Текст книги "Черный торт"

После ее переезда в Нью-Йорк брат Бенни стал настолько популярным, что она при желании могла бы видеть его в ежедневных теленовостях, вечерних ток-шоу или в своем ноутбуке. В последнее время Бенни смотрит документальный фильм о Байроне в смартфоне по ссылке. За братом всюду следует съемочная группа. Телевизионный Байрон кажется Бенни более доступным, чем тот, что сидит в гостиной с мистером Митчем.

Телевизионный Байрон рассказывает интервьюерам, что подавляющая часть Мирового океана остается неизведанной, что информация о глубине морей и профиле морского дна может использоваться во многих областях. Прогнозирование цунами. Контроль загрязнений. Добыча ресурсов для производства электроники, которой люди пользуются каждый день. «Все, что нам необходимо знать о нашем прошлом и будущем, находится здесь, – говорит Байрон на камеру, указывая на экран с изображениями дистанционного зондирования. – И возможные ответы на вопросы о том, кто мы такие и куда движется человечество, будут тестироваться с помощью технологии такого рода».

Роботы в морских глубинах помогают ученым выполнять основные задачи картографии, но Байрон говорит, что увеличение потока информации станет громадным испытанием для честности и добросовестности в глобальных масштабах. Необходимо делиться знаниями о каждой новой технологической разработке. Необходимо развивать и уважать договоренности. В противном случае возникнет опасность, что главной силой окажется человеческая алчность, как это было на суше.

«Что, если бы у меня при доме был сад и огород, – говорит он, – и всякий раз, когда к ужину нужна была бы кукуруза или томаты, я вытаскивал бы растения с корнем? Или срубал плодовое дерево, чтобы снять, к примеру, несколько яблок? Ну, вы сказали бы, что это лишено смысла, так ведь?»

Теперь Байрон указывает на полноэкранное изображение идиллического морского пейзажа: «Нам надлежит более бережно обращаться с нашими подводными ресурсами, потому что там находится самый обширный сад, какой только есть на Земле. Он может показаться бескрайним, но это не так. Нам следует оберегать морское дно, дать подводному саду пышно цвести».

Все то, что поначалу могло обернуться против молодого ученого-океанолога, в итоге превратило его в любимца СМИ. Байрон рассказывает о таких вещах, как гидролокация, топография и гидротермальные источники, языком, доступным для понимания обычных людей, он выглядит как модель, демонстрирующая высококлассную дизайнерскую одежду, и, разумеется, он темнокожий.

Байрон закончил свою докторскую диссертацию примерно в то время, когда наступил золотой момент для этнических меньшинств, когда их представителей поощряли получать степени STEM[13]13
  STEM (от англ. science, technology, engineering and matшhematics) – наука, технологии, инжиниринг и математика. Термин, используемый для объединения этих академических дисциплин.


[Закрыть], хотя им не всегда доставались должности с хорошим потенциалом для профессионального роста. У Байрона была весьма специфическая идея по поводу своей карьеры. Он стучался во все двери, и, когда наконец перед ним распахнулась дверь одной недавно созданной организации («Неужели не слышала это название, Бенни?»), он прошел прямиком через приемную и получил работу своей мечты. Во всяком случае, так он рассказывал сестре.

Байрон поймал мяч и, не выпуская его из рук, продолжал гонку, а социальные медиа вели его оставшуюся часть пути. Вот хештеги, часто сопутствовавшие #Байрону Беннету: #океан #наука #под водой #приливы и отливы #цунами #глобальное потепление #окружающая среда #опасные геологические явления #нефть #газ #трубопровод #минералы #добыча полезных ископаемых #защита #афроамериканец #научные исследования и #холостяки.

Отслеживая Байрона онлайн, Бенни временами не верила, что они не виделись годами и целую вечность не разговаривали. Приходилось напоминать себе, что у нее больше нет брата, который может позвонить запросто, чтобы сказать «привет», который захочет узнать, как она поживает. У нее нет брата, который может, услышав среди ночи звонок и просьбу о помощи, сесть в самолет, постучать в ее дверь и крепко обнять.

