Текст книги "Мятежный остров"

7

Майор Лавров со спортивной сумкой на плече стоял в очереди к стеклянной будке паспортного контроля. С собой у него никакой «крамолы» не было. Все необходимое: снаряжение, оружие, боеприпасы, средства связи и средства передвижения – он должен был получить на месте. Правда, было не совсем понятно, каким образом. Все упиралось в неизвестного, с которым предстояло связаться довольно странным образом. Но пока нечего было волноваться. В руках самый настоящий паспорт одной из стран Евросоюза. На плече обычный багаж туриста.

Филиппинский пограничник действовал так же, как и все его коллеги на земном шаре. С каменным лицом он брал документы, коротко смотрел на фотокарточку, сравнивал ее с оригиналом, проверял биометрические данные паспорта, ставил штамп и возвращал владельцу, лишь изредка интересуясь целью поездки.

Когда до заветного окошечка оставалось всего пять пассажиров с рейса, которым прилетел Батяня, к нему подошел полицейский и негромко произнес почти на чистом английском американского образца:

– Прошу пройти со мной, сэр.

– Какие-то проблемы? – Майор Лавров широко улыбнулся, всем своим видом показывая, что никаких проблем у него нет и быть просто не может.

– Это не займет много времени. Простая формальность. Извините за беспокойство.

С полицейскими ни в одной стране мира лучше не спорить. Получится себе дороже. Страж порядка при исполнении имеет много возможностей испортить вам жизнь.

– Пожалуйста, – согласился Андрей, выходя из очереди.

Он шел вслед за полицейским, гадая, чем может быть вызвано такое внимание. На Филиппинах ни он, ни его товарищи еще не успели засветиться и натворить что-либо противозаконное. Нигде не стреляли, никого не захватили, не выкрали, тюрьму штурмом не брали. Приходилось утешать себя, что это простое совпадение, но тем не менее на душе стало тревожно. Правда, виду Батяня не подавал, шел и беспечно улыбался.

– Пройдите сюда, – открыл полицейский дверь.

Батяня сразу же сообразил, что оказался в комнате для досмотра. Из-за стола поднялся офицер.

– Добрый день! – поздоровался он довольно приветливо.

– Добрый день, – ответил Лавров, опуская сумку на досмотровый стол. – Показать багаж?

– Пожалуйста.

Андрей вжикнул застежкой-молнией, запустил руку в сменную одежду, приподнял ее. Мелькнула книга – сборник новелл Селенджера на английском, полученная им от «штатского» из СВР. Багаж офицера не заинтересовал.

– Вас не затруднит снять рубашку?

– Раздеться? – переспросил Батяня.

– Нет, только рубашку, – предупредительно произнес полицейский.

– Раз надо, так надо, – согласился майор Лавров, стягивая рубашку через голову.

– Повернитесь спиной ко мне.

Андрей повиновался. Полицейский тотчас же произнес:

– Можете одеваться.

Лавров надел рубашку.

– На этом все? – спросил он.

– Да, извините за беспокойство, – сказал полицейский и добавил, хоть Лавров и не просил у него объяснений: – У нас ориентировка на опасного преступника. У него на плече приметная татуировка. Вот и приходится проверять всех, кто подходит под его описание. Еще раз извините. Счастливо отдохнуть на Филиппинах.

– Бывает. Понимаю. Служба, – произнес Батяня дежурные для таких случаев слова. – Вы же все это ради нашей безопасности и делаете. Счастливо оставаться.

Израсходовав весь свой запас вежливости, майор Лавров вновь подошел к кабинке паспортного контроля. Пока пограничник интересовался целью приезда и Андрей объяснял ему, что прибыл в качестве туриста, офицер полиции в досмотровой комнате набрал на мобильнике номер:

– Господин капитан, – обратился он к Алонсо, находившемуся на другом конце линии. – Тот эстонец, на которого вы мне указали, имеет на груди и спине не менее шести залеченных огнестрельных ранений и многочисленные шрамы, предположительно от осколочных ранений. Шрамы залечены хорошо, рубцы раскатаны, но все равно заметны. Татуировок нет… Рад был оказать услугу… Надеюсь, это вам поможет…

Батяня подошел к автобусу, который должен был отвезти его с другими туристами к отелю, и отказался от трансфера, сказал, что сам поедет на такси.

