Текст книги "В ледяном аду"

Глава 3

Погода ухудшалась. Снег не падал, но ветер нес его по земле. Вездеходы и спасательные плоты, замершие на месте, быстро покрыла белая пелена. Первое время люди еще пытались очистить их, но вскоре выбились из сил, ведь у них не было даже элементарных снегоуборочных лопат. Они не входят в комплектацию спасательного плота, который должен использоваться лишь в море, а не на суше.

– Если нас окончательно занесет, то никто и не заметит, – наконец-то признал очевидное Ерохин. – Прогноз на ближайшее время неутешителен. Вряд ли самолет подымется в воздух.

Давыдовский вынужден был согласиться с этим и добавил:

– Можно, конечно, греться в вездеходах по очереди, но тогда мы быстро сожжем весь запас топлива.

– Это далеко не лучший выход, – подтвердил Шепелев.

– Предлагаю двигаться в сторону Лазаревской. Там есть законсервированные запасы топлива и провизии, модульные дома. Если туда доберемся, то легко продержимся до прибытия помощи. Ваши вездеходы смогут отбуксировать до Лазаревской спасательные плоты по снегу? – спросил капитан.

– Раньше я подобным не занимался, – признался Шепелев. – Но топлива, по-моему, должно хватить, даже если идти с таким грузом.

– Вы так уверены в своих машинах?

– А почему бы и нет!.. Во всяком случае, я ничего лучшего пока не встречал. Гусеничные вездеходы на базе армейской техники – это вчерашний день. Будущее за машинами на пневматическом ходу.

– Что ж, придется поверить вам на слово, – проговорил капитан.

– Михаил Павлович, тогда прошу в мою машину. – Старший научный сотрудник сделал широкий жест, указывая на красный вездеход. – Вам как руководителю положено лучшее место – рядом с шофером.

Давыдовский покачал головой.

– Может, и положено, но я его уступаю другим. Сам поеду на спасательном плоту вместе с аппаратурой. Не хотелось бы повредить ее во время транспортировки. Так что, Илья, сильно не гони. На плоту тряска страшная.

Антарктика – единственный континент, где вообще нет дорог. А к чему они, если природа сама позаботилась о том, чтобы соорудить обширные открытые пространства, занесенные снегом?

Машины шли колонной, чтобы тратить меньше топлива на прокладывание колеи и санного следа. Впереди двигался ярко-красный вездеход. Огромные колеса разбрасывали снег, и он вихрился за кормой этого чуда техники.

Шепелев удобно расположился в уютном велюровом кресле и рулил лишь одной рукой. Тут тебе ни встречного движения, ни разделительных полос, ни перекрестков. По большому счету можно было просто зафиксировать руль, на педаль газа положить кирпич и даже немного вздремнуть.

Ерохин сидел в кресле рядом с водителем. В салоне на разложенных сиденьях жались друг к другу десять членов команды «Профессора Молчанова». Хоть и тесно, но все же комфортнее, чем ехать на спасательном плоту.

– Никогда раньше не видел таких машин, – удивлялся капитан. – Откуда они взялись в нашей экспедиции? Их специально для арктических условий разрабатывали?

– Самое смешное, что конструкторы абсолютно не думали о том, что эти машины будут работать в полярных условиях. Их в Беларуси создали. Для того чтобы по полесским болотам ездить, обслуживать плантации клюквы. Этому вездеходу без разницы – по земле он катит, по бетону, трясине или озеру. Даже останавливаться не приходится, когда с суши на воду перемахиваешь.

– Это я уже заметил, – вставил Ерохин.

– Придуманы просто, прямо как топор, но гениально. У них даже покрышек нет. – Шепелев бросил ленивый взгляд на широкое колесо, вращающееся за стеклом. – Одна только тонкостенная камера из кевлара. Давление в ней даже немного меньше одной атмосферы. Поэтому площадь соприкосновения с поверхностью большая и сцепление хорошее. Снег, кстати, придавливает даже меньше, чем лыжник. Легкая, маневренная. Топлива жрет совсем мало, как легковая машина. На ней, кстати, и двигатель, и коробка от «Фольксвагена» стоят. Серийные, между прочим. Я на этих изобретателей абсолютно случайно вышел – судьба свела. Пригласили меня друзья на рыбалку в белорусское Полесье. Там Припять течет, и рыбы столько, что руку сунь – тут же за палец цапнет. Правда, есть ее лучше не надо, Чернобыль поблизости.

