Текст книги "Тайная мать"

Пока я стою в очереди на кассу, у меня вдруг возникает странное чувство, точно спину мне колют маленькими иголочками. Оборачиваюсь и вижу женщину, которая пристально смотрит на меня. Я так же пристально вглядываюсь в нее и вдруг понимаю, что это та самая, темноглазая, на которую я наткнулась при выходе из салона. Она примерно одного возраста со мной, ну, может быть, чуть постарше. Неужели она сюда за мной приехала?

– Извините, вы следующая?

Оборачиваюсь и вижу, что кассир обращается ко мне.

– Простите, вы не могли бы немного подождать? – спрашиваю я, бросая юбку на прилавок. И снова оборачиваюсь, но та женщина уже исчезла.

Шарю глазами по магазину. Ее нигде нет – наверное, ушла.

– Я вернусь через пять минут, – говорю кассирше и иду бродить между рядами, поворачивая голову то вправо, то влево. Та женщина совсем не высокая, она легко может спрятаться где-нибудь за одеждой. Так я добираюсь до выхода и даже выглядываю на людную улицу, чувствуя, как у меня стучит сердце. Бесполезно – разве найдешь ее в этом муравейнике?

Но кто она? Почему-то я уверена, что эта женщина как-то связана с Гарри. Не исключено, что это она звонила мне сегодня утром, а потом повесила трубку. Господи, сделай так, чтобы она снова позвонила! А если появится сама, то так просто от меня не отделается: я заставлю ее сказать, кто она и почему интересуется моей особой.

Глава 7

Ровно в назначенное время я, проведя ладонями по новой юбке, открываю дверь в тапас-бар, где мы встречаемся со Скоттом. Там тепло, и едва я вхожу внутрь, как меня окружают яркие огни и веселые голоса. Уже второй вечер подряд я выхожу в люди. Надо же, совсем на меня не похоже.

Я окидываю взглядом столики, но Скотта не вижу.

Ко мне подходит официант, лет двадцати с небольшим, в черной футболке и темных джинсах.

– Хотите взять столик? У нас сейчас очередь, время ожидания – примерно час. Но можно присесть у бара…

– Я здесь кое с кем встречаюсь, – говорю я. – Не исключено, что он заказал столик на фамилию Маркхэм.

Официант смотрит на дощечку с зажимом у себя в руке – там у него список.

– На семь вечера?

– Да.

– Сюда, пожалуйста. – Парень ведет меня к кабинке в глубине помещения.

У меня перехватывает дыхание. Скотт уже там; он сидит ко мне спиной, перед ним на столе бутылка пива.

– Вам что-нибудь принести? – спрашивает официант.

– Да, пожалуйста, лайм с содой. – Я не отказалась бы и от чего-нибудь покрепче, но хочется сохранить ясную голову. Сегодняшний вечер слишком важен для меня, нельзя взять и все испортить.

Выпускаю из легких весь воздух до последней унции, а потом делаю новый глубокий вдох. Я смогу, у меня получится вернуть себе мужа, я это знаю. Образы мелькают у меня в голове: вот мы вдвоем, держимся за руки. Вот он ведет меня к нашему дому, напрочь забыв о своей шалашовке. Вот мы падаем на кровать. Смеемся. Плачем. Мы так счастливы снова быть вместе, в своем доме…

– Тесс. – Скотт встает, скользит по мне взглядом, потом еще раз и говорит: – Вау, да ты потрясающе выглядишь!

Я изо всех сил стараюсь не показать, до чего же мне приятно, что он оценил мои усилия по преображению себя.

– Честное слово, Тесс. Ты великолепна. – Он подается вперед и чмокает меня в щеку. Я тоже касаюсь губами его щеки, замираю так на мгновение, а после мы садимся за стол, лицом друг к другу.

– Давненько я здесь не была, – говорю. – А что, грибы в чесночной заливке тут еще подают?

– Да. И те маленькие картошечки с пряностями, которые тебе всегда так нравились.

