Текст книги "Клянусь луной"

– Я не хочу, чтобы этот человек оставался здесь! – возмущенно говорила полная женщина своему мужу. – Это не какой-то дешевый притон! Мне плевать на то, сколько у него в кармане денег: даже самый богатый джентльмен не имеет права так себя вести. Он изнасиловал бедняжку, подумать только! Столь юное создание! И как у него рука поднялась?

– Нет, Бесси, – покачал головой ее муж. – У этого наглеца поднялась совсем не рука, и я надеюсь, что Господь покарает его за это. Но вчера он сказал, что девчонка – его любовница, и потому я позволил ему взять одну комнату на двоих. Кто мог подумать, что он солгал?

Тут хозяйка заметила потрясенное лицо Мэгги и поспешила заняться делами. Забыв о завтраке, который собиралась взять для госпожи, горничная понеслась наверх. Бледное лицо Тии и окровавленные простыни подтвердили рассказ хозяев. Мэгги помогла ей вымыться и одеться. Когда они вышли из комнаты, Тия по-прежнему молчала, и Мэгги испугалась по-настоящему. Она привыкла видеть юную мисс с вечной улыбкой на лице, с искрящимися глазами, но это бледное подобие вчерашней Тии приводило ее в ужас.

Меж тем Тия просто не могла поверить в происшедшее. Всего одна ночь погубила ее репутацию, а главное – подорвала веру в добрые отношения и честность. Теперь ей предстояло выйти замуж – после ночного визита лорда Рэндалла это было неизбежным – за человека, который был ей противен. Тия впервые в жизни ненавидела и презирала, и тот, на кого были направлены эти чувства, должен был стать ее мужем! И во всем этом была ее вина. До чего же она оказалась наивной и глупой!

К завтраку Тия не притронулась. Присутствие за столом, жизнерадостного, довольного собой лорда Рэндалла убило в ней аппетит.

– Перестань хмуриться, персик, – обратился к ней Хоули добродушно. – Все не так плохо, как ты пытаешься представить. Конечно, ты была девственна, а потому не получила удовольствия. Но поверь, со временем тебе понравится то, что я делал сегодня ночью. – И он послал ей одну из своих очаровательных улыбок, от которой раньше Тия бы немедленно растаяла. – Выше нос, персик!

Она подняла на него полный ненависти взгляд.

– Я тебе не персик! Не смей меня так звать! – выплюнула она.

Его улыбка померкла.

– А ты не смей говорить со мной подобным тоном!

– Неужели? И как же ты мне помешаешь? – Она не могла больше сдерживаться. – Снова изнасилуешь меня – теперь за непослушание? Или тебе не нравится это слово? Ведь ты изнасиловал меня, пусть даже ты считаешь это ночью любви, подлец!

– Можешь называть это как пожелаешь, – пожал Хоули плечами и аккуратно промокнул губы салфеткой. – Я просто сделал так, чтобы твой братец не мог нас разлучить.

– О, только не говори, что не получил от этого ни капли удовольствия! Разве тебе не было хорошо сегодня ночью, милорд? – ласково осведомилась Тия. – Разве мое сопротивление не распаляло тебя?

– Сейчас ты слишком расстроена, дорогая, – холодно ответил Хоули. – Думаю, тебе стоит посидеть в комнате, пока я поищу того, кто поможет нам починить экипаж. Тебе нужно успокоиться.

Он поднялся, бросил салфетку на стол и направился к двери. Но стоило ему коснуться ручки, как снаружи раздался цокот копыт.

– Не сомневаюсь, это подоспел твой брат, – усмехнулся Хоули, послав Тии самоуверенный взгляд.

Вся бравада Тии испарилась. Когда Том найдет ее здесь рядом с лордом Рэндаллом и узнает о том, что случилось ночью, не заклеймит ли он ее позором? Ведь брат предупреждал ее, пытался уберечь от опрометчивого поступка! Сгорая от стыда, Тия закрыла лицо руками.

Дверь с грохотом распахнулась, впуская лорда Гарретта. Хоули пришлось отступить на несколько шагов. Глаза Тома, такие же темные, как и у сестры, метали молнии. Но стоило ему увидеть ее, как его лицо смягчилось. Он бросился через комнату и опустился рядом с ней на колени, забыв о гневе.