– Это больше удовольствие, чем промысел, – сказал капитан. – Я в речной и озерной рыбалке ничего не понимаю, а вот в море рыбу ловить умею.

– Полесье – это почти сплошное болото. Города и деревни стоят только на песчаных островах. Раньше, еще до мелиорации, вообще непролазное место было. От одной деревни до другой всего какой-то километр, а люди к родственникам только зимой, когда все льдом схватит, попасть могут. Вот и мы до места рыбалки от Гомеля черт знает чем добирались. Сперва машиной, потом пешком и на лодке. Места дикие! Ивы старые стоят, а на каждой штук по десять гнезд – цапли живут. Мне говорили, что это самая большая популяция в Европе. И вот стоим мы с удочками, пейзаж такой, будто цивилизации вообще не существует. Ни тебе шоссе до самого горизонта, ни линий электропередачи, разве что самолет в небе зарисуется. Тут смотрю и глазам своим не верю. Катит по воде автомобиль на колесах, спокойненько себе так, словно и не вода под ним, а стекло. Подруливает к нам, не останавливаясь, на берег выезжает. Из кабины серьезный мужчина вылезает, с бородой. Познакомились. Оказывается, это конструктор с минского завода колесных тягачей. Вот такую вот хрень придумал по заказу их Министерства сельского хозяйства. Фирму небольшую организовал, где эти вездеходы и выпускает под заказ. Всякие охотники да рыбаки с деньгами охотно покупают. Недорого стоит – тысяч под двадцать зелени. Основное в цене – это кевлар для колес. Я как эту технику увидел, так сразу и понял, что ничего лучшего для полярных условий не существует. Белорусскому изобретателю эта идея понравилась. Он в бизнесе фишку рубит. Наш институт академический три такие машины купил. А сам изобретатель бизнес на компаньонов оставил и с одним другом иным делом промышлять стал. Он теперь в здешних краях. – Шепелев повел рукой перед собой, имея в виду просторы Антарктики. – Они туристов на вездеходах катают. Писал мне недавно, что хорошо зарабатывает. Настоящим полярником заделался. Обещал, кстати, и на Лазаревскую как-нибудь заехать, гостей привезти.

– И много туристов в Антарктике бывает? – спросил капитан.

– Хватает. Вот украинцы на своей станции и научные исследования проводят, и бар организовали, единственный в Антарктике, если не считать тех, которые в американских гостиницах на самом Южном полюсе находятся. Наловчились они здесь самогон гнать и классный маркетинговый ход придумали. Мол, единственный в мире горячительный напиток на кристально чистой ледниковой воде!

Спасательный плот, буксируемый красным вездеходом, бросало из стороны в сторону. Временами он даже подлетал на снежных неровностях. Давыдовский сидел на одном из кофров, руками и ногами пытался придерживать другие. Полог надувного домика он не застегивал, чтобы видеть, что происходит вокруг. Снег вместе с ветром врывался внутрь, сек руководителя группы по лицу.

Давыдовский постоянно чертыхался, а потом сказал неизвестно кому:

– Вот уж точно день не задался. А все, что плохо начинается, имеет тенденцию продолжиться точно так же.

Что именно может пойти не так, он пока себе не представлял. Вроде бы самое страшное уже позади. Кораблекрушение пережито. С борта «Профессора Молчанова» удалось эвакуировать людей, самое важное оборудование и даже вездеходы. Но гнусное предчувствие не покидало доктора наук.

Сквозь разрыв в метели он увидел впереди мрачные параллелепипеды законсервированной антарктической станции Лазаревская. Модульные домики, цистерны с топливом, ангары казались плоскими, словно вырезанными из серого картона. Ощущение заброшенности, безжизненности просто струилось от этих строений, давило на психику. Впечатление усугубляло низкое солнце, еле пробивающееся сквозь несущийся снег.

