Текст книги "Жулик: грабеж средь бела дня"

Глава 3

Скоростной экспресс «Париж – Марсель» шел точно по расписанию. За окнами проносились аккуратные домики, окруженные цветниками фермы, ухоженные виноградники.

Последний вагон привлекал всеобщее внимание еще на вокзале Монпарнас. Оттуда то и дело доносилось нестройное хоровое пение, звон бутылок и темпераментные восклицания. Огромные сине-красные флаги, развевавшиеся из открытых окон, полностью проясняли ситуацию: в этом вагоне ехали болельщики-«ультрас» популярного футбольного клуба «Пари Сен-Жермен». Болельщики направлялись в Марсель, на встречу с заклятыми врагами из местного «Олимпика».

Во избежание эксцессов фанатов сопровождали полицейские. Видимо, правоохранители тоже симпатизировали парижскому клубу и потому снисходительно наблюдали за выходками «ультрас». От самой столицы болельщики лошадиными дозами хлестали вино и пиво, призывно дудели в жестяные трубы, гремели трещотками и репетировали клубные речевки: хвалебные для любимцев и оскорбительные для соперников.

Невысокий худощавый мужчина, сидевший у окна, ничем не отличался от пассажиров фанатского вагона. Футболка «Пари Сен-Жермен» с надписью «Ronaldinho», размалеванное в клубные цвета лицо, сине-красный шарфик на шее… В отличие от братьев по разуму, этот фэн не упражнялся в патриотических кричалках. На вопросы товарищей он лишь что-то невнятно хрипел, указывая на замотанное шарфиком горло – мол, голос сорвал, говорить не могу. Снисходительно поглядывая на полицейских, худощавый шелестел свежим номером «Пари Суар». Когда экспресс миновал Орлеан, он откинулся на подголовник и безмятежно заснул…

Ни пассажиры-фанаты, ни сопровождающие их полицейские, ни даже детективы криминальной полиции и представить себе не могли, что худощавый «ультрас» с густо размалеванным лицом и есть тот самый русский уголовник Сазонов, чей побег из «Сантэ» наделал в Париже так много шума. Впрочем, личностью этого фэна никто и не интересовался: с наступлением темноты отяжелевшие от спиртного болельщики наконец-то затихли. Полицейские с облегчением потянулись в соседний вагон.

Приоткрыв глаза, Жулик внимательно осмотрелся и прошел в тамбур. Щелчком выбил из пачки сигарету и, закурив, чему-то заулыбался.

Вот уже пятый день Леха был на свободе. Воскрешая в памяти события минувших дней, он в который уже раз убеждался в безупречности своего плана…

…Спустившись по пожарной лестнице на площадь Ля Сантэ, Сазонов сразу же нырнул в метро. Меньше чем через час он вышел на противоположном конце города. Всех активов у беглеца была лишь мятая бумажка в пятьдесят евро, которой его накануне побега снабдил сокамерник Сережа Вишневский. Прожить на такие деньги в Париже даже сутки не представлялось возможным. А ведь Лехе следовало как можно быстрее покинуть пределы Франции.

Перспективы выглядели более чем безрадостно. Чужая страна, отсутствие документов и денег, несовершенный французский… Да и криминальная полиция наверняка не бездействовала! Оставалось лишь два пути: или встать на ближайшем углу и клянчить на манер Кисы Воробьянинова «Же не манж па сис жур… Подайте что-нибудь бывшему зэку «Сантэ»!..», или завербоваться в Иностранный легион. Вербовочный пункт навсегда отсекал уголовное преследование. При заполнении контракта можно было назвать любое имя, а по его окончании – получить счет в банке и чистый французский паспорт.

Естественно, профессионального афериста не прельщала ни сума нищего, ни камуфляж наемника. Тем более что сценарий дальнейших действий выкристаллизовался в его голове еще до побега…

На следующее утро Сазонов отправился в магазин секонд-хенда, где купил хоть и ношеный, но весьма солидный костюм, а также сорочку и галстук. Посетил салон театральных принадлежностей, где разжился париком и набором профессионального грима. В уличном бистро отловил несколько жирных тараканов, в туалете этого же бистро переоделся и тщательно загримировался. После чего отправился в район Елисейских Полей, славный изысканными ресторанами для богатых гурманов.

