Текст книги "События из провинции"

Часть 4. Малолетка

Было КПЗ – камера предварительного заключения, была тюрьма – следственный изолятор, потом был суд, этап, и заборы колонии с вышками по углам.

Но была и пром-зона – цеха мебельного производства. Осужденные работали, изготавливая диваны, обтягивая их гобеленами, материалом. И был цех, где покрывали лаком деревянные части мебели, подлокотники, спинки и прочие. С этим цехом и связана была вся жизнь «братвы» колонии. Лак на ацетоне – «дышали». От лака получали «удовольствие».

Этой токсикоманией заражены были многие из осужденных. Не избежал и наш Щепка общего увлечения.

Это надо было видеть, с каким воодушевлением рассказывал он о своем былом увлечении. С горящими от восторга глазами он взялся показать мне, как это делалось.

Брался лист бумаги, желательно с глянцевой картинкой во весь лист, который не пропитывается. Брался кусок, обрывок материала – тот же гобелен или обивка мебели. Лак наливался тонким слоем на материал зигзагом. Пропитанный материал сворачивался, складывался в трубочку, потом заворачивался в лист журнала, тоже в трубочку. Концы листа загибались внутрь, удерживая тряпку с лаком от выпадения. Получалась «труба» с начинкой, – такой «инструмент» для «дышания». Эту трубочку, «трубу», можно было засунуть в рукав спецовки, выставив только конец. И «пацаны» вдыхали воздух через трубу, напитанный парами испарявшегося ацетона. Вот и начиналось: первые вдохи вызывали кашель, неприятное жжение в горле. Зато потом, когда легкие уже впитывали пары ацетона спокойно – в голове звучал звон и взор затуманивался, наступала эйфория. Окружающее покрывалось маревом и прозрачной дымкой, часто виделись «глюки», типа мультиков, и было приятно и блаженство ощущалось во всем теле. Расслаблялись и руки и ноги, – вот он был – «кайф».

Надышавшийся находился в своем мире. Все казалось веселым приключением. И длился этот затуманенный кайф долго. Пацаны не ощущали болей. Были случаи, что падали с крыш цехов и никаких переломов при этом. Они прятались на чердаках, где, надышавшись, шли искать приключений и вылезали на крышу. Некоторые прятались в теплотрассах и их долго искали. Из-за этого объявляли всеобщую проверку, как при побеге. Всех строили на плацу, приходилось стоять зимой на холоде, пока «убежавших» не нашли. С «дышальщиками» боролись. Но токсикомания сродни наркомании, и человек вновь и вновь стремился к своему пристрастию. За лак, за ацетон они были готовы на всё, эти больные токсикоманы. На этой почве совершались многие преступления, потому что выйдя на волю токсикоманы вели неадекватный образ жизни.

Щепке повезло тем, что смог он преодолеть болезнь, и на воле он не стал токсикоманить. Он стал пить. Пьянка перебила тоску по «дышанию». Но чтобы выпивать, нужны были деньги. И тут Щепку нашли ворики. Они брали его с собой и учили премудростям воровского мастерства. Щепка оказался способным и быстро всему научился.

В компании ранее судимых Щепка приобрел небольшой авторитет, заслужил некоторое уважение. И ему помогли. Он жил у одного своего нового друга в поселке недалеко от города, на железнодорожной станции. Друга вскоре посадили, и он остался жить с его старушкой матерью в двухкомнатной квартире. В поселке же он устроился на работу, те же судимые взяли его в мастерскую по ремонту обуви. Быстро освоил он труд «сапожника», – клеил подошвы и зашивал порванные ботинки.

Так началась его взрослая жизнь. Ох и трудно ему было жить. В детстве его учили всему – чему угодно, только не научили жизни. И не с кого было брать пример, не было у него семьи. Он прожил детство на полном государственном обеспечении в детдоме. Там и кормили в столовой и одевали, и спать укладывали. В детдом-интернат его отдала Мама в самом раннем возрасте. Она сама была детдомовской сиротой послевоенной. А мужа не было, пропал в местах не столь отдаленных. И жила она приживалкой, в деревне, соседствующей с городом. Ухаживала за старушкой свекровью, у которой все дети-сыновья погибли в войну, а и тот, который вернулся, в лагерях пропал. Когда бабушка Настя, которую помнил еще маленьким Сережа, – дом и хозяйство одной Маме стало трудно вести. Вот и отдала она сыночка в интернат.

