же показалось, что где-то вывернули электрические пробки. Наступила полная мгла, затем привычная картинка вернулась – всего лишь на один миг, и он увидел сосредоточенное лицо Академика. В следующую секунду обмякшее тело Крокодила свалилось бы на холодный пол, не подхвати его за раскачанные плечи великодушный победитель короткого спарринга.

Когда сознание вернулось к офицеру, он услышал отдаленный голос товарища, вещавший, как будто из стальной бочки:

– Не забывай, Шурик, что ты всего лишь инструктор по стрельбе и экстремальным ситуациям – рукопашник все-таки я. Мне понятен твой боевой дух, но ты знаешь меня всего несколько месяцев, а уже пытаешься ухватить за яйца. – В сказанной фразе не чувствовалось жгучей обиды или неоспоримого превосходства – произнесенные слова звучали ровно и по-учительски назидательно, что еще больше выводило кучерявого из себя.

– Ладно, Мишаня, сочтемся, – процедил Крокодил вполголоса, наблюдая за тем, как Академик выходит в узкий коридор, плотно прикрывая за собой бронированную дверь.

Встав с бетонного пола, Александр нетвердой походкой подошел к стальному умывальнику и жадно приложился пересохшими губами к блестящему крану.

В это время в комнату ввалился полковник Ремизов и, мгновенно оценив ситуацию, спросил:

– Что у вас произошло?

– Ничего, – отмахнулся хозяин жилища, посмотрев прямо в проницательные глаза шефа.

Ремизов только иронично усмехнулся и задумчиво произнес:

– Ну-ну. Ничего, говоришь, а это что? – В сильных руках седого полковника была переломанная пополам спинка деревянного стула.

– Тренируюсь, – хмуро отозвался Крокодил.

Ремизов направился к выходу, небрежно бросив через плечо:

– За испорченную мебель вычтем из зарплаты, да, и зайди в лазарет, проведай Грома. – Неожиданно старший офицер замер на полдороге и обернулся к угрюмому подчиненному. – Между прочим, Академик действительно ученый – его докторской диссертацией были уникальные способы умерщвления… Плюс к этому он отличный практик. Твое счастье, что ты не попался ему в другом месте в другое время…

Когда за полковником закрылась дверь, Крокодил очень походил на обитателя тропических болот, в честь которого получил это несимпатичное прозвище. Гулкие шаги давно стихли в длинном коридоре, а он все стоял, переваривая услышанное…

* * *

Виталий с огромным трудом открыл слипшиеся веки и увидел над собой склоненное лицо приятной женщины лет тридцати пяти, одетой в белый халат; на затылке у нее был аккуратно заколот пучок рыжих волос.

– Как самочувствие, молодой человек, на что жалуемся?

Громов пошевелил занемевшими конечностями и, к своему огромному удовольствию, ощутил непонятную бодрость – ему было невдомек, что это действовало введенное лекарство.

– Нормальное самочувствие, – ответил он и попытался встать.

Нежное и вместе с тем властное прикосновение женской руки вернуло его в прежнее положение.

– Рановато вам подниматься, – мягко произнесла женщина, – сегодня пробудете у нас, а завтра посмотрим.

Неопределенность сказанного почему-то очень раздосадовала Виталия, и все же он подчинился, укладываясь в постель.

В этот момент открылась белая дверь госпитального бокса, и на пороге возникла мрачная, коренастая фигура Крокодила. Против обыкновения, теперь он не улыбался, а был угрюм и сдержан.

– Ну, сколько ты еще будешь валяться? Хватит косить, пора к делу приступать. – Даже в эти несколько слов ему удалось влить столько желчи, что с лихвой хватило бы испортить настроение целому взводу.

Виталий искоса посмотрел на посетителя и недружелюбно пробурчал:

– Спроси об этом докторов.

С тонких губ кучерявого было готово сорваться крепкое словечко, но он промолчал, лишь исподлобья кинул полный неприязни взгляд.