Вездеходы сбавили скорость, и караван неторопливо подкатил к самому большому модульному дому. Замолкли моторы. Люди неохотно выбирались из теплых салонов на улицу.

Борода и брови у Давыдовского за время путешествия успели покрыться инеем. Он смахнул его толстой рукавицей и осмотрелся. Ему было известно, что в штатном режиме станция способна принять максимум двадцать человек. Это из расчета спальных мест. Его научно-исследовательская группа состояла из десяти участников. Плюс команда утонувшего судна. Это еще двадцать персон.

Теперь ему предстояло разместить всех, дать им кров и пропитание до того времени, пока прибудет спасательный самолет с соседней российской антарктической станции. Если верить прогнозу, то ожидание могло затянуться на целую неделю. Давыдовскому не хотелось терять время, оно было на вес золота. Ведь вскоре должна была наступить полярная ночь.

Ученым следовало испытать аппаратуру и собрать максимум материала, чтобы потом, когда на Антарктику навалится темнота, иметь возможность спокойно его обрабатывать. Да и с исследованиями на шельфе стоило поспешить. Недели через три океан могли сковать льды.

В суровых климатических условиях существуют свои правила жизни и взаимоотношений между людьми. Здесь не принято устанавливать внешние запоры, вешать замки. Любой человек, потерпевший бедствие, должен иметь возможность воспользоваться продуктами, теплом, кровом. К тому же в Антарктике нет животных, способных проникнуть в жилые помещения станции. Это хитрый белый медведь может научиться открывать засовы. А пингвин хоть и сообразительный, но все же птица. Он питается рыбой, и ему на удалении от моря, среди снегов, делать нечего.

Давыдовский отбросил засов на двери, дернул полотно на себя и шагнул в тамбур, обросший инеем. Ему повезло: следующая дверь тоже не примерзла. Помещение, служившее на станции клубом, столовой и комнатой для совещаний, выглядело неприветливо. Сквозь окна, покрытые причудливыми ледяными узорами, едва пробивался свет. У ученого возникло такое впечатление, что он очутился в ледяной избушке. Здесь все покрывал иней. Столы, стулья казались сделанными из хрупкого снега.

– Заносите оборудование! – крикнул он и вышел на улицу.

Ерохин явно чувствовал себя слегка растерянным. Человек, привыкший всем управлять на море, на суше оказался в непривычном для себя качестве. Но все же у него имелась своя команда, которую нужно было занять делом.

– Михаил Павлович! – обратился капитан к руководителю научно-исследовательской группы. – Разрешите моим людям заняться расконсервацией электростанции.

– От помощи не откажусь, – согласился Давыдовский.

Он тоже прекрасно понимал, как важно чем-то занять людей. Тогда и время бежит быстрее.

Мотористы «Профессора Молчанова», подсвечивая себе фонарями, уже колдовали в мрачном помещении электростанции. Большой корабельный дизель стоял на помосте, сваренном из швеллера. Первым делом люди проверили солярку, подведенную прямо из цистерны. Опасения оказались напрасными. Дизельное топливо было качественным, сохраняло текучесть. А ведь могло случиться и так, что хлопья парафина забили бы патрубки.

Старший моторист Алексей Котов навернул на шкив кожаный ремень с палочкой-поперечиной, привязанной на конце, и резко дернул его. Пускач завелся с полуоборота, затарахтел.

– Получилось! – Леша улыбнулся. – Теперь будем молиться, чтобы заработал и дизель. – Он повел на себя рычаг.

Что-то заскрежетало. Дизель вздрогнул и секунд десять крутился вхолостую. Товарищи Алексея замерли в напряжении. Наконец мотор чихнул и завибрировал.

– Порядок. Теперь главное – не спешить, дать ему разогреться.

В помещениях станции зажегся электрический свет. Стали нагреваться ТЭНы. Вскоре иней превратился во влагу, заработала система вентиляции, лужицы на полу понемногу подсыхали.

