Текст книги "Философия служения полковника Пашкова"

Тем временем на Кавказе, независимо от украинских штундистов, начиналось духовное пробуждение, когда книгоноши встретились с молоканами, интересующимися Новым Заветом. Когда Мартин Кальвейт, немец из баптистской церкви в Каунасской губернии (ныне – Литва), переехал в Тифлис, то он и его семья вскоре привели и других немцев к вере, и маленькая община числом около 15 человек начала собираться для богослужения. Персидский миссионер Яков Деляков познакомил молоканина Никиту Воронина с этой маленькой общиной, и Кальвейт в 1867 году тайно крестил его. Через три года энергичный Воронин был руководителем первой баптистской церкви из 78 человек в Тифлисе, а в 1871 году Воронин крестил Василия Павлова и Василия Иванова, которые сами стали влиятельными лидерами русского баптистского движения.

В то время как украинское движение состояло из крестьян, баптисты Кавказа были мелкими фермерами, ремесленниками, купцами, и во многих случаях – бывшими молоканами. В отличие от штундистов, чьи первые руководители были необразованны, богословски неустойчивы, тифлисские баптисты уже в 1875 году послали своего лидера Василия Павлова учиться в Гамбург. В то время Баптистская богословская семинария еще не была открыта, но Павлов все-таки многому научился, слушая проповеди, разговаривая с пасторами и участвуя в конференциях и других событиях. В 1876 году он был рукоположен баптистским служителем, выдающимся немецким баптистом Иоганном Онкеном, и направлен миссионером к своему народу. Он вскоре отправился на Украину, чтобы встретиться со штундистскими руководителями, и обе группы начали все больше сближаться – благодаря общему богословскому пониманию и служению. Однако, в отличие от штундистов, баптисты избежали многих суровых преследований, так как центром их внимания и деятельности были скорее молокане, чем православные. Русский закон, запрещая обращение православных верующих, не распространялся на сектантов (молокан).

Глава 2
Василий Александрович Пашков

Благородное наследие

Среди этого сложного переплетения дел мы находим модного петербургского аристократа Василия Александровича Пашкова, известного в свои молодые годы в качестве искусного танцора на балах и любезного дамского угодника. Василий Александрович принадлежал к знатной аристократической среде, к одиннадцатому поколению того польского эмигранта Григория Пашкевича, который прибыл в Россию во второй половине XVI века, при Иване Грозном. Дети Пашкевича приняли фамилию «Пашковы», и его первый сын, Иван Григорьевич, отмечен в 1604 году в списках тульской знати как тульский боярин[59]59
  Leroy-Beaulieu, 471; Лобанов-Ростовский А. Б. Русская родословная книга. Т. 2, 77. Боярин – это был высший ранг в иерархии тех, кто находился на царской службе, включая придворных и известные семьи в непосредственном окружении царя. Иван Григорьевич Пашков родился в 1604 г. См. Raeff M. Understanding Imperial Russia: State and Society in the Old Regime, 12.


[Закрыть].

Сын Ивана Григорьевича Филипп Иванович, по прозвищу «Истома», стал казачьим атаманом. Он был сторонником второго Лжедмитрия, «Пушкинского вора», претендовавшего на титул сына Ивана Грозного и законного наследника трона. Лжедмитрий добился поддержки большого числа казаков, воинов и авантюристов в своей борьбе за трон, занятый на тот момент Василием Шуйским, и многие русские переходили с одной стороны на другую во время этого конфликта. Филипп Иванович был взят в плен войсками Шуйского в декабре 1606 года, и когда его помиловали, перешел на сторону бывшего противника и повел дворянское ополчение Тулы против мятежников в поддержку Шуйского и его «боярской клики». Он отличился в одной из битв в мае 1607 г.[60]60
  Пашковы // Энциклопедический словарь. Т. 23. С. 64; Лобанов-Ростовский. Т. 2, 77; Пашков Филипп Иванович // А. А. Половцов. Русский биографический словарь, 444.


