Текст книги "Встреча на мазарах"

Абильда, приказал зарезать козу и собрать ее жир. Он со стариками подогревал над огнем куски шкур, смазывал их жиром и пробивал их палками, чтобы жир лучше пропитывался в них. Вскоре все переселенцы стали с удовольствием ходить в этой замечательной обуви, которая не только не пропускала влагу, но и хранила тепло.

Такая забота тронула их сердца, они быстро свыклись и прижились с местным населением, а главное стали работать, так, как этого требовало это тяжёлое время.

Нередко, на совещаниях в районе и области, директора совхозов жаловались на высокую смертность среди переселенцев, что оказывало и без того плохое влияние на местных жителей и просили убрать их с глаз долой. Только один Абильда молчал. За всё годы войны и после неё, в его совхозе не умер ни один переселенец, разве что от старости.

Так пережили войну. В пятидесятые Абильда с работниками ещё раз съездил в Москву, где их снова наградили, и привез оттуда подарок от своих туркменских друзей, огромный ковёр, который с трудом довёз до дома.

Многие предлагали повесить его как когда-то велосипед, но Абильда расстелил его в юрте и многие годы любовался, как на нём играют его внуки, которых подарили ему Кызылбек и Аяна.

7.

Кызылбек и Жантас сидели у костра, и каждый из них думал о своем.

– Послушай, Кызылбек, а если вернутся коммунисты? – сказал вдруг Жантас.– Они ведь сразу объявят тебя врагом народа и отберут твои земли.

– А, пусть вернутся! – махнул рукой Кызылбек. – Не думаю, что они теперь будут творить такие глупости. Пусть возвращаются, разве при них было плохо? Народ работал, получал деньги, и всем было хорошо. Сейчас никто не хочет работать, все уехали в город, где много развлечений и уютно. Кто народ будет кормить? Разве бананами и апельсинами прокормишь людей? А враги у народа действительно были. Вспомни, как они развалили такую великую страну. Сегодня у народа одни враги и никто ничего не может сделать с ними!

– Твоя, правда, – согласился Жантас. – Только странно это слышать такое от тебя.

– Многие так думают, Жантас. Не должен жить человек, без народа своего. Если человека не помнит народ, его не помнит никто.

Они снова замолчали, но вскоре, когда Кызылбек стал напевать какую-то песню. Жантас, встрепенулся и спросил:

– Я помню эту песню, на каком она языке и о чём?

– Это греческая песня, мы все её выучили и знали, когда в детстве играли с детьми греков, – ответил ему Кызылбек.

– Правда, правда, – согласился Жантас. – А я вот помню вот эту, только мне кажется она не греческая.

И он немного промолчал, вспоминая мотив песни, но затем неожиданно для Кызылбека, спел целый куплет.

– Это не греческий язык, – улыбнулся Кызылбек. – Эту песню нас научил петь мальчик-чеченец Махмут, помнишь, рыжий такой с большими ушами.

– Да, да, помню! – сказал Жантас. – Мы еще не хотели верить, что он чеченец, думали, что русский. Интересно, какие они теперь, столько времени прошло, я многое забыл, а вот это всё помню, и ребят и песни, почему?

– Это – детство, Жантас, – ответил Кызылбек. – А детство не забывается никогда, потому что там все впервые. Я не знаю, какие они теперь, все они уехали. Сначала греки, потом чеченцы, а последними, немцы. Когда не стало отца многие приехали на годовщину, изменились, конечно, стали настоящими мужчинами.

– Так значит, старого Абильда-ата не стало? – спросил Жантас.

– Давно, уже очень давно, – печально сказал Кызылбек. – Только похоронен он не на этом кладбище, а на новом. А ты уже был на могиле отца?

– Нет, не был, – покачал головой Жантас. – Я уже забыл, где она.

И вдруг заплакал, а когда немного успокоился, сказал через слёзы:

– Вот, года детские помню, а где могила отца не знаю. Да что я за человек!?