Свободных машин, как всегда бывает в крупных аэропортах, хватало. Но будучи насторожен из-за досмотра, Батяня взял не первую попавшуюся.

– Меня встречают. Спасибо. Машины мне не надо, – отмахивался он от надоедливых водителей, навязывающих ему свои услуги.

Наконец Лавров остановил свой выбор на старом «Рено». В пользу этой машины решало то, что за рулем сидел очень молодой человек, который в таком возрасте никогда бы не попал в спецслужбу. Да и степень убитости ветерана французского автопрома была такой, что техники никогда бы не позволили использовать автомобиль с таким износом для оперативных мероприятий. В лучшем случае он годился бы для устройства стационарного поста наружного наблюдения на автомобильной свалке.

Молодой таксист поинтересовался, куда следует ехать, после чего заломил такую цену, что «эстонский турист» вытаращил глаза. Затем он резонно заметил, что машин вокруг хватает, а к нему обратился лишь в надежде сэкономить. Кто ж еще польстится ехать на такой развалюхе? В результате сторговались на сумму втрое меньшую первоначально заявленной. По глазам парня было понятно, что он бы и еще сбросил, если бы Батяня настаивал.

У таксиста выявилось одно хорошее качество: он оказался неразговорчивым. А вот водил он отвратительно, словно только несколько дней тому впервые оказался за рулем. Майора Лаврова так и подмывало предложить парню поменяться местами.

Манила и густонаселенные пригороды давно остались сзади. За стеклами мелькали то затрапезного вида городки с деревушками, то пустынные места. Иногда встречались вполне приличные отели. Но Филиппины не очень популярное среди туристов место. Временами виднелись развалины, оставшиеся после прошлогоднего опустошительного цунами. Ехали уже долго – почти час.

За поворотом возле разрушенного здания показалась припаркованная полицейская машина. Инспектор взмахнул жезлом, требуя, чтобы таксист остановился, и лениво зашагал к автомобилю. Парень слегка волновался, ждал, опустив стекло.

– Выйдите, пожалуйста, из машины, – бесцветным голосом скомандовал инспектор и тут же улыбнулся Батяне: – Вы оставайтесь в салоне. Много времени беседа с водителем не займет.

Таксист с документами в руках перебрался в полицейскую машину. Инспектор что-то говорил ему, для убедительности жестикулируя.

Вернулся парень испуганным, словно ему грозили большим штрафом, но потом все-таки передумали и отпустили, не наказав.

– Все в порядке? – поинтересовался Андрей.

– Да, да… можем ехать.

Таксист нервно завел машину и резко тронул ее с места. Проехав километров пять, он ни с того ни сего стал прислушиваться к тому, как работает мотор, затем несколько раз переключил без видимой надобности скорости.

– Черт, – наконец сказал он и съехал на обочину.

– Что такое? – спросил Батяня.

– Тормоза не работают. Педаль проваливается. – Для наглядности таксист пару раз вдавил педаль.

– На ручнике доедем. Тут уже недалеко осталось. Только не гони, – посоветовал Лавров.

– Ручник у меня ненадежный, – признался таксист и испуганно осмотрелся. – Нельзя дальше ехать. Не имею права подвергать жизнь пассажира риску. Вы уж извините.

– Поехали. Я согласен, – вполне добродушно произнес Батяня.

– Нет, нет… Не могу. Вы не волнуйтесь. Я сейчас брату позвоню, он недалеко живет. Минут через двадцать будет. Вас подберет и доставит на место. А я в мастерскую, не торопясь, поеду.

Водитель нервно набрал номер на мобильнике. Говорил на незнакомом Лаврову местном диалекте, тем не менее суть беседы майор уловил: брат таксиста согласился приехать за пассажиром.

– Вы только никого другого не останавливайте. Брата дождитесь, – попросил парень, когда Андрей уже выбрался из машины.