[Закрыть]

Сын Филиппа Ивановича Афанасий Филиппович – другой прославленный казачий предводитель – стал воеводой нескольких сибирских районов, включая Мезень (1635-47), Енисейск (1652-55) и Новую Даурскую землю (1655-61), где он был известен своей жестокостью; его вспоминают также как мучителя протопопа Аввакума, главу раскольников-старообрядцев. В 1662 году Афанасий Филиппович вернулся в Тобольск, бывший тогда центром Сибирского воеводства, где и умер через два года. Его сын Еремей, работавший товарищем своего отца по воеводству, оставался в Даурии до 1676 года, когда он был послан в Казань «стольником» (помощником при дворе), и в течение нескольких поколений семья Пашковых сохраняла дворцовые и военные посты[61]61
  Пашковы // Энциклопедический словарь, 64; Лобанов-Ростовский. Т. 2, 78; Пашков Филипп Иванович // А. А. Половцов. Русский биографический словарь, 444–445.


[Закрыть].

Тремя поколениями позднее Петр Егорович Пашков (1721-90), капитан-лейтенант императорской гвардии и богатый московский землевладелец, поручил одному из лучших московских архитекторов В. Баженову спроектировать роскошный дворец из белого камня. Большой особняк был построен между 1784 и 1786 г. в конце Моховой улицы около Московского Кремля. Петр Егорович недолго пользовался дворцом, потому что умер через четыре года после завершения строительства. Он не оставил детей, и поэтому неизвестно, кто непосредственно наследовал дворец. К 1839 году он был продан государству и стал школой пансионного типа для молодых аристократов, а позднее – музеем и библиотекой. Этот дворец окружен многочисленными легендами, включая и слухи о подземном ходе в Кремль. Дом сегодня является московской достопримечательностью, и некоторые считают, что в нем проходили собрания Пробуждения пашковцев в конце XIX века. Однако это в высшей степени сомнительно. Петр Егорович был троюродным братом прадедушки Василия Александровича, т. е. никак не близким родственником, а дом был продан до того, как юному Пашкову исполнилось 8 лет[62]62
  Great Moscow: Guide, 136–137; Бусева-Давыдова И. Л., Нащокина М. В., Астафьева-Длугач М. И. Москва: Архитектурный путеводитель, 51; Лобанов-Ростовский. Т. 2, 79.


[Закрыть].

Кто-то может сделать вывод о значительных средствах семьи Пашковых, судя по величию и размерам московского дворца, однако не Петр Егорович, а младший родственник собрал огромные богатства. Богатство коллежского асессора Александра Ильича Пашкова, прадедушки нашего светского героя, было собрано не через поместья или службу, но благодаря браку. Его жена Дарья Ивановна была дочерью богатого фабриканта И. С. Мясникова. После смерти отца Дарья Ивановна и ее муж унаследовали 19 тыс. «душ» (рабов мужского пола) и четыре самых огромных в империи фабрики[63]63
  Чтобы видеть это в перспективе, необходимо знать: за сто лет до этого только 10–15 % государственных служащих, включая самых богатых, имели сотню крепостных крестьян мужского пола, необходимых для того, чтобы оплатить расходы по образованию дворянина и обеспечить ему скромный образ жизни в европейском стиле. К началу 1800-х экономическое положение ухудшилось. См. Raeff, 79–80, 157.


[Закрыть]. Второй сын Александра и Дарьи, Василий, был назначен вторым егермейстером двора его императорского высочества в 1810 г. В июне 1817 года он дослужился до обер-гофмаршала, а в декабре 1819 – до обер-егермейстера, поста, который он занимал до своей смерти. Он был также назначен членом Государственного Совета в 1821 г. и являлся в течение шести лет председателем министерства юстиции. Его жена, урожденная графиня Екатерина Александровна Толстая, была фрейлиной при дворе. Василий Александрович умер 2 января 1834 г. в возрасте 59 лет, когда его внуку и тезке было два года. Он и его жена были похоронены в Москве на Новодевичьем кладбище[64]64
  Великий князь Николай Михайлович. Московский некрополь, т. 2, 405; Пашков Василий Александрович // А. А. Половцов. Русский биографический словарь, 438.


[Закрыть].