– Привет, котенок, – ласково произнес он, гладя сестру по голове. – Ты заставила нас здорово поволноваться. Как хорошо, что я тебя нашел! Мама будет рада узнать, что с тобой ничего не случилось.

По щекам Тии побежали слезы.

– О, Том, я была так безрассудна! Прошу только: не вините в этом Мэгги. Это я заставила ее поехать со мной. – Она всхлипнула. – Но тебе лучше уйти. Моя репутация погублена. Мама никогда не простит мне такого проступка. Я недостойна того, чтобы жить с вами под одной крышей! Я не могу вернуться, слишком поздно!

– Вздор, – нежно улыбнулся брат. – Ты сама не знаешь, что говоришь! Мы никогда не отвернемся от тебя, слышишь! Наша любовь не зависит от нелепой ошибки, которую ты совершила.

В комнату вошли еще двое – брат матери, барон Хазлетт, и его старший сын Джон. Джон был всего на год старше Тии, они даже родились в один день и были очень близки. То, что он стал свидетелем ее позора, еще больше огорчило Тию. Мужчины встали у двери, сложив руки на груди, на всякий случай отрезая Хоули путь к бегству.

Том, взяв сестру за руку, обернулся к вошедшим:

– Найдите экипаж, чтобы мы могли с удобством доставить Тию и Мэгги домой.

Лорд Рэндалл, до сих пор хранивший молчание, прокашлялся. Приблизившись к Тому и Тии, он надменно заявил:

– В этом нет нужды. Тия станет моей женой. Отныне я буду заботиться о ней.

Том вскочил и выпрямился во весь рост.

– Забудь об этом! Самое лучшее для тебя – убраться из этого дома и навсегда забыть о случившемся. И благодари Бога, что я не пристрелил тебя, как бродячую собаку, мерзавец!

Хоули упрямо сжал челюсти, стараясь не выйти из себя, что явно давалось ему с трудом.

– Я не стану винить тебя за грубое поведение только потому, что мы друзья, – отчеканил он. – Но ты опоздал. Боюсь, что мы с Тией слегка поторопились и произошло то, что обычно называют первой брачной ночью. А потому…

Кулак Тома с силой впечатался в лицо Хоули.

– Закрой свой нечестивый рот! – Лорд Гарретт был вне себя от ярости. Кровь бросилась ему в лицо. – Что бы ты там ни сделал, это не повлияет на наше решение забрать Тию домой. Или ты надеялся, что твой мерзкий поступок позволит тебе заполучить ее? Думал, что я брошу сестру в беде, оставив такому мерзавцу, как ты? – Том скривился от отвращения. – Я жалею, что когда-то называл тебя другом, что был настолько неосмотрителен, когда знакомил тебя со своей семьей. Это моя ошибка, и я буду жалеть о ней до конца своих дней.

– Нет-нет, Том! – воскликнула Тия с раскаянием. – Во всем, что случилось, лишь моя вина! Я совершила глупость, не послушавшись тебя и маму.

– Ты еще слишком юна, чтобы брать на себя ответственность за подобный шаг, котенок, – покачал головой брат. – Это я привел в наш дом человека, о котором знал много дурного. Я наивно полагал, что наша дружба и взаимное уважение, – Том с горечью взглянул на лорда Рэндалла, – не позволят ему причинить вред моей семье. Я совершил ошибку, за которую поплатилась моя сестра.

– Ну хватит! – взревел Хоули. – Я достаточно нагляделся, как ты тут разнюнился! Если поначалу я готов был списать оскорбления, которыми ты меня осыпал, на твои расстроенные чувства, то теперь мне это надоело. Тия будет моей женой, можешь не сомневаться!

– Я бы не был так уверен в этом. – Барон Хазлетт медленно двинулся к Хоули. – Наша семья, прежде чем мы отправились на поиски сестры Тома, решила, что этот скандал не выплывет наружу. Поэтому Тия отправится домой, а ты захлопнешь пасть и уберешься восвояси. Можете катиться к черту, милорд!