Завтрак, заказанный недавним узником «Сантэ», был утончен и продуман, а потому тянул не менее чем на четыре сотни. Естественно, этой суммы у Жулика не было: в кармане бренчало лишь несколько монет по одному евро. Впрочем, он и не собирался платить…

Перед третьей переменой блюд Сазонов внезапно изменился в лице, подозвал гарсона и брезгливо указал взглядом на тарелку. Из надкушенного бисквита шевелились тараканьи усики…

Гарсон мгновенно потерял дар речи. Разгневанный клиент громогласно потребовал хозяина, который незамедлительно явился на зов. Ресторатор долго рассыпался в извинениях, однако посетитель и слушать его не захотел. Он кричал, что ноги его больше не будет в этой антисанитарной забегаловке и что о насекомом он обязательно заявит в полицию и в газеты. (Леха тщательно отрепетировал произношение этих угроз и потому проговорил их почти без акцента.) Скандал назревал нешуточный: публика за соседними столиками всполошилась донельзя, и многие даже отказались от бисквитов. Демонстрация благородного негодования немедленно возымела действие. Насмерть перепуганный хозяин едва ли не силой всучил разъяренному клиенту пятьсот евро, только бы тот никуда не заявлял. Репутация заведения стоила куда больше этой суммы. Естественно, ни о какой плате по счету не могло быть и речи…

В районе Больших Бульваров великое множество кафе-шантанов, кондитерских и ресторанов, и все они страшно дорожат своим реноме. Спустя три дня бывший арестант ощущал себя богатым, как владелец нефтяной скважины, и свободным, как горный орел. Конечно, Сазонов мог еще долго продолжать экскурсии по парижскому общепиту, совмещая приятное с полезным. Однако риск засыпаться был слишком велик. Да и по дому Леха очень соскучился.

Вернуться в Россию было реально только морским путем. Международный вагон и салон самолета отпадали по причине полного отсутствия у беглеца документов. План Жулика был прост: добраться до большого портового города и попытаться договориться с капитаном российского сухогруза, идущего в какой-нибудь черноморский порт. Суммы в тысячу евро, по мнению бывшего зэка, было достаточно, чтобы капитан не заинтересовался личностью пассажира.

Выбор пал на Марсель как на самый большой порт Франции. Конечно, добираться до родины «Марсельезы» можно было и в обычном цивильном костюме. Однако вероятность встречи с агентами криминальной полиции была слишком высокой. Именно потому накануне отъезда Сазонов и прикупил несколько комплектов «кишек». Особые надежды возлагались на маскарадный наряд футбольного «ультрас». Футболка с надписью «Ronaldinho», клубный шарфик и по-клоунски размалеванное лицо должны были стать для беглеца эдаким защитным скафандром. Ведь фанатская униформа начисто лишает человека индивидуальности – особенно в толпе точно таких же фанатов. Да и путешествие под охраной полиции сулило полную безопасность…

…Докурив, Жулик вернулся в купе. Лениво пролистал «Пари Суар». Обнаружив в криминальной хронике собственный портрет анфас и в профиль и цифры 50 000 под ним, беглец лишь саркастически хмыкнул.

До Марселя оставалось чуть более четырех часов.

* * *

Даже простое упоминание об Алексее Сазонове вызывало у окружающих самые противоречивые эмоции.

Менты, многократно «крутившие» Жулика, невольно поражались его незаурядному интеллекту, богатой фантазии, природному артистизму и несокрушимой логике. Ему приписывались самые громкие и загадочные ограбления, самые хитроумные и блестящие аферы. В большинстве случаев Уголовный розыск не ошибался в своих подозрениях… Однако попытки доказать авторство преступлений нередко заканчивались позорной капитуляцией оперов. Изворотливый проходимец с легкостью ускользал из безжалостных лап правосудия, всякий раз предоставляя железную версию абсолютной своей невиновности. В одних случаях Жулика спасало отличное знание оперативно-следственных методов. В других – холодный и дальновидный расчет. В третьих – умение тонко сыграть на человеческих слабостях и пороках. В четвертых – способность повести следствие по ложному пути, да еще так, чтобы выставить мусоров злостными нарушителями всех существующих законов…

