Текст книги "Пространственное воплощение культуры. Этнография пространства и места"

Ил. 3.8. Разговаривающие полицейские в парке Сентраль (Джоэл Лефковиц)

Ил. 3.9. Парк Сентраль в 2013 году (Джоэл Лефковиц)

Записи полевой экспедиции 2013 года отражают спад экономической траектории и социальной жизни парка Сентраль:

На поблекшем фасаде эстрады больше нет каких-либо первоначальных скульптурных деталей, эстраду окружают умирающие деревья и тротуары с мусором и отбросами. Последний момент выглядит странно, поскольку на скамейке рядом с бронзовой скульптурой дворника были замечены его болтавшие друг с другом коллеги-женщины. Площадь выглядит несвеже, потрепанно и отвратительно пахнет мусором. Люди рассеяны по ее территории (ил. 3.10) – раньше группы посетителей кучковались вокруг скамеек по углам, а теперь в каждой секции парка присутствует лишь один чистильщик обуви. В ответ на расспросы один из оставшихся чистильщиков (ил. 3.11) сообщает, что полиция отделяет их друг от друга, но он не знает причины этого. Как пояснил один полицейский, им не нравится, когда кто-то собирается маленькими группами, которые другим людям могут показаться криминальными шайками.

У основания эстрады по-прежнему работают два фотографа, а в юго-западной части парка полно никарагуанцев, а не костариканских пенсионеров. Самые пожилые пенсионеры теперь собираются у почтамта, куда их переместили, когда площадь была закрыта.

На смену компаниям и многим банкам, которые прежде находились по периметру площади, в основном пришли американские сети фастфуда. Вместо Soda Palace, главного бастиона цивилизации и, как утверждалось, места сбора мафиози, появились Papa John’s и другие знаковые объекты североамериканского капитализма наподобие Burger King, Carl’s Jr., Popeye’s, Wendy’s и Applebee’s. На своем месте остался лишь костариканский магазин мороженого Pop’s.

Ил. 3.10. Люди, рассеянные по парку Сентраль (Сета Лоу)

Ил. 3.11. Одинокий чистильщик обуви (Джоэл Лефковиц)

Ил. 3.12. Проповедник в парке Сентраль (Сета Лоу)

Некоторые из «персонажей» площади по-прежнему здесь, например, проповедник в подпоясанной веревкой голубой рясе, несущий бумажный плакат с написанными на нем словами из Евангелия (ил. 3.12). Он ходит по парку и останавливается, чтобы проповедовать, везде, где собирается толпа.

Новые наблюдательные вышки в юго-западном и юго-восточном углах парка позволяют полиции отслеживать, чем занимаются люди, без необходимости напрямую вмешиваться в действия посетителей парка или прохожих. Внутри эстрады, где раньше обычно собирались полицейские, расположились пятеро молодых людей, нарядившихся в костюмы разного стиля и женскую одежду, которые курят и флиртуют друг с другом. Есть и несколько торговцев, которые ходят по парку и пытаются продавать чипсы, зубные щетки и бусы, но они разбегаются, когда к ним приближается полиция. Туристов и иностранцев немного – полагаю, потому что здесь висят знаки, предупреждающие о распространенных в этих местах карманниках и грабителях. Однако непривлекательным моментом для иностранцев и туристов может быть и то, что места для сидения отделены друг от друга, из‐за чего в парке нет оживленно общающихся компаний (16 марта 2013 года, 13–16 часов).

С конца 1990‐х годов экономическое развитие Коста-Рики все больше опиралось на основанную на интересах транснационального капитала систему производства пространства (Pearson 2012). Все более неравномерное распределение богатства и доходов вкупе со сворачиванием политической открытости привело к ряду масштабных протестов и общественных мобилизаций. Этот опыт организации сообществ заложил основу для подъема активности социальных движений в Сан-Хосе, включая ряд успешных демонстраций, забастовок и перекрытий дорог в знак протеста против приватизации энергетической компании Instituto Costarricense de Electricidad в 2000 году (Rayner 2008, 2014a, 2014b).