Сергей был худой и оттого прозвище Щепка, по его фамилии (Щепкин), как нельзя лучше ему подходило. За проделки в детдоме его наказывали. Он пролазил во всякие узкие щели в заборах, и с ребятами из детдома ходил в соседние деревни воровать с огородов яблоки и овощи, и не только: украли как-то велосипед, катались несколько дней, пряча его в кустах. Но их поймали вместе с велосипедом и привели в детдом. Чтобы не расстраивать Маму и избежать наказания убежал Щепка в город. Там на вокзале сел в товарняк и ехал куда привезет.

Такие побеги случались несколько раз и подолгу он скитался по городам и весям. Но всякий раз его задерживали (ловили) и возвращали обратно. Мама плакала. А он обещал исправиться. Вот и пошел после 8-го класса в ПТУ, чтобы получить профессию, ради Мамы кем-то стать. Но тут Мама умерла, и всё завертелось по-другому.

Часть 5. Знакомство

Мало ли, что работал Щепка в сапожной мастерской. Мужики (пацаны) там работали все бывшие судимые, все ворики. И они же взяли Щепку с собой на свое воровское дело. В первый раз всё прошло удачно, и во второй раз Щепка разбогател, получив свою долю. Но «сколько веревочка не вейся – конец всегда будет». Так и попал он снова в тюрьму. Опять была зона, только на этот раз уже взрослая. Срок у него был небольшой, он не был в главных в воровских делах. А как соучастнику, ему тогда дали 2 года, за кражу личного имущества. Они гаражи грабили, снимали с машин всё, что можно было снять: магнитолы, стекла и прочее. Были знакомые и в автозапчастях, куда и «сплавляли» всё украденное.

Но в этот срок, он познакомился с другими мужиками на зоне, с работягами, которые сидели за драки и мечтали встать на путь исправления.

И была такая мода писать письма девушкам и женщинам, знакомиться заочно. Такую «заочницу» и Щепка себе завел. Они переписывались в течение года, чуть больше даже. Он сочинял романтические послания: брал в библиотеке книжки стихов и переделывал их, вставляя имя своей «заочницы». И та тоже отвечала по принятым шаблонам: «ты мне нравишься, мечтаю встретиться и полюбить и провести всю жизнь вместе» и так далее.

И да, прошел срок, они встретились.

Прямо в день освобождения Щепка поехал на вокзал, где они договаривались, по письмам, встретиться с Ольгой. Как бы, (по письмам), они уже считали себя друзьями, но при встрече обоих ждало разочарование. Для Щепки было шоком, Оля оказалась совсем не та, что на присланных ему в зону фотках. Это не была стройная и красивая девушка, может она была такой в своей юности…. Но встретил он зрелую даму с полнотой, – не сказать, чтоб толстую, но совсем не стройную. Лицо, правда, выглядело моложаво, почти также как на фотках. И Ольга не очень была удовлетворена – Щепка был худощав «до немогу», и был ниже её чуть не на голову.

Они со стороны казались явными противоположностями: как шар или эллипс, в сравнении с коротким перпендикуляром. Соломинка с мыльным пузырем, как в мультфильме, только всё, наоборот, – в мультике соломинка была женского рода.

Несмотря на все различия, они многое знали о внутреннем мире друг друга, переписка была откровенной.

И понятия о жизни у них были схожие: если что-то плохо лежит, – почему бы не взять себе и пользоваться.

Оля оказалась воровайкой гораздо круче Щепки. У нее уже было 4 судимости за разного рода воровские преступления. И она тоже недавно освободилась. Переписываться со Щепкой она начала, еще находясь в колонии. Была такая «междузоновская» газета для зеков, организованная МВД. Вот и состоялось это знакомство по переписке наяву.