Тем временем Шепелев вместе с другими водителями вездеходов топтался возле старого бульдозера «Т-75» в арктическом исполнении. Им удалось запустить древнюю технику. Илья сел за рычаги и принялся расчищать проходы между модульными домиками.

Ожила и радиостанция. Была налажена связь с внешним миром. Давыдовский и Ерохин смогли доложить своему руководству о положении дел на станции и почувствовали себя гораздо спокойнее.

Через полтора часа повар уже приготовил обед и люди смогли поесть горячего. Помещение, где стояли столы, наполнилось ароматами тушенки, свежего кофе. Звенела посуда, разговоры сделались громкими, зазвучали шутки.

Подкрепившись, Давыдовский с Ерохиным отправились осматривать окрестности. У западной оконечности станции надо льдом и снегом возвышалась небольшая плоская скала. На одном ее отроге высился бетонный постамент, а на нем стоял бюст вождя мирового пролетариата. Владимир Ильич выпученными бетонными глазами смотрел в сторону океана. Зрелище было довольно-таки сюрреалистическим. Капитан и руководитель научно-исследовательской группы, не сговариваясь, усмехнулись.

– Вот же времена были. Переть на край света памятник Ленину!.. Уж лучше бы лишних пару сотен литров солярки или консервов сюда забросили, – проговорил Давыдовский.

– Да уж, Михаил Павлович!.. У меня такое ощущение, будто мы с вами попали в машину времени и вернулись лет на тридцать в прошлое. Вот придем обратно на станцию, и придется вам проводить политинформацию.

На скале, неподалеку от памятника Ленину, виднелось еще одно сооружение. Глядя на него, улыбаться никому уже не хотелось. За незамысловатой оградкой, сваренной из стальных труб и якорных цепей, на металлическом постаменте из ржавых швеллеров и уголков стояли два запаянных цинковых гроба. Они словно зависли между небом и землей.

– Да, времена были!.. – проговорил Давыдовский. – СССР – единственная страна, которая не забирала погибших и умерших полярников домой, а хоронила их таким вот варварским способом прямо в Антарктике.

Ерохин подошел и смахнул рукавом снег с табличек из нержавейки, укрепленных прямо на цинковых гробах. Но прочитать имена полярников он так и не смог. Металл покрывала толстая корка льда.

– Даже не знаю, что и сказать. «Пусть земля будем вам пухом» – нет, эти слова в нашем случае не подходят, – проговорил капитан.

– Мир праху, – нашел нужную формулировку Давыдовский.

– Я не хотел бы мешать вашим исследованиям. Вы и так многое сделали и делаете для команды погибшего судна, – сказал Ерохин. – Обустраивайтесь на станции так, словно моих людей здесь нет, и приступайте к работе. Единственное, на что мы претендуем, – это пользоваться пищеблоком. На складе достаточно каталитических обогревателей, работающих на бензине. Моя команда будет жить на спасательных плотах и в палатках. Я же понимаю, время вас поджимает.

– Спорить не стану. – Давыдовский благодарно улыбнулся.

Мужчины стояли на краю скалы и смотрели на то, как тарахтящий, дымящий бульдозер расчищал взлетно-посадочную полосу для приемки спасательного самолета. Старенький «Т-75», за рычагами которого сидел Шепелев, исправно трамбовал траками снег.

– Ну вот. Жизнь продолжается, – произнес Ерохин. – Скоро я и мои люди уже совсем не будем вас стеснять.

Небольшой городок Рио-Гранде, находящийся в аргентинской части острова Огненная Земля, никогда прежде не видел такого наплыва туристов. Обычно жизнь тут течет медленно. Одни и те же новости перетираются в разговорах неделями, а то и месяцами. Но проведение международного соревнования боевых пловцов подтянуло на этот неприветливый край света множество любителей дайвинга, флотских отставников и просто любопытных. Не каждый же год проводятся подобные мероприятия. Да и боевые пловцы – каста закрытая.

Попасть на соревнования в качестве зрителя – удовольствие не из дешевых. Самая состоятельная публика прибыла сюда на своих яхтах. В небольшом порту трепетали на ветру флаги чуть ли не всех стран мира.