После суточного отдыха в уютном лазарете беспокойные дни понеслись нескончаемой чередой для порядком уставшего Громова.

С раннего утра и до поздней ночи тело и душу ошалевшего новичка подвергали многочисленным тестам и сложнейшим тренировкам. Каждодневная учеба начиналась и заканчивалась в гулком тире, а в промежутках приходилось просиживать по нескольку часов кряду в аудиториях. Нудные психологи подсовывали Виталию бессмысленные, как казалось на первый взгляд, тексты и рисунки, требуя то заучить их наизусть, то выбрать лишние слова или изображения.

Лошадиные нагрузки в спортзале для рукопашного боя становились для него спасительной отдушиной. Деликатный Академик требовал от молодого стажера не только быстрой реакции и знания уязвимых точек человеческого тела, но и осмысления необходимости применять тот или иной хитрый прием.

Дисциплины чередовались между собой, как яркий день сменяется темной ночью. «Зеленые» – так именовали немногочисленных новичков – в индивидуальном порядке изучали прикладную медицину, оказание первой помощи при огнестрельном или ножевом ранении, использование всевозможных ядов и лекарственных трав, причем растущих где-нибудь в непроходимых дебрях северной Амазонки; постигали сложные азы самолетного и вертолетного управления на хитроумных электронных стендах. Однако главным по-прежнему оставалось виртуозное владение собственным телом и невообразимыми видами всевозможного оружия.

Круглые сутки молодой лейтенант не расставался с тупорылым пистолетом, который был прикован хромированными наручниками к правому запястью. Крокодил требовал, чтобы обучающиеся в центре спецподготовки даже спали со снаряженным магазином и досланным в ствол боевым патроном.

Стоило Грому коснуться головой мягкой подушки, как он забывался глубоким сном без каких бы то ни было сновидений. Пробуждение всегда было тягостным – Виталию казалось, что он только что сомкнул свинцовые веки, и вот уже противный, монотонный голос блеял из скрытых динамиков:

– Подъем! Всем покинуть боксы. Повторяю…

В один из дней после обильного завтрака к Громову подошел полковник Ремизов и сообщил:

– Тебя срочно требует инструктор по стрельбе, он в шестом блоке.

Виталий торопливо вбежал в узкий предбанник опостылевшего тира и увидел невозмутимого Академика, державшего в руках тяжелый бронежилет. Крокодила почему-то нигде видно не было.

Инструктор нацепил на лейтенанта пулезащитный костюм и молча раскрыл перед ним железную дверь.

Громов еще ни разу не заходил в этот таинственный отсек, поэтому внимательно осмотрелся. В дальнем углу лежали спортивные маты – большего он увидеть не успел, так как свет неожиданно погас.

В эту секунду яркая вспышка ослепила Виталия, раздался оглушительный звук выстрела, и молодой человек ощутил сокрушительный удар в защищенную грудь. Глухая боль пронзила замутненное сознание, вползая гремучей змеей в отдаленные закоулочки мозга. Сокрушительная сила крупнокалиберной пули бросила тело навзничь.

Падая на спину, Громов рефлекторно произвел два скоропалительных выстрела в темный угол загадочной комнаты в ответ на яркую, ослепительную вспышку.

Неожиданно включился яркий свет – Виталий невольно зажмурился, успев уловить краем глаза размытый силуэт человеческой фигуры с наведенным стволом; согнутый палец лейтенанта самопроизвольно нажал на спусковой крючок, посылая две звонкие пули в маленькую голову промелькнувшей тени.

Только сейчас Громов сообразил, что это всего лишь очередной тест и последующие выстрелы могли оказаться напрасными – можно было запросто попасть в инструктора.

Наконец ослепленные зрачки привыкли к вспыхнувшему освещению, и Виталий обнаружил, что в дальнем углу тренировочной комнаты стоит деревянный манекен, искусно закамуфлированный под человека.