– Ням. Обязательно себе закажу. – Тьфу, тьфу, чтобы не сглазить, но разговор у нас идет прямо как в старые добрые времена. Возвращается официант с моим лаймом с содовой. – А знаете, принесите-ка мне еще бокал вина, белого, сухого, – прошу я его. Мною вдруг овладевает праздничное настроение.

– Конечно, – отвечает официант, ставя передо мной безалкогольный напиток.

Скотт, уже зная, что я предпочту, дает ему заказ на еду, и официант уходит, оставляя нас наедине. Еще дома я тщательно продумала все, что буду говорить. В мои планы не входит обсуждать Гарри или мой визит в полицию, этот вечер я хочу посвятить нам двоим. И вот теперь я здесь, но мне отчего-то становится неловко. Я просто не знаю, как выйти на тему нас.

– Как работа? – начинает Скотт. – Справляешься?

– Хорошо. Босс предложил мне повышение.

– Отлично, Тесс. – Муж улыбается. – Вообще-то я немного нервничал из-за этой встречи с тобой, – добавляет он.

– Нервничал? – Мое сердце делает небольшой кульбит. Неужели он так же предвкушал сегодняшний вечер, как я?

– Просто я не знал, в каком ты будешь настроении, – объясняет Скотт. – Но, как я вижу, с прошлого воскресенья ты как будто перевернула страницу. И стала собой, прежней Тесс. Я так за тебя рад!

На сердце у меня теплеет. Официант приносит мое вино; я подношу к губам бокал и делаю большой глоток, наслаждаясь ощущением приятного жжения в гортани и тем, как напиток легко ударяет в голову.

– Так как, ты пойдешь на повышение? – спрашивает Скотт.

– Не знаю пока. – Беру из терракотовой миски в центре стола оливку и закидываю ее себе в рот.

– И в чем оно будет выражаться? Надеюсь, в повышении зарплаты в том числе, – он ухмыляется.

– Бен хочет, чтобы я стала в «Моретти» менеджером, пока он будет заниматься расширением бизнеса. Плюс просит, чтобы я консультировала его по поводу дизайна новой территории.

– Но это же просто здорово, – говорит Скотт, качая головой. – Для тебя ведь это плевое дело, разве нет? По-моему, надо соглашаться.

– Ты так думаешь? Ответственность все-таки большая. Мне страшно соглашаться, вдруг я все испорчу.

– Да что там портить, ты ведь с такой работой с закрытыми глазами справишься! И вообще, глаза боятся – руки делают. Попробуй, Тесс, – ты заслужила что-нибудь хорошее от жизни после всего, что тебе выпало.

– И ты тоже, – говорю я. – Ты тоже заслужил что-нибудь хорошее.

– Спасибо. – Муж улыбается мне. – Вообще-то я отчасти поэтому тебя сюда и пригласил.

Надежда затопляет меня изнутри так, что у меня даже дыхание перехватывает. Сил хватает лишь на то, чтобы не лыбиться на него, как влюбленная юная идиотка.

– Элли сказала мне, что вы с ней вчера поговорили, – продолжает Скотт. – Что ты позвонила, когда я был в душе. – Тут он качает головой. – Я не хотел, чтобы ты вот так о ней узнала. Извини. Я сказал ей, что она вообще не должна была брать трубку. Мне жаль, что она на тебя все вывалила.

Ага, значит, у шалашовки есть имя – Элли.

– Не беспокойся, – отвечаю я таким тоном, чтобы муж понял – обиды я на него не держу. – Всё в порядке. Мне все равно, что было в прошлом, встречался ты с кем-нибудь или нет. Мы ведь расстались. Я была ужасно подавлена, на тебя почти не обращала внимания… Но теперь все это в прошлом. Так что ты не должен мне никаких объяснений.

– Ты даже представить себе не можешь, какую тяжесть сейчас сняла у меня с плеч, – говорит Скотт, откидываясь на спинку стула и действительно разминая плечи, как будто они у него затекли. – Скажу тебе правду: я ужасно боялся этого вечера. Шел сюда и все время думал: как буду объяснять тебе про нас с Элли, про том, что между нами есть… Поэтому я очень рад, что ты сама все понимаешь. И надеюсь, что мы сможем остаться друзьями.