Как и предвидел Нагибин, команда Российской Федерации заняла первое место. Вообще-то это событие следовало бы хорошо отметить, но завтра три команды, вышедшие в финал, ожидали показательные выступления.

Катя Сабурова и Николай Зиганиди сидели в номере у Саблина. На столе, рядом с чашками кофе, поблескивали три золотые медали с ленточками, окрашенными в цвета аргентинского флага. Товарищи как раз обсуждали, стоит ли включить в показательные выступления не до конца отрепетированный номер. При его исполнении Катя погружалась бы с распущенными волосами.

– Это всегда впечатляет публику, особенно мужчин, – настаивала Сабурова.

В дверь номера деликатно постучали. Саблин машинально глянул на часы, стоявшие на прикроватной тумбочке.

– Двенадцать ночи. Поздновато, – тихо произнес он и разрешил: – Входите!

Дверь отворилась, и троица уставилась на позднего гостя. Вот уж кого они не ожидали увидеть здесь и сейчас!.. На пороге стоял контр-адмирал Нагибин. Одетый в джинсы и легкий цветастый свитер, он выглядел непривычно и экстравагантно.

– Добрый вечер. Вернее, доброй ночи, – произнес он, прикрывая за собой дверь. – Разрешите присесть?

Растерявшиеся боевые пловцы даже не знали, что и сказать. Нагибин со своей обычной, еле уловимой улыбкой, не дожидаясь приглашения, отодвинул плетеный стул, сел на самый его краешек, положил на стол руки со сцепленными пальцами.

– Кофе не предложите? – светским тоном поинтересовался он.

– Конечно, товарищ контр-адмирал. – Катя тут же вспорхнула из-за стола и вернулась к нему со сферической стеклянной колбой, в которой плескался кофе. – Еще не совсем остыл. Или вам свежий приготовить? – спросила она.

– Наливай какой есть.

– Поздравить нас приехали? – наконец-то прорезался голос и у Саблина, который прекрасно понимал, что вряд ли Нагибин преодолел многие тысячи километров лишь для того, чтобы лично пожать руки победителям международных соревнований.

– И это тоже. – Контр-адмирал бросил взгляд на золотые медали. – Молодцы, постарались. Ничего другого я и не предвидел.

Федор Ильич поднялся и по очереди пожал всем руки. Но улыбка тут же исчезла с его лица.

Он сделался предельно серьезным и распорядился:

– Собирайте вещи. Мы сейчас уезжаем.

– А как же показательные выступления? О них уже объявлено. Соберутся зрители, – растерялась Сабурова.

Нагибин покачал головой и заявил:

– В показательных выступлениях примут участие команды, занявшие второе и третье места. Ваши выступления отменяются. Я уже сделал соответствующие распоряжения.

– И что скажут публике? – напрягся Зиганиди.

– Объяснят, что российская команда отравилась некачественным ужином. Извините, но ничего лучшего мне в голову не пришло. Я жду вас во дворе гостиницы. На сборы десять минут. – Контр-адмирал глянул на часы, одним глотком допил кофе, пружинисто поднялся и вышел за дверь.

– Ну и дела!.. – выдохнула Катя. – Никогда не знаешь, чего от него ждать.

– Приказ есть приказ. – Николай тоже вздохнул.

– Надеюсь, это не гринписовцы так оперативно успели отремонтировать свой ледокол.

Товарищи разошлись по своим номерам. Флотская дисциплина дала о себе знать. Все трое почти одновременно появились у стойки и сдали портье ключи от номеров. Он положил перед боевыми пловцами буклет с программой соревнований и попросил автограф.

– Мой сын за вас очень переживал. Даже ставку сделал на вашу команду и выиграл.

– Мы рады за него. – Катя поставила подпись.

Саблин криво черканул программку в самом углу и придвинул к Николаю. Тот расписался совсем неразборчиво.

За стеклянной дверью маячил силуэт контр-адмирала. Идеально прямая спина, развернутые плечи, гордо поднятая голова. Широко расставленные ноги свидетельствовали о том, что большую часть времени Федор Ильич привык проводить в море.