Однако этим протестам удалось лишь замедлить приватизацию общественных институтов, включая публичные пространства. Президент Мигель Анхель Родригес (1998–2002) продолжал продвигать программы приватизации, и к 2002–2006 годам, когда пост президента занимал Абель Пачеко, неолибералы опробовали новую стратегию – открытие ряда общественных служб для конкуренции частных корпораций при помощи Центральноамериканского соглашения о свободной торговле (САФТА). Впрочем, низовые социальные движения заново возникли в 2005 году в виде децентрализованной сети сельских и городских Патриотических комитетов, которые боролись, пусть и неуспешно, против референдума по Центральноамериканской зоне свободной торговли, состоявшегося в октябре 2007 года (Rayner 2014a). К настоящему моменту эти политические мобилизации не привели к изменениям в парке Сентраль, за исключением все большей его деградации и отсутствия внимания к нему со стороны муниципалитета и правительства страны. Более того, приватизация общественных пространств ускорилась благодаря созданию большого количества пешеходных улиц, которое финансировалось близлежащими к ним компаниями ради увеличения количества покупателей. Во многом точно так же, как и в Соединенных Штатах, торговые улицы и мини-ярмарки принимают на себя социальную роль городских площадей для костариканцев из средних слоев и рабочего класса с той оговоркой, что за вход туда нужно платить.

Рынок Шилинь в Тайбэе (Тайвань)

Введение и методология

Уличные рынки становятся все более значимыми социальными, политическими и экономическими пространствами в городах всего Глобального Юга. Изучение этих локаций с их сложными системами муниципальной политики и практиками охраны правопорядка позволяет судить об уязвимых местах пространственной организации этого растущего сектора неформальной экономики (Hansen, Little and Milgram 2013; Milgram 2014; Gengzhi, Zue and Li 2014). Ночные рынки столицы Тайваня Тайбэя представляют собой особую разновидность уличного рынка, для которой характерны динамичная коммерческая жизнь и успешные социальные взаимоотношения, по своему классовому разнообразию и возможностям для общения во многом напоминающие площади в Коста-Рике.

Ночной рынок Шилинь является одним из самых старых рынков еды и бакалеи, расположенным напротив храма Цзычэнь в центральной части Тайбэя (ил. 3.13). Когда муниципальные власти переместили рынок, оставшиеся торговцы, местные жители и чиновники беспокоились, что такое планировочное решение уничтожит это место социального взаимодействия обитателей округи, а также исчезнет популярная точка притяжения туристов.

Интерес к сохранению и перепроектированию ночных рынков для поддержания их социальных и туристических функций проявил архитектор и специалист по психологии среды Чихсинь Чиу (Chiu 2013). В те времена, когда ночные рынки входили в список главных аттракций для туристов в стремительно модернизирующемся городе, было очень важно найти способ интеграции этих культурных символов в формирующийся новый ландшафт. Завершив длительное этнографическое исследование рынка Шилинь, Чиу смог порекомендовать проектные решения местным планировщикам. Одновременно он начал изучать сложную систему неформального управления и интерактивного взаимодействия между торговцами и полицией, которая порождала и сохраняла это социальное пространство.

Ил. 3.13. Ночной рынок Шилинь (Чихсинь Чиу)

В центре методологии исследования Чиу находилось масштабное включенное наблюдение за торговцами (легальными и нелегальными) и местной полицией, отслеживающей их перемещения, – эти процессы Чиу называет перформансом с чрезвычайно впечатляющей хореографией. Опираясь на сформулированную у Ирвинга Гофмана теорию социального взаимодействия как управления впечатлениями3535
  Согласно теории Гофмана – одного из наиболее известных социологов второй половины XX века, – процесс социального взаимодействия напоминает театральное представление. Люди разыгрывают сцены перед другими с целью произвести впечатление о себе. Теоретические концепции Гофмана в целом полны театральных метафор: сцена, закулисье, представление и др. (Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни / Пер. с англ. А. Д. Ковалева. М.: КАНОН-пресс-Ц; Кучково поле, 2000). – Примеч. ред.