Она понимает, что отчасти сама виновата в этом. Но ведь сейчас она здесь, правда? И все же, получается, Бенни может орать во всю глотку, а Байрон в другом конце коридора не услышит ее. Или сделает вид, что не услышал.

Байрон и мистер Митч ссутулились в креслах и уткнулись в свои смартфоны, ожидая возвращения Бенни в гостиную. Байрон делает вид, что не ругался с сестрой, а мистер Митч притворяется, что не слышал этой перепалки.

Звонит телефон Байрона, и он видит, что это снова Линетт. На сей раз он отвечает:

– Линетт, как поживаешь?

– Нет, скажи лучше – как ты поживаешь? Я так сожалею о твоей маме, Байрон…

Странно, что этот преувеличенно вежливый разговор происходит после трех месяцев молчания, после их расставания. Нет, не так. После того, как Линетт бросила Байрона. Но сейчас, слыша ее голос, он рад, что она сделала попытку связаться с ним. Она действительно нравилась его маме.

Линетт обещает прийти завтра на отпевание.

– А мы сможем после этого поговорить? – спрашивает она. – У тебя будет время? Посидим где-нибудь вдвоем?

– Конечно, если хочешь, – отвечает Байрон.

– Да, – подтверждает Линетт, – хочу. На самом деле мне надо поговорить с тобой кое о чем.

Ах вот оно что… Значит ей действительно что-то от него нужно.

Линетт, Линетт, Линетт.

Обычно говорить с ней было легко. Но те счастливые дни давно миновали, потом начались ссоры, и она ушла от него. Сейчас Байрон очень хотел бы побеседовать с кем-то вроде прежней Линетт. Он рассказал бы ей о маминой аудиозаписи, о черном торте, засунутом в морозилку. Прежняя Линетт посмеялась бы насчет торта. Она сказала бы: «Это так похоже на твою маму, Байрон». И это рассмешило бы Байрона тоже, несмотря на горькую утрату, на пустоту в груди.

Начать с того, что Бенни увлеклась выпечкой благодаря маме и ее черному торту. Байрон не понимал, почему родители так удивились, когда Бенни заговорила о своем желании поехать в Европу на кулинарные курсы. Правда, они, конечно, были ошарашены, когда незадолго до этого Бенни бросила колледж, отказавшись обсуждать свое решение.

«Просто это не совсем мое, – твердила она. – Мне нужно попробовать что-то еще».

«Дайте ей время», – сказал тогда Байрон родителям.

Потом Бенни заговорила о национальных кулинарных традициях и интересующих ее рецептах, и Байрон уцепился за это. Он предложил Бенни восстановиться в колледже и выбрать специальность, хоть сколько-нибудь связанную с ее увлечением, например антропологию. Но Бенни только качала головой. Потом она уехала, а когда вернулась, решила изучать искусство. Байрон недоумевал: на какие средства Бенни собирается жить?

Было время, когда Бенни обсуждала с ним свои идеи, но сейчас она изменилась – в ней будто что-то надломилось. Лишь в кухне с мамой она становилась прежней, и он снова видел в ней свою младшую сестру.

Мать повторяла, что испечет черный торт к свадьбам Байрона и Бенни, но ее дети не спешили связывать себя узами брака. Вообще-то, Байрону приходилось признать, что мамин торт был произведением искусства. Откусываешь, а он такой плотный, вязкий, пропитанный, а какой вкус, какой аромат крепкого алкоголя! Однако Байрон никогда не разделял эмоциональной привязанности родителей к этому кулинарному рецепту. Традиция, говорила, бывало, мама. Но чья конкретно традиция? Черный торт был, по сути, рождественским плам-пудингом, переданным жителям Карибского региона колонизаторами из северной страны. Зачем присваивать кулинарные рецепты эксплуататоров?

