Текст книги "Мертвы, пока светло"

– Рене Леньер чуть из штанов не выпрыгнул, пока дожидался возможности мне рассказать. Он вчера крутился около трейлера Рэттри, хотел купить травки и видел, как Дэниз приехала. Она как будто сбить кого-то планировала. Рене сказал, она с ума сходила от злости и чуть его не убила. Мака пришлось вначале втаскивать в трейлер в четыре руки, а потом вовсе везти в больницу в Монро – Джейсон смотрел на меня, как прокурор на подсудимую.

– А о том, что Мак бросился на меня с ножом, Рене рассказал? – Я решила, что лучшей защитой в этой ситуации будет нападение. Кроме того, я понимала, что Джейсон злится в основном из-за того, что услышал эту историю не от меня.

– Если Дэниз и упоминала об этом, Рене мне не рассказал, – медленно проговорил Джейсон. Его красивое лицо потемнело от злости. – Он бросился на тебя с ножом?

– В общем, мне пришлось защищаться, – я говорила об этом как о чем-то естественном. – Кстати, он уволок твою цепь, – с некоторой точки зрения это было правдой. – Я хотела тебе рассказать, – продолжила я, – но к тому моменту, как я вернулась, вы с Ди-Энн уже ушли, и, раз уж я осталась цела, отвлекать вас не было особого смысла. Ты ведь счел бы своим долгом его догнать, если бы узнал о ноже, – примирительно добавила я. Джейсон любил подраться, так что это было практически правдой.

– Просто скажи, какого черта ты к ним полезла? – спросил он, слегка расслабившись, и я поняла, что конфликт исчерпан.

– Ты знал, что, помимо торговли наркотиками, Крысы иссушают вампиров?

Кажется, он заинтересовался.

– Нет… И что?

– Ну, вчера одним из наших гостей оказался вампир, и Крысы пытались его разделать прямо на парковке! Я не могла этого допустить.

– В Бон-Темпсе появился вампир?

– Ага. И даже если ты не собираешься ручкаться с вампирами, нельзя позволять отбросам вроде Рэттри мучить их. Это не бензин сливать из чужих машин, они бы бросили его умирать в подлеске. – Крысы не говорили о своих намерениях, но у меня были кое-какие догадки. Даже если бы они укрыли его в тени, чтобы он не умер от солнечного света, иссушенному вампиру требовалось не меньше двадцати лет, чтобы восстановиться, и это если о нем заботился другой вампир. По крайней мере, так они говорили на шоу Опры.

– Я тусил в баре в одно время с вампиром? – растерянно спросил Джейсон.

– Помнишь темноволосого парня, сидевшего с Крысами?

Джейсон усмехнулся, услышав это прозвище. Но не перестал расспрашивать меня о прошлой ночи.

– Как ты узнала, что этот парень вампир? – спросил он. Когда мы встретились взглядами, я поняла: он жалеет, что не прикусил язык.

– Просто догадалась, – сказала я самым ровным тоном.

– Ясно, – и мы достигли безмолвной договоренности.

– В Гомулке вампиров нет, – глубокомысленно сказал Джейсон. Он запрокинул голову, ловя солнечные лучи, и я поняла, что мы закончили с опасными вопросами.

– Есть такое, – согласилась я. Не любить Гомулку было в Бон-Темпсе чем-то вроде традиции. Мы соперничали в футболе, баскетболе и историческом значении для будущих поколений.

– Как и в Родейле, – сказала бабушка из-за наших спин, и мы с Джейсоном подскочили. Нужно отдать Джейсону должное – он подскакивал и обнимал бабушку каждый раз, когда видел ее.

– Ба, сможешь накормить меня обедом?

– Троих таких, как ты, – сказала бабушка и улыбнулась Джейсону. Бабушка не закрывала глаза на его – или мои – ошибки, но искренне любила. – Мне тут позвонила Эверли Мэнсон. Сказала, что ты провел эту ночь с Ди-Энн.

– Боже мой, в этом городе даже у стен есть уши, – Джейсон поморщился, но в его голосе не было настоящей злости.