– Не нужно плакать, Жантас! – сказал Кызылбек. – Теперь уже все позади. Откуда ты можешь помнить, где могила твоего отца, если мазар над ней мы после твоего отъезда построили. Когда с дороги в эти мазары входишь, стоит большой красный мазар, а за ним небольшой мазар из серого камня твоего отца. Вот утром проснёмся и сразу пойдем туда. Не плачь, главное ты вернулся и скоро будешь дома. А пока давай ложиться спать. Когда мы проснёмся, наступит новый день и совершенно новая твоя жизнь.

Он быстро приготовил для него места у самого костра, подбросил туда немного новых веток и сам уложился напротив.

Они ещё немного поворочались, борясь со своими мыслями и чувствами, но тепло вскоре сморило их, и они уснули.

8.

Когда Кызылбек проснулся, у костра, на месте которого еще тлели угли, Жантаса не было. Он немного подождал и вышел из мазара. Утро встретило его холодной прохладой дождя и необычайной свежестью и приятным запахом трав, который он очень любил.

Оглянувшись и не увидев Жантаса, он понял, где он, может быть, и отправился к красному мазару. Ещё издалека он увидел, как колышется приоткрытая дверь у серого мазара, стоявшего за большим красным.

Кызылбек вошел в мазар и увидел Жантаса неподвижно лежащего на холмике могилы своего отца, он тронул его плечо, тело Жантаса неожиданно сползло с холмика и развернулось. И Кызылбек увидел, что Жантас мёртв.

Тогда, Кызылбек закрыл ладонью его глаза, аккуратно поправил его тело и молча постоял в раздумье.

– Вот, Касым-ата, к тебе и вернулся твой сын Жантас. Сейчас я поеду в селение и пришлю людей, чтобы они забрали пока его, и он побывал в родном доме, а они приготовят место рядом с тобой. А вы пока поговорите между собой. Я знаю, Касым-ата, ты простишь Жантаса, ведь ты очень любил своего сына. Ну, я пойду, не буду вам мешать.

И прочитав короткую молитву, он вышел из мазара.

ГОЛОД

Почти задыхаясь от бега, но ни на мгновенье, не дав себе отдышаться Каиржан ворвался в юрту Берикхана и теперь уже едва не задохнулся от увиденного. В ярком пламени огня отражались два извивающихся как бы в борьбе тела: хрупкое, нежное женское; и мощное беспощадное мужское. Они бурлили как две реки, соединившиеся с друг другом, и пот яркими икринками от огня обильно стекал с них обоих.

Едва придя в себя, Каиржан бросился вглубь юрты, и его огромная тень вмиг разрушила это счастье двоих.

Женщина в испуге завизжала и отпрянула от мужчины вглубь юрты. Не менее напуганный мужчина, пытался разглядеть того, кто же нарушил его покой и едва разглядев, даже не пытаясь прикрыться схватил за халат несчастного Каиржана и почти впихнув его в огонь закричал:

– Ты что, скотина, совсем с ума сошёл?! Как ты посмел войти сюда?!

– Прости, прости хозяин! – кричал ему в ответ, извиваясь от пламени огня Каиржан. – Люди возвращаются с дальнего стойбища! Лошадь гонца попала в нору и сломала ногу, и он едва нашёл другую лошадь, чтобы предупредить нас! Муж Ажар с ними!

Услышав это Берикхан отпустил его и тот тотчас схватил одежду женщины и бросил в угол, куда спряталась женщина.

– Ажар, скорей! – запричитал он. – Твой муж вот-вот вернётся домой. Бегом, уходи отсюда!

Тело женщины сверкнуло у огня и скоро обнаружив в ворохе тряпья верхнее платье она накинула его на себя и, схватив в охапку остальные вещи, босиком выскользнула из юрты и исчезла в ещё не просветлевшей утренней темноте.

– Фу-у, – выдохнул Берикхан. – Ты – ишак Каиржан! Что ты наделал?! Разве можно так пугать?! Не дай бог, ты лишил меня мужской силы, я просто прикажу тебя повесить, потом твое тело брошу на съедение собакам! И как я теперь буду без этой Ажар?

Однако эти слова не произвели на Каиржана большого впечатления. Тот испытывал облегчение от того что успел предупредить Ажар и ни о чем кроме желания наконец отдышаться не помышлял.