Традиция? А как насчет кокосовой гиззады?[14]14
  Гиззада – ямайский десерт; хрустящая тарталетка со свежим кокосом, маслом, имбирем, нугой.


[Закрыть] Как насчет мороженого из манго? А как же джерки[15]15
  Джерки – тонкие пластинки подсушенного вяленого мяса; изобретение индейцев-кечуа.


[Закрыть] из свинины, рис с горошком, перец чили «шотландский берет», кокосовое молоко, желтые плантайны[16]16
  Плантайны – так называемые овощные бананы, из которых готовят гарнир.


[Закрыть] и вся та вкуснятина, которой наслаждался Байрон благодаря стряпне матери? Вот это и называлось островной едой. Но нет, маме было мало этого. Именно при упоминании о черном торте в ее голосе звучали бархатистые нотки. А в глазах появлялся блеск.

Когда папа умер, мама положила ему в гроб то, что осталось от черного торта, испеченного на годовщину их свадьбы. Однако она продолжала хранить в нижнем кухонном шкафчике банку сухофруктов, замоченных в роме и портвейне. Она всегда помнила о Рождестве. Каждую зиму предвкушала, как будет вместе с Бенни готовить черный торт, – даже когда дочь стала жить отдельно. Но после того как Бенни ушла от них в тот День благодарения, мама никогда больше не делала этот раритетный десерт. Ну, во всяком случае, Байрон так считал.

Теперь он знает, что его мать испекла по меньшей мере еще один торт.

Маятник качнулся. Теперь, после нескольких напряженных часов, Байрон и Бенни чрезвычайно вежливы друг с другом, их прежняя враждебность ослабла, пока оба сосредоточенно слушали рассказ матери.

– Ты знаешь этого парня? – спрашивает Байрон у Бенни, указывая на телеэкран палочками для еды. – Мама была им очень увлечена.

Они смотрят кадры с французом, которому пришлось из-за плохой погоды прекратить заплыв в Тихом океане.

– Угу, я читала о нем, – говорит Бенни. – Она увлекалась всякими такими вещами.

Бенни и мистер Митч кивают. Сделав перерыв в прослушивании маминой истории, они заказали тайскую еду навынос, после того как в дверь начали без конца стучать соседи, увидевшие в доме включенный свет. Немногим ранее, бросив один лишь взгляд на еду в холодильнике, принесенную посетителями на поминки, он решил: только не это. Впервые за день они с Бенни согласились хоть в чем-то.

– Имеет значение само намерение, – сказала Бенни, когда они стояли рядом, глядя на прямоугольные судки с запеканками, политыми соусом. – Важно только то, что эти люди взяли на себя труд приготовить эту еду и принести ее сюда, верно?

Байрон кивнул.

– И мы благодарны за это, правда?

– Да, – согласился Байрон. – Давай подадим все это завтра после похорон.

И Байрон принялся просматривать номера на смартфоне в поисках любимых маминых ресторанов, торгующих навынос. Но сейчас, сидя за кухонным столом, они ковыряются в тарелках и почти ничего не едят.

Уже слишком поздно, вряд ли еще кто-нибудь придет к ним. Они решают после перерыва не отвлекаться на мобильные и прослушать как можно больше из истории матери. Правда, у них не получится закончить прослушивание до завтрашних похорон. Просто они слишком устали. «Странно, – думает Байрон, – до чего трудно не смыкать глаз в такое время, пусть даже из жизни ушел самый важный для тебя человек, пусть даже ты слышишь голос матери, рассказывающей о том, что правда, которая была тебе известна о твоей семье, во многом оказывается ложью».

Право, жаль этого француза. Байрон тоже следил за его заплывом, в особенности с научной точки зрения: его интересовали сбор образцов, кампания по улучшению экологии океана. Но мать увлеклась самим противостоянием человека и водной стихии. Мама каждый день наблюдала в Сети за ходом заплыва. Можно было подумать, она сидит в сопровождающем катере, отмечает маршрут, поглядывает, нет ли акул, раздает бананы. Байрон почти ощущал, как учащается ее сердцебиение, когда она смотрит на экран.

