Текст книги "Цирковая лошадь"

Сётаро Ясуока
Цирковая лошадь

Школа, в которой я учился, находилась недалеко от храма Ясукуни. Трехэтажное железобетонное здание школы было для того времени новомодным, светлым и гигиеничным, но нам оно всегда казалось темным, гнетущим, угрюмым.

Я был никудышным учеником. Мало того, что мои школьные успехи были весьма посредственные – плохо рисовал, плохо писал сочинения, – я к тому же не проявлял способностей в изготовлении моделей самолетов и электровозов, не мог как следует играть на трубе или губной гармонике, а хуже всего давались мне занятия спортом. Я выбывал из игры даже в таких видах спорта, как бейсбол, теннис, плавание, фехтование, в которых, как в марафонском беге, если даже ты недостаточно ловок, но полон желания бороться до конца, чего-то все-таки добьешься. На уроках физкультуры, когда проводились соревнования по баскетболу, я носился по площадке, уклоняясь-от летящего мяча, чтобы не мешать остальным четырем членам команды, и, отчаянно размахивая руками, кричал непонятное мне самому «дон май, дон май»[1]1
  Дон май – искаженное английское don't mind, которое здесь можно перевести как «порядок».


[Закрыть]. Ко всему прочему я был непривлекателен. Когда в столовой, находившейся в подвальном этаже нашей школы, ученики усаживались вокруг длинного черного стола, я, опережая остальных, занимал самое лучшее место – только в эти минуты я действовал проворнее других. Но все равно ел я медленно и неопрятно – после меня на столе больше, чем у всех, было набросано кусков капусты, политой соусом, риса.

Я не был даже хулиганом, как многие мои товарищи. После утренней поверки иногда проводился осмотр одежды, и классный руководитель выворачивал наши карманы, проверяя их содержимое – все ученики боялись, что он обнаружит там крошки табака, спички из закусочной, заостренную гарду от бамбукового меча – прекрасное оружие в драках; я тоже дрожал, как они, но совсем по другой причине. Я представлял себе, как ужаснется классный руководитель Аокава-сэнсэй, да и я сам, когда из моих карманов вместе с огрызками карандашей и контрольной работой по математике, за которую я получил кол, посыплются самые невероятные предметы – перепачканные мелом рваные носки, хлебные корки, сопливый платок.

Когда такое случалось, Аокава-сэнсэй без малейшего гнева презрительно смотрел на меня сквозь очки в толстой оправе. А я бывал даже не в силах досадовать или сокрушаться и, чувствуя полную опустошенность, старался не смотреть на него и только бормотал: «Да-а, вот такие-то дела».

В классе я не суетился, не дрожал, как другие ученики, не приготовившие домашнего задания. Учителя были уверены, что у меня ничего не сделано, и почти никогда не вызывали к доске. А если вдруг вызывали, то неизбежно заставляли стоять до конца урока. Может быть, потому, что я мешал остальным, меня нередко выгоняли в коридор. Чем сидеть в классе, я предпочитал прохлаждаться в коридоре, где не было ни живой души. Правда, я злился, когда за дверью в ответ на какую-нибудь веселую шутку учителя мои товарищи разражались дружным смехом… В такие минуты я смотрел в окно и повторял свое обычное: «Да-а, вот такие-то дела».

Школьный двор представлял собой утрамбованную спортивную площадку, вокру

...

конец ознакомительного фрагмента