Лицо Хоули приняло озадаченное выражение. Такого поворота он не ожидал.

– Хочешь сказать, что вы намереваетесь просто забыть о том, что ненаглядная сестрица Тома провела целую ночь в одной постели со мной, и о том, что ее репутация опорочена и она больше не девственна?

Лорд Хазлетт кивнул, всем видом выказывая отвращение, которое он испытывал к стоящему напротив него субъекту. Хоули ехидно рассмеялся:

– Ох уж эти мне богачи! Вы надеетесь, что у вас хватит денег и связей, чтобы прикрыть грех этой девчонки? И что же вы скажете ее будущему супругу? Что малышка чуток подпорчена? «Простите, милорд, но ваша невеста малость с грешком»? – И он отвесил Тии шутовской поклон.

Прежде чем он успел выпрямиться, Том вцепился ему в горло.

– Заткни пасть, ублюдок! – зашипел он в лицо Хоули. – Еще одно слово, и я сломаю тебе шею! Если ты хоть раз посмеешь сказать что-то непристойное в адрес Тии, можешь прощаться с жизнью. Я убью тебя без всякого сожаления, ты понял?

Хоули ослепила ярость. Терять ему было нечего – без состояния Тии его ожидал финансовый крах. Он столько сил и времени вложил в обольщение и последующее бегство с богатой невестой, что даже не подумал о возможном поражении. Все его планы на будущее рушились от слов лорда Гарретта.

Ярость придала Хоули сил. Он рывком сбросил руки Тома со своего горла и отвесил ему пощечину.

– Назови время и место! – рявкнул он.

Том, на щеке которого горел отпечаток руки обидчика, гордо расправил плечи:

– С радостью.

– Том, ты сошел с ума! – возмутился —барон Хазлетт. – Нам только дуэли не хватало. Если мы хотим замять скандал, все должно разрешиться мирно.

Том шагнул назад, покоряясь.

– Репутация Тии стоит дороже, чем то удовольствие, с каким я выпустил бы тебе кишки, Хоули, – проговорил он. – Простите меня, милорд, но я отказываюсь от дуэли.

Но Хоули не желал сдаваться. Только дуэль с Томом могла вернуть ему возможность разбогатеть. Он решил подтолкнуть– его к этому издевками.

– Так вот, значит, какова цена твоей чести! – скривился он и сплюнул на пол. Плевок угодил прямо на ботинок Тома. – Не знал, что ты трус!

– Не тебе называть меня трусом! – засверкал глазами лорд Гарретт. – Ты, который силой взял беззащитную девушку!

Хоули стал с преувеличенным вниманием рассматривать свои ухоженные ногти.

– А разве человек, отказавшийся от дуэли, стоит чего-то большего? Трус!

Руки Тома сжались в кулаки.

– Что ж, я принимаю твой вызов, мерзавец! – процедил он. – Если ты согласен назначить моего кузена своим секундантом, мы решим наш спор прямо здесь, в этой комнате. Моим секундантом будет дядя.

– Шпаги? – удовлетворенно предложил Хоули.

– Пусть будут шпаги.

Невзирая на протесты сестры и барона Хазлетта, Том велел приготовить площадку для боя. Пришлось сдвинуть кресла и кровать к стене, чтобы освободить пространство для пылавших гневом соперников. Мужчины пытались выдворить из комнаты Тию, но она воспротивилась. Ее глаза были полны слез.

– Одумайся, Том! Моя репутация загублена, но ты не должен подвергать себя ненужному риску. Позволь мне выйти за Хоули и самой понести наказание за свое безрассудство! Откажись, пока не поздно!

Том, проверявший свою шпагу, упрямо покачал головой.

– Займем позиции, милорд, – отчеканил он.

Соперники сбросили пиджаки, чтобы те не стесняли движения, затем их шпаги соприкоснулись кончиками, означая, что они готовы к атаке. Слишком взбешенные, Хоули и Том даже не стали делать пробных выпадов, чтобы разведать тактику противника, – они сразу бросились в бой, и звон стали наполнил комнату. Шпаги снова и снова встречались и расходились, пока соперники танцевали по кругу.