– Деньги держи.

– Что вы? Вы мне ничего не должны – компенсация за неудобства. С братом можете рассчитаться.

Развалюха тронулась с места и исчезла за поворотом. Батяня присел на ограждения. Ему не нравилось то, как начинался его первый день на Филиппинах. Все можно было объяснить случайностью, но, если случайности повторяются раз за разом, это уже тенденция. И ей должно иметься свое объяснение.

Не прошло и пяти минут, как напротив Лаврова остановилась машина. Андрей уже было подумал, что это так быстро подоспел обещанный таксистом брат, но из автомобиля выбрались сразу четверо местных мужчин. Причем настроены они были явно недружелюбно. Один держал в руке бейсбольную биту, второй – ржавую мотоциклетную цепь. Еще двое шли с голыми руками, но Лавров справедливо подозревал, что в рукавах могут прятаться ножи.

– Гони кошелек, не то убьем, – предупредил тот, кто шел с битой.

Батяня встал с ограждений, прикинул расклад сил. Грабители не выглядели гераклами. Уверенности им наверняка придавала безнаказанность в прошлом. И спокойствие за свою шкуру в будущем. Майор Лавров вполне мог бы справиться с ними. Может, для филиппинцев они выглядели громилами, но явно перед рослым российским десантником казались зарвавшимися подростками-акселератами. Теперь главное было решить, с кого начать. Все-таки четверо на одного многовато. Выбор пал на обладателя бейсбольной биты из-за его оружия. Битой легче достать.

– Разворачивайтесь и проваливайте, – спокойным голосом, совершенно не чувствуя страха, произнес «эстонский отдыхающий».

– А ты дурак! Фул! – растянул в улыбке щербатый рот вооруженный битой грабитель.

Майор Лавров дождался, когда тот замахнется на него своим оружием, и резко уклонился от удара. Тяжелая бита по инерции пошла вниз, ее владелец уже ничего не мог поделать. Андрей сзади ударил ему ногой в промежность. Нападавшего оторвало от земли, и он с криком перевалился через ограждения, скатился с откоса в заросли. Батяня уже приготовился поймать рукой раскручиваемую цепь, намотать ее на запястье и дернуть на себя. Но тут в его голове мелькнула мысль, что так делать нельзя. Он поступал при нападении так, как привык. Если можешь разметать противников, так и делай. Но ведь это поведение специально подготовленного человека – десантника. Искалечишь этих чудаков – частично раскроешь себя. Обычный турист старается не осложнять себе жизнь дракой.

Цепь уже летела на Лаврова. Он грамотно подставил руку, цепь обмоталась вокруг запястья, но он так и не дернул, дал нападавшему второй шанс напасть. Его товарищи уже выхватывали ножи. Любитель подраться цепью подтянул рывком Лаврова к себе, ударил кулаком в челюсть. Лавров намеренно пропустил удар, хотя с легкостью мог бы его блокировать. Из рассеченной губы хлынула кровь.

Когда к груди майора были приставлены ножи, он медленно поднял руки.

– Все, сеньоры. Я погорячился. Берите деньги.

Грабители вытащили бумажник. Зашуршали разноцветными купюрами евро. Их оказалось не так и много – пятьсот. К пластиковым карточкам они не притронулись. Бумажник бросили Лаврову под ноги и скрылись в зарослях.

Батяня опустил руки. Он, конечно, рисковал, давая приставить к своему телу ножи, но логика бандитов обычно такова: зачем вешать на себя труп, если денег от этого больше не станет?

Батяня выругался. Обидно было сознавать, что он поддался бандитам. Сильному человеку это трудно дается. Но он не сомневался, что поступил правильно. Теперь предстояло решить, что делать дальше. По большому счету следовало просто махнуть на все рукой и сосредоточиться на выполнении задания. Но это снова было решение спецназовца. Поэтому, когда рядом остановилась машина, а из окошка боязливо высунулся водитель и поинтересовался: – «Я могу вам чем-нибудь помочь, сеньор?» – то Батяня попросил:

– Вызовите, пожалуйста, полицию.