Без сомнения, мать следила бы также за новостями об одном американце, который намерен посадить свою мини-субмарину в пяти самых глубоководных точках морского дна. Информация от ряда экспедиций поступит к ученым, занимающимся картографированием океана, как и Байрон. Но данный проект не слишком заинтересовал бы маму. Больше всего ее восхищало взаимодействие человеческого тела со стихией.

Однажды Байрон был заинтригован выражением лица матери, когда она просматривала сайт того француза. Такими глазами она вглядывалась в море, стоя в полосе прибоя. Не с тем ли пылом, думал Байрон, он сам бросался на борде в воду? Именно мать научила его скользить по волне, находить точку равновесия, предугадывать удобный момент. Именно мать научила его концентрироваться на своем желании, быть в гармонии с собой.

А вот отец показал Байрону, каким бывает мужчина, достигший всего этого. Родители Байрона были незаурядными людьми. Он сомневается, что когда-нибудь станет таким энергичным, как мать, и таким уверенным в своих действиях, как отец.

В данный момент по телевизору интервьюируют других пловцов на длинные дистанции, включая Этту Прингл, гранд-даму среди всех, темнокожую женщину, участвовавшую во всех знаменитых заплывах. Байрон понимает, что пора возвращаться к прослушиванию маминой записи, но не может оторваться от экрана: у Этты Прингл такой же акцент, как у мамы. Разновидность вест-индского с сильным влиянием британского. Старая школа. Прошлой зимой, когда мать сломала ногу после так называемого несчастного случая, Байрон возил ее в конференц-центр послушать выступление Прингл.

«Плавание на длинные дистанции напоминает многое из того, чем мы занимаемся в жизни, – рассказывала в тот день Прингл аудитории. – Ничто не заменит подготовку и тренировки, когда наматываешь мили для наращивания силы и выносливости. Но ни одна из этих составляющих не имеет большого значения, если у вас нет нужного настроя».

Пловчиха-марафонка постучала себя пальцем по голове и, кивнув, оглядела собравшихся. Прищурившись, остановила взгляд на матери Байрона. Ага, островитяне. Они узнаю́т друг друга за милю. Довольный тем, что матери удобно сидеть и интересно слушать, Байрон выскользнул, чтобы ответить на звонок по работе. Слово за слово, и, завершив разговор, он вернулся в зал к окончанию выступления.

Войдя туда, Байрон увидел, что выступавшая обнимает его мать, они вместе смеются, затем ассистенты провожают обеих к выходу в дальнем конце зала. Когда он вышел в фойе, там оставались лишь несколько замешкавшихся зрителей, в том числе его мать. Сноровисто выбрасывая вперед костыли, она направилась к сыну.

«Понравилось?» – спросил Байрон.

«Да, очень», – расплывшись в широкой улыбке, ответила мать.

«Что она сказала?»

«Она была рада, что я пришла на встречу».

Байрон хохотнул. «Нет, мама, я имел в виду, что сказала Этта Прингл о плавании? Что она сказала о правильном настрое?»

«Она сказала, что наша любовь к морю должна пересиливать страх перед ним. Надо любить плавание так сильно, чтобы быть готовым на все, лишь бы заниматься им. – Мать выглянула в окно автомобиля. – Понимаешь? Любить, как саму жизнь».

Теперь Байрон размышляет о двух девочках из маминой аудиозаписи. Пловчихах. Как именно мама познакомилась с ними? Что с ними случилось? И что такого ужасного произошло в те времена, раз ей пришлось дожидаться конца своей жизни, чтобы рассказать детям правду?