– Друзьями? – повторяю я, чувствуя, как это слово липнет у меня к языку и как меня окатывает холодом: я начинаю кое-что понимать. – В смысле, ты и я?

– Да, конечно. – Скотт подтверждает мою догадку озадаченной улыбкой. – Было бы непростительно, если б каждый из нас пошел теперь своим, отдельным путем, после всего, что нам выпало перенести вместе. И ты еще полюбишь Элли, я тебе обещаю. Глядишь, вы с ней еще подругами станете…

Его голос то удаляется, то грохочет у меня в ушах, пока я пытаюсь переварить его слова. Значит, эта Элли – не просто увлечение, она – нечто большее. А мне в жизни Скотта отведено теперь место в области преданий. Я стала его «бывшей». И при этом он хочет, чтобы все мы были счастливы и довольны. Он думает, я и сюда пришла для того, чтобы дать ему свое благословение, подтвердить, что мы останемся друзьями.

– Ты и она? – шепчу я. – Вы действительно вместе? И у вас все серьезно? – На моих губах проступает недоверчивая улыбка, готовая в любую секунду обернуться гримасой презрения.

Скотт прикусывает губу и ерзает на стуле. Делает проходящей мимо официантке знак принести ему еще пива.

– Да. Я думал, ты понимаешь это, и еще думал, что ты желаешь мне добра.

Я открываю рот. Разочарование сдавливает мне грудную клетку, мешая вздохнуть.

– Я не сказал тебе об этом раньше, – продолжает Скотт, – потому что боялся тебя ранить. Но когда Элли ответила вчера за меня по телефону… В общем, я понял, что настала пора объясниться. И ты так хорошо выглядишь, вся такая спокойная и сдержанная… Честно говоря, я думал, что всё в порядке.

Я так поражена, что даже не могу говорить. Тело и ум – все парализовано, как будто я наглоталась каких-то таблеток.

– Мы с ней познакомились около года назад, в моем офисе, во время рождественской вечеринки, – нерешительно объясняет Скотт. – Сначала все было как бы в шутку, но… Тесса, мне очень жаль, но у нас действительно все серьезно. Мы любим друг друга.

Похоже, мое молчание он воспринимает как поощрение. Думает, что мне нужны его объяснения. А я хочу сейчас только одного – чтобы он замолчал. Чтобы он заткнулся наконец. Я совсем не хочу слушать о нем и Элли. Об их прекрасных отношениях и о том, как сильно они любят друг друга. Делаю большой глоток вина, прекрасно осознавая, какой эффект оно может оказать на мои и без того растрепанные чувства.

– Я пришла сюда с надеждой, что мы снова будем вместе. – Мне удалось выдавить из себя эти слова, но голос у меня до того тихий, что мужу приходится наклоняться ко мне, чтобы расслышать. – Я хотела попросить тебя дать нашему браку еще один шанс. Я все еще люблю тебя, Скотт. Ты разве не понимаешь?

Но тот трясет головой так, словно хочет стряхнуть с себя мои слова. Слова, которых он не хочет слышать.

– Есть еще кое-что, – говорит Скотт. Пытается выдержать мой взгляд, но не может, и его глаза постепенно опускаются на стоящую перед ним пустую бутылку. – Тесса, мне так жаль, – продолжает он, по-прежнему глядя вниз. – Элли беременна.

Я откидываюсь на спинку сиденья так резко, как будто меня ударили ножом.

– Извини, – повторяет он, теперь уже глядя на меня. – Мне так жаль… Очень, очень жаль. Мы совсем это не планировали.

«Ты-то, может, и не планировал», – проносится у меня в голове ядовитая мысль. И он мне все это рассказывает! Нас разделяют всего два фута, но у меня такое чувство, будто с каждой секундой он удаляется от меня все дальше и дальше. Тот мужчина, которого я когда-то знала…

– Все нормально, Тесс?

– Нет, – говорю я. – Нет, Скотт. Ничего со мной не нормально, ты что, блин, не видишь?

У него повисает челюсть.