8

Мистер Грин решил отправить своего «подопечного» подальше от цивилизации. Несмотря на то что Виталия Рождественского во время этапирования держали в наручниках, с мешком на голове, несложно было понять – его перевозили на гидросамолете. А значит, новая тюрьма была на небольшом острове, где даже не имелось взлетно-посадочной полосы. Высокая стена, увенчанная спиралями колючей проволоки, скрывала вид на океан, который мерно вздыхал за ней.

– Ничем не болеет? Никого не заразит? – поинтересовался у американца начальник тюрьмы Фернандес Чуймончо, осматривая Рождественского в приемном помещении.

– Да нет. Был здоров, – сказал Генри. – Так, помяли немного. Но инфекционных заболеваний не наблюдалось.

– Мы проверим, – вмешался в разговор начальник медицинской службы тюрьмы Пеллегрино Родригес.

Он подошел к Рождественскому с пластырем микротеста, прилепил его ему на руку. Затем резко оторвал и внимательно осмотрел:

– Заразы нет.

– Значит, сейчас же отправится на работу. Отведи его к новоприбывшим, – приказал начальник тюрьмы стоявшему возле двери начальнику охраны.

Тот кивнул двум солдатам, те в свою очередь грубо вытолкали Виталия из помещения.

– Видно, что гордец, – сказал сеньор Фернандес. – Это хорошо. Мне нравится следить за такими, – криво ухмыльнулся начальник тюрьмы. – За тем, как они теряют свою спесь.

Начальник тюрьмы, низкорослый филиппинец с узкими глазами, сплюснутым носом, особенно не любил попавших к нему в тюрьму европейцев. Издеваясь над белыми, Фернандес Чуймончо считал, что восстанавливает историческую справедливость, ведь его страна столько «пахала» на европейцев, унижалась перед ними, и только потому, что там, в Европе, придумали огнестрельное оружие. «Управляемый гром», как называли испанские аркебузы в островных племенах, в давние времена наводил ужас на аборигенов, заставляя сдаваться целыми селениями. Фернандес Чуймончо ненавидел белых, но и побаивался их, особенно американцев. Впрочем, в его заведении доставалось и филиппинцам, и индусам, и китайцам, которых немало «парилось» на нарах в убогих бараках. Каждого заключенного Фернандес хотел сломать и унизить. И делал это неординарно и с фантазией, из-за чего мистер Грин и определил своего пленника к нему на «перевоспитание».

– Надо преступнику показать, – говаривал начальник тюрьмы, – что он никто и ничто. А лучшее средство для этого – работа, работа и еще раз работа. И при том полностью бессмысленная. Тогда не возникает гордости за свой труд, пускай каждый негодяй почувствует себя скотом, тягловым животным.

Сеньор Фернандес пригласил мистера Грина и Пеллегрино Родригеса в свой кабинет, где налил каждому по рюмке бурбона. Американец же достал из своего саквояжа пачку долларов.

– Это на содержание… И за ваше усердие. – Он положил деньги на стол.

– Всегда рады помочь нашим американским друзьям. – Сеньор Фернандес сгреб пачку денег, открыл сейф, положил в него доллары и закрыл на ключ.

Мистер Грин предложил сеньорам Фернандесу и Пеллегрино по кубинской сигаре. Сам дал им прикурить от своей зажигалки «Зиппо».

– Карла Свенссона надо сломать… Морально, – протянул он.

– Сейчас будет построение. Хотите посмотреть наши методы? – поинтересовался у американца начальник тюрьмы.

– Не очень. Я утомился от перелета, – честно признался Генри.

– Могу предложить комнату для гостей в моем особняке, – растянул губы в заискивающей улыбке сеньор Фернандес.

– Буду вам очень признателен, – согласился американец.

– Мой племянник вас проведет. – Начальник тюрьмы кивнул Пеллегрино.

Тот выпустил изо рта клуб дыма и произнес:

– Да, конечно… Пройдем прямо сейчас.

– Да, если можно, – попросил утомленным голосом мистер Грин, – хочу прилечь.