Пока мы шли к дому, бабушка предостерегающе завела:

– Я знаю, что Ди-Энн как-то раз уже залетала. Позаботься о том, чтобы она не залетела от тебя, а то за всю жизнь не расплатишься. Хотя, может, хоть тогда я обзаведусь правнуками.

Бабушка уже накрыла на стол, так что после того как Джейсон оставил на вешалке кепку, мы сели и коротко помолились. Бабушка и Джейсон принялись сплетничать о жителях нашего городка и окрестностей. Они называли это «обменом информацией». Джейсон работал на округ, руководил дорожными бригадами. Весь день он катался по округе на государственной машине и дожидался окончания смены, чтобы пересесть в собственную машину и всю ночь кататься уже на ней. Рене был дорожным рабочим в одной из его бригад. Они вместе учились в старшей школе и частенько проводили время втроем с Хойтом Фортенберри.

– Сьюки, мне придется заменить водонагреватель дома, – неожиданно сказал Джейсон. Он жил в старом родительском доме, где мы выросли. После того, как наводнение убило маму с папой, мы переселились к бабушке, но после двух лет в колледже и выхода на работу Джейсон вернулся в дом, по документам наполовину принадлежавший мне.

– Тебе нужны деньги? – спросила я.

– Нет, все нормально.

Мы оба работали, но, помимо зарплат, получали процент от вложений, сделанных за то время, что из земли, принадлежавшей родителям, выкачивали нефть. Скважина проработала всего пару лет, а потом была затоплена, но родители и бабушка позаботились, чтобы деньги не пропали. Дополнительный доход сэкономил нам с Джейсоном массу усилий. Не знаю, как бы бабушка вырастила нас, если бы не эти деньги. Она упорно отказывалась продавать недвижимость или землю, но из доходов у нее была только пенсия. Поэтому-то я и не сняла себе квартиру. Если я покупаю продукты в дом, где живу, бабушка считает это разумным; но если бы я привозила продукты ей, оставляла в холодильнике и уходила к себе, она была бы вне себя от этой «благотворительности».

– Какую модель ты купил? – из вежливости спросила я.

Джейсон только этого и ждал; он сходил с ума по всякой технике и жаждал описать выбор нового водонагревателя во всех подробностях. Я слушала со всем вниманием, на какое была способна.

И тут он резко сменил тему:

– Сьюки, ты помнишь Модетт Пайкенс?

– Разумеется, – удивленно ответила я. – Мы выпустились в один год.

– Этой ночью кто-то убил Модетт в ее собственной квартире.

Мы с бабушкой встрепенулись.

– Когда? – спросила бабушка, явно смущенная тем, что еще об этом не слышала.

– Тело нашли в ее спальне сегодня утром. Начальник Модетт пытался дозвониться до нее и выяснить, почему она два дня не ходила на работу. Но Модетт не ответила, поэтому он приехал к ней, вызвал менеджера жилого комплекса, и они вскрыли дверь. Ты знала, что она снимала квартиру напротив Ди-Энн?

В Бон-Темпсе был всего один нормальный жилой комплекс: три двухэтажных здания, расположенных буквой «П», – так что мы сразу поняли, о чем он.

– Ее там и убили?

Мне стало дурно. Я вспомнила Модетт – с ее тяжелой челюстью, квадратной задницей, широкими плечами и красивыми темными волосами. Модетт была трудолюбивой, но не обладала ни амбициями, ни острым умом. Кажется, я слышала, что она работает на «Грэббит Квик», заправке с магазинчиком всякой всячины.

– Да, она проработала там, наверное, не меньше года, – подтвердил Джейсон.

– Что произошло? – Бабушка щурилась с тем жадным любопытством, с которым хорошие люди выслушивают плохие новости.

– На ней нашли следы от укусов вампира… на… кхм, ее бедрах, – сказал брат, глядя в тарелку. – Но она умерла не из-за них. Ее задушили. Ди-Энн говорила, что Модетт любила проводить выходные в вампирском баре в Шривпорте, так что, может, там ее и покусали. Необязательно тот вампир, который приглянулся Сьюки.

– Модетт была клыколюбкой? – Меня замутило от образа Модетт, неуклюжей и полной, затянутой в экзотическое черное платье по распространенной среди клыколюбов моде.