Леха был настоящим бичом и ужасом правоохранительных органов своего города. Известие об очередном преступном эпизоде с его участием нагоняло тоску даже на заматеревших прокуроров. А уж о дознавателях, следователях и операх даже говорить было нечего – капитан Голенков стал далеко не единственным, кому хитроумный фигурант поломал карьеру… Впрочем, Эдуард Иванович еще дешево отделался: одного особо злостного мусорилу Жулик даже довел до инфаркта. Отправляясь на допросы Сазонова, милиционеры нередко запасались валерьянкой и корвалолом. Однако это помогало далеко не всегда: несчастные менты хватались за сердце, скрежетали зубами, а некоторые даже заходились в неврастеническом хохоте. Алексей Константинович Сазонов выходил пред лицом Уголовного кодекса чище, чем поцелуй младенца.

– Это не человек, а какой-то змей! – не без уважения сокрушались правоохранители. – Такой же скользкий, изворотливый… и умный!

Братва, знавшая Леху и по воле, и по неволе, совершенно не разделяла мнения поганых ментов. В их представлении Жулик был эдаким роскошным цветком воровской профессии, способным кинуть кого угодно. По тюрьмам, пересылкам и зонам ходили легенды о железной выдержке, небывалом фарте и незаурядном интеллекте этого афериста. Живая арестантская молва приписывала ему самые невероятные подвиги, и рассказы об этих подвигах нередко соответствовали действительности… Аферы Жулика носили печать элегантной изобретательности, соединенной с удивительным знанием человеческих пороков. Аристократ преступного мира, Леха не любил стандартных решений. Его оружием были не «перо» и «волына», а живой ум, тонкий расчет и безмерное личное обаяние. Сазонову не раз приходилось брать на себя самые разнообразные роли, начиная от бомжа и заканчивая министром, и он исполнял их с искусством, которому позавидовал бы любой актер. По большому счету терпилы сами были виноваты в своих несчастьях – ведь Жулик обычно играл на человеческой жадности, трусости, подлости, чванстве и обыкновенном неумении думать.

Несмотря на искреннее уважение блатных, Сазонов никогда не причислял себя к этой масти. Это был аферист, гуляющий сам по себе. Он не украшал свое тело татуировками, не глотал чифирь, искренне презирал наркотики и даже зоновской феней пользовался лишь в меру профессиональной необходимости. Жулик терпеть не мог насилия, прибегая к нему лишь в случаях необходимой самозащиты. Слова «наезжать», «гопстопить» и «кошмарить» звучали в устах афериста дезавуирующими ругательствами. Человек, отличающийся масштабностью замыслов и остротой ума, никогда не сузит горизонты мысли до нескольких десятков лагерных понятий.

Леха шел по жизни играючи, и фарт не оставлял его. Он был ироничен, уверен в себе, ровен со всеми и абсолютно нежаден. Деньги никогда не являлись для него самоцелью. Случалось, что по необъяснимому сиюминутному капризу он отдавал всю свою долю или в общак, или какому-нибудь остро нуждающемуся бродяге и никогда больше об этом не вспоминал. Подчас казалось, что Сазонов интересуется не деньгами как конечным результатом блестяще проведенной аферы, а лишь художественной завершенностью «разводки лоха».

– В любой афере главное – красота! – поучал Леха. – Красота аферы спасает мир, а деньги губят… Явить красоту там, где ее нету, – искусство, а не афера.

И братва, всегда ценившая незаурядный ум и широкие жесты, искренне восхищалась Жуликом.

– Аферисты типа Лехи рождаются раз в сто лет! – уважительно говорили пацаны. – А может, и в тысячу.