Американец и начальник медицинской службы отправились к воротам тюрьмы, а сеньор Фернандес – на плац.

Пеллегрино Родригес на самом деле приходился племянником начальнику тюрьмы и был очень похож на своего дядю. Такой же низкорослый, сутулый, кривоногий, и взгляд узких глаз был таким же колючим. Пеллегрино сам чуть не попал в места заключения из-за аферы с медицинскими страховками. Но связи дяди помогли замять дело, правда, пришлось срочно вывезти племянника подальше от шумных городов, наводненных пронырливыми газетчиками. Фернандес предложил возглавить Пеллегрино медицинскую службу тюрьмы. Тому, хочешь не хочешь, пришлось согласиться.

Особняк начальника тюрьмы, построенный на манер американских вил, – влияние следующей после Испании державы, чьей колонией были Филиппины, находился в тридцати шагах от тюремной стены. Правда, большинство имеющихся окон виллы выходило на океан. Мрачные стены тюрьмы не улучшали настроение обитателей дома. Сеньор Фернандес был бобылем. В доме с ним жила экономка Кармелита – миловидная филиппинка лет тридцати пяти. Она следила за порядком, руководила работой садовника, повара и приходящей прислуги.

Комната для гостей, обставленная старинной мебелью, мистеру Грину понравилась. Американец с удовольствием прилег на длинный, вычурной формы диван и задремал.

В это время на плацу, который представлял собой вытоптанный прямоугольник, построились около шестидесяти заключенных в оранжевых робах с черной полосой. Напротив них с карабинами на плече и дубинками в руках стояло больше десятка охранников.

– Вы мразь! Вы грязные свиньи! Вы дерьмо, ублюдки! – начал Фернандес. – Вы недочеловеки! Вы даже недообезьяны! Вы плевок на нашей прекрасной земле! И вы это почувствуете! А теперь к работе! Бегом!

В одном углу тюремного двора лежали железобетонные балки, которые с трудом могли поднять два человека. Задача заключенных была перетащить их на руках в другой угол и уложить в идеальный штабель, сантиметр в сантиметр. За этим внимательно следили надсмотрщики и довольно часто сам начальник тюрьмы. Как только штабель был уложен, его тут же разбирали и балки перетаскивали в другой угол тюремного двора.

Отдых был только во время обеда. И ужина. И ночью. Бывало, что заключенных делили на несколько команд, чаще всего на три. Каждая должна была соорудить свой штабель. Выигрывала та команда, которая справлялась с заданием раньше других.

Надсмотрщики пинками и дубинками подгоняли заключенных. А начальник тюрьмы сеньор Фернандес, начальник медицинской службы Пеллегрино и начальник охраны в это время сидели на террасе, пили виски или ром, закусывали, делали ставки и болели каждый за свою команду. Проигравшую команду наказывали – загоняли на ночь не в барак с нарами, а в вырытую, постоянно сырую от влажной почвы яму, настолько тесную, что два десятка человек там могли уместиться только стоя. Случалось, что одна и та же команда проигрывала несколько раз подряд. Это чаще происходило с командами Пеллегрино: он желал угодить дяде, и надсмотрщики не сильно подгоняли его команду.

В первый же день Рождественского поставили в пару с громилой из России, который во время сеанса магии вуду задавал Виталию вопросы на русском. Его звали Дмитрий Харлампиев, он сам вызвался работать вместе с новым «белым».

– Поганяло мое Харламп, – вместо приветствия проговорил он на русском.

Рождественский сделал вид, что не понял. Тогда Дмитрий перешел на английский, которым владел довольно плохо:

– Нам, братьям по цвету кожи, среди этих азиатов надо держаться вместе. И в случае чего полагайся на меня. Я здесь кое-что разузнал, за деньги, конечно же. В общем, могу на волю весть отправить.

– Я плохо вас понимаю. – Виталий подозревал, что этого громилу ему подослал Генри, и решил держаться с ним настороже.

– Ладно, потом поговорим. Тащи балку.

Охранники, угрожая дубинками, кричали:

– Темпо! Темпо!