Наконец, когда это ему удалось он заулыбался и сказал:

– Не беспокойся хозяин, это не беда. Очень скоро ты убедишься, что ты очень даже мужчина. Я приготовил тебе подарок, несравненную Зауреш. Через два дня её муж уходит вместо мужа Ажар и его друзей на дальнее пастбище.

– Зауреш? Зауреш? – откинув голову назад, пытался вспомнить Берикхан, а затем воскликнул. – Да ты что, Каиржан?! Ты действительно думаешь, что эта Зауреш придет ко мне?

– Предоставь это дело мне хозяин, – ответил Каиржан. – Вспомни, как ты не верил, что ты будешь владеть Ажар, и как она сама прибежала к тебе.

Берикхан окинул взглядом его и, прищурившись спросил:

– И как только это тебе удается, хитрец?

– Все очень просто, хозяин, – сказал Каиржан. – У всех на этом свете есть долги, если не мне, то тебе. Нужно лишь дождаться, когда женщина остается одна, затем потребовать эти долги и куда она денется!

– Ох, Каиржан, трудно тебе придется на том свете! – рассмеялся Берикхан. – Как ты оправдаешься перед всевышним, не знаю!

– Да уж, хозяин, – пожал плечами Каржан. – Тебе стоит лишь еще раз совершить хадж и, слава небесам, тогда никто не усомнится в твоей святости! Ну, а я уж как-нибудь постараюсь договориться с Всевышним!

Это он сказал так искренно, что Берикхан невольно так расхохотался, что с трудом успокоился.

– Ладно, все это хорошо, – сказал он затем. – У тебя на это будет её три дня. С самого утра начни собирать меня в дорогу. После полудня я направлюсь в урочище Меркембая, но никто не должен об этом знать. Всем, кто будет меня спрашивать, будешь говорить, что отправился навестить родственников и не знаешь каких. Подбери мне трех джигитов и дай им оружие, сейчас небезопасно в степи. Ступай!

Но едва Каиржан дошёл до выхода из юрты, окликнул его:

– Постой! Надеюсь, когда вернусь, то не сильно буду горевать по моей Ажар?

Каиржан улыбнулся и ответил:

– Нет, хозяин. Это Ажар будет горевать по тебе, потому что тебя с нетерпением будет ждать несравненная Зауреш!

2.

Ночь застала Берикхана и его спутников на перевале где они заночевали, и рано утром вновь тронулись в путь.

Ближе к полудню они встретили в пути Абзалбека, которого также сопровождали двое вооружённых его людей, и дорога стала веселей.

Они едва вступили на земли Меркембая, как их встретили его люди и старший из них, убедившись, что они и есть ожидаемые гости, сказал:

– Хозяин приказал вас отвести к юртам, которые мы собрали здесь недалеко за рекой, подальше от ненужных глаз. Я вам дам проводника, он проведёт вас через брод к этому месту. Все уже там и ждут вас.

Когда Берикхан и Абзалбек вошли в указанную юрту, то увидели там кроме Меркембая, рябого от оспы Кажыма и Нурлыбека старшего сына, недавно почившего бая Муззафара.

Поприветствовав других, вошедшие выразили свои соболезнования Нурлыбеку, который был хоть и моложе их, но успел получить образование, что позволило ему в своё время не только приглянуться власти, но и почти официально оформить некоторые земли в пользу своего рода. Это, конечно же вызвало недовольство их соседей и, пусть не столь уж ранний уход в иные миры Муззафара они посчитали справедливым воздаянием за их проклятия.

Однако сегодня они были вынуждены были собраться здесь по приглашению Меркембая на время, позабыв взаимные обиды. И когда, наконец, вновь пришедшие гости, тотчас примкнувшие к угощению, насытились, хозяин юрты напомнил им зачем они сегодня собрались.