– Что ты имеешь в виду? – спросила бабушка.

Видимо, она пропустила утреннее ток-шоу в тот день, когда ведущие обсуждали этот феномен.

– Так называют людей, которые тусуются с вампирами и любят, когда их кусают. Поклонники вампиров. Полагаю, обычно они живут недолго, потому что слишком часто дают кровь, и рано или поздно какой-то укус становится последним.

– Но Модетт умерла не от укуса, – бабушка хотела убедиться, что поняла все правильно.

– Нет, от удушья. – Джейсон вернулся к содержимому своей тарелки.

– Ты ведь всегда заправляешься на «Грэббит»? – спросила я.

– Ну да. Как и куча других людей.

– И вроде ты какое-то время увивался за Модетт? – спросила бабушка.

– Ну, в некотором смысле, – осторожно согласился Джейсон.

Очевидно, это значило, что он спал с Модетт всякий раз, когда не мог найти варианта получше.

– Надеюсь, шериф не захочет с тобой поговорить, – сказала бабушка и покачала головой. Похоже, она сама не верила в свои слова.

– Что? – Джейсон покраснел от возмущения.

– Ты пересекался с Модетт каждый раз, когда заправлял машину, проводил с ней время, назовем это так… и определенно бывал в квартире, где ее убили, – перечислила я.

Не так уж много причин, но вполне достаточно, чтобы им заинтересовались. Тем более в Бон-Темпсе редко случались таинственные убийства, и я была уверена, что полиция перевернет каждый камень в поисках преступника.

– Не я один. На «Грэббит» заправляется куча парней, и все они регулярно пересекались с Модетт.

– Да, но в том ли смысле? – прямо спросила бабушка. – Она ведь не занималась проституцией? Тогда об ее ухажере должны были знать.

– Она просто любила приятно провести время, а не занималась сексом за деньги, – учитывая, какой Джейсон эгоист, было мило, что он защищает Модетт. Возможно, я недооценивала старшего брата. – Думаю, она была одинока, – добавил он.

Джейсон поднял на нас взгляд, и, наверное, мы обе выглядели удивленными и тронутыми.

– К слову о проститутках, – торопливо продолжил он. – В Монро есть девчонка, которая специализируется на вампирах. За ней всегда приглядывает телохранитель с колом на случай, если клиент забудется. Она пьет синтетическую кровь, чтобы поддерживать организм.

Он явно хотел сменить тему, так что мы с бабушкой задумались о том, как вежливо поддержать разговор.

– Интересно, сколько она берет? – рискнула спросить я, и, когда Джейсон рассказал, какие ходят слухи, мы обе ахнули.

После того как мы обсудили убийство Модетт, обед пошел по обычному сценарию. Как только дело дошло до мытья посуды, Джейсон посмотрел на часы и сказал, что ему пора. Но, как оказалось, бабушка все еще думала о вампирах. Позже, когда я красилась перед работой, она зашла ко мне в комнату.

– Сколько лет, по-твоему, было тому вампиру, который к вам заходил?

– Без понятия, ба. – Я наносила тушь, стараясь держать глаза широко открытыми и не дергаться, чтобы не ткнуть щеточкой в глаз, так что голос прозвучал странно, как у актрисы из фильма ужасов.

– Как ты думаешь… он может помнить Войну?

Мне не требовалось спрашивать, о какой войне она говорит. В конце концов, бабушка была одной из основательниц клуба «Потомков Доблестно Павших».

– Возможно, – сказала я, поворачиваясь к зеркалу то одной, то другой щекой, чтобы проверить ровность румянца.

– Может быть, он мог бы рассказать нам о ней? Мы собрали бы особую встречу.

– Ночью, – напомнила я.

– Ох. Да, получается так.

«Потомки» обычно собирались в районе полудня в библиотеке и вместе обедали. Я задумалась. Было бы грубо требовать от вампира поговорить с бабушкой и ее клубом только потому, что я спасла его кровь от наркодилеров, но, может быть, если я намекну, он предложит сам? Неприятно, но ради бабушки я попробую.

– Если мы еще пересечемся, я спрошу, – пообещала я.