В конце дня Рождественский обессилел. На руках полопались кровавые мозоли. Болело все тело: спина, ноги, руки, шея. Он забился на нары, закрыл глаза. Но его стащили. Охранники погнали его к воротам тюрьмы, а затем в особняк Фернандеса Чуймончо.

В отдельном кабинете его ждал мистер Грин.

– Ну как вы? – поинтересовался американец и, выражая сочувствие, покачал головой.

– Я не понимаю… Я шведский подданный. – Рождественский собрал последние моральные и физические силы, чтобы возмутиться.

– Мы это уже слышали… – перебил Генри. – Как вы сами думаете, вы долго в таких условиях выдержите?

Виталий промолчал.

– Признавайтесь и соглашайтесь на сотрудничество. Тогда вы останетесь с этой стороны тюремных ворот.

– Мне не в чем признаваться, мистер Грин, – усталым голосом проговорил Виталий.

– Ну, тогда вас ждут новые испытания, – ехидно сказал Генри.

9

В северном пригороде Манилы порыв ветра повалил мачту электропередачи. Местный полицейский участок оказался обесточенным – вырубились кондиционеры, вентиляторы, компьютеры. Правда, стражам порядка было к этому не привыкать. Электричество пропадало частенько. Для освещения домов в дневное время местное население вместо лампочек использовало прозрачные пластиковые бутылки с чистой водой. Вставленная в специальное отверстие в крыше, такая бутылка прилично рассевала солнечные лучи и неплохо разгоняла мрак в углах комнат. Кондиционеры в частном доме могли быть заменены настежь открытыми окнами и дверями. Однако в полицейском участке открывать окна и двери не разрешалось – ведь в кабинетах столько всевозможной документации, за которую преступники могли выложить кругленькую сумму или предпринять отчаянную попытку завладеть ею. А духота в жаркие дни в помещении становилась невыносимой.

Именно на такие случаи во дворе, огороженном сеткой-рабицей, стояли письменные столы. В полицейском участке имелась парочка ноутбуков с «долгоиграющей» батареей. Поэтому работу не прекращали, просто переходили на открытый воздух.

– Добрый день, господин… – человек лет тридцати пяти в форменной рубашке и фуражке, сдвинутой на самые брови, по-английски поздоровался с Андреем Лавровым, который пару минут тому назад, чуть припадая на одну ногу, прошел в ворота полицейского участка.

– Тойванен… Хольгер Тойванен… – Батяня назвал свое теперешнее, прописанное в паспорте имя. – Из Эстонии. Турист.

– Хольгер Тойванен, – по буквам произнес представитель правоохранительных органов, стараясь как можно точнее выговорить странное для филиппинского слуха имя. – Меня зовут Эдуардо Менгес. Инспектор полиции. Вы нам звонили…

– Да-да. Сначала звонил таксист, а потом лично я, – подтвердил Батяня.

– Понимаете, в связи с отключением электричества у нас здесь такая неразбериха. А вы сами находились недалеко от участка, поэтому добраться к нам было несложно, не правда ли… – усмехнулся инспектор и показал на стул возле стола, стоявшего чуть ли не посреди двора перед домом, где располагалось районное отделение полиции.

– Значит, как вы заявляете, вас ограбили. – Эдуардо произнес это виноватым тоном, словно ему было стыдно перед туристом за своих сограждан.

– Да. И я бы сказал, очень брутально. Их было четверо. Один вооружен битой, второй цепью, а двое ножами. – Батяня присел на стул, достал из кармана кружевной платок розового цвета, который некогда оставила в салоне машины девушка таксиста, сплюнул в него кровью. – Видите, губу разбили. У вас нет салфетки? А то этот платок уже хоть выжимай.

– Конечно-конечно.

Инспектор достал пакетик влажных салфеток.

– Детские… Но жена говорит, что они наилучшие. Отлично дезинфицируют.

Российский десантник быстро вытащил влажную салфетку и, изобразив гримасу боли на лице, приложил ее к кровоточащей губе.

«Белокожие – такие неженки, – подумал про себя инспектор Эдуардо, – с виду этот эстонец орангутанг, а на самом деле щенок щенком».