У обер-егермейстера Пашкова было шесть детей, из которых старший, Александр Васильевич (1792–1868), отец нашего светского человека Василия Пашкова, имел репутацию отчаянно смелого человека благодаря возглавлению многих битв. Получив домашнее образование, что было обычаем того времени, он в возрасте 12 лет поступил в Коллегию иностранных дел в ранге юнкера. Сражаясь в наполеоновских войнах, он быстро продвинулся от корнета (1810) до поручика (февраль 1813), затем до штаб-ротмистра (сентябрь 1813) и далее, вышел в отставку в Санкт-Петербурге в 1832 году в возрасте 40 лет в чине генерал-майора после польского восстания 1831 года. Михаил Чайковский вспоминал командира Пашкова как исключительно богатого человека, покупавшего за свой счет лошадей для всего своего полка. Генерал-майор поэт Денис Давыдов, герой польских сражений, описывал его так: «храбрый и знающий свое дело». Александр Васильевич был удостоен множества медалей и орденов за свою храбрость[65]65
  Чайковский М. Записки Михаила Чайковского // Русская старина, № 84 (ноябрь 1895), 176; Давыдов Д. В. Записки о польской войне 1831 года // Русская старина, № 6 (1872), 365–366; Пашков Александр Васильевич // А. А. Половцов. Русский биографический словарь, 436–437.


[Закрыть].

Василий Александрович родился в 1831 году, когда его отец сражался в Польше[66]66
  По Денису Давыдову, генерал Пашков был на войне с середины марта до конца апреля 1831 года. Его сын родился 2 апреля 1831 г. См. Давыдов, 200–328.


[Закрыть]. В детстве он получил самое лучшее образование, какое только было возможно, в престижном Пажеском корпусе[67]67
  Элитная военная школа, в которой учились только сыновья и внуки генералов или высокопоставленных офицеров. После семи лет учебы паж становился офицером и обычно вступал в имперскую гвардию, элитные части российской армии. См. Граббе, 100–112.


[Закрыть], и по его окончании в чине корнета был принят в Кавалергардию. Ко времени своей отставки он дослужился до полковника, что являлось наибольшим чином для кавалергарда. Высшему свету Санкт-Петербурга он был представлен еще в раннем возрасте[68]68
  Фон-Фрейман О. Р. Пажи за 183 года (1711–1894): Биографии бывших пажей с портретами. Т. 1, 445; Dalton H. Recent Evangelical Movements in Russia: Lord Radstock and Colonel Pashkoff // The Catholic Presbyterian 6. № 32 (August 1881), 107.


[Закрыть].

Лично известный царю, Пашков был родственником нескольких высших министров. Его сестра Екатерина была замужем за генерал-адъютантом Александром Егоровичем Тимашевым, служившим министром внутренних дел с 1868 по 1878 гг.[69]69
  [Романов А.] Александр II: Воспоминания. Дневники, 441. Это родство обеспечило защиту деятельности лорда Редстока и полковника Пашкова в течение первых четырех лет.


[Закрыть] Сестра-близнец его жены Елизавета вышла замуж за Григория Ивановича Черткова, генерала сухопутных войск и генерал-адъютанта царя с 1870 до самой своей смерти в 1884 г.[70]70
  Лобанов-Ростовский. Т. 2, 365; Милорадович Г. А. Список свиты их величеств с царствования Петра I по 1886 г., 47.


[Закрыть] По словам англичанина Эмиля Дилона, профессора Харьковского университета, лично знавшего Пашкова, полковник «в течение многих лет вел жизнь, полную утонченных наслаждений, в которых преобладали эстетические и интеллектуальные элементы, как это часто бывает в русском обществе, в его лучшей части»[71]71
  Dillon E. J. A Russian Religious Reformer // The Sunday Magazine. № 4 (April 1902), 331.


[Закрыть].

Однако не все в пашковском клане того времени были военными. Среди родственников Василия Александровича был его троюродный брат, Николай Иванович Пашков, известный тенор и композитор, который так и не вернулся к военной службе после четырехмесячного отпуска в Италии в 1834 году. Дядя Пашкова, Михаил Васильевич, прослужив при дворе Его Величества всего 6 месяцев, был более известен как член Совета Государственного Коннозаводства и управляющий Департаментом Внешней Торговли. Богатый человек с 6,5 тыс. крестьян и 162 тыс. десятин земли, Михаил Васильевич умер в Париже в 1863 г.[72]72
  Лобанов-Ростовский. Т. 2, 80; Пашков Михаил Васильевич // Половцов А. А. Русский биографический словарь, 443.