Массивная дверь распахнулась, и на пороге возникла улыбающаяся физиономия самодовольного Крокодила. Он наставительно произнес:

– Ну что ж, три бала. Давай разбирать ошибки. – По ироничному тону можно было догадаться, что дотошный инструктор злорадствует наличию таковых. – Во-первых, ты был обязан осмотреться за ту секунду, пока была возможность; во-вторых, как только погас свет, надо было переместиться; в-третьих, сразу после прозвучавшего выстрела ты должен был не только произвести ответную серию, но и поменять место. Перекатиться, например.

Виталий, поднимаясь с пыльного пола, угрюмо кивал склоненной головой, признавая бесспорную правоту Крокодила.

– Уроки продолжаются. – Саша неудовлетворенно окинул презрительным взглядом растерянного ученика и указал мускулистой рукой на выход: – Пойдем.

Громов вновь оказался в предбаннике и сделал первый шаг по направлению гулкого коридора. В этот миг прозвучала длинная автоматная очередь, и молодой лейтенант, сделав головокружительное сальто, влетел обратно в узкую комнату.

Хохот Крокодила огласил низкие своды бетонного блока.

– Что же ты не стреляешь? Ха-ха-ха! Где же твоя реакция? – Курчавый инструктор в открытую издевался над новичком.

И тут в разговор вступил молчавший до этого Академик:

– Сашок, – его глаза зло сверкали из-под густых бровей, – данный тест не был предусмотрен. Ты же знаешь, что инструкциями запрещено подвергать молодого курсанта двойному стрессу в течение десяти минут.

Крокодил по-прежнему покатывался от смеха. Ему было приятно смотреть на обескураженное лицо Громова, растянувшегося на цементном полу. В этом веселье было что-то откровенно садистское.

Ответ прозвучал грубо и вызывающе:

– Да наплевать мне на все их гребаные инструкции. Пусть эти козляры-психологи свернут их тонкой трубочкой и засунут себе в одно место. – Насмешливые глазки говорящего буравили собеседника. – В бою все инструкции как промокашка для менструации.

Лицо Академика посерело: тугие желваки быстро задвигались на квадратных скулах. Порывисто развернувшись, он вышел в коридор, не оглядываясь на охамевшего коллегу.

В спину уходящему донесся ехидный смешок Крокодила:

– Иди, пожалуйся «папочке», пусть он тебе слюни подотрет. – Под «папочкой» Александр подразумевал полковника Ремизова. – Уче-е-еный, хер моченый, – злорадно процедил он.

Когда гулкие шаги ушедшего отзвенели, на круглом лице кучерявого не осталось и следа от былой улыбки – что очень поразило наблюдательного Громова, – а только выражение крайней злости.

Переведя суровый взгляд на новичка, грубый инструктор пробурчал:

– Чего расселся, как петух на насесте, ну-ка бегом в тир. Программа номер четыре – сдашь зачет через полчаса.

Виталий окинул старшего неприязненным взглядом, сплюнул и не торопясь отправился в тир.

Этот пренебрежительный жест не остался незамеченным. Крокодил легко нагнал удаляющегося Грома, дернув его за матерчатый рукав камуфлированной куртки:

– Ты, сука, на кого плюешь? Я тебе не шлюха подзаборная…

Неожиданно для себя Виталий упер вороненый ствол табельного оружия в бугристый живот надоевшего собеседника и зловеще прошипел, явственно ощущая, как дрожит сведенный палец на спусковом крючке:

– Слушай ты, урод вонючий, я тебе не пацан зеленый, а российский офицер и терпеть твои выходки не намерен.

– А мы, кадровики ФСБ, – соль земли, неодворянство! – попытался возразить собеседник, но Громов не дал ему закончить:

– Ты и так слишком многое себе позволяешь. Сейчас продырявлю твои гнилые потроха, а потом придумаю какой-нибудь несчастный случай на производстве. – Лейтенанта так и подмывало разрядить в оппонента всю оставшуюся обойму, но вместо этого он произнес: – Академик с радостью пойдет в свидетели.