Катя подхватила свой чемодан и покатила его к выходу, при этом на корню пресекла попытку портье услужить ей.

– А где машина? – спросила Сабурова, оглядевшись.

– До порта недалеко, можно и пешком пройтись, – объяснил Нагибин. – А все оборудование я уже отправил грузовым фургоном, который принадлежит отелю.

Федор Ильич быстро сдвинулся с места. Он даже не оборачивался, чтобы проверить, следуют ли за ним его подчиненные.

Колесики чемодана Кати гулко стучали на стыках плит. Эти звуки далеко разносились по ночному городку.

В самом начале портовой стенки стояла элегантная моторная яхта. Над ее кормой вяло колыхался новозеландский флаг. Сходни были опущены. На борту яхты виднелся неулыбчивый мужчина в капитанской фуражке и белом костюме.

– Нам сюда, – негромко произнес Нагибин, пропуская вперед себя Катю, Виталия и Николая.

Обладатель капитанской фуражки лишь кивнул в знак приветствия, руки не подавал.

– В тесноте да не в обиде. – Нагибин распахнул дверь каюты. – Тут вам придется жить втроем.

– Нам не привыкать. Тут места побольше, чем в палатке. – Катя вкатила в просторную каюту чемодан и вопросительно посмотрела на контр-адмирала.

– Располагайтесь. Жду вас через пятнадцать минут в кают-компании. – Нагибин аккуратно прикрыл за собой дверь.

Тихо заурчал двигатель, и яхта отправилась в путь.

– Судьба всегда готова преподнести множество неожиданных поворотов, – философски заметил Виталий, забрасывая свой рюкзак на верхнюю полку.

Через четверть часа боевые пловцы поднялись в кают-компанию. Оборудована она была дорого, но неброско и со вкусом. Кожаная мебель сдержанных тонов. Низкий журнальный столик с толстой стеклянной столешницей. На стене огромный экран плазмы. Стеллаж с книгами и бар со стеклянной дверцей, подсвеченный изнутри. Одну сторону кают-компании занимало широкое панорамное окно, сквозь которое можно было видеть удаляющиеся огоньки Рио-Гранде.

Нагибин стоял, заложив руки за спину, и смотрел на ночное море.

– Присаживайтесь к столу, – не оборачиваясь, произнес контр-адмирал. – Я вам обещал славу, вы ее получили. А вот со всем остальным придется немного подождать. Появилось неотложное дело. – Он резко обернулся, взял с полки ноутбук, лист бумаги, остро отточенный карандаш и пристроил все это на стол.

– Для начала можно узнать, куда мы направляемся? – осторожно полюбопытствовала Катя.

– Даже не можно, а нужно. – Нагибин усмехнулся. – Мы направляемся к берегам Антарктиды.

– К чему такая спешка? – спросил Саблин.

– Резонный вопрос, – согласился контр-адмирал. – В одной из бухт залива Ронне, это у острова, который называется Земля Александра Первого, несколько дней тому назад затонуло российское научно-исследовательское судно «Профессор Молчанов». Благодаря уверенным действиям команды и расторопности капитана кораблекрушение обошлось почти без жертв. Погиб лишь механик. Большая часть оборудования была эвакуирована. Цель экспедиции – доставить группу ученых на законсервированную полярную станцию Лазаревская и приступить к геологоразведке. Более подробно обо всем этом вы можете узнать из файлов, которые я вам передам. – Нагибин защелкал клавишами компьютера, на экране появилось изображение «Профессора Молчанова». – Судно предположительно получило пробоину, столкнувшись с подводным препятствием. Нарост льда или скала. Но наши аналитики, учитывая основную цель экспедиции, не исключают и диверсии.

– Какова основная цель? – поинтересовался Саблин.

– Правильный вопрос. Цель определяет мотивы действий возможных диверсантов. Многие страны, в том числе и Россия, в настоящее время активизировали поиск углеводородного сырья в самой Антарктиде и на тамошнем шельфе. Это своеобразная гонка. Такая геологоразведка не совсем законна. Но никто не запрещает заниматься ею в чисто научных целях.