Прочитав короткую молитву, он заявил:

– Правоверные, мы свидетели тому, что говорил некогда пророк. Наступают последние времена, когда враг веры нашей, не только лишил нас земель наших предков, но и хочет лишить всего того, что мы имеем. И сегодня мы собрались, чтобы решить, как сделать так, чтобы ничего не досталось нашим врагам. Этим холопам возомнившими новыми хозяевами наших степей, каждый кулаш которой, принадлежала от давних веков нашим предкам и завещана ими нам навечно.

И тут вдруг Меркембай умолк, его руки безвольно опустились вниз, а взгляд остановился на человеке в военной форме вошедшего в юрту и спокойно разглядывающий тех, кто находится в ней.

Все невольно повернулись в сторону, куда смотрел Меркембай и почти все тут же пожалели, что находятся здесь.

– Та-а-к! – потянул военный. – Так вот где находится гнездо антисоветского подполья!?

Всех буквально затрясло от страха и им уже померещились за спиной военного ужасные солдаты с ружьями со штыками, как вместо них из-за той спины показалось улыбающиеся лицо Бектлеу, племянника Меркембая известного в своем кругу весельчака, но вспыльчивого и нетерпимого, когда что-то касалось его дел.

– А-а-а, достопочтимые и уважаемые мои, простите, простите нас! – воскликнул Бектлеу и обежал всех, кто находился за достарханом, пожимая им ставшие бесчувственные руки. – Мы и не думали так напугать вас! Это шутка, шутка!

И когда цвет лица присутствующих стало принимать прежний вид и пальцы рук способность полотенцем смахнуть со рта зависшую еду, он добавил, придвигая к центру юрты несколько смущённого военного:

– Вот позвольте представить вам Курмета сына Магзума, предка которого известного Дауленбая всегда уважали и помнили в нашем роду. Он, очень большой человек во власти и откомандирован ОГПУ в наш район для контроля проведения мероприятий по ограблению и разорению вас. Мой дядя поделился со мной, что вы собираетесь делать, и мы посовещались с Курметом, решили, что нужно помочь вам. Позвольте, нам высказать свое мнение.

Присутствующие переглянулись, но, не имея возможности переговорить между собой, взглянули на Кажыма, который не только по возрасту был старшим из них, но пользовался определённым уважением как наиболее богатый из своего рода.

Кажым понял, что ему решать и поэтому, позволив себе спокойно доесть мясо и бросить кость перед собой. Он тщательно, не спеша вытер руки и наконец, сказал:

– Говори, достойный хорошей трёпки моей плетки! Я еще припомню тебе эту шутку!

– Ну, прости меня почтенный! Хочу поблагодарить вас, что вы нашли возможность прибыть сюда. Это я попросил дядю пригласить вас всех, – начал Бектлеу.

– Ха, – отозвался Кажым. – Значит первая плеть – его!

Тут, все позволили себе улыбнуться, а кто-то даже рассмеялся.

Довольный, что обстановка наконец разрядилась Бектлеу живо продолжил:

– Вот и хорошо, есть шанс остаться в живых. Кстати, я не вижу здесь почтенного Нурумбая?

– Его и не будет, – отозвался Меркембай. – Ходят слухи, он оставил всё и даже семью и один ушел к киргизам.

– А скот? Кому он оставил скот? Детям? – поинтересовался Бектлеу.

– Нет, он все раздал своим людям. Детям почти ничего не оставил. Позор! – вмешался Кажым.

– Ладно, – сказал Бектлеу. – Мы с этим потом разберёмся. Поговорим о наших делах. Но сначала мне бы хотелось, чтобы вы выслушали уважаемого Курмета.

– Да, мы слушаем вас Курмет, – согласился Кажым.

– Уважаемые, – заговорил Курмет. – Мне стало известно, что все вы собираетесь откочевать в Китай и должен вам заявить, что хорошо, что об этом пока знаю только я. Должен вам сказать, что вы выбрали не лучший способ для этого. Не нужно считать, что у власти находятся дураки, которые так просто дадут уйти вам! И поэтому вам придется выслушать нас, чтобы не получилось, как с Ырысбаем, который по пути следования оказал вооружённое сопротивление властям и за это был расстрелян.

– Как расстрелян?! – воскликнул Абзалбек. – Мы ничего не слышали об этом! Зачем вы запугаете нас, уважаемый?