[Закрыть], Чиу исследовал сложную игру перемещений и социальных контактов, включая способы, при помощи которых торговцы становились «невидимыми» или, наоборот, «видимыми» для своих покупателей, полиции и друг друга. При помощи картографирования пространств рынка, отслеживания циркуляции товаров и людей и фиксации присутствия или отсутствия торговцев Чиу смог задокументировать, каким образом эти повседневные практики формировали динамичное пространство и определяли привлекательность рынка. Еще один аспект его полевой работы предполагал поиск в муниципальных архивах градостроительных документов и исторических карт центральной части Тайбэя. Работа с градостроителями и проектировщиками, заинтересованными в том, чтобы модернизировать ночные рынки и при этом обойтись без их уничтожения, позволила Чиу поучаствовать в конференциях и других мероприятиях, посвященных судьбе этих пространств.

Вместо «больших нарративов» производства пространства в результате изменений экономических и политических трендов в этнографическом исследовании Чиу социальное производство предстает как процесс взаимодействия между акторами, участвующими в регулировании и сохранении коммерческих и общественных пространств рынка. Муниципальные власти поддерживают контроль над использованием открытых пространств улиц и зданий при помощи полиции, градостроительных и планировочных практик, которые регулируют городскую среду и воздействуют на строительство и ремонт инфраструктуры, оборот товаров и функционирование ночного рынка. У частных компаний есть возможность сдавать в аренду и субаренду коммерческие площади снаружи и внутри их помещений таким образом, что это зачастую противоречит правилам и нормативам муниципалитета. В результате полиция сталкивается с парадоксальной ситуацией: она несет ответственность за то, чтобы по улицам могли ходить пешеходы и ездить машины, для чего требуется удалять нелегальных торговцев, но в то же время правоохранителей подталкивают к терпимому отношению к нелегальной торговле, которая способствует оживлению экономики3636
  В исследованиях ночной экономики (night-time economy studies) это противоречие называют дилеммой контроля (control dilemma). Она заключается в том, что, с одной стороны, расширение активности горожан за пределы дневного времени способствует росту экономики постиндустриального города, но, с другой, создает ряд проблем как для местных жителей, так и для самих пользователей этой сферы. В пользу рыночного разрешения этой дилеммы играют и растущая роль экономики потребления, и увеличивающиеся туристические потоки, поэтому власти часто опасаются чрезмерно регулировать эту сферу (Hobbs D., Winlow S., Hadfield P., Lister S. Violent hypocrisy: Governance and the night-time economy // European journal of criminology 2. № 2 (2005). P. 161–183). – Примеч. ред.


[Закрыть].

В ответ на эти формы регулирования и контроля уличные торговцы кооперируются друг с другом, а владельцы магазинов, у которых они во избежание проблем с полицией арендуют помещения, тем самым становятся агентами иной разновидности социального производства пространства, в отличие от исторических притязаний, гегемонии элиты и дискурсивных практик, которые мы наблюдали на примере парка Сентраль в Сан-Хосе. Напротив, на рынке Шилинь уличные торговцы присваивают и общественные, и частные объекты, взаимодействуя с муниципалитетом и местными компаниями при помощи правовых, внеправовых и неправовых практик. Все это порождает, по определению Чиу, «текучее врéменное присутствие» (fluid occupancy) – стратегию, результатом которой становится динамичная и постоянно меняющаяся конфигурация городского пространства (Chiu 2013: 335).

История и городской контекст

Рынок Шилинь развивался благодаря деятельности китайских иммигрантов, которые поначалу жили в южной части одноименного района Тайбэя и построили храм Цзычэнь на участке в центре города, окруженном четырьмя магистральными улицами (ил. 3.14). Эта территория приобрела известность благодаря оптовой торговле рыбой, овощами и фруктами, поскольку она расположена поблизости от реки Килун: еще в 1909 году японские колониальные власти построили здесь два крытых рынка, чтобы разместить торговцев фруктами и овощами (Yu 1995, цит. в: Chiu 2013). В 1950‐х годах пространство напротив храма Цзычэнь стало популярным дневным рынком, а к следующему десятилетию появилось множество регулярных ночных торговцев, которые продавали традиционную тайваньскую еду студентам трех расположенных неподалеку университетов. Этим торговцам, располагавшимся за пределами оптовых рынков, повезло, когда значительную часть спроса на рыбу, овощи и фрукты перехватили розничные рынки. В 1970 году в связи с увеличением количества продавцов еды и их местных покупателей был основан ночной рынок Шилинь (Chiu 2013).