– Вы запомнили, как выглядели нападавшие? – спросил полицейский и приготовился набирать на ноутбуке текст.

– Всех не успел, но одного, тот, который бил битой, запомнил. Он был щербатый.

– Щербатый… Пожалуйста, поподробней. Щербатый от того, что у него не было зуба, или у него имеется большая щель между зубами? – постарался уточнить инспектор. – Это важная деталь.

– Знаете… – начал майор. – Он замахнулся на меня… Я чисто инстинктивно отпрянул… Его лицо, если это можно назвать лицом, мелькнуло передо мной буквально на мгновение… Ну и…

– Ну и что?

– Помню, что-то черное в зубах или между зубами.

– Черт… Извините, господин…

– Тойванен. – Батяня широко улыбнулся, показав свои крепкие и отбеленные, чтобы больше смахивать на истинного европейца средней руки, зубы.

– Да-да… Господин Тойванен. Дело в том, что филиппинцы – народ небогатый. И у многих из них не хватает денег, чтобы посещать стоматолога. Вы улавливаете мысль?

– Пока что нет. – «Эстонец» сделал вид, что до него плохо доходит.

– Возможно, у вашего грабителя просто были плохие зубы. Вам так не показалось?

– Надо об этом подумать, – протянул Лавров, – сейчас-сейчас… вспомню… – Батяня заметил, что в полицейском участке под открытым небом начало происходить нечто интересное.

К соседнему столику рядовой полисмен подвел испуганного человека в рубашке с петлицами, на которых был вышит золотыми нитками якорь. Этот «морячок» дрожал всем телом, всхлипывал. В его глазах читалось отчаяние. Из отделения вызвали еще одного инспектора с ноутбуком. Усадили «морячка» за стол перед ним. И тот начал что-то очень сбивчиво рассказывать на бикольском языке, видно, был уроженцем Юго-Востока острова Лусан.

Перед заданием Батяня прошел ознакомительный курс по географии, истории, этнографии и этнолингвистики Филиппин, поэтому кое-какой смысл уловить в словах «морячка» мог, тем более в бикольском было много заимствований из испанского. Однако российскому десантнику повезло. Сами стражи порядка общались на первом государственном языке Филлипин – филлипино. А вот филлипино «морячок» не знал, поэтому полицейские попросили его перейти на второй государственный – английский. Таким образом, рассказ этого человека стал понятен и майору Лаврову.

А рассказывал он о двух необычных клиентах, которые попросили его подвезти на катере. Впрочем, инспектор Менгес мешал Батяне хорошенько понять говорившего. Российскому десантнику приходилось отвечать на одно, а прислушиваться к другому.

– Так, значит, что мы напишем о налетчике с битой? – спросил у майора Лаврова старательный Эдуардо.

– Мне кажется, что у этого подонка, который напал на меня, не было одного переднего зуба. Слишком уж мне бросилась щербина в глаза… А вы же знаете, что такие люди наносят ущерб имиджу Филиппин и ее экономике. Ведь деньги, которые они у меня украли, я бы мог потратить на сувениры, отели, СПА-салоны и парикмахеров. – Батяня легким жестом поправил челку, а сам повел ухом в сторону «морячка».

– Меня зовут Алехандро, – говорил тот. – Как их зовут, не знаю. Это два европейца. Но они вроде бы из разных стран… А вот говорили между собой по-русски…

– Как выглядели остальные налетчики? – продолжал снимать показания с Батяни Эдуардо.

– Да никак. Один с мотоциклетной цепью. Получается, как я полагаю, автомеханик, – предположил Лавров.

– Ну это не факт. Если человек нападает на кого-то с мотоциклетной цепью, то это совсем не означает, что он автомеханик, – невольно улыбнулся такой наивности полицейский.

– Но ведь она вся в мазуте! Значит, и руки его должны быть привычные к мазуту! – возразил Батяня.

– … Нам наперерез пошел другой катер… – в это время рассказывал Алехандро. – Он с виду был такой же, как мой «Долфин».