– Гром, да ты чего? Я же пошутил. – Голос Крокодила звучал непривычно испуганно и хрипловато. – Мы же друзья-приятели… Я же не со зла… Так положено… Такая программа подготовки…

– Козел ты, Шурик! – выдавил из себя Виталий и вновь сплюнул, попав тому на кроссовки.

Громов бодро зашагал по гулкому коридору, не оглядываясь на застывшую в оцепенении фигуру Крокодила. В гудящей голове был полнейший винегрет, но думать ни о чем не хотелось. Он был зол на себя за проявленное малодушие, ведь не зря говорят, что коль скоро вытащил оружие – стреляй.

Одним кровным врагом в еще недолгой жизни Виталия стало больше…

* * *

Ветер носил по небу серые рваные облака, и это предвещало, что погода скоро испортится. Накрапывал нудный дождь, и он окончательно прогнал немногочисленных прохожих под навесы, в кафетерии и во дворы.

Вика торопливо шла по малолюдной Остоженке, бросая опасливые взгляды на угрюмый небосвод. Тонкая полоска пешеходной дорожки вела к Зубовскому бульвару, к спасительной станции метро «Парк культуры».

«Только бы успеть добежать», – пронеслось в голове девушки.

Зигзаг вспыхнувшей молнии разрезал грозовую тучу. На серый асфальт упали первые огромные капли надвигающегося ливня.

Вика посетовала, что оставила дома зонтик. Быстрые шаги сменились трусцой.

В эту секунду чуть впереди очаровательной девушки тормознул черный «Мерседес», и донесся сочный бас с кавказским акцентом:

– Дэвушка! Эй, дэвушка! Зачем так бэжать? Садысь, падвэзу. – Дверца блестящей тачки распахнулась, и перед изумленной Викой возникла упитанная фигура кучерявого горца с огромными черными усами. – Подожди, красавиц! – проблеял прилипала.

Дождь между тем превратился в настоящий тропический ливень – тонкое платьице промокло насквозь, резко очертив девичью грудь и манящую впадину между крепких, упругих бедер.

Кавказский донжуан не мог отвести зачарованного взгляда от соблазнительно открывшихся женских прелестей, обтянутых тонким лоскутом полупрозрачной влажной материи.

Девушка попыталась прошмыгнуть под толстой ручищей наглого незнакомца, но неожиданно для себя оказалась в цепких объятиях разгоряченного джигита.

– Давай ехат, – прошипел он, увлекая сопротивляющуюся блондинку к черной машине, – сэйчас савсэм мокрый уже будышь, да!

Вырываясь из волосатых лап незваного ухажера, Вика негромко вскрикнула. И тут ее зовущий взгляд встретился с внимательными глазами солдата, стоящего у железных ворот воинской части; молоденький сержант переминался с ноги на ногу, явно размышляя, как поступить.

– Помогите! – во весь голос закричала перепуганная девушка, обращаясь к застывшему вояке. – У меня парень служит в армии…

Либо последний довод произвел на военного должное воздействие, либо сыграло роль то, что на отчаянный крик выбежали еще двое служивых, – только теперь заторможенный сержант подскочил к «мерсу» и резко дернул горячего гостя столицы за короткий рукав сорочки.

Тот слегка опешил от такой наглости, но девушку все же отпустил. Безумные глаза потревоженного кавказца метали сокрушительные громы и молнии, как не на шутку разошедшаяся непогода.

Толкнув парня в крепкую грудь, он досадно пробасил:

– Эй, зачем дергаешь, да? Я тэбе что – плохо дэлал?

Военный стушевался, но возразить что-либо не смог, а только молча смотрел на раззадоренного противника.

Мгновенный рывок волосатого кулака сбил незадачливого сержанта на мокрый асфальт. Фуражка покатилась по грязному тротуару, а злорадствующий кавказец принялся наносить беспорядочные удары короткими ногами по распластавшемуся телу.

Из носа поверженного парня брызнула кровь и багровыми пятнами стала расплываться в свежей лужице. Каждый удар отзывался глухим хрипом, вырывающимся из груди жертвы.