Казалось, у Сазонова вообще не было слабостей. Не считая красивых баб…

Любвеобильная натура Жулика не делала никаких исключений для красавиц. Он страстно обожал блондинок и был без ума от брюнеток. Превозносил худеньких и боготворил полненьких. Покровительствовал стеснительным девственницам и не чурался опытных дам…

Этот галантный кавалер обладал удивительным даром обольщать любую понравившуюся ему женщину. Реестр Лехиных побед впечатлял: здесь были и жены прокуроров, и дочери банкиров, и племянницы губернаторов, и даже внучка заместителя министра внутренних дел. Каждая красавица наивно полагала, что она – одна-единственная у этого остроумного, обходительного и донельзя обаятельного джентльмена (естественно, Жулик никогда не посвящал красавиц в секреты своего ремесла). Иногда Сазонов виртуозно использовал общественное положение мужей, братьев, отцов, дядей и дедушек многочисленных любовниц, но нередко эти же любовницы по дурости, ревности или болтливости «запаливали» Жулика.

И всякий раз, обеспокоенные долгим молчанием кавалера, красавицы в один голос вздыхали:

– Ах, Леха-Леха, мне без тебя так плохо!..

Единственной женщиной, к которой Жулик всегда возвращался, была его мать. Старенькая Александра Федоровна, безвыездно жившая в небольшом городе Нечерноземья, видела сына нечасто. И тем радостней были их встречи…

* * *

Тараня плоским лбом плотный прозрачный воздух, экспресс «Париж – Марсель» медленно подъезжал к пустынной утренней платформе. Мягко лязгнуло железо буферов, длинно и грустно запищала гидравлика, и поезд остановился. Двери вагонов автоматически разошлись, и пассажиры посыпали наружу. От размалеванных фанатов «Пари Сен-Жермен» добрые буржуа старались держаться подальше: буйство нравов и необузданность поступков футбольных «ультрас» известны не только во Франции.

Жулик покинул фанатский вагон одним из последних. Мельком взглянул на перрон и, заметив полицейский патруль, на всякий случай прикрыл нижнюю часть лица клубным шарфиком. Смешавшись с толпой похмельных «ультрас», Леха прошел в здание вокзала. И сразу же юркнул за дверь с надписью «WC».

Спустя минут двадцать из туалета вышел весьма импозантный джентльмен: элегантный летний костюм от «Армани», скрипящие туфли паленой кожи, широкополая шляпа, плащ на левой руке и портфель крокодиловой кожи – в правой… Брезгливо взглянув на сине-красную толпу фэнов, он неторопливо направился к стоянке такси. Уселся в машину и попросил отвезти себя в отель.

К счастью, во Франции не требуются документы для заселения в гостиницу. Беглый зэк безо всяких проблем поселился в уютном отельчике на окраине Марселя. Принял с дороги душ, отдохнул и с наступлением вечера выбрался к морю, подышать свежим бризом.

Медное солнце переваливалось за белесый срез облаков. Зеленоватые волны шлепали о скалы, рассыпаясь мельчайшей пылью. Жадные чайки пикировали и взмывали ввысь у самой воды с гортанными криками. Далеко, у самого горизонта, белел одинокий парус.

Сбежав с невысокого обрыва на пустынный пляж, Леха присел на нагретый за день камень и наконец-то расслабился. Теперь, когда главные неприятности вроде бы остались позади, ему не хотелось думать вообще ни о чем. В конце концов, добраться до дома – не самая большая проблема. Удрать из «Сантэ» было много сложней…

Неожиданно из-за спины донеслись нетвердые шаги. Сазонов инстинктивно обернулся. На морском обрыве рельефно вырисовывался мужской силуэт. Мужчина откровенно и деловито мочился под пальму. Мелодичное журчание сливалось с шумом морского прибоя и шелестом листьев под теплым средиземноморским ветром. Физиологический процесс сопровождался невнятными ругательствами, и чуткий слух Жулика с удивлением различил русскую лексику.

– Ссал я на вашу Францию… – бубнил мужчина и, заметив нарядного джентльмена, демонстративно направил струю в его сторону. – И на тебя, французишка, тоже ссал. И ничего мне за это не будет.

Леха неторопливо поднялся на обрыв и заинтересованно взглянул на странного типа.

– Че вылупился, лягушатник? – осклабился тот с безнаказанностью человека, уверенного, что «лягушатник» все равно его не поймет.