– По крайней мере, он может поговорить со мной? А я сделаю запись? – предложила бабушка. Я почти слышала, как у нее в голове крутятся шестеренки: она думала, насколько поднимется ее авторитет. – Остальным членам клуба будет безумно интересно, – с фальшивым трепетом добавила она.

Я подавила невольный смешок.

– Я ему предложу, – сказала я. – Посмотрим, что он ответит.

Я ушла, оставив бабушку думать об открывшихся возможностях.

* * *

Я не ожидала, что Рене Леньер дойдет с историей о драке на парковке даже до Сэма. Но Рене постарался. Придя на работу в тот день, я подумала, что ощутимое в воздухе волнение связано с убийством Модетт – и ошиблась.

Сэм затолкал меня в кладовку, как только я появилась на пороге. Он дрожал от злости и, кажется, готов был меня убить. Он еще никогда не злился на меня так сильно, и вскоре я готова была разрыдаться.

– И если ты решишь, что посетителю грозит опасность, ты расскажешь мне, и я сам со всем разберусь, – он повторил это раз шесть, и только тут до меня дошло, что Сэм за меня испугался.

Я почувствовала его страх, прежде чем пресекла интуитивное «прослушивание». От мыслей начальства всегда одни неприятности.

Мне ни разу не приходило в голову попросить Сэма – или кого бы то ни было – о помощи.

– А если тебе покажется, что у нас на парковке кого-то бьют, ты позвонишь в полицию, а не выйдешь к ним сама, чертова ты линчевательница, – выдохнул Сэм. Румянец, хорошо заметный на его светлой коже, был темнее обычного, а жесткие золотые волосы выглядели так, будто он забыл причесаться.

– Ладно, – сказала я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Глаза я держала широко открытыми, иначе из них полились бы слезы. – Теперь ты меня уволишь?

– Нет! Нет! – воскликнул он, кажется, разозлившись еще сильнее. – Я не хочу тебя потерять!

Сэм сжал мои плечи и слегка встряхнул. Он смотрел на меня ясными, оглушительно-синими глазами и стоял так близко, что я почувствовала волну исходящего от него жара. Прикосновения усиливали мое отклонение, поэтому не прочесть мысли дотронувшегося до меня человека было практически невозможно. Долгую секунду я смотрела Сэму в глаза, прежде чем прийти в себя и отскочить, стряхивая с плеча его руку.

Развернувшись, я вылетела из кладовки, как вспугнутая птица.

Мне открылась пара обескураживающих фактов. Сэм желал меня; и я не слышала, о чем он думает, с той же ясностью, с какой могла читать других людей. Я получала лишь некое общее понимание об эмоциях, которые он испытывает, но не слышала самих мыслей. Как будто я смотрела на кольцо настроения, а не получала факс.

Что же я сделала с полученной информацией?

Абсолютно ничего.

Я никогда не думала о Сэме как о ком-то, с кем можно лечь в постель – с кем я могла бы лечь в постель. На самом деле я вообще ни о ком так не думала. Не потому что не чувствовала влечения – о, я чувствовала его чертовски хорошо, – но потому что всегда знала, что секс обернется для меня катастрофой.

Как можно трахаться, слыша каждую мысль своего партнера? Каждую. Я представляла себе все эти: «Ни фига себе, вот это родинка… ее задница толстовата… хоть бы она сдвинулась левее… почему она не понимает намеков…» – и так далее. От подобного пропадет любое желание. И я знала, что во время секса не смогу защитить свой разум.

Второй причиной было то, что мне нравилось работать под руководством Сэма. Мне нравилась моя работа – она заставляла меня выходить из дома и поддерживать активность, не превращаясь в затворницу, какой меня боялась увидеть бабушка. Мне было трудно работать в офисе, а поступить в колледж казалось и вовсе невозможным из-за пугающего уровня требуемой концентрации. Мне просто не хватило бы сил.

Так что сейчас я пыталась проанализировать ту волну желания, которую почувствовала от Сэма. Он не сделал мне однозначного предложения, не попытался завалить прямо в кладовке. Я прочла его чувства, но при желании могла их просто проигнорировать. Я оценила деликатность ситуации. Знал ли Сэм, что я такое, – мог ли он прикоснуться ко мне специально?