– Хорошо. Что скажете еще про двоих? – продолжал спрашивать инспектор Менгес.

– Те двое с виду ну точно гангстеры. Уродливые такие рожи.

– Как это понимать?

– Орали на меня с перекошенными ртами. А в руках держали ножи. Кривые такие. Как только они их ко мне приставили, я и перестал сопротивляться. Жизнь же дороже. Не правда ли?

– А вы сильно сопротивлялись? Может, оставили на нападающих какие-либо следы от ударов?

– Следы от ударов? – задумался Батяня, а сам старался уловить то, о чем говорилось за соседним столиком.

– … татуированный схватился за горло… – продолжал Алехандро. – Я не осознал, как это получилось… И началась перестрелка… Один из атакующих тут же был подстрелен… Все произошло так быстро…

– То есть вы хотите сказать, что эти люди, говорившие на русском языке, умело обращались с оружием.

– Вроде бы да, – задумался Алехандро.

– Да или вроде бы да? – попросил уточнить страж порядка.

– Честно говоря, теперь я это понимаю… Да. Обращались они с оружием как профессионалы, – утвердительным тоном произнес «морячок». – Представьте, один из них с движущегося на бешеной скорости катера с первого выстрела попал в гранаты.

– В гранаты?..

– Господин Тойванен, – Батяню отвлек дотошный инспектор Менгес, – скажите, на нападавших могли остаться следы от ваших ударов? Синяки, ушибы… Шишки, например? Просто если они у нападавших остались, то самих нападавших, понимаете, можно по ним определить и арестовать.

– Следы от моих ударов… Да вы что… – скромно потупил глаза Батяня. – Понимаете, я последнее время много курил, пил… Полностью потерял форму… А раньше я был ого-го! Я профессионально занимался спортом.

– Профессионально? Каким видом? – быстро среагировал инспектор, внимательно посмотрел на майора Лаврова и приготовился набирать его ответ на клавиатуре.

– Кёрлингом… – мечтательно ответил Батяня. – Знаете такой вид спорта?

– Как вы сказали? – было видно, что в голове полицейского чина началась усиленная мозговая деятельность.

– Кёрлинг.

– Нет. Первый раз слышу о таком виде спорта, – признался инспектор.

– Это замечательный спорт… Олимпийский, между прочим. Хотя, конечно, где уж вам о нем знать. Ведь это зимний вид состязания.

– Извините… Может быть, это что-то вроде биатлона? Связанное с оружием, – вдруг оживился Эдуардо.

– Да вы что!.. Вместо палок и винтовки у кёрлингиста – щетка, похожая на швабру, и надо вот так быстро-быстро натирать лед. – Батяня продемонстрировал, как он будто орудует невидимой шваброй. – В общем, натирать надо ну точь-в-точь как паркет.

– Как паркет? – улыбнулся инспектор, явно представляя себе соревнование по натиранию пола. – У нас это делают женщины.

– Кёрлинг – это также и женский вид спорта. У нас в Европе равенство полов, – гордо произнес майор Лавров.

– Хорошо, вернемся к нашим, вернее, вашим грабителям. Я повторю вопрос, – уже более доброжелательно проговорил инспектор, – ваши действия могли оставить на телах нападавших видимые следы от вашего сопротивления?

– Я, конечно же, мощно сопротивлялся, – надул щеки Батяня, – но, честно говоря, видимых следов от моего сопротивления, наверное, не осталось… Если, конечно, одному из них не придется снять штаны.

– Штаны? В смысле?

– Ну, чисто машинально я ему заехал… Тому, что был с битой. В промежность… – застенчиво проговорил Андрей.

– Это как я вас понял – щербатому.

– Да, щербатому…

– Ну ладно… У него и так есть отличительный признак. Итак, сколько у вас отняли денег? – спросил Эдуардо.

– Немного, хотя в принципе по вашим меркам – немало. Пятьсот евро… Но, слава богу, оставили карточки… Так что я еще на плаву.

– Ясно.

Инспектор вывел протокол опроса на принтере, подключенном к автомобильному аккумулятору, протянул Батяне. Тот быстро его подписал.