Лицо Скотта, когда-то такое знакомое, теперь совершенно чужое. Его крупный рот, сильный нос, светлые карие глаза, всегда такие добрые прежде. В которых я читала только желание и любовь. Теперь все это он дарит другой женщине. А я вызываю у него лишь… что? Жалость? Обиду? Гнев? Я – помеха, болтающийся конец из прошлого, который необходимо подвязать. Я вижу это по его глазам – до чего ему не терпится уйти отсюда. Поставить наконец точку. Сказать последнее слово. И уйти. С чувством выполненного долга.

Мы – то есть Скотт и я – пробовали завести еще одного ребенка. Он этого хотел, а мне это казалось предательством. Попыткой стереть из памяти наших умерших детей. Заменить их другими. Муж говорил тогда, что это поможет нам обоим исцелиться, направить свою любовь в новое русло. Рождение нового ребенка создаст новые воспоминания, которые исцелят прежние раны. Но по разным причинам этого так и не случилось, а потом и сам Скотт ушел из дома, и некому стало настаивать.

Не могу дышать. Не могу больше сидеть в этом баре, таком людном и жизнерадостном. Громкий смех и улыбающиеся лица повсюду. И самое ужасное, воздух вокруг меня пронизан неумолимой жалостью Скотта. Встаю на ноги и кручу головой по сторонам в поисках выхода: я вдруг забыла, где здесь дверь, вообще потеряла ориентацию в пространстве. У Скотта будет другой ребенок. Он полюбил другую женщину. Он меня бросает.

Теперь я понимаю, что ни на что больше не гожусь. Подумать только, решила, что если подстричься помоднее да напялить юбчонку посексуальнее, то и дело в шляпе – курам на смех! На самом же деле я старая развалина. Никому не нужная, ни на что не годная. И это не жалость к самой себе, это – реальность. Правда. Так разве ж могу я его винить? Громко всхлипываю, поворачиваюсь и бросаюсь бежать.

– Тесса, подожди! Нам надо поговорить!

Но я не могу даже оставаться рядом со Скоттом, мне надо выбраться отсюда наружу. На бегу хватаюсь за ворот свитера и оттягиваю его. Как в нем душно! И жарко. Все тело зудит. Я представляю его с той женщиной, из телефона. Не знаю, как она выглядит, но наверняка красивая. Элли. Я уже ее ненавижу. За ту жизнь, которая будет у нее. И которая должна была быть у меня.

На шатких ногах я вываливаюсь из бара на улицу. Скотт не пойдет за мной, пока не уплатит по счету, такая уж у него натура. Которая так бесит меня сейчас, что я готова визжать от злости. Но нет, я не буду стоять здесь и ждать, когда он явится и снова начнет доставать меня своими «ах, как мне жаль» и «извини». Не доставлю ему удовольствия успокоить за мой счет свою совесть. Я мчусь по улице, высматривая свободное такси. Через пару секунд вижу впереди оранжевый огонек. Выбрасываю вперед руку и делаю умоляющие глаза. Автомобиль подъезжает к тротуару, и я успеваю достаточно собраться с мыслями, чтобы продиктовать шоферу свой адрес.

– Уэйбридж-роуд, четырнадцать, Эн одиннадцать.

Таксист кивает, и я забираюсь на заднее сиденье.

– Тесса! – доносится сзади оклик Скотта.

Но я не оборачиваюсь.

– Поезжайте! Прямо сейчас, пожалуйста, – прошу водителя. – Он идет. Я не хочу, чтобы он…

Шофер жмет на газ, и мы уезжаем. Надеюсь, ему не приспичит со мной разговаривать.

– Все хорошо, милочка? – тут же раздается вопрос с переднего сиденья.

Я ловлю его взгляд в зеркальце заднего вида, киваю и отвожу глаза. К счастью, он ни о чем больше не спрашивает.

Скотт и Элли. Элли и Скотт. Скотт и Элли Маркхэм. Они ведь теперь поженятся – или нет? Конечно, поженятся. Со мной он разведется. Придется мне снова брать девичью фамилию. И все опять будет так, словно нас четверых никогда не было на земле. Он сотрет нас из своей жизни. Они поженятся, заведут премилую маленькую семейку, и все будут говорить: «Как хорошо все кончилось для Скотта! Он столько вынес, и, надо же, ему повезло, пусть со второй попытки, но он все же нашел свое счастье». А потом будут шепотом добавлять: «Жалко его бывшую – как там ее звали? Тесса, да, вот как. Жалко ее. Так и живет одна, бедняжка… Не оправилась после всего, что с ней случилось, да и как тут оправишься, правда?»