[Закрыть] Его невестка Лидия Александровна, урожденная Глинская, была писательницей, путешественницей (преимущественно по Египту и Ливану) и помощницей Елены Блаватской, основательницы теософии[73]73
  Пашкова Лидия Александровна // Энциклопедический словарь. Т. 23. С. 63.


[Закрыть]. Хотя большинство Пашковых в поздней имперской России были верны царю, дядя жены Пашкова (единственный брат ее матери) был сослан в Сибирь как декабрист. Его младшая сестра Софья унаследовала титул и землю, и после своего брака с Иваном Кругликовым семья стала Чернышевыми-Кругликовыми[74]74
  Лобанов-Ростовский. Т. 2, 356.


[Закрыть].

Богатый светский человек

К 1874 г. сорокатрехлетний Василий Александрович вышел в отставку. «Человек среднего роста… с небольшой бородкой и хорошим простым русским лицом»[75]75
  Игнатьев Р. С. Пашковцы-баптисты в Петербурге // Исторический вестник: историко-литературный журнал, 116, № 4 (апрель 1909), 186. Судя по поздним фотографиям, его бороду уже нельзя описать как маленькую! См. Попов В. Основоположники движения евангельских христиан-баптистов // Христианское слово, 8.


[Закрыть], – современник описывал его как одного из самых образованных, а также и самых богатых людей в России. Он был «человек образованный, с хорошими связями в мире аристократии, с огромными средствами» и пользовался известностью как за «щедрость характера, так же и за блеск отдельных его сторон»[76]76
  Боголюбов Д. И. Пашковцы // Русские сектанты, их учение, культ и способы пропаганды, изд. М. А. Кальнева (Одесса, 1911), 92; Dillon, 331.


[Закрыть]. Пашков жил в огромном петербургском доме на набережной Невы (теперь набережная Кутузова) со своей женой, десятилетним сыном Александром и дочерьми Софьей, Ольгой, Марией в возрасте восьми, шести и трех лет. Говорили, что члены царской семьи посещали балы в этом огромном дворце, почти таком же большом, как у царя, с огромными тацевальными залами. Он владел также 13 имениями в девяти уездах, включая Ветошкино в Сергачском уезде Нижегородской губернии, Крекшино в Звенигородском уезде Московской губернии (станция Голицыно по ж/д на Брест) и Мачерку в Моршанском уезде Тамбовской губернии. Пашкову также принадлежали четыре медных рудника на Урале, расположенных в Уфимской и Оренбургской губерниях[77]77
  Со своими 425 000 десятин земли Пашков был шестым (по другим данным, пятым) крупнейшим землевладельцем страны. См. Анфимов А. М. Крупное помещичье хозяйство европейской России (конец XIX – начало XX века). С. 384; Минарик Л. П. Экономическая характеристика крупнейших земельных собственников России конца XIX – начала XX в. С. 51.


[Закрыть]. Как шестой из самых крупных землевладельцев России, Пашков был на пути к положению министра и посту в имперском Совете[78]78
  Dillon, 331. В противоположность этой характеристике некролог, посвященный Пашкову, в антисектантском Миссионерском обозрении описывал его как человека «впечатлительного» и «болезненного (эпилептика)». См. Кончина основателей секты пашковцев // Миссионерский вестник. Март, 1902. С. 604.


[Закрыть].

Подобно многим людям того времени и того социального класса, Пашков был равнодушен к религии. Он никогда не относился враждебно к православию. Российское библейское общество даже проводило свои ежегодные собрания в одном из залов его дворца. Однако это было скорее по великодушию, чем из симпатии к целям этого общества[79]79
  Dalton, Lord Radstock and Colonel Pashkoff, 107–108.