Ил. 3.14. Карта Тайваня, Тайбэя и рынка Шилинь (Эрин Лилли)

В дальнейшем регулирование ночной торговли стало проблемой для местного сообщества. Хотя изначально торговцы занимали площадь перед храмом, они вторгались и в само его здание, досаждая храмовому управляющему (Chiu 2013). Сначала муниципалитет выделил торговцам открытую площадку позади храма со всем необходимым, а за пользование этим местом взималась арендная плата. Однако многие продолжали торговать напротив храма, что в конечном итоге вынудило муниципалитет сделать над этой площадкой крышу и открыть два оптовых рынка, которые могли работать ночью. Места в пределах крытых пространств распределялись по жребию, после чего 535 торговцев получили лицензии, за которые нужно было платить ежемесячно, а для использования постоянных мест торговли требовалось регистрироваться в администрации рынка (Chiu 2013).

В то же время оставались и «различные формы внеправовых – нелицензированных и незарегистрированных – групп торговцев» (Chiu 2013: 341), у которых не было доступа к лоткам и точкам, находившимся под управлением муниципалитета. Такая ситуация была в особенности характерна после 1990 года, когда власти перестали легализовывать торговцев, и эти находившиеся вне правового поля продавцы находили иные способы решить проблему со своим рабочим местом. Одни арендовали арочные фасадные витрины у владельцев местных магазинов, а другие создавали «саморегулируемые сообщества, которые завладели центром улицы Дадун» (там же: 341). Эти различные стратегии торговцев – легализация с постоянными прилавками и точками, саморегулируемые сообщества вне правового поля и квазилегальная аренда частных помещений у владельцев магазинов – сосуществовали в рамках экономики туризма конца 1990‐х годов.

Социальное производство неформальности

Данная конфигурация правового, внеправового и неправового статусов торговцев оказалась под пристальным надзором с превращением Тайбэя в глобальный город, ставший одним из брендов современного международного бизнеса и туризма. Изначально представлялась многообещающей идея переселить торговцев в большие многоэтажные здания, однако предпринятые попытки показали, что такие помещения не обладают энергией и оживленностью традиционных мест уличной торговли. Кроме того, в Тайбэе уличная торговля всегда давала возможность занятости для городской бедноты и безработных, и отнюдь не в интересах города было отсекать этот сегмент неформальной экономики. В то же время уличные торговцы могли обеспечивать значительную политическую поддержку политикам, поэтому многие избранные чиновники не испытывали склонности противодействовать даже нелегальным торговцам, закрывая рынки или вытесняя их в неудобные для них крытые помещения (Chiu 2013). В результате возникла сложная экосистема уличной торговли, благодаря которой происходили успешное производство и развитие рыночного пространства, а одновременно сохранялось внешнее впечатление, что муниципалитет и полиция активно расчищают дороги и удаляют нелегальных торговцев, следуя муниципальному законодательству о здравоохранении и безопасности.

Это производство неформального рыночного пространства опирается на множество различных взаимодействий и стратегий. Например, некоторые нелицензированные и работающие без регистрации торговцы арендуют помещения в фасадных арках у владельцев магазинов, но при этом другие местные влиятельные лица притязают на установление правил пользования примыкающими тротуарами и улицами (ил. 3.15). В результате торговцам для того, чтобы использовать витрины и арочные пространства, приходится платить и владельцам магазинов, и этим уважаемым людям. За крошечное пространство примерно в квадратный фут (0,09 кв. м) работающие на улице торговцы отдают им 500 долларов в месяц (Chiu 2013), а взамен местные авторитеты защищают торговцев, платя отступные местной полиции.