Но тут неожиданно на помощь упавшему товарищу подскочили стоявшие у железных ворот солдаты, и теперь роли поменялись. На горца обрушился сокрушительный шквал молниеносных ударов. В считаные секунды одутловатое лицо превратилось в сплошной синяк с огромными ссадинами, а сквозь пустующие щели выбитых зубов потекла струйка крови.

Каким-то невероятным образом избитому горцу удалось вырваться из кошмарной зубодробилки – он поспешно запрыгнул в ожидавшую машину и в мгновение ока захлопнул скрипнувшую дверцу на замок.

Пока черноволосый перемещался к водительскому креслу, поднявшийся на ноги сердобольный сержантик изо всех сил саданул окровавленным кулаком по лобовому стеклу машины. Податливый триплекс лопнул, покрывшись тонкой паутинкой.

Взревев мотором, черный «Мерседес» сорвался с места и, разгоняясь, бешено понесся к запруженному Садовому кольцу, обливая случайных прохожих мутными брызгами из набежавших луж.

– Сволочь черножопая, – в сердцах выругался сержант и только сейчас вспомнил о стоящей девушке. – Извините, вырвалось, – оправдался он.

Вика неожиданно для всех рассмеялась и ответила:

– Ничего, бывает.

Парни во все глаза смотрели на очаровательную блондинку, буквально поедая ее голодными взглядами.

– Оденьте меня, пожалуйста, – улыбнулась Вика, – а то после таких взоров стыдно идти по людной улице.

Солдаты смутились, пристыженно фокусируя зрение на начищенных носках собственных сапог.

Молоденький сержант первым нашелся и произнес:

– Извините.

– Да ничего, – захохотала обворожительная девушка – этот смех был эмоциональным выходом из пережитого потрясения, – я привыкла.

– А это правда, насчет парня? – спросил один из них.

– Правда, – с гордостью ответила она, – он у меня пограничник.

Глядя на смущенные лица молодых солдат, Вика с чувством благодарности пожала им руки и сказала:

– Спасибо вам, если бы не вы…

Парни сразу приосанились, а сержант ответил за всех:

– Да чего там. Если бы не дождь и я не поскользнулся – мы бы ему усы повыщипали, козлина. – Последнее слово, само собой, относилось к вовремя смывшемуся горцу.

Вика еще раз одарила подвернувшихся заступников проникновенным взглядом и торопливо побежала по мокрой дорожке, хотя можно было уже не спешить – летний ливень намочил ее с ног до головы, как неожиданно нахлынувшая лазурная волна морского прибоя.

* * *

Приказ командира прозвучал неожиданно:

– Сегодня твой первый выходной. Завтра в десять ноль-ноль быть на базе. Машина будет стоять, как всегда, напротив бюро пропусков. И смотри, лейтенант… не безобразничай. У нас этого не любят.

Виталий кивнул и, пожав крепкую ладонь Ремизову, забрался все в тот же микроавтобус с плотно зашторенными окнами, который довез его до высокой двадцатипятиэтажной башни.

В чистом, просторном подъезде жилого дома стоял старенький деревянный стол, за ним восседала дородная старушка в повязанном на голове цветастом платке и надвинутых на сморщенную переносицу круглых очках с толстыми бифокальными линзами.

Бросив подозрительный взгляд на малознакомого посетителя, с охапкой белых роз, она бдительно поинтересовалась:

– Вы к кому?

Возвышавшийся над женщиной двухметровой колокольней Виталий добродушно ответил:

– К Ласточкиным, в сто двенадцатую квартиру.

Сделав соответствующую пометку в растрепанном журнале, пожилая вахтерша проводила суровым взглядом широкоплечую фигуру и вернулась к прерванному вязанию – тонкие спицы замелькали в умелых пальцах очкастой старушки.

Громов поднялся на нужный этаж и с силой вдавил белую кнопку электрического звонка.

– Виталик! – раздался оглушительный писк неподдельной радости, и цветущая блондинка повисла на могучей шее любимого. – Мама, Виталик приехал! Что же ты не звонил? Я вся извелась!