Тем вечером я старалась не оставаться с ним наедине, но, должна признать, произошедшее меня очень потрясло.

* * *

Следующие два вечера прошли лучше. Мы вернулись к прежним комфортным отношениям. Я успокоилась. Я расстроилась. Я сбилась с ног, потому что убийство Модетт привело к увеличению потока посетителей. Бон-Темпс полнился самыми разными слухами, а новостной канал Шривпорта сделал короткий репортаж о кошмарной гибели Модетт Пайкенс. В отличие от меня бабушка сходила на похороны, и, по ее словам, церковь была переполнена. Бедняжка Модетт с ее нелепой фигурой и искусанными бедрами после смерти получила столько внимания, сколько ей и не снилось при жизни.

Впереди меня ждали два выходных дня, и я волновалась, что пропущу следующий визит вампира по имени Билл. Мне нужно было передать бабушкину просьбу, но Билл не появлялся в баре, и я начала сомневаться, что это вообще случится.

Мак и Дэниз тоже не заходили, но Рене Леньер и Хойт Фортенберри позаботились о том, чтобы я узнала, какими ужасами они мне грозили. Не могу сказать, что испугалась всерьез. Только не мелких уголовников вроде Крыс, промышляющих на шоссе и в трейлерных парках Америки, не имеющих ни ума, ни совести, чтобы остановиться и начать нормальную жизнь, не способных оставить о себе добрую память. Я полагала, что угрозы подобных людей не стоили выеденного яйца, и поэтому проигнорировала предупреждения Рене – хотя ему определенно нравилось меня предупреждать.

Рене Леньер был почти таким же тощим, как Сэм. Только Сэм был румяным и светловолосым, а Рене – смуглым, с густыми темными волосами, уже тронутыми сединой. Он часто заходил в бар, чтобы выпить пива и поболтать с Арлин, которую во всеуслышание звал своей любимой бывшей женой. Лучшей из трех.

Хойт Фортенберри был куда менее приметным. Не бледный, но и не смуглый, не высокий, но и не низкий. Он всегда выглядел веселым, оставлял неплохие чаевые и относился к моему брату куда лучше, чем тот, по моему мнению, заслуживал.

Я порадовалась, что Рене и Хойта не было в баре в тот вечер, когда вампир вернулся. Он сел за тот же столик.

Теперь, когда он оказался прямо передо мной, я слегка оробела. Оказалось, я совсем забыла едва ощутимое сияние, исходящее от его кожи… и переоценила его рост и то, насколько графично очерчены его губы.

– Что вам принести? – спросила я.

Вампир поднял на меня взгляд. Я забыла и о том, какие глубокие у него глаза и как его присутствие на меня действует. Он не улыбался и не моргал; казалось, он вообще не двигался, но вокруг него расплывалась спокойная тишина. Я ослабила защиту и почувствовала, как расслабляются мышцы лица. Будто после массажа – ну, наверное.

– Что ты такое? – спросил вампир. Он пытался выяснить это уже второй раз.

– Официантка, – ответила я, второй раз притворяясь, что не понимаю вопроса. Улыбка привычно вернулась на мое лицо. Ощущение спокойствия пропало.

– Красное вино, – заказал вампир. Если он и был разочарован, по голосу этого не чувствовалось.

– Без проблем, – сказала я. – Синтетическую кровь должны привезти завтра утром. Слушай, мы сможем поговорить после моей смены? У меня к тебе просьба.

– Разумеется. Я перед тобой в долгу, – ну разумеется, он не обрадовался вопросу.

– Дело не во мне! – я и сама начинала сердиться. – Дело в моей бабушке. Если ты не уснешь… то есть да, наверное, ты не уснешь… к половине второго, когда я закончу работать, встреть меня, пожалуйста, у служебного входа на заднем дворе бара.

Я кивнула в сторону нужных дверей, и собранные в хвост волосы качнулись из стороны в сторону. Вампир проводил их взглядом.

– С удовольствием.

Непонятно, демонстрировал ли он вежливость, которую бабушка считала обычной для прошлых времен, или попросту издевался надо мной.