Первым же делом они пошли на рынок. И тут Ольга-воровка преподала урок Щепке. Она научила, как воровать с прилавков, – по мелочи, но всё же им в помощь, так как денег у них было мало, можно сказать, совсем не было. Они подходили к прилавку и Щепка – шустрый и худой, что-то выдергивал; например, коробку конфет или шмат сала или кусок мяса. А уходя, убегая, бросал незаметно Ольге, этакой дородной даме вне подозрений, в приоткрытую наготове сумочку. Таким образом, они «затарились» продуктами, а деньги пошли на покупку спиртного.

Они отмечали день освобождения Щепки на съемной квартире, где давненько обитала Ольга. Удачно сложившийся «дуэт» мелких воришек начал работать. На следующий день «улов» был уже крупнее. На том же рынке торговали одеждой. Продавались шапки. Подряд шли несколько торгующих прилавков. Шапки вывешивались на приспособления с крюками. Удалось «добыть» 4 норковых шапки.

А кроме того постаралась Ольга, которая была, оказывается, искусной карманницей. Увидела она пару – подвыпившего мужчину, который в веселом настроении пытался угодить своей женщине, примеряя шубки на неё. Как все произошло, и Щепка ничего не понял, он только прикрывал. Только когда уходили быстрым шагом с территории рынка, позади, вдалеке, уже слышен был некий шум, – разборки и крики того подвыпившего мужичка.

Денег было «не-ахти», но много, как посчитали они дома, хватило бы на четыре средних месячных зарплаты. И другие дни Ольга со Щепкой на рынке больше не появлялись. Всё делалось по заранее известной для Ольги-воровки технологии, а Щепка многим премудростям учился у нее и преуспевал.

Так и зажили они – «тихо-мирно» в полной гармонии: дуэт – карманница Ольга и Щепка, начинающий ворик. Вот она была бы идиллия. Ездили они по небольшим городам, жили на съемных квартирах. И вот, накопив достаточно средств, осели в том самом провинциальном городке, куда и ехали мы со Щепкой вместе, познакомившись на вокзале.

Часть 6. Конфликт

Не случайно приметил я его необычно бледное лицо. Он ехал с очередной проверки в туберкулезном диспансере. Два раза в год, весной и осенью, на проверку вызывали стоящих на учете больных туберкулезом в республиканский тубдиспансер.

Мне довелось стать невольным участником судьбы Сергея Щепкина. Расстались мы, по приезде в городок, ненадолго. В тот же вечер он нашел меня и пригласил к себе по важному делу: у них умерла хозяйка квартиры, где они жили.

Они с Ольгой ухаживали за пожилой женщиной. Она их пустила к себе для проживания с условием, что будут ухаживать. У нее был один сын, который служил во флоте в Мурманске, и он согласился, чтобы она не оставалась одна в большой трехкомнатной квартире.

Как и положено было по сану, а я работал в Церкви пономарем, позвал я с собой священника. В доме, отслужив молебен по усопшей, священник оставил остальные хлопоты похорон на меня. Пришли многочисленные соседи и знакомые. Читали «Псалтырь по усопшим». Сначала читал я, а затем меня сменили соседки-старушки, которые хорошо знали усопшую бабушку, «баба-Саша», как все её звали.

Пока всю ночь читали Псалтырь, мы разговаривали с Сергеем Щепкой, уединившись на кухне, он выпивал «с горя». А горе – не смерть старушки, его беспокоила элементарная ревность. Ольга была, по его словам, «бабой веселой и любила шиковать»…, то по ресторанам ходила и выпивала, пока он был в отлучке. У нее много молодых мужиков знакомых появилось в этом городке, за короткое время.

Как мог, я успокаивал Сергея. Заходила к нам на кухню и Ольга, с ней я тоже разговаривал. При мне они помирились: поцеловались и поклялись в любви друг другу. Мне показалось, что всё должно быть у них в порядке.

Только сразу после похорон случился тот конфликт. Драка произошла на почве ревности. Из реанимации, где лежали оба: и Ольга и Сергей, живой вышел Щепка. Его перевели в обычную палату, но под надзор милиции. У дверей палаты сидел охранник-милиционер. Я приходил в больницу каждый день. Иногда с утра, а порой и вечером, после окончания службы в Церкви. Там он и рассказал мне много о себе. Вскоре перевели его в тюремную больницу.