[Закрыть]. Пашков позднее описал свою жизнь в это время так:

«Когда-то я был без Христа, чужд заветов обетования, не имел надежды и был безбожником в мире, и приближался к Господу устами только, а сердце мое далеко отстояло от Него. Закон Божий был для меня мертвою буквою; я руководился почти исключительно правилами человеческими, живя для себя, пытаясь в самые лучшие минуты жизни совместить несовместимое, т. е. служить двум господам, хотя, по словам Спасителя, это невозможно. Я был другом миру, не понимая, что дружба с миром есть вражда против Бога. …Я проводил, обличаемый совестью, жизнь суетную, греховную, богопротивную в продолжении целых сорока лет в соблазн другим и в осуждение себе»[80]80
  Письмо В. А. Пашкова прот. И. Янышеву, 9 апреля 1880 // Янышев И., Пашков В. А. Сущность учения г. Пашкова, изложенная им самым // Церковный вестник, № 19, 10 мая 1880. С. 4.


[Закрыть].

О Пашкове говорили, что он сам признавал свою слабость к женщинам, которую его православная вера не могла обуздать: «Я сорок лет жил в православии, ходил в церковь, молился, исповедовался и приобщался, но грешил постоянно с женщинами – мне нравился этот грех, и я знал, что это грех, но грешил, потому что не знал Бога»[81]81
  Случайная встреча моя и беседа с Пашковым (из дневника миссионера) // Миссионерское обозрение (январь 1896 г.), 77. Написано православным автором, атакующим Пашкова.


[Закрыть]. Когда британский евангелист лорд Редсток начал проповедовать в Петербурге, Пашков избегал встречи с ним.

Англичанин Гренвилл Август Вильям Вальдгрев, третий барон Редсток из Кастлтауна в Ирландии родился в 1833 г. и получил образование в Харроу и Баллиоле в Оксфорде. Посещая поля сражений Крымской войны (1854-56) вскоре после ее окончания, он подхватил лихорадку и едва выжил. Там, в России, он впервые вступил в завет с Богом, дав обещание служить Ему, если выживет. Впоследствии он посвятил свою жизнь труду евангелиста[82]82
  Trotter A. Lord Radstock: An Interpretation and a Record, 9.


[Закрыть].

Существуют самые разные версии о первоначальном приглашении Редстока в С-Петербург, но все сходятся в том, что русские аристократки, посещавшие евангельские собрания в Западной Европе, первые пригласили его приехать[83]83
  По Роберту Латимеру, встреча произошла в Швейцарии; по Малкольму Джонсу и миссис Эдвард Троттер, первоначальное приглашение состоялось во Франции; по протоиерею Орнатскому, первая встреча была в Англии. См. Latimer, Under Three Tsars, 73; Jones, Dostoyevsky, 4; Trotter, 179–180; Орнатский Ф. Н. Секта пашковцев и ответ на «Пашковские вопросы», 3.


[Закрыть]. Самая распространенная история – о том, что первоначальное приглашение исходило от Елизаветы Ивановны Чертковой, жены генерал-адъютанта Григория Черткова и сестры-близнеца жены Василия Пашкова Александры Ивановны. Ее младший сын Миша, как говорят о нем, принял Иисуса Христа как своего Спасителя под влиянием христианского репетитора. После его преждевременной смерти в 1866 году, за которой вскоре последовала смерть сына-подростка Григория в 1868 г., скорбящая мать потеряла всякий интерес к мирским делам. О ней говорят, что она обратилась ко Христу как своему Спасителю на встрече с лордом Редстоком в Швейцарии, узнав в его послании то самое, которое ее умолял принять умирающий Миша[84]84
  Кареев А. Русское евангельско-баптистское движение // Каретникова, 119, 129–130.


[Закрыть].

Первоначальный приезд лорда Редстока в С.-Петербург зимой 1873-74 гг. был трудным временем[85]85
  М. М. Корф, датировавший свое собственное обращение 5 марта 1877 г., утверждает, что вера Пашкова предшествовала его вере на один месяц. Известно, что Пашков провел два месяца в своем московском имении после приезда Редстока и перед своим возвращением в Петербург. Это помещает приезд Редстока в начало декабря 1873 г. Другие источники утверждают, что он приехал не раньше весны 1874 и первые собрания были во время поста или даже пасхальной недели.