Ил. 3.15. План ночного рынка Шилинь (Чихсинь Чиу). Светло-серый цвет – территория ночного рынка Шилинь. Черный цвет – торговцы, занимающие фасадные арки. В клетку – торговцы, занимающие проезжую часть улицы Дадун. Zichen Temple – храм Цзычэнь. New interior market – новый крытый рынок

Что же касается самой полиции, то она должна быть на виду и действовать так, будто она наводит порядок на улицах, в связи с чем торговцы придумали другие способы не попасть под штраф или задержание. Одного из них назначают сторожевым или наблюдателем – он сигнализирует остальным о приближении полиции. Для предупреждения торговцев о появлении полицейских, собирающихся выписать штрафы, также используются мобильные телефоны и колонки. После этого торговцы закрывают свои лотки и баулы с добром и уходят прочь в укромные углы или проулки, иногда вместе с покупателями, которые продолжают брать их товар (Chiu 2013). Если же таких укромных углов или мест, где можно переждать, поблизости нет, торговцы накрывают свое имущество и пытаются делать вид, как будто они ничего не продают. В других случаях торговцы устанавливают очередность, кому быть «пойманным» или оштрафованным, а другие уходят, пока полиция не исчезнет. Вне зависимости от того, прячутся ли уличные торговцы в проулках, накрывают свои товары или просто прогуливаются, при появлении полиции они изображают покупателей с сумками и возвращаются на свои места, как только опасность миновала.

Эти совершенно хаотические моменты, когда торговцы исчезают при появлении полиции, добавляют впечатлений и интереса к рынку для покупателей и туристов. Описанные «перформансы» играют важную роль не только в производстве актуального физического пространства ночного рынка, но и в том, каким образом это пространство благодаря «текучему врéменному присутствию» торговцев воспроизводится в постоянно меняющихся формах, коллективах и скоплениях людей, локациях. Используя этнографические методы и методы психологии среды для понимания производства пространства на микросоциологическом уровне, Чиу демонстрирует, как неформальная экономика, процветающая в слабо регулируемых пространствах ночного рынка, сосуществует со сложной системой формальных механизмов, таких как градостроительство, владение частной собственностью и правоприменение, которые используются для регулирования городского общественного пространства. Интерактивный перформанс уличных торговцев и полиции в пространстве ночного рынка дает еще один пример ценности этнографического подхода к пространству и месту при изучении социального производства пространства как на микро-, так и на макросоциологическом уровне.

Выводы

Сильная сторона подхода, основанного на социальном производстве пространства, заключается в его способности связывать разветвленные исторические, экономические, политические и социальные силы с отдельными местами, физическими локациями и их архитектурой, планировкой и градостроительным проектированием. Это мощный метод взаимосвязи макро– и микросоциологических процессов, демонстрирующий эмпирические свидетельства того, как социальные и политические цели какой-либо группы (для парка Сентраль, к примеру, это местные и транснациональные элиты) встраиваются в производство материальной среды, которая ограничивает ресурсы и доступ к общественным благам для большинства жителей, состоящего из бедняков и трудящихся. Кроме того, концепция социального производства дает возможность понять, почему то или иное место располагается в конкретной точке на карте, каким образом оно обрело свою актуальную форму и как оно сохраняет и адаптирует отношения социального и властного неравенства, обнаруживаемые, например, между торговцами и полицейскими на ночном рынке Шилинь. Анализ социального производства пространства содержит предположения относительно многих процессов неравномерного развития и тех разнообразных способов, при помощи которых капитализм разрушает и воссоздает антропогенную среду в своем никогда не прекращающемся стремлении к прибыли за счет инвестирования прибавочной стоимости. Кроме того, в этом подходе делается акцент на способах сопротивления и противодействия этим вторжениям со стороны местных жителей.

В то же время одного лишь подхода, основанного на производстве пространства, недостаточно. Ограничения, связанные с его использованием, заключаются в том, что этот подход не отвечает на вопросы о способности людей наделять повседневное обитаемое пространство смыслом и присваивать его. Дополняющими этот подход методологией и способом понимания пространства, которые также часто используют социологи, является исследование социального конструирования пространства при помощи присваивания ему индивидуальных значений, намерений, мыслей и мечтаний – все это будет рассмотрено в следующей главе.