Оба были в равной весовой категории, но тело Хоули было более мускулистым и тренированным, к тому же он был явно более опытным фехтовальщиком. Сердце Тии замирало, когда кончик его шпаги был готов коснуться Тома, но всякий раз брату в последний момент удавалось отразить атаку. Несколько раз Том падал на колено или был прижат к стене, но пока избегал опасной шпаги Хоули.

Наблюдавшие за ходом поединка молчали, и только – в глазах Тии было написано отчаяние, которое она в этот момент испытывала. Слышался лишь звон металла и шарканье шагов противников, двигавшихся то вперед, то назад, то отскакивавших в сторону.

Постепенно темп боя изменился, было заметно, что Том сумел разгадать тактику Рэндалла и не позволял больше прижать себя к стене. Его шпага все чаще сверкала в опасной близости от горла или груди Хоули. Лорд Рэндалл, который был намного старше своего соперника, стал заметно уставать и пропустил момент, когда тонкое лезвие рассекло ткань его рубашки и оставило на плече глубокий порез.

Хоули был настолько удивлен случившимся, что испытал минутное замешательство. Он был невероятно уязвим теперь, и Том с легкостью мог поразить его своей шпагой. Однако, воспитанный благородным и щедрым отцом, брат Тии сделал шаг назад, опустив лезвие.

– Первая кровь, – констатировал он. – Просите пощады, милорд.

– Никогда! – воскликнул Хоули и снова бросился в атаку. Лезвие его шпаги нацелилось в грудь Тома.

Тия вскрикнула, но брат ловко отразил удар, и бой возобновился. Стало ясно, что сражение окончится только тогда, когда один из противников погибнет. Хоули яростно нападал, но шпага Тома парировала его смертоносные атаки. На его юном лице играла усмешка, глаза сверкали. Вот он начал теснить соперника в угол. Хоули, не ожидавший, что Том такой опытный фехтовальщик, растерял свой первоначальный задор. Теперь он только защищался.

Быстрое движение шпагой – и вот он уже прижат к столу с остатками завтрака. Левая рука графа Рэндалла нащупала керамический чайник с неостывшим чаем и плеснула его содержимое в лицо Тома, не ожидавшего такого коварства.

Ослепленный, Том отшатнулся. Барон Хазлетт и Джон возмущенно вскрикнули. Тия ахнула и зажмурила глаза. Нечестный поступок Хоули мог стоить Тому жизни. Но прежде чем секунданты успели остановить дуэль в связи с нарушением правил, шпага Хоули проткнула грудь Тома. Он упал на одно колено, прижав левую руку к ране, по пальцам заструилась кровь.

Тия взвизгнула и рванулась к нему. Барон схватил ее в охапку, не подпуская к раненому брату.

– Умри, глупец! – крикнул Хоули, снова вонзая шпагу в грудь Тома. Тот пошатнулся, голова его поникла, темные волосы свесились на лицо. Хоули выдернул окровавленное лезвие и сделал движение к Тому, намереваясь снова поразить обреченного соперника. Однако тот поднял голову и усмехнулся. Рука точным движением послала шпагу прямо в сердце Хоули.

Несколько секунд они не двигались. На лице Хоули застыло бесконечное удивление, затем он мешком свалился на пол.

Тия бросилась к брату. Она успела подхватить его прежде, чем он упал возле поверженного негодяя. Она уложила голову Тома на свои юбки, со страхом глядя на его бледные губы и закрытые глаза. Тонкая ткань платья впитывала кровь, которой было много, слишком много.

– О, Том, только не умирай! – взмолилась Тия. – Это так несправедливо! Я одна виновата во всем! Только не умирай!

Ресницы Тома затрепетали. Он открыл глаза и с нежностью посмотрел на сестру. Теперь его лицо покинуло надменное выражение, с которым он вел бой, и его черты разгладились. Он с трудом поднял руку и потрепал Тию по щеке:

– Здесь нет твоей вины, малышка. Не надо слез. Я сам совершил ошибку и за нее и поплатился. Я рад, что лорд Рэндалл мертв. – Его тело дернулось. – Не вини себя, котенок, – добавил он еле слышно, прежде чем глаза его закрылись навсегда.