Встав в нескольких метрах от неизвестного, Сазонов взглянул на него в упор. Это был невысокий блондин, приблизительно одного с ним возраста и такой же стати. Физиономия его выглядела вполне заурядно, хотя, при желании, в ней можно было бы даже отыскать некоторое сходство с лицом самого Жулика. Единственной запоминающейся деталью была бородавка на подбородке. Блондин был одет по-курортному, но в то же время с претензией: безразмерные оранжевые бермуды, крикливая рубашка с попугаями и двухсотдолларовые солнцезащитные очки от «Гуччи».

Не надо было быть наркологом, чтобы определить: любитель мочеиспускаться на французскую землю и ее обитателей уже принял на грудь.

Сазонов смотрел на неизвестного пристально и не мигая. Видимо, в его взгляде было нечто такое, что заставило пьяного насторожиться.

– Парле франсе? – спросил тот и, глубокомысленно наморщив лоб, добавил: – Ду ю спик инглиш?

– Ширинку застегни, – поморщился Леха.

Мужчина мгновенно расцвел.

– Земеля?! – воскликнул он и, широко расставив руки, чтобы обнять земляка, двинулся навстречу. – Да откуда же ты тут взялся?!.

– Ты что – следователь, чтобы мне такие вопросы задавать? – спросил Сазонов, вежливо отстраняясь.

– Ну да, следователь… А ты как узнал? – искренне удивился тот.

Признание ошарашило донельзя, однако недавний узник «Сантэ» и бровью не повел.

– А я вообще очень проницателен, – скромно ответил он.

– Слышь, земеля! – с пьяной радостью затараторил следователь в оранжевых бермудах. – Как ты сюда попал? Прикинь, я уже целый месяц в этом Марселе страдаю! Ностальгия, бля! Долговременная служебная командировка. И за все время – ни одной русской рожи. Одни французы вокруг. Прикидываешь – даже выпить не с кем… Давай куда-нибудь сходим, посидим, бухнем хоть по-человечески!

– Я вообще-то не пью, – честно сообщил Леха.

Сазонов действительно выпивал нечасто, презирая алкоголизм как форму распущенного хамства. Однако при случае мог перепить любого…

– Да ладно тебе, не менжуйся, я тут рядом живу. – Схватив Жулика под руку, блондин потянул его в сторону двухэтажной гостиницы «Бельвю», белевшей из-за густой прибрежной зелени. – Там столики прямо на улице, пиво и водяра… Если у тебя денег нету… Да уж проставлюсь для земляка, так что не ссы!

– Ссышь пока ты, – справедливо напомнил Сазонов, раздумывая: принять приглашение или нет.

– Пошли, земеля, а то я тебя по статье взъебу! – то ли в шутку, то ли всерьез пообещал следователь. – За сопротивление ответственному работнику Генпрокуратуры при исполнении…

– Какая галантная учтивость! – оценил приглашение Леха.

Ситуация была достаточно скользкой. Ведь этот тип, так некстати оказавшийся сотрудником российской Генпрокуратуры, мог приехать во Францию и по его душу…

И все-таки Жулик решил рискнуть и продолжить знакомство. Он понимал: пьяный следак теперь явно не в том состоянии, чтобы интересоваться личностью «земели».

Как показали дальнейшие события, этой нечаянной встрече было суждено сыграть роковую роль в судьбе не одного только Лехи Сазонова…

Глава 4

Ресторан «Золотой дракон» гудел, как прогулочный лайнер во время круиза. Разухабисто гремела музыка, по проходам неслышными тенями сновали официанты, из-за столиков то и дело доносились нетрезвые мужские восклицания и глупый женский смех. Хлопало шампанское, и пробки летели сквозь кольца табачного дыма.

Как ни был пьян Голенков, но он сразу определил: начальник ОБЭПа наверняка бывает здесь часто. Едва заметив Коробейника, старшая официантка метеором помчалась на кухню, а метрдотель почтительно повел уважаемого клиента и его спутника к лучшему столику у окна.