Очень хотелось показать ему язык или пустить подразнить иным образом, но я сдержалась. Развернувшись на пятках, я вернулась к бару. За принесенное вино он оставил двадцать процентов чаевыми. Вскоре после этого, взглянув на его столик, я поняла, что он испарился. Сдержит ли он свое слово? Так или иначе, Арлин и Дон ушли до того, как я закончила наводить порядок – скорее всего, потому что все салфетницы на моих столиках оказались полупустыми. Я попрощалась с Сэмом, пока забирала сумочку из закрытого ящика в его кабинете, где наши вещи оставались на время смен. Он гремел инструментами около мужского туалета – вероятнее всего, пытался починить текущий бачок. Я на секунду заглянула в женский, чтобы проверить прическу и макияж.

Выйдя наружу, я заметила, что Сэм успел выключить свет на парковке для посетителей. Территорию освещал только фонарь с датчиком движения на электрическом столбе перед его трейлером. К радости Арлин и Дон, Сэм разбил небольшой сад и засадил самшитом – девочки безостановочно дразнили его насчет аккуратности этой живой изгороди. Мне она нравилась.

Как и всегда, грузовик Сэма стоял перед его трейлером, и на парковке для персонала оставалась только моя машина. Я потянулась, оглядываясь по сторонам. Билла не было. Удивительно, насколько острым оказалось разочарование. Я ожидала, что он проявит вежливость, даже если в душе – есть ли у него вообще душа? – ему вовсе не хотелось со мной разговаривать. Может, подумала я с улыбкой, сейчас он спрыгнет с дерева или возникнет передо мной прямо из воздуха, завернутый в черный плащ с красным подбоем. Но ничего не произошло. Так что я поплелась к машине.

Я рассчитывала на сюрприз – но не на тот, который получила.

Мак Рэттри выскочил из-за машины и в одно мгновение приблизился ко мне вплотную. Он не сдерживал силу, и от удара в челюсть я упала как подкошенная. Я успела вскрикнуть, но столкновение с землей выбило из легких весь воздух. Гравий содрал открытую кожу, и я осталась лежать, безмолвная, бездыханная и беззащитная. Затем я увидела Дэниз – как она замахивается ногой в тяжелом ботинке – и успела свернуться калачиком прежде, чем они начали бить. Боль пришла мгновенно: сильная и неостановимая. Я инстинктивно закрыла лицо руками, и удары посыпались на предплечья, ноги и спину.

Наверное, в первые пару секунд я действительно верила, что они остановятся, прошипят мне пару проклятий, скажут, что это было последнее предупреждение, и уйдут. Но я четко помню момент, когда поняла – они намерены меня убить. И если лежать неподвижно, позволяя себя избивать, я была готова, то позволить себя убить – нет. Я перехватила следующий удар – бросилась на летящую в меня ногу и вцепилась в нее изо всех сил. Я пыталась кусаться, я хотела, по крайней мере, пометить одного из них – я даже не понимала, кого именно удерживаю.

А потом позади меня раздался рык. О нет, подумала я, они захватили с собой собаку. Судя по звуку, весьма недружелюбную. Если бы я еще могла испытывать эмоции, у меня бы волосы встали дыбом. Еще один удар – по спине, – и избиение прекратилось.

Этот последний удар сделал со мной что-то страшное. Я слышала свое тяжелое дыхание и странный булькающий звук, доносящийся откуда-то из легких.

– Что за чертовщина? – спросил Мак Рэттри, и его голос был полон ужаса.

Я снова услышала рык. Ближе, прямо за моей спиной. С другой стороны донеслось звериное ворчание. Мак начал ругаться. Дэниз, причитая, вырвала ногу из моей ослабевшей хватки. Мои руки упали на землю. Похоже, я уже не пошевелюсь – перед глазами стоял туман, но я все равно видела, что моя правая рука сломана. Лицо было влажным. Страшно представить, сколько травм я получила.

Мак закричал, Дэниз тоже. Похоже, вокруг меня что-то происходило, но я не могла пошевелиться. Я видела только свою сломанную руку и разбитые колени и темноту под колесами машины.