Вот одна из необычных судеб человека. И в ней прослеживаются многие проблемы нашего времени, над которыми стоит подумать.

Конец.

Эссе «Владеть искусством беседы»

Писателю, любому, нужно и необходимо владеть искусством беседы.

В беседе, в разговоре, проявляется человек, открывается личность человека. Но беседа всегда требует огромного благоразумия, хотя в жизни, вроде бы, нет ничего обычней. Все мы разговариваем, все мы беседуем. Однако. В разговоре, в беседе, можно и всё потерять, и всё выиграть, если вести беседу толково и разумно.

Что есть такое – беседа? Чтобы написать письмо, а письмо это та же беседа, только обдуманная и записанная, необходимо размышление. Известное дело, письмо пишем, имея время исправить свои письмена, переписать, если что удумаем не так. Другое дело разговор. Насколько больше требуется того размышления для беседы обычной, – потому что это будет нам мгновенным экзаменом ума! И говорить надо точно и правильно….

Люди опытные, по речам собеседника могут узнавать пульс и состояние духа человека. Мудрецами сказано недаром: «говори со мной, коль хочешь, чтобы я узнал тебя».

Некоторые полагают высшим искусством беседы полную простоту, безыскусственность: чтобы беседа была подобна одежде бытовой, нестеснительна. Но такое годится лишь в разговорах с близкими друзьями. Излишняя простота речи может показаться глупостью, или более того, неуважением, если мы начнем объяснять всем известные и простые понятия, слова и явления.

А беседа с человеком почитаемым должна быть содержательна, являя твое личное содержание и понятия.

Писатель говорит к массам людей. Ведет беседу с читателями. И известно из поучения древних об искусстве оратора, вещающего к народу, одна существенная «тонкость»: «Оратор иногда должен возноситься, подниматься, иногда бурлить, устремляться ввысь и часто подходить к стремнинам (речи). Но опасаться нужно потому – что к любым высотам и крутизнам примыкают обычно обрывы и пропасти, куда можно низвергнуться».

Вот тут наука, вот тут искусство беседы – в мере возвышения. Во всем важно знать и чувствовать меру. «Риск придает особенную цену, как другим искусствам, так и красноречию».

Красиво и поэтично описано творческое состояние писательства: и вдохновение и гениальность. Например, такая яркая поэтично звучащая цитата из классика литературы так характеризует писательское мастерство:

«Каждая минута, каждое брошенное невзначай слово и взгляд, каждая глубокая иили шутливая мысль, каждое незаметное движение человеческого сердца (чувство), так же как и летучий пух тополя или огонь звезды в ночной луже, – всё это крупинки золотой пыли.

Мы, литераторы, извлекаем их десятилетиями (во все века), эти миллионы песчинок, собираем их незаметно для себя (сохраняя в сердце), превращаем в сплав и потом выковываем из этого сплава свою «золотую розу» – повесть, роман или поэму».

Но те же мудрые классики говорят нам и попроще: «В истинном писательском призвании совершенно нет тех качеств, какие ему приписывают дешевые скептики, – ни ложного пафоса, ни напыщенного сознания писателем своей исключительной роли…. Вдохновение – это строгое рабочее состояние человека».

И где же та мера, чтобы быть писателем истинным? Потому что, с другой стороны: «Вдохновение – как первая любовь, когда сердце громко стучит в предчувствии удивительных встреч, невообразимо прекрасных глаз, улыбок и недомолвок». И еще поэтичное: «Вдохновение входит в нас, как сияющее летнее утро, только что сбросившее туманы тихой ночи, забрызганное росой, с зарослями влажной листвы. Оно осторожно дышит нам в лицо целебной прохладой».

Да. Писательство одновременно и ремесло и занятие (дело), и писательство – есть (это) призвание. Писатели не сдаются перед невзгодами и не отступают перед преградами. Что бы ни случилось, они непрерывно делают свое дело, завещанное им предшественниками и доверенное современниками.