[Закрыть]. Он даже думал отложить путешествие из-за своего плохого здоровья. Вскоре после приезда умерла его мать. Однако, когда лорд Редсток оказался в Петербурге, его здоровье резко улучшилось, и «салонная проповедь» стала модой среди высшего света России. В ежедневном расписании лорда Редстока было 3–4 проповеди и многочисленные личные встречи. Некоторые считали, что его популярность – это преходящее увлечение, но успех не уменьшался; это объясняли рядом факторов. Некоторые предполагали, что редстокизм просто дал высшему обществу новую форму проведения времени, религию без интеллектуальных запросов. В то же время разочарование государственной церковью, учитывая также неспособность православных священников откликаться на духовные нужды своих прихожан, могло создать атмосферу поиска[86]86
  См. Stead, 358; Gutsche, 60–61; Muckle J. Y. Nikolai Leskov and the «Spirit of Protestantism» // Birmingham Slavonic Monographs. № 4, 70.


[Закрыть]. Английский лорд – равный по социальному положению своим слушателям – был «прост, убежден и искренен со всей очевидностью. …Его прямые обращения к сердцу и совести слушателей, его простое изложение Библии и очевидная убежденность в своем собственном спасении производили впечатление на русское общество». О нем также говорили как о человеке «безупречной личной нравственности», «примерном муже и отце, о великом человеке, всегда готовом на доброе дело»[87]87
  Stead, 357; Muckle, Nikolai Leskov, 67; Heier, 47.


[Закрыть]. Все это составляло разительный контраст с безнравственным духовенством и повторяющимися обрядами государственной церкви, которую русские знали с детства.

С самого приезда Редстока Пашков изо всех сил старался избежать встречи с ним. Жена его, похоже, уже пришла к вере, встретив Редстока в Англии, но полковник в отставке отправился в свое московское имение, намереваясь оставаться там, пока лорд не уедет. Когда через два месяца он вернулся, то, к его удивлению и досаде, лорд не только был еще в городе, но стал частым гостем в его собственном доме. Пашков не мог больше избежать знакомства в Редстоком и, как гостеприимный хозяин, принял его за ужином, во время которого разговор повернулся к вопросам веры. Поужинав, гости собрались в гостиной слушать одну из проповедей Редстока. Пашков не нашел достаточно вежливого предлога уйти, но проповедь его нисколько не тронула. Молитвы же Редстока были совершенно иным делом. Как православный, Василий Александрович привык к заученным молитвам перед иконами и в церквях, но встать на колени, чтобы молиться в собственной гостиной, – это было что-то новое. Из вежливости он присоединился к стоящим на коленях, и там, на полу, «явился свет. Внезапно стало ясно: все, что говорилось и читалось, касалось его лично». Позднее он объяснит: «Это было, как если бы луч с неба пронзил мою грудь. Я поднялся с колен, побежал в свою спальню и отдал себя Богу»[88]88
  Ливен, Духовное пробуждение в России, 12–13; Latimer, Dr. Baedeker, 82. См. также Korff, Am Zarenhof, 32.


[Закрыть].

Пашков сам позднее сделал попытку объяснить православному антагонисту точно, что именно случилось в то время. Он указывал, что был православным всю свою жизнь, но тем не менее не сознавал Божьей любви.

Настало время, когда явилась мне «благодать Божия, спасительная для всех человеков» (Тит. 2:11), когда Господу благоугодно было дать мне понять, что Христос, умирая за грехи мира, ответил за грехи и мои; приобретенное Им вечное искупление (Евр. 9:12) приобретено и для меня; если «правдою одного всем человекам оправдание к жизни» (Рим. 5:18), то оправдание это предложено и мне; Христос, сделавшись «для всех послушных Ему Виновником спасения вечного» (Евр. 5:9), может сделаться виновником спасения и моего.

Озаренный светом слова Господня, я увидел себя отчужденным и врагом по расположению к злым делам (Кол. 1:21), понял, что я грешник погибший и ничего не в состоянии сделать для своего спасения.

Преступленный мною закон Божий оказался для меня «детоводителем ко Христу» (Гал. 3:24), пришедшему «призвать не праведников, но грешников к покаянию (Мф. 9:13), «взыскать и спасти погибшее» (Лк. 19:10); я покаялся перед Ним в греховности и отчаянной испорченности сердца своего; обратился к Нему, потеряв всякую на себя надежду.