Через некоторое время наступила тишина. За моей спиной заскулила собака. Она ткнулась мне холодным носом в ухо, а потом лизнула Я попыталась поднять руку и погладить пса, который, несомненно, спас мне жизнь, но не смогла. Собственное дыхание доносилось как будто издалека.

– Я умираю, – сказала я.

Стоило признать, смерть казалась мне все более и более вероятной. Жабы и кузнечики, производящие большую часть ночного шума, умолкли, напуганные движением и шумом на парковке, так что мой тихий голос, прозвучавший ясно и четко, потонул в ночной тишине. Странно, но вскоре я услышала два других голоса.

Перед моим лицом показались ноги, обтянутые окровавленными синими джинсами. Вампир Билл наклонился, и я увидела его лицо. Рот был испачкан в крови, нижней губы касались белоснежные клыки – он выпустил их. Я попробовала улыбнуться, но мышцы лица не слушались.

– Я собираюсь поднять тебя, – спокойно сказал Билл.

– Я умру, если ты попытаешься, – шепнула я.

Он внимательно осмотрел меня и сказал:

– Не думаю.

Странно, но от его слов мне стало легче. Думаю, он за свою жизнь насмотрелся на самые разные раны.

– Будет больно, – предупредил он.

Сложно представить, что сейчас не сделало бы мне больно.

Его руки обхватили меня до того, как я успела испугаться. Я вскрикнула, но ничего не случилось.

– Быстрее, – поторопил голос.

– Мы уйдем в лес подальше от посторонних глаз, – сказал Билл. Он нес меня с такой легкостью, как будто я ничего не весила. Он что, собирался закопать меня там, вдали от посторонних глаз? Сразу после того как спас от Крыс? Мне было почти все равно.

Когда Билл опустил меня на ковер из сосновых игл в темноте леса, мне стало лишь немного легче. Где-то вдалеке мерцал смутный свет фонаря над парковкой. Я чувствовала, как сквозь волосы сочится кровь, как болит сломанная рука, как ноют следы от ударов, – но больше всего меня пугало то, чего я не чувствовала.

Я не чувствовала ног.

Живот казался тяжелым и наполненным. Слова «внутреннее кровотечение» возникли в моем сознании сами собой.

– Ты умрешь, если не сделаешь, как я велю, – сказал мне Билл.

– Прости, не хочу становиться вампиром, – ответила я, и мой голос прозвучал слабо, прерывисто.

– Не станешь, – сказал он чуть мягче. – Ты исцелишься. Быстро. У меня есть средство. Но ты должна дать согласие.

– Давай свое лекарство, – прошептала я. – Я согласна.

Тело сделалось совсем тяжелым. Частью своего разума, еще способного воспринимать внешние раздражители, я слышала Билла, ворчащего будто бы от боли. Затем к моим губам что-то прижалось.

– Пей, – сказал он.

Я попыталась высунуть язык, и у меня получилось. Это была кровь – запястье Билла сочилось кровью, и он сжимал руку, стараясь усилить ток. Меня замутило. Но я хотела жить. Я заставила себя сделать глоток. И еще.

Внезапно солоноватый вкус крови показался мне идеальным. Настоящий источник жизни. Неповрежденная рука взметнулась вверх, и я вцепилась в запястье Билла, прижимая его ко рту. Мне становилось лучше с каждым глотком. Через минуту я погрузилась в дрему.

Когда я очнулась, я все еще лежала на земле в лесу. Кто-то был подле меня – Билл. Он светился. Я чувствовала, как он вылизывает рану на моей голове. Не то чтобы я была против.

– Отличаюсь от других на вкус? – спросила я.

– Да, – сказал он глухо. – Что ты такое?

Он задал этот вопрос в третий раз. Бог любит троицу, всегда говорила бабушка.

– Я не умерла, – пробормотала я. Я ведь правда думала, что умру.

Я пошевелила сломанной рукой. Мышцы ослабли, но она больше не висела плетью. К ногам тоже вернулась чувствительность. На пробу я сделала вдох и выдох и обрадовалась, почувствовав лишь слабую боль. Сесть было сложно, но у меня получилось. Это напоминало то, как я чувствовала себя в детстве, едва выздоровев от пневмонии, когда температура только-только спадала. Слабость и блаженство. Я понимала, что пережила нечто ужасное.