Дело писателя состоит в том, чтобы передать или, как говорится, донести свои ассоциации до читателя и вызвать у него подобные же ассоциации.

Если писатель хорошо видит то, о чем пишет, в своем воображении, – то самые простые и порой даже потертые слова приобретают новизну, действуют на читателя с разительной силой и вызывают у него те же мысли, чувства и состояния, какие писатель хочет ему передать.

Беседуйте с людьми, делитесь всем, что у вас накопилось. Нужно дать свободу своему внутреннему миру, открыть для него все шлюзы и вдруг с изумлением увидеть, что в твоем сознании заключено гораздо больше мыслей, чувств и поэтической силы, чем ты предполагал

Ощущение жизни, как непрерывной новизны – вот та плодородная почва, на которой расцветает и созревает искусство.

Конец.

Тайна

«Я, Екклесиаст, был царем над Израилем в Иерусалиме и предал я сердце мое тому, чтобы исследовать и испытать мудростью всё, что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем». Библия.

Мир погружен в тайны. Ибо везде тайны присутствуют. И в природе и в сердцах наших. Только те люди, в чьих сердцах хранятся собственные тайны, способны постичь тайны других людей.

Загадочный мир привлекателен более, нежели понятный и простой треугольник бытия: материя, время и пространство, где мы пребываем. Открывать тайны сердечные не надо спешить. Рано или поздно все тайны будут непременно раскрыты. Нет ничего тайного, – «что не стало бы явным».

Кто хвастает знанием тайны, тот половину её уже открыл, а другую половину открыть не замедлит: или он или другие, узнавшие направление, в котором та тайна сокрыта. Да разве тайну долго убережешь, коли мирская молва, как волна морская, всё выплескивает наружу. Глаза и уши, охочие до чужих секретов всегда найдутся.

Здесь хитрость вековая говорит: или не делай тайны или, задумав тайное, знай об этом только сам. Зачем стремится человек прятать свои, некие, тайны. А всё потому, что мы хотим хитрить, – ибо и хитрость, вместе с познанием, положил нам Бог в сознание и разум. Что же хитрость? Поможет ли она нам жить лучше или достичь хорошего для своего существования и бытия. Нет, однозначно – хитрость будет нам сетями. Не познание законов мироздания и честный трудный путь, а именно хитрость губит наш мир и внешний и внутренний.

О внутреннем нашем можно коротко понятно объяснить:

Учась сегодня в школе и не желая потрудиться, лень, экзамены ЕГЭ ученик сдает все-таки на хорошие оценки. Или списал или еще как, но схитрил. А выйдя в мир, вдруг, узнает молодой человек, что ему не хватает элементарных знаний, которые он мог бы выучить в школе. И, случись, попадет он в экстремальную ситуацию, в тайгу, в дремучий лес или в пустыню, то без знаний, которых у него недостает – он погибнет, не выживет.

В пустынях ночью перепад температур создает конденсат воды на камнях и на твердых предметах. И таким образом, стряхивая с камней росу можно набрать воду в кожаные мешки, до литра и больше за ночь. Так делали туркмены, когда заманили войска римлян в пустыню Кара-кум. У них была вода, а войско Римлян изнывало от жажды, и вынуждено было отступить.

В школе учат и физику: про конденсат и историю.

Тоже самое про тайгу, можно рассказать много чего полезного. Как разжечь костер, например, без спичек и что можно кушать в лесу, если ягод нет.

В школе учат и географию, и биологию и ботанику, какие растения полезные, а какие ядовитые.

Вот почему отметки за Единый экзамен – не важны, если добыты хитростью.

Хитрость – это образ мыслей очень ограниченных людей и очень отличается от ума, на который по внешности (по оценкам) походит. Люди черезчур хитрые часто делают промахи, воображая про других, что другие умнее и хитрее их.

Никто не научит человека, если он сам не будет познавать мир. Познай себя – говорил Будда, но и познавай мир вокруг тебя, если хочешь в нем жить, а не хочешь – иди в монастырь.

Познание и самопознание

Человек не свободен, иметь «идеалы» или не иметь. Во что ему верить или не верить. Все люди чему-то доверяют и на что-то опираются: на религию, на науку.