Тия заплакала, горько и безнадежно, баюкая голову погибшего брата, сидя всего в полуметре от мертвого мужчины, за которого еще вчера собиралась замуж и который так непоправимо исковеркал ее жизнь.

Наконец Джон помог ей подняться и повел прочь, пока его отец закутывал Тома в одеяло. Она не видела потрясенного лица хозяйки гостиницы, исхитрившейся заглянуть в комнату, когда открылась дверь, не замечала странных взглядов слуг. Только одна сцена запомнилась ей – распростертое тело Хоули, —графа Рэндалла, нелепое и смешное посреди убогой комнаты постоялого двора. И хотя, казалось, Тия не могла в тот момент испытывать какие-то чувства, яростная ненависть пронзила ее при взгляде на бывшего жениха. Ненависть, которая не угасла со смертью негодяя. Именно тогда Тия поклялась себе, что больше не поверит обещаниям и ласковым словам мужчин. Никогда.

Глава 1

Лондон, 1798 год

Был прекрасный день, сентябрьское солнце согревало улицы и бросало зайчики на лица прохожих. Насвистывая веселый мотив, Патрик Блэкберн шагал к своему дому на Гамильтон-сквер. Он возвращался с ярмарки, где ему удалось приобрести по сходной цене великолепного гнедого жеребца, привлекшего его опытный взгляд. Он был доволен покупкой, а еще больше доволен собой.

Жизнь баловала Патрика. Природа одарила его привлекательным лицом, а семья, в которой ему посчастливилось родиться, – немалым состоянием. Он мог позволить себе роскошную жизнь в любом уголке света. В частности, он владел бескрайней плантацией и домом недалеко от Натчеза в устье Миссисипи. Его отец, урожденный англичанин, сумел умножить свое состояние, купив владения в Новом Свете, мать, еще более богатая и знатная, чем муж, приходилась родственницей почти половине аристократических семейств Англии. Отец Патрика скончался пятнадцать лет назад, когда сыну было двадцать три года, оставив ему все свое состояние. А поскольку Патрик был единственным ребенком своих родителей, то и доля матери должна была перейти к нему по наследству.

Эллис (так звали его мать) оказалась не готова к жизни в американской глуши, пусть даже жизни роскошной. Ей не хватало пышных балов Лондона, и она чувствовала себя очень несчастной. Когда Патрику исполнилось двенадцать, она приняла решение вернуться в Англию. Стоит ли осуждать ее за это? Роберт, муж Эллис, никогда особо не любивший жену, с легким сердцем отпустил ее, прежде чем она успела передумать.

Ни для кого не было секретом, что союз этих двух представителей родовитых семейств был браком по расчету. Молодые люди были равнодушны друг к другу, и хотя всего девять месяцев спустя после венчания на свет появился Патрик, рождение сына не только не сблизило родителей, но и положило начало настоящей войне. Даже не подозревая об этом, новорожденный малыш стал орудием борьбы между супругами. Он рос в обстановке, близкой к военным действиям, ежедневно становясь свидетелем стычек и ссор, Разумеется, подобный опыт не привил ему никакого уважения к святым узам брака, а потому к тридцати восьми годам Патрик даже не помышлял о женитьбе.

Будучи ребенком, Патрик совершенно не понимал резкой неприязни матери к великолепной плантации отца, которую он любил всей душой. Ухоженные фермы, буйство зелени, пестрота красок потрясали его воображение, и он удивлялся, как можно не любить этот провинциальный уют. И даже сейчас, успев побывать в разных концах света, повидать удивительные места и оценить роскошь и элегантность Старого Света, Патрик продолжал хранить в сердце любовь к Натчезу.

С возрастом он понял, что брак его родителей был обречен с самого начала. Это была попытка соединить двух абсолютно разных людей, смешать масло и воду. Расставшись с женой, Роберт обрел долгожданный покой и последние годы своей жизни был безмерно счастлив. Он ни разу не был с тех пор в Старом Свете, чтобы вновь не столкнуться со своей женой. Что касается Эллис, то, переехав в Лондон, она почувствовала себя в центре внимания и навсегда выкинула из памяти те ужасные годы, когда прозябала в американской глуши. Странным образом редкие визиты сына не навевали воспоминаний о безрадостной жизни, и она всегда тепло принимала его. Патрик чувствовал перемену в матери и с годами научился понимать ее. Ему тоже нравилось навещать Эллис, правда, не слишком часто.