– Вы считаете, что в нашем варианте присутствует гонка с выбыванием? Кто-то решил устранить конкурентов?

– Вполне возможно. Нам повезло, что вы оказались единственной хорошо подготовленной группой боевых пловцов в данном регионе. Время теперь на вес золота. Еще несколько недель, и бухту могут сковать льды. Тогда к затонувшему судну не подобраться. А нам нужно оперативно выяснить, был ли это несчастный случай или же диверсия, а также оценить возможность подъема судна. Если это можно сделать, то приступать к работе надо немедленно, до наступления холодов.

– В трюме остался ценный груз?

– Самое важное оборудование было эвакуировано. А в трюме в разобранном виде находится мобильная буровая платформа, опытный экземпляр.

– Задача ясна, – заявил Саблин.

Нагибин отсоединил от компьютера флешку, протянул ее Виталию и сказал:

– Держи, каплей. На досуге почитаешь сам и познакомишь с информацией своих товарищей. А теперь всем отдыхать. Завтра днем мы уже окажемся на месте и должны будем тут же приступить к работе. – Контр-адмирал поднялся, давая понять, что вводный инструктаж окончен. – И пожалуйста, каплей, не суши мозги над шахматами хотя бы сегодняшней ночью. Мне твоя сообразительность потребуется завтра.

– Шахматы мозги не сушат, товарищ контр-адмирал. Спокойной ночи.

Боевые пловцы покинули кают-компанию. Нагибин вновь подошел к панорамному окну, заложил руки за спину и долго смотрел на море. Затем он взял пульт со спинки дивана, нажал кнопку. Тихо загудел электропривод, плотная штора закрыла стекло. Федор Ильич уменьшил свет, сбросил ботинки, прилег на диван и закинул руки за голову.

Море мерно качало яхту. Саблин с Нагибиным стояли на палубе. Волны неярко поблескивали. Их цвет был такой, словно их отлили из стали. Птицы с криками носились над водой, то и дело ныряли, выхватывали рыбу и уносили ее к близкому берегу. Слева по борту виднелись антарктические горы, похожие на египетские пирамиды. До самого горизонта там и тут белели верхушки айсбергов.

– В таком бы пейзаже да отпуск провести!.. – мечтательно протянул Саблин.

– Для отдыха я предпочитаю теплые моря. В крайнем случае Балтику, – серьезно проговорил Нагибин.

Моторная яхта уверенно резала волны. Взору открывались все новые и новые бухты. Нагибин поднес к глазам бинокль, некоторое время всматривался в побережье, затем снял ремешок с шеи и подал оптику каплею.

– Это вон там, видишь? – указал он рукой. – Над бухтой как раз раздвоенная вершина горы. Глубина, на которой залегает «Профессор Молчанов», небольшая, до тридцати метров. Так что барокамера нам не потребуется.

На палубу с чашкой кофе в руках вышла Катя.

– Легко ты оделась для здешней погоды. – Федор Ильич улыбнулся. – Доброе утро.

– Я не мерзлячка. – Катя пристроила чашку на выступ надстройки, застегнула молнию куртки и накинула капюшон с меховой оторочкой.

– Ученые уже добрались до станции, расконсервировали ее, ждут помощи и готовы приступить к работе, – проговорил Нагибин. – Надеюсь, и мы быстро со всем справимся. Жаль, конечно, что показательные выступления не состоялись, но у нас очень мало времени.

– Что ж, выступление – это роскошь, которую мы не можем себе позволить, – произнес Саблин.

Яхта стала забирать к берегу. Рулевой изящно обошел громаду айсберга, возвышающуюся над водой, и замедлил ход. Пейзаж был величественным. Узкий каменистый пляж, местами покрытый снегом. Горные вершины и заснеженная площадка перед ними. Яхта замедлила ход, замерла на волнах. Было слышно, как тихо работала ее силовая установка.

– Якорь бросать не будем? – поинтересовался Саблин.

– Лишнее. – Нагибин махнул рукой. – Эта посудина вся напичкана электроникой. Автоматика может удерживать судно на месте с точностью до полуметра.