Нельзя терять лицо. Только не в такси, не перед этим незнакомцем. Прижимаю кулак к губам. Надо удержать все в себе до тех пор, пока я не доберусь до дома. «Смотри в окно, – говорю себе. – Смотри на витрины магазинов, на бары и рестораны, на всех этих счастливых людей на улице. Не думай. Не думай о Скотте. О Скотте, Элли и их ребенке, таком хорошеньком, таком новом…»

Поездка в такси длится двадцать минут. Вообще-то для меня это слишком дорого, особенно после того, как я выкинула столько денег на стрижку и новую одежду, но толкаться сейчас в автобусе с другими людьми или целый час добираться домой пешком – нет, я бы этого не вынесла.

Пытаюсь заставить себя ни о чем не думать. Задавить чувство всесокрушающего разочарования. Чувство, что меня предали и унизили. Мысли мчатся в голове одна за другой. Прогнать их выше моих сил. Рациональная часть личности твердит мне, что мы со Скоттом фактически расстались еще год назад. Он больше не обязан обо мне заботиться. Но зачем же было так долго скрывать от меня эту Элли? Сколько раз я ему звонила, разговаривала с ним обо всем, думая, что мы все еще вместе, а он все это время отдалялся от меня, отвечал мне только из жалости… Бедная, глупая, надоедливая Тесса!

– Почти приехали, милочка, – говорит шофер. – Уэйбридж-роуд, так?

– Да, пожалуйста, – отвечаю я, не узнавая собственного голоса.

Водитель сворачивает с магистрали на мою узкую улицу, и я чувствую, как сердце во мне начинает ныть еще сильнее, если такое вообще возможно. Мне хочется выскочить из машины и бежать куда глаза глядят, лишь бы не быть здесь, не оставаться наедине со своими мыслями…

– Что это тут у вас? – говорит вдруг таксист и притормаживает, не доехав немного до моего дома.

– Нам дальше.

– Знаю, милочка. Посмотрите-ка на эту толпу. У вас в доме что, концерт «Уан дайрекшн»? Или Ее Величество пожаловала с визитом?

Я наклоняюсь вперед и через лобовое стекло вижу впереди толпу: люди запрудили весь тротуар перед моим домом и даже проезжую часть.

– Что там такое? – спрашиваю.

– Понятия не имею.

Мы ползем по улице со скоростью черепахи, постепенно подбираясь к толпе все ближе. Человек, наверное, тридцать, никак не меньше. Чем ближе мы подъезжаем, тем страшнее мне становится. Люди, видимо, услышав звук мотора, оборачиваются. Вспыхивают прожекторы. Я вижу фотоаппараты. Микрофоны.

– Журналисты, – говорит шофер. – Вы, часом, никого не прикончили?

– Черт, – бормочу я.

– Это вас они ждут, милочка?

Мы стоим уже прямо напротив моего дома, и наша машина как будто притягивает к себе журналистов, которые окружают ее моментально, как железная стружка – магнит. Какие-то физиономии таращатся на меня сквозь окна, затворы фотоаппаратов щелкают, точно выстрелы, и я невольно прикрываю сумочкой свое заплаканное лицо.

– Может, поедем куда-нибудь еще? – спрашивает шофер. – Не советую сейчас выходить.

Я начинаю разбирать голоса через стекло.

– Тесса! Расскажите нам о мальчике!

– Вы его похитили?

– Тесса, вы не хотите рассказать нам свою часть истории?

Видимо, они говорят о Гарри. Но как они узнали? И зачем они здесь? Идти мне больше некуда. К Скотту нельзя по понятным причинам. На работе сейчас уже все заперто, да и вообще я не хочу взваливать на Бена свои проблемы. Мои родители давно умерли, братьев и сестер у меня нет, близких подруг тоже не осталось – я всех оттолкнула от себя после потери Сэма. Не могу же я заявиться к кому-то из них сейчас и потребовать помощи и защиты…

– Сколько я вам должна? – спрашиваю таксиста.