Поэтому мысли о матери были не главными из посетивших его голову в то солнечное утро. Войдя в холл, Патрик снял шляпу с узкими полями, повертел ее в руках и положил на столик. На полированной поверхности лежал белый конверт. Узнав мелкий почерк матери, Патрик нахмурился.

Что она пишет? Неужели это приглашение на очередной бал, коим просто несть числа? Патрик с неодобрением воззрился на письмо. Он приехал в Лондон всего две недели назад, но уже успел сопроводить мать на какой-то скучный званый обед, трижды катал ее в двуколке по Гайд-парку и выдержал чопорный ужин с ее новым мужем, десятым бароном Колдекоттом, который показался ему не слишком гостеприимным хозяином. Разумеется, Патрик старался проявить себя воспитанным и послушным сыном, как и просила его об этом мать. Неужели она снова желает «вывести его в свет»?

Патрик с тяжелым вздохом распечатал конверт. Изучение его содержимого не внесло особой ясности, скорее обеспокоило. Мать собирается обсудить с ним некий важный вопрос. Боже, что еще за вопрос? Что могло случиться за последние два дня, с тех пор как они не виделись? Тогда, во время прогулки, мать казалась полностью довольной жизнью. Ничто не указывало на серьезные проблемы, в этом Патрик мог поклясться. Все, что в тот момент ее волновало, – какое платье надеть на предстоящий бал у леди Хиллард в ближайший четверг.

Усевшись за огромный стол красного дерева, Патрик набросал ответ матери, а также короткую записку своему приятелю, Адаму Пакстону, в которой отменял совместную поездку в поместье Сент-Джон на очередной матч по крикету.

В два часа, как и просила мать, Патрик прибыл в городской дом Колдекоттов на Манчестер-сквер. Несмотря на странное волнение, он все равно оделся по последней моде. Серые брюки и короткое пальто невероятно шли ему. Только небрежно повязанный галстук выдавал беспокойство Патрика. Отдав шляпу дворецкому, он поспешил в семейную гостиную.

Мать возлежала на софе в элегантной позе, волны голубого шелка драпировали все еще изящную фигуру. На стеклянном столике уже ждал серебряный поднос с горячим чайником и чашками.

– Ты как раз вовремя. А я уж начала опасаться, что к. твоему приходу все успеет остыть, – кивнула Эллис.

Мать и сын были совершенно не похожи, несмотря на одинаковый черный цвет волос и чуть раскосые глаза. Во всем остальном Патрик был точной копией своего отца. Это иногда даже пугало Эллис, которой казалось, что она смотрит на первого своего мужа, восставшего из могилы, чтобы забрать ее обратно в Натчез и обречь на унылую провинциальную жизнь,

Патрик вежливо приложился губами к напудренной щеке лагери и уселся напротив нее. Вытянув ноги, он наблюдал, к она разливает чай в фарфоровые чашки.

– Наверняка, – начала Эллис, бросая в чай тонкие ломтики лимона, – тебя, интересует, зачем ты мне понадобился.

Патрик согласно склонил голову. Он наблюдал за неторопливыми действиями матери и в очередной раз удивлялся тому, как мало изменило ее время. Черные волосы уложены элегантную прическу, лицо все так же свежо, как и годы назад. Разве что тончайшая сеточка морщин вокруг глаз, чуть пополневший подбородок и несколько серебряных нитей у висков напоминали о том, что перед ним женщина, недавно отметившая свою пятьдесят девятую годовщину. Даже фигура у нее осталась прежней, не говоря уж об ослепительной улыбке, сводившей с ума многих мужчин. Патрик не был удивлен, когда год назад богатый лорд Колдекотт попросил руки его матери. Куда больше его потрясло то, что Эллис приняла это предложение. Будучи вдовой в течение многих лет, она, казалось, была вовсе не расположена к новому браку. Единственным объяснением ее странного поступка могла быть только любовь, и, судя по недвусмысленным взглядам, которые бросали друг на друга супруги, можно было не сомневаться, что догадка Патрика верна. И все же он с трудом мог понять, как его мать, вырвавшись из оков одного брака, с такой легкостью позволила увлечь себя в другие!