Саблин ввел в навигатор координаты, переданные радистом «Профессора Молчанова».

– Под воду спустимся я и Катя, – сказал Виталий. – А ты, Николай, останешься на борту.

Зиганиди пожал плечами. Спуск производился в холодных антарктических водах, но не сулил быть экстраординарным. Ведь предстояло сделать не так уж и много. Отыскать пробоину и определить ее характер, а также проверить трюм затонувшего судна. Если его гибель стала следствием диверсии, то нельзя было исключать, что кто-то пытался достать оттуда оборудование – экспериментальную мобильную буровую вышку.

В теплые вещи и гидрокостюмы подводники облачались в кают-компании. Катя и Виталий стояли друг к другу спиной. При этом Саблин видел ее отражение в панорамном окне.

– Волосы не забудь распустить. Это очень эффектно.

– Сам ты дурак, товарищ каплей. – Сабурова рассмеялась. – И, пожалуйста, не пялься так открыто на мое отражение в стекле.

– Можно подумать, я тебя не наблюдал в самых разных видах.

– Одно дело – служба, а другое – когда ты за мной просто подглядываешь.

– Я глаза закрыл.

– Теперь можешь открывать, все равно я уже второй свитер надеваю.

Катя, Виталий и Нагибин стояли на дощатой площадке, закрепленной на корме яхты. Внизу плескалась вода.

– С нетерпением жду вашего возращения. – Федор Ильич махнул рукой.

Катя и Виталий синхронно ушли под воду с края настила. Контр-адмирал скрестил на груди руки и прислонился к корме яхты. Он следил взглядом за удаляющейся чередой пузырьков, лопавшихся на поверхности воды.

Видимость была отличной. Виталий по наклонной продвигался ко дну. Следом за ним плыла Сабурова. Внизу уже различались контуры затонувшего судна. «Профессор Молчанов» лежал на правом борту. Ни надстройка, ни мачты не были повреждены. Возле корабля сновали верткие рыбки, тонким туманом висел планктон.

Рука Саблина коснулась обшивки судна. Теперь он двигался вдоль самого борта. Катя всплыла повыше, обогнала его и указала рукой на замеченную пробоину. Виталий зажег фонарь и осветил рваные края металла. Катя была уже рядом, осторожно ощупывала пальцами разорванный металл.

Пробоина была небольшой, и это настораживало. Если судно натыкается на подводное препятствие, то обычно обшивку вспарывает как консервным ножом, и пробоина получается протяженной. Тут же создавалось впечатление, что в борт ударили чем-то острым. Края металла загибались внутрь. Такой след могла оставить только взрывчатка. Не очень мощный заряд, но достаточно сильный для того, чтобы пробить стальные листы.

«Значит, все-таки диверсия. Кто-то установил мину». – Саблин поднял голову.

Они с Катей смотрели друг другу в глаза сквозь стекла масок. Под водой не промолвишь ни слова, и поэтому боевые пловцы хорошо обучены искусству общаться при помощи жестов и взглядов.

«Да, я тоже уверена, что это диверсия. Пробоину проделала взрывчатка», – прочитал Саблин в глазах Кати и тут же ответил ей: – «При этом диверсант вряд ли хотел потопить судно вместе с экипажем. Пробоина небольшая, время на эвакуацию оставалось. Может, все дело в грузе, который остался лежать в трюме?»

Катя согласно кивнула. Она тоже была такого мнения.

Аквалангисты заскользили вдоль борта. Теперь перед ними вертикальной стеной стояла палуба. Пробоина была слишком мала, чтобы через нее проникнуть в трюм. Поэтому пловцам пришлось искать люк. Саблин отдраил его, открыл, направил внутрь фонарь. Свет выхватил из темноты металлические ступеньки крутого трапа. Катя указала пальцем на себя. Мол, я поплыву. Там мало места, и мне будет легче развернуться. Саблин немного поколебался, затем дал согласие и протянул Кате конец тонкого капронового шнура. Та обвязала его вокруг запястья, приняла от Саблина фонарь и медленно вплыла в люк.