– Двадцать семь фунтов, милочка.

Стараясь контролировать свое лицо, я протягиваю ему двадцатку и еще десять.

– Сдачи не надо, – прибавляю бесшабашно.

– Спасибо. Но я все же не советую туда выходить. Прямо стая волков какая-то.

– Ничего со мной не случится, – отвечаю я, сама себе не веря.

– Ну как хотите. Я постою пока здесь, прослежу, как вы до двери доберетесь.

– Спасибо. – Киваю, расправляю плечи и распахиваю дверцу такси. И оказываюсь физически не готова к такому напору человеческих тел вокруг. Шум, свет… Все это для меня слишком, и я едва нахожу в себе силы унять дрожь в коленях. Журналисты так плотно обступили меня со всех сторон, что я почти ощущаю их дыхание на своем лице и отчаянно пытаюсь не встречаться с ними глазами.

Иду сквозь них прямо вперед, дохожу до своей калитки. Дрожащими руками отпираю ее. Слава богу, они не могут войти за мной в палисадник. Только выкрикивают вопросы и щелкают фотоаппаратами мне в спину, пока я бегу к крыльцу.

Надо было мне приготовить ключи еще в машине. Ройся теперь тут у них на виду в сумочке и слушай, как они орут по ту сторону забора… Кажется, что проходит целая вечность, хотя на самом деле едва ли несколько секунд, прежде чем я наконец выуживаю свои ключи. Вставляю нужный в замочную скважину, вваливаюсь в прихожую и захлопываю за собой дверь, чувствуя, как сердце заходится от смятения и страха.

Что это, черт возьми, сейчас было?

Глава 8

Откровения Скотта продолжают сводить меня с ума, но как я могу их обдумать, когда у меня за дверью толпятся все эти люди? Мой мозг не справляется со всем, что было набросано в него за этот вечер. Пульс скачет, кишки сводит от нового стресса. Я не решаюсь зажечь в доме свет – вдруг кто-нибудь из журналистов его увидит?

На столике в прихожей яростно мигает автоответчик – его ярко-красный глаз предвещает опасность. Я нажимаю на кнопку сообщений и вижу, что их поступило ровно сорок одно. Сорок одно сообщение. Делаю глубокий вдох и нажимаю кнопку прослушивания. Первое сообщение оказывается от журналистки крупной центральной газеты, которая просит меня перезвонить ей, как только смогу. Второе тоже из газеты. За ним – звонок из программы новостей местного телеканала. Я выслушиваю еще два однотипных сообщения и нажимаю кнопку «стоп». Автоответчик продолжает мигать. Закрываю красный огонек пальцем, чтобы не видеть его. При одной мысли об этих сообщениях – о стоящих за ними людях, каждый из которых хочет заставить меня говорить – мне становится совсем нехорошо. Вполне возможно, что кто-то из них и сейчас торчит на улице у моего дома. И долго они собираются там стоять? Всю ночь? Да нет, вряд ли…

Звонок по городской линии. Я не отвечаю. И тут меня осеняет – я опускаюсь на корточки и начинаю шарить за столиком в прихожей. Найдя телефонную розетку, выдергиваю шнур из сети. Звонок сразу прекращается. Отлично.

Встаю, стараясь не думать о людях снаружи. О том, как они кружат у моего дома. Выжидают. Даже внутри я чувствую себя так, словно меня выставили на всеобщее обозрение и всякий может меня обидеть. Я больше не в безопасности. Задираю повыше юбку, опускаюсь на четвереньки и пробираюсь в гостиную, к окну – снаружи горит фонарь, и его света достаточно, чтобы ориентироваться в комнате. Нащупываю шнуры от жалюзи и тяну за них, пока все планки жалюзи не распределяются по окну более-менее ровно. Все так же на четвереньках пробираюсь в кабинет-столовую – воздух там застоялся и пахнет плесенью, потому что после ухода Скотта я туда почти не захожу – и проделываю то же самое. Только после этого встаю и иду в кухню – ее окна выходят не на улицу, и я не боюсь, что здесь меня увидят журналисты, но жалюзи все же задвигаю. Правда, небольшие щелочки между планками все равно остаются. Вот когда я жалею, что не обзавелась плотными портьерами из настоящей ткани. Теперь, даже закрыв окна, я все равно не чувствую себя в безопасности и не решаюсь включить свет.