Курмет ответил не сразу. Он отпил из чашки, взглянул на всех и лишь потом сказал:

– Да, расстрелян. Я сам командовал расстрелом.

Страх, который возник при появлении этого человека в юрте, вновь вернулся с еще большей силой к тем, кто был в юрте. Нависла бесконечная тишина, которую никто не посмел нарушить, чтобы сказать что-то человеку расстрелявшего самого уважаемого человека в этой степи.

Курмет понял, что это молчание будет бесконечным и поэтому, дав время, чтобы каждый мог хотя бы немного успокоиться, продолжил говорить:

– Да, это я расстрелял Ырысбая! Это было не моё решение. Конечно, я бы мог спасти его, но тогда я уже не смог бы помочь никому больше. И только поэтому, я сижу сейчас перед вами и предлагаю вам помощь, но только за некоторые условия моих друзей, которые готовы помочь вам.

Все наконец-то, как будто проснулись от сна, зашевелились и даже успели тихо переговорить друг с другом.

– Ну, хорошо, – сказал за всех Меркембай. – Говори свои условия, если без них, наши, как вы говорите друзья, не могут помочь нам.

– Вы зря иронизируете, уважаемый, – ответил ему Курмет. – Нужно было слушать нас тогда, когда эта чернь была еще слаба и выкорчевать этот сорняк на корню. А вы отделывались мелкими нападениями на малые отряды и погромами всякого рода местных советов, в которых сидели эти безграмотные так называемые народные представители. Надо было их вешать и вешать! А вы пытались просто запугать их. Этим самым вы только раздразнили раненного зверя. Тогда советам было не до нас. А сегодня, когда они окрепли, то вернулись в нашу степь и грозят вашему благополучию.

Но хватит об этом. Мы не в обиде на вас и считаем, что ваш уход со степи это – хороший удар по этой власти и поэтому готовы помочь вам. Мы укажем вам маршруты ваших движений, которые контролируем и в случае необходимости предупредим вас и укажем другие пути и так до самой границы, где уже вас ожидают.

Что мы требуем взамен? Ваш уход не должен вызвать подозрений у власти. Для этого, вы должен убедить всех, кто остается, что вы лишь откочевываете в другое место, и вскоре они присоединятся к вам. Перед уходом устройте им какое-нибудь пиршество, скажем поминание умерших с таким размахом, чтобы они ещё долго помнили вас хорошим словом. Уходя оставьте им немного скота, чтобы некоторое время они ничего не заподозрили.

А теперь главное. Оставьте с ними двух-трех верных людей. Они должны будут вести среди людей разговоры о том, что в степь приходит новая власть. Эта власть будет утверждать, что теперь в степи все общее. Сначала – земли, потом скот, а затем уже и жёны и даже дети. Они должны будут говорить, что китайцы наши друзья и что они скоро освободят наши земли, а некоторые уже освободили.

После того, когда власти будут говорить, куда вы ушли и увели скот, эти люди должны говорить, что это неправда. Они должны наполнить степь слухами о том, что власти вырезали вас и ваших людей, отобрали скот и все отправили в города русских.

В определённое время, когда власти предпримут борьбу с распространителями этих слухов, мы соберём их и отправим к вам.

Кроме того, каждый из вас должен оставить здесь одного из своих близких родственников для борьбы с властью. Они должны будут в первое время проклинать ваше родство, разоблачать вас как угнетателей народа, а мы тем временем постараемся, чтобы они вошли во власть и были нашими близкими друзьями.

И наконец, последнее. Мы уже имеем опыт переселения наших людей в Китай. Не буду скрывать, покойный Ырысбай отказался от нашей помощи и поэтому я не довёз его до места, куда мне было указано. Кто знает, устоял ли бы он, перед искушением жить, предав нас. Вот такой у вас выбор. Решайте!

3.

На это районное совещание Бектлеу опоздал. Оно уже было в самом разгаре и, судя по разгорячённым лицам присутствующих, здесь разгорелись не шуточные страсти. Пока Бектлеу пробирался на свободное место он приглядывался к собравшимся, среди которых не обнаружил несколько известных в районе людей и в то же время на него изучающе смотрели новые лица.