– Это тебе. – Вместо ответа молодой человек протянул девушке благоухающий букет.

Под веселое щебетание Громов снял с себя туфли (обувь и гражданский костюм были «форменного» образца) и переобулся в предложенные домашние тапочки.

– Откуда мой размер? – удивился он.

– Мама купила, специально для тебя, – ответила Вика, благодарно посмотрев на застывшую у порога просторной гостиной Маргариту Витальевну.

Женщина приветствовала нежданного гостя, улыбаясь краешком пухлых губ.

Громов, как всегда смущаясь, поздоровался:

– Добрый день.

– Здравствуй, – ответила старшая Ласточкина и сказала, обращаясь к дочери: – Что же ты держишь Виталика у порога, проводи его в комнату.

Вика спохватилась и увлекла топтавшегося парня за собой в уютную спальню.

Оставшись наедине, они долго и жадно целовались.

Молодой человек не мог долее сдерживаться. Он мгновенно уложил трепетавшую Вику на широкую кровать и принялся поспешно снимать с нее толстый махровый халат.

Охваченная желанием от жаркой близости разгоряченного мужского тела, Вика впала в беспамятство; широкая ладонь коснулась упругой груди, и «поплывшую» девушку будто пронзил электрический разряд. Нежные руки принялись отталкивать настойчивого парня.

Резкий удар в широкую грудь холодным душем отрезвил затуманенное сознание, и Виталий уселся на краю измятой постели, тяжело дыша.

Она оправила разлетевшиеся полы розового халата и осуждающе посмотрела в широко открытые глаза любимого – в пронзительном взгляде не было отталкивающей злости или скрытого отвращения – только немой укор.

Молодой человек натянуто улыбнулся и произнес, едва сдерживая разыгравшееся воображение:

– Вика, прости меня, я не хотел тебя обидеть. Ты знаешь, как я тебя люблю.

В хриплом голосе было столько неподдельной страсти, что блондинка не выдержала и улыбнулась; ее мягкая ладонь нежно коснулась лица парня – она прошептала:

– Знаю, милый, знаю. Но не надо торопиться – всему свое время.

Подойдя к огромному зеркалу, она привычным жестом поправила растрепавшуюся прическу и направилась к двери:

– Пойдем я тебя накормлю, ты ведь голодный.

Только за накрытым столом Виталий ощутил зверский аппетит – он поедал приготовленные яства с невероятной скоростью, чем вызвал снисходительную улыбку Маргариты Витальевны.

Поймав на себе ироничный взгляд, он замер с серебряной вилкой в руках и, стушевавшись, произнес:

– Извините, привычка.

– Ничего, ничего. – Мать девушки изо всех сил старалась скрыть усмешку. – Здоровый мужчина должен хорошо питаться, чтобы поддерживать себя в форме. Тем более калории вам еще пригодятся.

Громов покраснел, уловив в словах мудрой женщины скрытый намек, – его карие глаза скользнули по лицу смутившейся любимой.

Вика старалась не выдать своих эмоций, что удавалось ей с огромным трудом: румяные щеки покрылись красными пятнами, а в голубых глазах появился озорной блеск.

Маргарита Витальевна попыталась сгладить неловкость и задумчиво произнесла:

– Съезжу я, пожалуй, к подруге – она меня давно зовет на новоселье, а я все никак не выберусь.

– Это к кому? – вяло поинтересовалась Вика.

– Ты не знаешь, – отмахнулась мать и ушла в комнату собираться.

Оставшись одни, влюбленные избегали смотреть друг другу в глаза, но как они ни старались, им это не удалось – встретившиеся взгляды лучились искрометным весельем и торжеством; наконец их прорвало – звонкий девичий смех смешался с густым, басовитым хохотом.

Хлопнула входная дверь, и с лестничной клетки донеслись удаляющиеся шаги – звонко цокающие по бетону каблуки.

Вика обогнула обеденный стол и присела к парню на колени, обвив тонкими руками его шею.