В темноте опускаюсь на стул у кухонного стола – в гостиную возвращаться страшно, слишком оттуда близко до журналистов на улице. Может быть, вызвать полицию? А что они могут сделать? В доме тихо. Слышно только гудение холодильника и мое прерывистое дыхание. Я съеживаюсь на стуле, чувствуя себя загнанной лисой в норе, окруженной охотничьими собаками. Хорошо хоть, они не могут войти.

Трясущимися рукамия вынимаю из сумочки мобильник. И тут же соображаю, что по умолчанию собиралась позвонить Скотту. Но теперь это нельзя. После того, что он сказал мне сегодня вечером, это больше невозможно. Надо же, всего лишь этим вечером он огорошил меня своим откровением, а кажется, будто уже несколько дней прошло… Нет, придется сначала выяснить, что там болтают обо мне журналисты. Видимо, они как-то прознали про Гарри, но зачем раздувать из этого целую историю? Что им рассказали и кто это сделал?

Открываю в телефоне «Гугл» и ввожу в поисковую строку свое имя. На экране тут же начинают отображаться результаты поиска, и я холодею. Мое имя фигурирует в целом списке заголовков, заполняющих экран целиком. Оказывается, у журналистов есть даже мое фото, сделанное еще до стрижки, но тоже не старое. Наверное, его сделали вчера, потому что на нем я в новой рабочей куртке. Все это похоже на страшный сон. Поверить не могу, что обо мне пишут все газеты.

Кликаю заголовок в начале списка и жду, пока откроется страница. Проглядываю статью. В ней сказано, что я похитила пятилетнего мальчика. Ну, то есть не совсем так – автор статьи этого не утверждает, но задает вопрос: «Неужели Тесса Маркхэм и впрямь похитила пятилетнего мальчика?».

Нет, черт возьми, никого я не похищала.

И опять я невольно задумываюсь о том, откуда они узнали про Гарри. Может быть, кто-то из полицейских проболтался? Нет… Ну конечно, это же ясно, как день. Я вдруг понимаю, кто это все устроил.

Карли.

Моя любопытная соседка. Конечно, это она. Кто, кроме нее, видел Гарри? Никто. Но как она разнюхала все остальное? Что ж, надеюсь, она изрядно наварилась на моем несчастье… Вот ведь сука какая!

Я вызываю следующее сообщение. Вижу журналистку с микрофоном. Начинается видео. Да ведь она же стоит на моей улице! Показывает на мою дверь и спрашивает: действительно ли женщина, которая живет здесь, серийно похищает детей. О господи, она рассказывает про тот случай с коляской! Они берут интервью у матери ребенка. Вот она, стоит рядом с репортером напротив моей двери и клянет меня на чем свет стоит. Говорит, это просто насмешка над правосудием, что меня еще в тот раз не упекли куда следует. В их голосах столько уверенности, как будто я и впрямь совершила то, в чем они меня обвиняют. Но я ничего такого не делала. Совсем ничего. Или я ошибаюсь?

Прошло двое суток, а ребенок все еще не возвращен в лоно семьи. Никто не знает, откуда он появился и как оказался в доме Тессы Маркхэм. По всей видимости, множество вопросов еще ожидают ответа.

Щелкаю по следующему изображению – это диктор с местных теленовостей. Он говорит о моем прошлом, о моих мертвых детях. Рассказывает, как вскоре после смерти Сэма меня заподозрили в попытке похищения ребенка, но обвинение так и не было предъявлено официально. Почему же никто не говорит о том, что это я и Скотт позвонили в воскресенье в полицию? Я хочу сказать, если б я по-настоящему похитила Гарри и намеревалась оставить его у себя, разве стала бы я тогда сама ставить в известность власти?