Недавний зэк скользнул настороженным взглядом по белоснежной скатерти. Посмотрел на хрустальную вазу со свежим букетом. Мельком пробежал иллюстрированное фотографиями меню и, ужаснувшись ценам, решил заказать чего-нибудь попроще: овощной салатик и сто пятьдесят граммов водки. Еще по дороге в кабак Эдик твердо настроился платить за себя сам. Зачем добавлять к унижению обманутого супруга и позор нищеты?!

К столику рысцой подбежала официантка. Обманутый супруг и рта не успел раскрыть – начальник ОБЭПа сразу же сделал дорогущий заказ и, помножив его на два, вальяжно откинулся на спинку стула.

– Ладно, пока не напились, давай о делах. Догадываешься, для чего я тебя пригласил? Не догадываешься? Тогда задавай вопросы. Четко и внятно, как на оперативной планерке. Зачем ты, Юрий Васильевич, меня пригласил? И я тебе отвечу. Во-первых, мне действительно перед тобой неудобно. За Наташку. У нас с ней чисто случайная связь. Обычный животный инстинкт и никакого высокого чувства. Впредь попытаюсь эти инстинкты сдерживать. Во-вторых, не в моих правилах наживать себе врагов. Даже таких, как ты… В-третьих, я действительно хочу тебе помочь. И я реально могу это сделать. Ты знаешь, что такое служба в ментуре? По глазам вижу, что не знаешь. Ментура – это не служба, а бизнес. А ОБЭП – самый козырный бизнес во всем МВД… Знаешь, сколько в нашем городе богатеньких буратин? Тоже не знаешь? Это естественно. Тебе и не положено знать. А знаешь, что честный бизнес в России невозможен по определению? То-то. Экономическую статью можно повесить на каждого. Нумерация статьи будет зависеть лишь от фантазии и вдохновения моих подчиненных. А в тюрьму никому не хочется… Только не надо, не надо про «гестапо» впаривать. Если с умом себя повести – все будут довольны. В Собственной безопасности тоже живут по понятиям. А теперь поговорим о главном. То есть о твоем будущем…

Коробейник говорил долго и обстоятельно, перемежая монолог пыхтением и риторическими вопросами. Напомнил собеседнику о его блестящем милицейском прошлом. Мрачными красками живописал настоящее: полное отсутствие перспектив, запятнанная репутация и как следствие – невозможность устроиться на приличную работу… После чего неожиданно предложил такую работу: должность директора этого самого ресторана.

– А кому сам кабак принадлежит?

Коробейник тонко заулыбался.

– Твоему старому знакомому. Господину Нгуену Ван Хюэ… Помнишь «Сайгон»? Ну, точка для алкашей на Центральном рынке…

В голове Эдика вновь понеслась кривая карусель воспоминаний: загадочное ограбление рыночного гадюшника, проходимец Сазонов, которого начальство поручило оформить по этому делу, меченые доллары из прокуратуры, неизвестно как оказавшиеся в квартире…

Подоспевшая официантка уважительно сервировала на столике выпивку и закуску. Глядя на обилие блюд и разноцветье бутылочных этикеток, Голенков лихорадочно считал, в какую копеечку выльются ему эти посиделки.

Отогнав подавальщицу барственным жестом, милиционер продолжил:

– Пока ты сидел, узкоглазый коммерс страшно поднялся… Богат, как председатель Госкомимущества. При этом никому не платит. А это неправильно. Поднялся-то он не без моего ведома.

– Бандиты? – коротко предположил Эдик.

– Да какие в нашем городе бандиты?! Сейчас ведь не середина девяностых. Все более-менее серьезные люди давно сидят и выйдут, поверь, не скоро. Есть «правильные», они же блатные. Например – Дядя Ваня, «смотрящий» по городским рынкам, теневой хозяин охранной фирмы «Находка». Помнишь, наверное, такого деятеля… Недавно освободился, но пока ведет себя тихо. Имеет свой кусок хлеба с маслом и не высовывается.

– Так что твой Нгуен? – напомнил бывший сыскарь.