Собственно говоря, об этом как раз и шли споры. Часть выступающих раз за разом утверждали, что вывод из руководства хозяйств в некоторых местах, да и в управление района старых, проверенных кадров и замена их так называемыми новыми людьми не всегда оправдан.

Особенно усердствовал Коржиков из старых большевиков, который был одним из первых, что насаждал новую власть в степи. Еще в двадцатых он случайно выжил во время набега на первую партийную ячейку тогда еще уезда, когда от пуль и огня погибли почти все местные партийцы и красноармейцы.

– Почему вас не настораживает тот факт, – обращался он к главе района Канышу Даулетову. – Что смещаются с должностей проверенные товарищи. Мы сталкиваемся с фактами, когда их обвиняют в неправильной линии, исключают из партии, в то время как в партию и в руководство проникают родственники известных баев и бывших царских чиновников!?

Бектлеу внимательно слушал выступавших ораторов, высматривал реакцию собравшихся. Среди них был и Курмет Самедов, выделяющийся среди всех военной формой. Они встретились взглядами, но ничем более не выдали друг друга. Никто, даже самые близкие люди не знали, что сближало этих людей.

Бектлеу, всегда отличался тем, что никогда не выпячивал свою личность, но умело вносил свои поправки в прениях, а затем уходил, как бы в тень, предоставляя возможность делать выводы и решения другим, которые тем запоминались, и несли ответственность за это.

Вот и сейчас, почувствовав, что необходимо немного изменить курс будущих решений, он спокойно, как бы размышляя, заявил:

– Всё правильно товарищи. Конечно, нам всем жаль, что мы таким образом теряем наших товарищей, но согласитесь, быть управленцами в хозяйстве это не шашками в гражданскую войну махать. А они, к тому же, пытаются оправдать свои ошибки прошлыми заслугами, вместо того, чтобы признать их и как положено взяться за дело. Здесь нам нужны люди, знающие дело, а не готовых обучать людей стрелять хоть с лопаты. Что же касается товарищей, которые якобы родственники баев, так кто из нас не имеет таких родственников? Даже самые нищие голодранцы могут похвастаться родством бая, после которого они обгладывали кости. И давайте не забывать, что именно Советская власть призвала врагов новой власти в степи, сложить оружие, забыть вражду, активно участвовать в жизни страны и даже входить во все руководящие органы. Вот, кстати, мой дядя Меркембай сын Зулкарная, известный бай исчез со всеми своими стадами и, похоже далеко. Так, что же мне прикажите, страдать от того, что он не даст мне и кости обглодать? Да никогда! Мы и без этих богатеев поднимем степь, построим новую светлую жизнь народа!

Все с одобрением и вниманием выслушали Бектлеу и он с удовлетворением отметил для себя, что после этого выступления последующие ораторы были не столь уж консервативны. Он изредка переглядывался с Курметом, который усмешкой отмечал в их выступлениях мысли Бектлеу, что теперь они уже выдавали за свои.

Когда собрание сделало по этому вопросу соответствующие вывод и решения, то перешли к другому вопросу.

Даулетов доложил совещанию, что дело коллективизации проводится очень плохо. Народ с большим трудом приходится уговаривать принять новую политику государства. Но едва, казалось, что-то удается организовать, как находятся агитаторы против этой политики, которые запугивают население всеобщим имуществом и разрушением семейных уз. В некоторых местах распространяются слухи, что скоро китайцы освободят республику от большевиков и что некоторые районы уже находятся под их контролем. А между тем большинство баев, обманным путем, якобы в поисках новых пастбищ, пытаются откочевать со своими стадами в Китай, при этом бросив часть людей ни с чем, вырезав излишний скот, а доставший все-таки скот оставшимся людям бесконтрольно вырезается под лозунгом враждебных сил: «Не дадим ни куска мяса новой власти!». Но, даже тот скот, что удалось собрать, находится в почти в бесхозном состоянии, разворовывается и вырезается под различными предлогами.

