Текст книги "Эребус"

Шон Хатсон
Эребус

ЭРЕБУС:

1. Мир Теней; обитель Смерти

2. Греческий Бог тьмы, рожденный хаосом

Все персонажи этого романа – плод авторского воображения, так же как и города Вейкли и Аркхэм. Не существует также и компании «Ванденбург кемикалз».

Болезнь – порфирия, с другой стороны, в самом деле существует, и факты, приведенные в «Эребусе» доктором Алеком Клейтоном, соответствуют действительности.

Является верным, во всяком случае пока, что один из двадцати пяти тысяч человек страдает от этой редкой болезни, и не ожидается, что в дальнейшем это соотношение изменится.

Однако...

Я благодарен всем, кто помогал мне при работе над этой книгой: мистеру Питеру Милтону за помощь при сборе и обработке материала, Ники за помощь даже большую, чем обычно, при написании книги. Спасибо также Бобу Таннеру за тот пинок, который он мне отвесил в самом начале работы и который, как теперь понимаю, был мною более чем заслужен. Благодарю всех в «ВХ Аллен», кто содействовал появлению этой книги на свет.

Шон Хатсон

Часть 1

Порывы его души тусклы, как ночь, А чувства мрачны, как Эребус...

Шекспир.

«Венецианский купец», акт 5, сцена 1

Позор, таящийся в ночи,

В местах, где побывать пришлось

И что увидеть довелось...

Ронни Джеймс Дио

Глава 1

Дорожный гравий громко заскрипел под колесами «роллс-ройса» – Бристоу нажал на тормоза.

Заглушив мотор, он взглянул на свою жену Лауру. Они обменялись улыбками и вышли из машины. Поездка от дома, расположенного километрах в восьми от Вейкли, заняла меньше пятнадцати минут.

Было раннее утро. Лаура, зябко поежившись, плотнее запахнула на себе белый норковый жакет. Стелившийся над землей утренний туман разрисовывал узором высокую траву, окаймлявшую ансамбль белоснежных зданий. Проснувшись спозаранку, Лаура неважно себя чувствовала. Она взглянула на массивные золотые часы фирмы Картьера. Стрелки показывали 7.06.

Бристоу улыбнулся, потирая руки, – к ним приближался старший конюх. Обменявшись шутками, они зашагали по узкой тропинке в направлении одной из конюшен.

– Как дела сегодня? – спросил Бристоу.

– Порядок, мистер Бристоу, – отвечал Джон Петерс, почесывая за ухом. – Вчера в загоне родился жеребенок... Кормят хорошо. На вид – крепыш.

Бристоу одобрительно закивал: жеребенок поздний – майский жеребенок, что являлось редкостью в мире скачек, но Бристоу не сомневался – животное это будет стоить миллионы. Ведь производитель – голубых кровей, победитель прошлогодних Английских и Ирландских скачек. После второй победы он решил удалить лошадь из конюшни. Теперь, стоя у ворот у входа в конюшню, Бристоу удовлетворенно улыбался.

Он с удовольствием вдыхал аромат сена – работавший в стойле молодой конюх деловито переворачивал вилами шуршащие желтоватые комья соломы. Другой юноша, полный, с красным лицом, расчесывал хвост кобылы – она стояла перед ним спокойная, задумчивая. Бристоу кивнул, взглянув на жеребенка, удовлетворенный внешним видом обеих лошадей. Кобыла – гнедая рослая красавица, около 180 см, – стояла чуть подогнув ноги, чтобы жеребенок, обнюхивающий ее бока, мог дотянуться до нее.

– Победитель... Если я вообще что-нибудь в этом понимаю, – сказал Бристоу, повернувшись к жене.

Лаура внимательно посмотрела на кобылу, которая вдруг как-то неспокойно повела головой.

– Она немного вспотела, не так ли? – сказала Лаура, заметив бисеринки влаги на шее животного.

Конюх, чесавший хвост кобылы, работал весело и споро. Желая полюбоваться своей работой, он отступил на несколько шагов, угодив ногой в навоз. Его напарник, едва удерживаясь от смеха, все так же методично переворачивал солому. Но вот он поднял голову, взглянул на лошадь – и тоже с удивлением отметил, что гнедая покрывается испариной. Сделав еще несколько нервных движений головой, кобыла вдруг замерла, застыла, раздувая ноздри. Тут уже все заметили, что с гнедой творится что-то странное... Она громко зафыркала, дико вращая глазами... и в тот же миг с силой лягнула конюха задним копытом. Глухой удар и сдавленный крик сопровождались жутким суховатым хрустом – хрустом ломающихся костей. Конюха отбросило назад – он с оглушительным грохотом врезался в дальнюю стену. Все в ужасе переглянулись.