Господь дал мне уверовать в прощение грехов, возвещаемое именем Его (Деян. 10:43). «Благодать Божия и дар по благодати одного Человека, Иисуса Христа» (Рим. 5:15), восполнили всю нужду мою, переполнив сердце мое радостью неземною и благодарностью ко Спасителю, искупившему меня кровью Своею Богу (Отк. 5:9); я отдался Ему, чтобы Он исцелил меня от грехов моих, повинуясь Его призыву (Мф. 11:28–30) и полагаясь на нелживое Его слово (Ин. 6:37); я доверился Спасителю моему, в Котором и имею теперь жизнь вечную (1 Ин. 5:10–13), Который не даст мне погибнуть вовеки и не даст меня похитить из руки Своей (Ин. 10:28)[89]89
  Письмо В. А. Пашкова прот. И. Янышеву, 9 апреля 1880 / Янышев И., Пашков В. А. Сущность учения, 4.


[Закрыть].

После этого напряженного переживания с Богом в жизни Пашкова начали вскоре происходить решительные изменения. Теперь он был объединен одной целью со своей семьей, «он был полон одним желанием – жить и трудиться для Того, Кто первый возлюбил его и дал Себя за него»[90]90
  Dalton, Lord Radstock and Colonel Pashkoff, 108. См. также Krusenstjerna A. von. Im Kreuz hoffe und siege ich, 77.


[Закрыть]. Его переполняла такая радость, что он просто не мог не говорить о ней.

По мере того как росли его отношения с Богом, молитва и Писание стали играть важную роль в жизни прежнего полковника. По словам одного из его ближайших друзей, Пашков «ложился поздно, но вставал рано утром, все же по два часа проводил в чтении Слова Божьего и молитве»[91]91
  Korff, Am Zarenhof, 33; Карев А. Русское евангельско-баптистское движение // Каретникова М. С. Альманах по истории русского баптизма, 127.


[Закрыть]. Через несколько лет он стал «силен в Писании» и, как говорили, «мог повторить большую часть Нового Завета на память»[92]92
  Latimer, Under Three Tsars, 75; Dillon, 334.


[Закрыть]. В своей переписке он снова и снова упоминал тех, кого он «вспоминает пред Отцом нашим Небесным», от баптистских и штундистских крестьян на юге (1880) до самого царя (1884)[93]93
  Письмо В. А. Пашкова Я. Д. Делякову, 11 сент. 1880 // Из переписки В. А. Пашкова и Я. Д. Делякова // Братский вестник, № 1 (1948), 71; Stead, 390–391.


[Закрыть]. Его молитва с небольшой группой верующих произвела глубокое впечатление на юную княжну Софью Ливен, которая позже вспоминала о его благоговейной молитве. Казалось, он беседует с Богом, близким и великим…[94]94
  Ливен, Духовное пробуждение в России, 48.


[Закрыть]

Начиная с того дня в начале 1874 г. Пашков «всецело подчинял свою волю воле Божией». Окружающие чувствовали, что его жизнь можно характеризовать словами Иоанна Крестителя: «“Ему должно расти, а мне умаляться.” Его “я” с каждым разом становилось незаметнее, умирало, зато Христос все более прояснялся в нем и чрез него и занимал в нем больше и больше места»[95]95
  Кареев А. // Каретникова М. С. Альманах, 127.


[Закрыть]. Он отказал себе в роскоши, «его мысли не были привязаны к мирским вещам, среди которых он продолжал жить, и это отчуждение было столь же полным, как у анахорета. Его ум постоянно концентрировался на мире сверхъестественном». Исключительно смиренному человеку, «ему никогда не приходило в голову, что он – лидер; он держался в тени, и его левая рука не знала, что делает правая»[96]96
  Dillon, 335; Korff, Am Zarenhof, 33.


[Закрыть]. Известность, окружавшая его служение, была против его собственных искренних желаний. Он не объявлял о своих делах, но давал всю славу Богу. Никогда не упускал возможности сказать людям о Христе, о нем говорили, что он даже был готов наставлять своего партнера по танцам, проходя фигуры мазурки[97]97
  Dalton, Lord Radstock and Colonel Pashkoff, 110; Кареев А. // Каретникова М. С. Альманах, 128; Leroy-Beaulieu, 471.


[Закрыть].