Дискуссия по этому вопросу получилась не менее жаркой. Дело было новое, и поэтому никто особо толкового сказать не мог.

И здесь, выждав момент, когда мнения разделились практически на две половины, казалось бы, никого не слушавший за это время Курмет, делавший во время совещания какие-то заметки в своих бумагах, как бы невзначай сказал:

– Да не делайте вы из собранного вами скота особой проблемы. Насколько я знаю от своих товарищей по службе, весь скот, угнанный баями в сторону Китая остановлен на границе и скоро будет возвращен обратно. Так что можете резать смело весь скот и сдать его государству, тем самым выполнив план по сдачи мяса. А самим, тем временим, заняться: строительством загонов для скота, организацией коллективных хозяйств, распределением обязанностей среди вступивших в эти хозяйства, обучением их. Скоро стада вернутся, работы будет много, но вы сможете уже без проблем принять их. У нас тогда будет только одна проблема, как прокормить столько скотины и куда его девать.

И сказал он это так просто, без всякой претензии на правильное решение, но в конце концов, оно было принято в конце совещания, как самое верное, правда на этом уже громогласно настаивали совсем другие люди.

После совещания Бектлеу подошел к Даулетову подписать бумаги:

– Как ваши дела? – спросил он у руководителя района.

– Ох, не спрашивай Бектлеу! – ответил Даулетов. – На твоего дядю было легче батрачить.

И они рассмеялись.

4.

Еще издалека Берикхан увидел столб пыли, а затем и приближающегося к ним всадника. Он поднял руку, обернувшись убедился, что его люди остановились. Всадник приблизился и Берикхан без труда узнал в нём одного из своих людей, которые шли на некотором расстояние впереди основной массы людей и скота.

Все шло хорошо. На своем пути их уж дважды встречали люди Курмета в военной форме. Они справлялись о состоянии движения, указывали дальнейший путь, места где можно остановиться на ночлег, а также, где их возможно встретят другие люди Курмета. Затем они также таинственно исчезали, как и появлялись, растворяясь в бесконечной степи.

Но их последний пост ничего не сказал о возможные встречи на этом месте и поэтому Берикхану и его людям было отчего насторожиться.

– Что случилось? Кого вы встретили? – поспешно спросил Берикхан у всадника, который едва остановил коня и еще не успел отдышаться.

– Там, – указал рукой всадник. – Твоя мать Берикхан и с ней ещё четверо людей.

– Как, где?! – удивился Берикхан и, пришпорив коня приказал. – Показывай!

Долго ехать не пришлось, вскоре он увидел прямо посреди степи, у едва заметной дороги темные фигуры людей и лошадей. Приблизившись и соскочив с коня, он признал среди сидевших свою маму, бабушку и сестру, а также двоих своих людей при оружии и лошадях, очевидно сопровождающих их.

Берикхан обнял женщин вглядываясь в их лица и тотчас спросил мать:

– Что случилось анам? Почему вы здесь? Я ведь приказал Таргыну забрать всех вас! Вы уже три дня как должны быть в пути!

– Я обманула его сынок, сказала ему, что ты пришлёшь за мной другого человека, а сама попросила Кажыма, когда он проходил мимо, взять нас собой и оставить здесь, чтобы проститься с тобой.

– Как проститься, ана? – воскликнул Берикхан. – Мы все уходим в Китай, ведь я говорил тебе об этом! Эта новая власть не даст нам спокойно жить!

– Твоя правда сынок, наступили другие времена, но мы никуда не поедим. Вот твоя эже, она вряд ли выдержит этот путь, да и я не хочу хоронить её не то что на чужбине, но и вдалеке от мест, где похоронены наши предки. Конечно, ты мужчина и должен был решать, как нам жить дальше. Но ты забрал весь скот и оставил своих людей без ничего. Ни твой отец, ни другие твои славные предки так не поступали. Они пережили с нашими людьми всё, что им довелось. Злые помыслы и набеги врагов, войну, джут и голод. А ты бежишь сегодня на чужбину, бросив их на произвол судьбы.