Прежде чем я сумела сесть ровно, Билл подхватил меня обеими руками и прижал к себе. Он оперся спиной о дерево, и мне было очень комфортно сидеть на его коленях, прижимаясь щекой к груди.

– Что я такое… я телепатка, – сказала я. – Я слышу мысли людей.

– Даже мои? – в его голосе звучало лишь любопытство.

– Нет. Поэтому ты мне так нравишься, – ответила я, все еще плавая в розоватом тумане блаженства. Мне не было дела до того, что он может обо мне подумать.

Его грудь под моей щекой задрожала от смеха – слегка глуховатого.

– Я совсем не слышу тебя, – продолжила я мечтательным тоном. – Ты не представляешь, как это хорошо. После постоянного «бла, бла, бла»… не слышать ничего.

– Как ты ухитряешься общаться с мужчинами? Твои ровесники наверняка думают лишь о том, как затащить тебя в постель.

– Никак. Честно говоря, мне кажется, что мужчины любого возраста думают только о том, как затащить женщин в постель. Я не хожу на свидания. Понимаешь, все думают, что я сумасшедшая, а рассказать им правду я не могу… правду о том, что я слышу каждую их мысль, и это сводит меня с ума. Когда я только начинала работать в баре, я пару раз встречалась с парнями, которые ничего обо мне не знали. Но это не помогло. Невозможно расслабиться или настроиться на хороший вечер, когда постоянно слышишь, как парень думает, осветляешь ли ты волосы, или мысленно критикует твою задницу, или представляет, как выглядит твоя грудь без лифчика…

Внезапно нахлынула тревога – от того, как много я рассказала этому существу о себе.

– Прости. Не хотела грузить тебя своими проблемами. Спасибо, что спас меня от Крыс.

– В том, что они смогли до тебя добраться, есть моя вина, – сказал он. Под мягким спокойствием его голоса скрывался гнев. – Если бы мне хватило вежливости прийти вовремя, ничего бы не произошло. Так что я должен был дать тебе кровь. Должен был тебя вылечить.

– Они мертвы? – к моему стыду, голос дрожал.

– О да.

Я сглотнула. Трудно было жалеть о том, что мир избавился от Крыс. Но, глядя Биллу прямо в лицо, я не могла избавиться от мысли, что сижу на коленях у убийцы. И чувствую себя счастливой в его объятиях.

– Мне стоило бы испугаться, но я не боюсь, – сказала я, прежде чем прикусить язык, и снова почувствовала его глухой смех.

– Сьюки, о чем ты хотела со мной поговорить?

Мне пришлось хорошенько задуматься. Пусть я магическим образом и восстановилась физически, разум все еще был затуманен.

– Моя бабушка хотела выяснить, сколько тебе лет, – медленно проговорила я, не уверенная, насколько вампиры считают подобные вопросы личными. Мой вампир тем временем гладил меня по спине так, как будто успокаивал котенка.

– Меня обратили в тысяча восемьсот семидесятом, когда мне было тридцать человеческих лет. – Я подняла взгляд. Его бледное лицо не выражало никаких чувств, глаза в лесной полутьме казались бездонно-черными.

– Ты участвовал в Войне?

– Да.

– Мне кажется, ты разозлишься, но бабушка и ее товарищи по клубу будут счастливы, если ты расскажешь им немного о том, какой Война была на самом деле.

– О каком клубе речь?

– Она состоит в «Потомках Доблестно Павших».

– Доблестно павших, – трудно было с уверенностью определить эмоцию в голосе Билла, но он точно не обрадовался.

– Послушай, тебе необязательно рассказывать им об опарышах, инфекциях и голоде, – сказала я. – У них свои представления о Войне, и хотя они неглупые люди, пережившие другие войны… Им было бы интересней узнать больше о том, как люди жили в то время, о форме и движениях войск.

– О чистых вещах.

Я сделала глубокий вдох.

– Да.

– Ты порадуешься, если я соглашусь?

– Какая разница? Порадуется моя бабушка, и, раз уж ты оказался в Бон-Темпсе и, очевидно, решил остаться здесь жить, тебе полезно будет произвести хорошее впечатление.