Смотреть больше нет сил. Слушать, как чужие люди снова и снова копаются в моей истории, тоже. Как они судят и рядят обо мне, расписывая все то, хуже чего для матери и быть не может. Почему меня опять заставляют пройти через все это? Почему прошлое никак не хочет оставить меня в покое?

Мобильник начинает вибрировать у меня в руке, и я едва не роняю его от неожиданности. Неужели журналисты добрались и до этого номера? Но нет, на экране высвечивается телефон Моретти. Наверное, Бен звонит, посмотрел новости. Не исключено, что теперь он точно меня уволит, может быть, даже прямо сейчас. Так что с повышением можно распрощаться, и не важно, хотела я его или нет. Но говорить сейчас с ним у меня нет сил. Позже.

Десять секунд спустя мобильник пронзительно пикает, оповещая меня о прибытии голосового сообщения. Я вздыхаю. Что ж, так и быть, посмотрю, числюсь я еще на работе или нет. А то, может быть, завтра идти уже никуда не надо…

«Тесса, это Бен. Пожалуйста, позвони мне, когда получишь это сообщение. Я видел новости. И беспокоюсь за тебя. Журналисты – банда придурков. Постарайся не обращать на них внимания. Если тебе нужна поддержка, сообщи, я приеду».

От его доброты у меня перехватывает горло. Просто не верится, что он слышал всю грязь, которой облили меня по телевизору, и продолжает считать меня порядочным человеком. Телефон снова начинает звонить: это опять Бен. На этот раз я отвечаю.

– Алло. – Мой голос звучит жалобно, почти жалко.

– Тесса, я только что отправил тебе сообщение. У тебя всё в порядке?

– Нет, вообще-то.

– Мне приехать?

– Лучше не надо. – Я вымученно усмехаюсь. – Тут половина Флит-стрит[1]1
  Флит-стрит – улица в Лондоне, на которой традиционно располагались офисы крупнейших британских газет и новостных агентств; стала синонимом английской прессы.


[Закрыть] у моего дома пасется.

– Черт. Я все равно приеду. Мне-то на них плевать.

– Бен, я так благодарна тебе за этот звонок… Сказать тебе не могу, до чего я… – Тут у меня срывается голос, и я беру паузу, чтобы перевести дыхание. – В общем, ты не обязан был это делать.

– Еще как обязан. Мне же надо было проверить, как ты. И вообще, я хочу, чтобы ты знала – я на твоей стороне, понятно?

Ну вот, зачем он так? Лучше бы сказал что-нибудь погрубее… Просто не представляю, как я теперь смогу ответить ему, не расплакавшись.

– Тесс? Ты меня слышишь?

– Да, – пищу я.

– Ну всё. Я сейчас еду.

– Нет! – Я снова перевожу дух. – Нет-нет, у меня всё в норме, спасибо. Я сейчас лягу спать, а завтра, будем надеяться, они потеряют ко мне интерес.

– Тебе не обязательно выходить завтра на работу. Отсидись дома сколько понадобится.

– Спасибо, но сейчас работа – это все, что у меня есть. – Звучит до того пронзительно, что я, спохватившись, добавляю еще один вымученный смешок. – Я лучше приду, если ты не против.

– Конечно, не против. Но только если ты уверена, что так будет для тебя лучше.

– На все сто, – отвечаю я, чувствуя, как по моим щекам катятся горячие слезы.

– Хорошо, тогда до завтра. Только обязательно позвони мне, если что. Я серьезно.

– Хорошо. Спасибо, это так важно для меня… знать, что хоть кто-то меня поддерживает. Знаешь, они ведь всё наизнанку вывернули.

– Представляю, – говорит Моретти негромко.

– Ну ладно, до встречи, Бен.

– Пока, Тесс.

Я с неохотой нажимаю отбой и первые несколько минут после звонка ощущаю даже какой-то прилив бодрости. Но быстро возвращаюсь к мысли, что, несмотря на доброту Бена, я в этой истории одна против всех. Боясь даже подумать о том, как проведу эту ночь, подхожу к раковине, набираю в стакан воды и иду наверх.

Неужели этот кошмар никогда не кончится?