– А вот что… В принципе он уже созрел, чтобы со мной делиться. Но сколько этот узкоглазый весит по-настоящему, мне неизвестно. Знаю одно – он куда богаче, чем хочет казаться. И богатеет наверняка не с этого кабака. Знать бы, откуда у него деньги… На днях случайно обмолвился – мол, в «Золотой дракон» нужен толковый человек, из местных. Наемным директором. Мне, в свою очередь, нужен надежный информатор в его окружении. Ну а тебе нужна работа. Так что стремления всех заинтересованных лиц совпадают.

– А ты не боишься? – Эдик твердо взглянул в глаза собеседника.

Коробейник искренне развеселился.

– Чего? Что ты пойдешь в УСБ или в прокуратуру и на меня стуканешь? Во-первых, если ты согласишься, стучать будет не в твоих интересах. Я – тот самый сук, на который тебе предлагается очень конкретно подсесть. А сук под собой не рубят. Во-вторых – тебе все равно никто не поверит. Кто ты теперь? Никто, и звать тебя никак… А тебе предлагается из грязи в князи… Так как насчет того, чтобы стать директором в «Золотом драконе»?

– Насосом работать? Бабло за ментовскую «крышу» с Нгуена качать?

– Насосом буду я, – веско опроверг правоохранитель. – А ты – простым информатором. Небесплатно, конечно.

– Я в ресторанном бизнесе не силен, – признался Эдик, кляня себя за уступчивость; он уже почти согласился принять заманчивое предложение.

– А это не главное. Ты – бывший оперативник, практический работник, отлично знаешь законы. Значит, представляешь, как их можно обойти. Человек с большим жизненным опытом… и лагерным сроком. Значит, в людях должен разбираться. А остальное… Ничего, научишься. Ментом ты тоже не сразу стал.

– А если я откажусь?

– Хозяин – барин. У тебя, наверное, есть другие варианты трудоустройства? – с высот состоявшейся судьбы парировал начальник ОБЭПа.

Эдик прикусил язык. Отказываться от столь роскошного предложения было действительно глупо.

– Так что – согласен?

– Согласен, – вздохнул бывший мент, комкая в душе остатки самолюбия.

– Вот и хорошо… – Постучав вилкой по бутылке, Юра подозвал официантку. – Нгуен уже здесь?

– Еще нет, – подобострастно ответила та. – Обещал быть через полчаса. Он уже в курсе.

– Когда объявится – скажешь, – властно распорядился милиционер.

– Хорошо, Юрий Васильевич…

– Свободна. Да, чуть не забыл… – Достав из кармана пачку стодолларовых банкнот, Коробейник отслюнявил десять хрустких бумажек и протянул их Эдику. – Вот, возьми на первое время. Вернешь, когда раскрутишься.

Голенков уже раскрыл рот, чтобы с гордостью отказаться. Но, подняв глаза на собеседника, осекся. Сытое, раскрасневшееся лицо Коробейника выражало безграничную самоуверенность. Было очевидно, что этот человек, привыкший к постоянной податливости окружающих и к своему крепкому кабаньему бегу по земле, даже в мыслях не допускает, что кто-то может сказать ему «нет».

– А теперь – давай гулять! – по-хозяйски распорядился милицейский подполковник и, гостеприимно наклонив бутылку к рюмкам, коротко бросил: – За нас!..

Эдик старался меньше пить и больше закусывать, чтобы не окосеть окончательно. На языке его давно пузырился вопрос, ради которого он, собственно, и согласился ехать в кабак. И хотя вопрос этот почти означал просьбу о помощи, недавнему зэку не из чего было выбирать.

– А что за бумага на Жулика из Интерпола пришла? – вкрадчиво спросил он.

– А-а-а, ты про этого артиста… – с набитым ртом отмахнулся Коробейник. – Опять из тюрьмы сбежал.

– Что значит «опять»? – Голенков не верил своим ушам.

– Долго рассказывать…

Эдик выстелил голос бархатом.

– Расскажи мне, пожалуйста, об этом уголовнике. Все, что тебе известно. Очень надо.

– Тебе как – все по порядку? Так это на целый вечер… Если не больше.

– Хотя бы в общих чертах.