Наблюдая, как Эллис размешивает серебряной ложечкой сахар, Патрик вдруг заметил, что лицо ее выглядит усталым и печальным, и впервые подумал, что предстоящий разговор может оказаться гораздо серьезнее, чем он ожидал. Поскольку мать хранила молчание, он заговорил сам:

– В чем дело, мама? Ты сказала, что это важно.

Она криво улыбнулась, отставила чашку, не сделав ни глотка.

– Это так. Но теперь, когда ты здесь, я просто не знаю, с чего начать.

– Начни с самого начала.

Эллис как-то странно посмотрела на него, но ничего не ответила. Если бы Патрик плохо знал свою мать, он мог бы поклясться, что ее смущает предстоящий разговор. Подождав несколько долгих минут, он продолжил:

– Может, ты передумала со мной говорить?

Эллис вздохнула и покачала головой:

– Нет, ты единственный, к кому я могу обратиться. Просто мне нелегко начать. Я в затруднительном положении, и мне нужна помощь. Пусть даже это будет помощь сына.

У нее было такое несчастное лицо, что Патрик испугался.

– Я твой сын, – недоуменно проговорил он. – Твоя кровь. Если ты в беде, я готов сделать все возможное, чтобы выручить тебя. И не нужно смущаться. Мы же родные люди.

Она грустно посмотрела на него:

– Тут ты не прав. Мы никогда не были близки, и в этом виновата я. Поэтому я боюсь рассказать тебе все. Боюсь, ты станешь презирать меня, Патрик.

По-настоящему встревоженный, он не выдержал:

– Наверняка все не так страшно, как ты думаешь. Ты должна рассказать мне! Ну же, смелее!

– Возможно, ты прав. Просто мне очень трудно. – Она покусала губу, подыскивая слова. – Мне придется поведать тебе о том, что произошло двадцать лет назад, когда я только-только вернулась в Англию, покинув тебя и твоего отца. – Эллис немного помолчала, собираясь с духом. Румянец заиграл на ее щеках. – Я была тогда молода, а потому позволила себе совершить ужасную ошибку. Я влюбилась. Влюбилась до умопомрачения в женатого человека весьма высокого положения. В общем, между нами разгорелся сумасшедший роман. Мы оба состояли в браке, кроме того, он был членом суда, и ты можешь представить, чем грозила огласка нашей связи. Мы держали свои отношения в тайне. Меня, замужнюю женщину, могли обвинить в распутстве, а его ждало не просто порицание – король мог сослать его в провинцию, лишив престижной должности. Ты же знаешь, что Георг Третий не терпит адюльтеров. – Эллис подняла глаза на сына: – Ты шокирован?

Патрик пожал плечами, не зная, что ответить. Конечно, он был удивлен тем, что его мать оказалась столь страстной и безрассудной женщиной, но он точно не был шокирован. В конце концов, между людьми, состоящими в браке, порой случались романы, и в этом не было ничего необычного. Тем более что львиная доля браков заключалась по расчету.

– Скорее, я озадачен, – признался Патрик. – Но почему ты решила рассказать мне об этом сейчас?

Эллис набрала в грудь побольше воздуха и выпалила:

– Меня шантажируют!

– Шантажируют? Но чем? Связью двадцатилетней давности? Но кто теперь докажет? И кто это может быть? Твой бывший любовник?

– Он умер почти десять лет назад. – Эллис опустила голову. – Я писала ему письма. Любовные письма. Очень откровенные. Наш роман продлился недолго – меньше года, но это была безумная страсть. Когда я пришла в чувство и поняла, как далеко мы зашли, я решила расстаться с ним. Я сказала ему, что не намерена больше длить наш. роман, что не хочу его больше видеть. – Она вздохнула и покачала головой. – Он со мной согласился. А что ему оставалось? Тем более что он дорожил своей женой, и только безумная страсть лишила его способности мыслить здраво. Думаю, он был мне даже благодарен за этот разрыв. А когда все закончилось, я даже не вспомнила о тех письмах. – Губы Эллис задрожали. – Разве я могла знать, что эта неосторожность аукнется мне через двадцать лет!