Но человек свободен, выбирать между различными идеалами: 1) между служением власти и диссидентством, оппозицией, 2) между разрушением и служением разуму и любви. Все люди идеалисты, у всех свой идеал жизненных установок. И все они стремятся к чему-то высшему, выходящему за пределы простого физического удовлетворения. Если питание – то мечтают о самых вкусных деликатесах, если отдых – то в райских условиях.

Различаются люди именно тем, в какие идеалы они верят.

Чтобы иметь «идеалы» необходимы знания, нужно познавать науки и всё другое (из практики), что связано с жизнью по выбранному идеалу.

Смысл нашей жизни состоит в познании.

Жизнь в неведении – не жизнь, а существование. Кто живет в неведении, тот только дышит – «небо коптит». Познание неотделимо от жизни истинной.

Чем больше познает человек, тем лучше становится его разум. А разум наш скорее проницателен, нежели последователен, и охватывает больше, чем даже в силах постичь. Последовательное изучение цифр скоро может наскучить, и всякий познающий разум всегда стремится заглянуть дальше за горизонт событий. Также случается и с самопознанием, с исследованием своей души. Тот, кто глубоко исследует свою душу, очень часто ловит себя на ошибках (а я-то думал…, а он вон как оказалось). А видя свои ошибки человек, поневоле, становится скромным. Он уже не гордится своей просвещенностью, он не считает себя выше других. Так (таким образом) познание и самопознание приводит человека и к культуре поведения и к моральным установкам.

Знания дают нам факты. И нам следовало бы стремится более познавать именно факты, а не мнения других и толкования. И, наоборот, надо находить место этим фактам в системе наших мнений, объяснять факты по своему личному.

Как познать себя самого? Совсем не созерцанием, но только действиями. Попробуй исполнять свой долг, свою работу, к которой ты прикреплен, – и тогда тотчас себя познаешь: хорош ли ты? Можешь ли ты честно и хорошо работать на своем рабочем месте? Никто не знает каковы его силы, пока он их не использует. Сознание своего несовершенства, заставляет человека идти и приближаться к совершенству.

Всегда счастлив тот, у кого перед глазами есть «что-то», чего он еще не познал, и это «что-то» он все больше и больше узнает, продвигаясь вперед по жизни.

Вся задача воспитания (и себя самого) заставить человека не только поступать хорошо, но и наслаждаться хорошим; не только работать, но любить свою работу.

Знания дают убеждение, а это не начало, а венец всякого познания. Человек должен верить, что непонятное можно понять и стремиться к этому.

Человечество развивалось лишь путем самообразования, и для того, чтобы достичь результатов, каждый ум должен развиться тем же путем: это беспрестанно подтверждается успехами людей, которые обязаны всем исключительно самим себе.

У каждой души есть множество ликов, в каждом человеке скрыто множество люде, и многие из этих «людей», образующих одного человека, должны быть безжалостно ввергнуты в огонь, подавлены, уничтожены. Нужно быть беспощадным к себе, только тогда можно достичь чего-нибудь.

Вот тут и скрывается тайна нашей души: борьба, происходящая в ней. Тайна – это та же сеть, связанная одной нитью: достаточно, чтобы порвалась одна петля, и все расползается.

«Выслушать чужую тайну – это все равно, что принять вещь в заклад. Выдать чужой секрет – предательство, выдать свой – это глупость. Скрывать что-либо от друзей опасно; но еще опаснее ничего от них не скрывать».

Великая тайна своей души должна оберегаться от посторонних взоров. Такой уж нам удел от Бога дан, что собственную душу ты должен возделывать сам. Кое-что можно открывать женам, кое-что друзьям, кое-что детям – ведь они достойны доверия. Но всего никому открывать нельзя.

Много цитат из сокровищницы умных людей можно почерпнуть о тайне. Но одно верно: кто не изучил человека в самом себе, никогда не достигнет глубокого знания людей! Человек это небольшая вселенная. Мы не претендуем на постижение вселенной – она во много раз больше, чем можно постичь, но постигать её и есть смысл жизни. Великая тайна открывается нам постепенно.

Конец.