Повествование подполковника милиции заняло минут двадцать и прозвучало предельно недостоверно, словно пересказ приключенческого фильма. Здесь было все: хитроумные «рывки» из лагерей и вагон-заков, элегантные мошенничества и блестящие ограбления, неудачные милицейские подставы и дерзновенный полет жульнической мысли… Последним местом заключения этого афериста стала неприступная парижская тюрьма «Сантэ», откуда заключенного и должны были экстрадировать в Россию. Однако Жулик умудрился сбежать даже оттуда, о чем российское отделение Интерпола и оповестило местное ГУВД соответствующей бумагой.

– Когда, говоришь, этого сучонка последний раз в нашем городе видели? – с нехорошим блеском в глазах уточнил Голенков.

Коробейник принялся загибать толстые белые пальцы.

– Три, четыре, пять… Где-то шесть месяцев назад. В октябре – ноябре прошлого года. Тогда же его и закрыли на строгач. А что?

– Да так, ничего…

– Отомстить хочешь? – едва заметно улыбнулся начальник ОБЭПа. – Поздно, батенька. Думаю, в России он не появится ни при каких обстоятельствах. Он что – совсем идиот за тягунским сроком возвращаться? Раньше надо было думать. Ты, кажется, в свое время Сазонова на «рупь-тридцать один» крутил?..

– По части «два» пункту «д», изнасилование заведомо несовершеннолетней… – механически отозвался Голенков.

– Нормальная глушняковая статья. Вот и надо было его конкретно грузить, а не под подписку выпускать!

Эдик понуро промолчал. Он и сам понимал, чего стоила ему та роковая ошибка.

Подошедшая официантка заискивающе взглянула в глаза Коробейника.

– Юрий Васильевич, Нгуен только что подъехал. Ждет в кабинете. Позвать?

– Нет. Я к нему сам схожу. – Грузно поднявшись, начальник ОБЭПа двинулся в сторону кухни. – Не грусти, Эдичка. Мы скоро придем.

В отсутствие собутыльника Голенков принялся изучать ресторанную публику. Ничего любопытного он не рассмотрел: жующие рты, пьяные рожи, густое бутылочное мерцание на столах… Взгляд его метлой прошелся по залу и неожиданно зацепился за столик у самого входа.

За столиком сидели две молоденьких девушки. Первую Эдик узнал сразу же: это была та самая беременная малолетка, которая давеча отказала младшему брату в покупке покемона. Слева от беременной сидела рослая желто-смуглая блондинка с длинными распущенными волосами: ухоженная, стильная и кинематографически хорошенькая. Огромные очки придавали ей сходство со стрекозой. Склонив голову, девушка снисходительно слушала беременную спутницу.

Лицо бывшего сыскаря вытянулось от удивления. Челюсть лязгнула, кровь ударила в виски, ладони мгновенно вспотели. Медленно поднявшись, он судорожно схватился за скатерть. Тарелка, съехав на край стола, с жалобным звоном свалилась на пол.

В смуглой блондинке Эдик узнал свою единственную и горячо любимую дочь Таню, которую не видел четыре с половиной года…

Пошатываясь, Голенков двинулся по проходу между столиками. Подошел к дочери и, улыбнувшись, молвил с ласковой укоризной:

– Ну, здравствуй, дорогая Танечка… Так вот как ты меня ждешь!

Дочь не успела ни удивиться, ни даже ответить – беременная малолетка сразу же отреагировала агрессивной скороговоркой:

– Слышь, достоевский, ты меня уже натурально заколупал, бля! Второй раз тебя за сегодня вижу. Ты че, мусор? На слежку пробило? – Кивнув кому-то за соседним столиком, девица бросила развязно: – Цаца, объясни этому колдырю, чтобы к нам с Танюхой не приставал!..

Все произошло слишком неожиданно… Боковым зрением Эдик засек чью-то руку с бутылкой, внезапно вознесенную над его головой. Недавний арестант отличался завидной реакцией и инстинктивно отшатнулся в сторону.

Это спасло ему жизнь.

Бутыль, описав широкий полукруг, просвистела у его виска и врезалась в спинку стула. Стеклянные осколки шрапнелью разлетелись над столиками. Развернувшись, Голенков попытался было вытащить нападавшего из-за стола. Но, получив слепящий тычок в солнечное сплетение, мгновенно перегнулся, как складной метр.