Берикхан молча выслушал слова матери и некоторое время раздумывал, а потом ответил ей:

– Да, ты права анам, что наступили другие времена. Когда-то мы были едины с народом, но сегодня они готовы вцепиться нам в горло, чтобы отобрать всё, что у нас есть. И у нас нет иного выбора, выбирай и ты. Я соглашусь с любым твоим решением. И поторопись, у нас мало времени.

Но мать не дала ни себе, ни ему никакой надежды на выбор, она сразу ответила ему:

– Мы остаёмся сынок, Аллах да благословит твой путь. Береги себя сынок. Подойди к эже, попрощайся с ней навеки, пусть она благословит тебя.

Берикхан простился с эже, сестрой и, в последней раз, подошёл и простился с матерью.

Он вскочил на коня, ещё раз взглянул на них и сказал сопровождающему своему:

– Оставьте им двух лошадей, телегу с едой и продуктами.

Берикхан пришпорил коня и больше уже не оглянулся на оставшихся в пути родных.

Спустя некоторое время, встретив на пути еще четыре поста людей Курмета, Берикхан и его люди благополучно пересекли границу.

5.

Внутренняя (секретная) тюрьма Р-го района 1937 год

Дверь в камеру открылась и бывший первый секретарь района Даулетов Каныш Шарипович невольно, без команды, привстал.

Вошедшими были Асадов Бектлеу, заменивший недавно его на этом посту и новый начальник НКВД Курмет Самедов, вместо расстрелянного недавно его предшественника, немецкого и японского шпиона, так и не признавшего свою вину.

– Вот поглядите, товарищ секретарь – сказал Бектлеу. – Нас уже стоя встречают! А помните, когда-то этот наш товарищ не особо нас приветствовал, а меня в прошлом году и вовсе предлагал исключить из партии!

Затем наступила необъяснимая тишина, а Бектлеу обошел камеру и присутствующих и продолжил:

– А вот мы, уважаемый, зла не держим и как видите, пришли проведать вас. Как ваше самочувствие Каныш Шарипович? Мы тут успели осмотреть несколько камер и мне кажется, вы содержитесь в более-менее хорошей. Надеюсь у товарища Коржикова условия не хуже?

– Дмитрия Сергеевича расстреляли за два дня до моего ареста, – ответил Даулетов.

– Вот как?! – сказал, как бы удивлённый Бектлеу. – А я и не знал. А откуда вы узнали? Нехорошо, нехорошо. Обратите на это внимание товарищ новый председатель НКВД района. Мы с вами на воле об этом не знаем, а тут человек в камере, всё знает. Вы это возьмите, пожалуйста на заметку. Кажется, бывшие большевики, снова принялись за старое. Общаются между собой через камеры? Так и до побегов недалеко! Неужели товарища Коржикова расстреляли?! Да ведь это старейший большевик нашего района! Помните, сколько крови он успел попортить нам?

Тут Бектлеу взглянул на Курмета, который привычно молчал, приглядываясь к поведению Даулетова. Он впервые был во внутренней тюрьме и ее подвалах, которые были забиты знакомыми и соратниками по партийной и чекисткой работе.

– Я вот по какому поводу решил к вам заглянуть к вам, товарищ бывший первый секретарь, – продолжил Бектлеу. – Вы почти единственный, кто признал свою вину на следствии. Неужели вы не понимали, что вас ждет за это признание расстрел?

– Да, я знал, – ответил Даулетов. – Но я знал, что меня расстреляют, если я и не признаю свою вину.

– Надо же, оказывается, какая у вас сознательность, – откликнулся Бектлеу. – Ну, конечно, глупо было отрицать свою вину, когда вместо того, чтобы оказать голодающим помощь, вы выпросили для них у центра два вагона водки! Чему вы улыбаетесь товарищ Самедов? Ах, да, это же ваших рук дело, а товарищ Давлетов просто не глядя подписал эту бумажку! Вот ведь до чего доводит преступная небрежность в государственных делах! Вот и у меня, вы подписали несколько десятков бумаг, обвиняющих преданных делу партии людей, которых сначала исключили из партии, а они потом закончили свою жизнь в этих подвалах!