Тогда

Прежде чем мать Кови исчезла, они с Перл сумели привлечь немало заказчиков; имена их составляли весьма длинный список. Черный торт Перл повсеместно признавали лучшим в городе, хотя некоторых это раздражало. По их мнению, для темнокожей прислуги Перл была чересчур заносчивой. Перл обрела идеального партнера в матери Кови, умевшей делать для украшения выпечки непревзойденные цветы из глазури. Опять же, некоторые дамы из высших городских кругов считали это неподобающим. Мать Кови проявила недальновидность, родив ребенка от китайца.

Кови часто слышала всякие пересуды, ибо никто не думал, что у маленьких детей есть уши. Учителя в школьном коридоре. Покупатели, выбирающие на рынке морковь и картофель. Они болтали: мол, Матильда Браун так красива, что могла бы выйти замуж за мужчину выше себя по положению. Почему она не нашла себе кого-нибудь получше Джонни Лина Линкока? Этот человек всегда пропадает на петушиных боях, и любому ясно, что ничего хорошего из этого не выйдет. Просто загадка, почему с ним водят дружбу вполне себе приличные парни?

И все же перевешивали другие соображения. Например, чего стоило одно только удовольствие видеть, как потрясающий черный торт вкатывают на сервировочном столике в банкетный зал на свадебном ужине дочери. Торт, который будут после этого долго обсуждать. Мать Кови могла сотворить из сахарной глазури нежные цветки барвинка, а для более дерзких невест – ярко-красные цветки гибискуса или орхидеи темно-фиолетового или золотисто-желтого оттенка. А Перл могла заставить человека восторженно зажмуриться при одной мысли о ее выпечке.

Матильда и Перл прикарманивали и делили между собой выручку от продажи тортов, в процессе приобретая почитательниц своего таланта, – то были женщины с хорошей фамилией и достаточными средствами, помогающими добиться поставленных целей. Надо сказать, что иные богатые дамы со временем осознали, какие неприятности могут свалиться на женщину с меньшими материальными возможностями.

Однажды эти альянсы принесут свои плоды и изменят ход жизни Кови. Но до той поры она понятия не имела, что ее мама уедет с острова с помощью прежней клиентки. Кови не знала, что Перл останется на услужении у отца, чтобы присматривать за ней. Девочка была слишком мала и не понимала, что значит быть матерью и чего стоило Матильде уехать. Ей в те годы было ясно лишь одно: черный торт – это сестринская дружба и смех в кухне.

Весной 1965 года жизнь Кови пошла по пути, в конце концов связавшему ее с Элинор Беннет. В тот день пол в кухне был усеян стручками тамаринда, хрустевшими под ногами вошедшего отца.

– Мм… тамариндовые шарики, – сказал папа, выудив из миски чуточку мякоти, которую Кови растирала с сахаром.

Перл, считавшаяся лучшей стряпухой в округе, научила Кови перед формованием шариков подмешивать в мякоть щепотку перца чили и несколько капель рома. Правда, Кови предпочитала есть тамаринды свежими из стручка. Собрав плоды под деревом, она вскрывала стручки, очищала содержимое от волокон и окунала в чашку с сахаром, а потом целиком отправляла в рот, невольно скривившись от терпкости.

Кови слегка шлепнула отца по руке. Он рассмеялся, и она подметила в его смехе какую-то нерешительность, заставившую ее насторожиться. Когда же отец заговорил о Кларенсе Генри, она поняла, что это не к добру.

– Коротышка? – удивилась Кови. – Этот бандит? Какое у него к нам может быть дело?

– Кларенс Генри, – сказал Лин, называя этого человека его настоящим именем взамен прозвища, которое тот получил за свои массивные плечи при почти полном отсутствии шеи, – придет повидаться с тобой.

– Повидаться со мной? Зачем?

– Полагаю, он намерен ухаживать за тобой.

Кови отрывисто рассмеялась:

– Ухаживать за мной?

Она понять не могла, какое из предположений звучит более нелепо – что у Коротышки достанет учтивости на ухаживания или что она подарит благосклонность гангстеру и забияке почти такого же возраста, как ее отец? Насколько знала Кови, Коротышка был не из тех, кого радушно принимают в любом доме, даже в воскресенье.