Несмотря на бесстрастный вид, Патрика захлестнула целая буря эмоций. Признание матери заставило его иначе взглянуть на эту красивую, холеную женщину. До сих пор она была для него почти чужим человеком, не любившим его в детстве и превратившимся в светскую леди после переезда в Лондон. Откуда он мог знать, что она способна любить, испытывать такие сильные чувства, когда невозможно думать о последствиях собственных поступков?

И теперь какой-то негодяй шантажирует и мучает ее! Он не допустит, чтобы этот наглец причинял его матери страдания. Все, что угодно, но только не это несчастное выражение, которое он впервые увидел на ее лице!

– Как он с тобой связался? – спросил он, стараясь говорить спокойно.

– Мне прислали записку в тот день, когда ты отвез меня домой после прогулки. Почерк мне не знаком, но в записке говорилось о давнем романе и письмах. Шантажист потребовал денег в обмен на эти письма, понимаешь? Он оказался хитер: записку нашла именно я, но не знаю, кто ее мог подложить.

– Когда и сколько ты должна заплатить?

– Я уже заплатила «первый взнос», – горько призналась Эллис. – Тот, кто отправил мне записку, знал, что нас с Генри ждут у миссис Пеннингтон. Мне велели принести в сумочке тысячу фунтов и оставить ее в холле. Когда мы с мужем вернулись, денег в ридикюле не было. Зато там лежало одно из писем, которое я немедленно сожгла.

– А этот шантажист умен! – восхитился Патрик. – У миссис Пеннингтон всегда собирается множество людей. Забрать деньги из сумочки и быстро слиться с толпой гостей не составило для него труда. Если шантажист вообще был среди приглашенных. – Патрик покачал головой. – Наверняка он снова потребует денег.

– Уже потребовал. Я наивно полагала, что все ограничится этой тысячью. И конечно, ошиблась. – Эллис протянула сыну лист бумаги. – Это я получила сегодня утром.

Патрик пробежал записку глазами.

– На сей раз две тысячи. Что за чушь? Да он сошел с ума!

– Я вполне могу себе это позволить, – пояснила Эллис. – Но если суммы будут удваиваться с каждым разом, это может нас разорить.

– Ты говорила об этом с мужем?

– О нет, только не это! – всплеснула руками Эллис. Она вскочила с софы и нервно заходила по комнате. – Я люблю Генри, правда люблю! А он любит меня, понимаешь? И он считает меня совершенством. – Она горько усмехнулась. – Может, в это трудно поверить, но это так. Никто и никогда не любил меня так, как Генри. Он искренне полагает, что я идеальная женщина. Я не могу разочаровать его, просто не могу! Если он узнает о столь непристойном факте из моего прошлого, все может измениться! Я не хочу допускать даже мысли о том, что упаду в его глазах!

– Значит, я должен найти шантажиста и вырвать у него жало, так?

Эллис снова опустилась на софу и посмотрела на сына с мольбой:

– А это возможно? Ты сумеешь выяснить, кто стоит за этим? Не впутывая Генри?

– Не беспокойся о моем драгоценном отчиме, – сухо процедил Патрик. – Мы с ним вращаемся в разных кругах. Едва ли он узнает о моем расследовании.

Лицо Эллис снова приняло обычное надменное выражение.

– Я бы предпочла, чтобы ты не вращался в тех кругах, которые для себя выбрал, – так же сухо ответила она.

– Ничуть не сомневаюсь. Но на сей раз мои беспутные дружки и приятели могут оказать мне помощь.

– Боже! – Эллис прижала руку к груди. – Ты же не собираешься посвящать их в мою тайну?

Патрик взглянул на нее с таким осуждением, что она сразу успокоилась. Смутившись, она забормотала:

– Прости, что сказала глупость. Конечно, ты не сделаешь этого. Ты ведь не сердишься?

Патрик покачал головой, а затем принялся вновь изучать записку шантажиста.