– Ухаживать за мной? – Незаметно для себя Кови перешла на местный говор, и отец прервал ее негодующим восклицанием. Диалект был для нее под запретом. Она начала снова: – С чего вдруг этот человек решил, что может ухаживать за мной, если даже ты считаешь, что я недостаточно взрослая, чтобы ходить на пляж с моими друзьями?

– Я никогда не говорил, что тебе нельзя ходить на пляж, я сказал только, что нельзя одной плавать в море в разгар адского урагана.

– Это был не ураган, папа.

– Конечно нет, просто убийственный маленький шторм.

– К тому же я была не одна.

– Я тоже был там, помнишь? И видел, как тебе пришлось тянуть так называемую спасательную шлюпку к берегу. Хороша шутка! – Отец подбоченился. – Хотя это сейчас не важно, юная леди. Ближе к вечеру к нам придет Кларенс Генри, так что пойди и приведи себя в порядок.

– Пусть Кларенс Генри приходит и ухаживает за тобой, папа. Меня здесь не будет.

– О нет, ты будешь здесь, Ковентина! – Отец повысил голос, как часто это делал в подпитии, но его взгляд оставался мягким и словно о чем-то вопрошал.

Нет, то была мольба – и Кови похолодела:

– Что ты натворил, папа? Что произошло?

– Кови, просто сделай это для папы, ладно? – заискивающе произнес он. – Уважь человека. Сегодня воскресенье. Пусть придет, выпьет стаканчик чего-нибудь прохладительного… Я вел с ним одно дело, и он проявил интерес к…

Кови шмякнула ладонью по кухонной столешнице рядом с тем местом, где на пергаментной бумаге лежала небольшая горка конфет. Пара тамариндовых шариков скатились на пол.

– Ты вел дела с Коротышкой?! – воскликнула она. – Что за дела, папа? Азартные игры? Ты не задолжал ему денег, а?

Отец не отвечал, но гримаса на его лице говорила о многом. Кови повернулась и вышла, расплющив ступней упавший на пол тамариндовый шарик. Теперь она понимала, почему мать ушла от отца. Но как могла мама бросить ее, свою дочь?..

– Ковентина!

Она не обернулась на окрик отца, но при мысли о репутации Коротышки – безжалостного ростовщика, угрожавшего смертью своим должникам, – ее охватила дрожь. Кови открыла дверцы шкафа в своей спальне и выбрала платье. Когда она попыталась застегнуть молнию, пальцы все еще не желали слушаться.

Сначала она собиралась выскользнуть из дома, однако отказалась от этого намерения. Ее исчезновение могло обернуться для отца большой неприятностью. Как и любое слово, сказанное ею невпопад в разговоре с Коротышкой. Она постарается не забывать об этом позже, когда проведет Коротышку Генри в гостиную и он откинется на спинку канапе, стиснув шарик из тамаринда.

– Восхитительно, Ковентина! – Коротышка уставился на ложбинку между ее ключицами, потом его взгляд скользнул ниже, к талии. – Ты превращаешься в настоящую юную леди, к тому же очень красивую.

Ковентина подозревала, что не сможет скрыть выражение, промелькнувшее в тот момент на ее лице, если немедленно не надкусит тамариндовый шарик. Она подумала о матери, которая наверняка не стала бы маскировать свое презрение. Нет, ее мать уперла бы руки в боки и полоснула бы Коротышку таким взглядом, что он встал бы и потащился к двери, как это не раз бывало с папой. Но матери здесь не было. Именно в тот момент, когда Кови очень в ней нуждалась.

Кови вспомнила о ножах, которые Перл хранила в нижнем ящике в кухне; самые большие и острые из них предназначались для разделки мяса и очистки сахарного тростника. Однажды она пожалеет, что не прихватила с собой один из этих ножей.