– Что с ней?! – закричал Бристоу, резко повернувшись к Петерсу, уже отодвигавшему щеколду, чтобы войти в ограду, но, увидев вставшую на дыбы кобылу, тот, казалось, передумал заходить.

Конюх, ворочавший сено, выронил вилы и прижался к стене. Сердце его бешено колотилось. Он взглянул на кобылу, затем на своего напарника – тот лежал, привалившись к стене, и кровь сочилась из его приоткрытого рта – и потом снова на гнедую, не представляя себе, как обуздать ее, ведь на ней даже упряжи не было. Жеребенок отступил на несколько шагов, тихо заржав.

– Да сделайте же что-нибудь! – приказал Бристоу, заметив, что кобыла как-то странно уставилась на жеребенка.

Мощное животное гневно ударило копытом, вытянув шею, словно изготовившись к нападению на опешившего, растерянного жеребенка. Рванувшись вперед, кобыла вонзила мощные зубы в шею своего детеныша, вырвав большой кусок мяса и жил. Укус оказался для жеребенка роковым – была перерезана одна из сонных артерий. Кровь фонтаном ударила из зияющей раны, забрызгивая оцепеневших от ужаса людей.

Лаура Бристоу закричала долго и пронзительно – вся залитая кровью, в норковой шубке, окрасившейся в цвет алого мака. Сам Бристоу не отрываясь, словно зачарованный, смотрел на жуткое побоище: кобыла встала на дыбы и замерла, окаменела на мгновение, обрушившись затем передними копытами на спину жеребенка, перебив ему хребет. Тот рухнул и забился, вытягивая шею, точно прося о помощи, и тут же еще один удар – острый край копыта срезал верхнюю часть черепа, вырвав влажно поблескивающий глаз, словно наполненный слезами. Глазное яблоко, все еще связанное нервом, свисало вниз окровавленным теннисным мячиком.

Первый конюх, используя свой шанс, бросился к открытой двери. Атаковавшая его кобыла промахнулась, и парень, перемахнув через ограду, растянулся на усыпанной гравием площадке.

– Беги за помощью! Поторопись! – закричал Петерс, и парень, вскочив на ноги, побежал в направлении ближайших строений.

Лаура лежала без чувств; Бристоу стоял точно окаменевший, не в силах оторваться от представшего его глазам ужасного зрелища. Кобыла склонилась над бездыханным телом жеребенка, бешено кося налитым кровью глазом в сторону Бристоу. В воздухе стоял удушливый запах крови и навоза, и было слышно лишь тяжелое всхрапыванье лошади да стоны раненого конюха. Затем послышались чьи-то голоса, очевидно, приближалась помощь. Он отвернулся, почувствовав урчание в животе, потом опять взглянул на жеребенка и тут же скрючился, согнувшись пополам, его буквально выворачивало наизнанку.

Глава 2

Густой туман окутывал холмы и долины окрестностей Вейкли. Но вот взошло тусклое солнышко, и белесые клочья стали расползаться, открывая взору небольшой уютный городок, затерявшийся среди лесов, полей и перелесков, среди бесчисленных ферм, прилепившихся к пологим холмам.

Аркхэм, ближайший населенный пункт, находился в двадцати минутах езды, если ехать по шоссе, разделявшему местность на две почти равные части, разительно отличавшиеся друг от друга. Аркхэм – разросшийся деловой центр индустрии и коммерции, тогда как Вейкли зависел в основном от животноводства и пахотного земледелия, и вся жизнь городка множеством нитей была связана с хозяйствами окрестных фермеров. Земля вознаграждала тех, кто, не жалея сил, на ней трудился. Почвы здесь были на редкость плодородны, и, кроме тех, кто пережил неурожай 1964 года, никто в этих местах не помнил, когда бы природа обошла людей своей щедростью.

Город Вейкли являл собой удивительное сочетание старины и современности. На главной улице ветхие деревянные дома располагались бок о бок с магазинами и зданиями мелких офисов, выстроенными из красного кирпича. Старожилы чрезвычайно гордились своим городом, молодежь же, наоборот, поругивала – главным образом, за отсутствие достойных развлечений, и если бы не зал для игры в лото да дискотеки – дважды в неделю в молодежном клубе, – то в Вейкли бы и вовсе обходились без увеселений. Дни проходили в трудах и заботах, ночи – перед телевизором или в одном из шести местных кабачков. В атмосфере этих заведений также проявлялась своего рода хронологическая путаница: среди них были такие, где зимой, как и много лет назад, пылали старинные камины с решетками и где наотрез отказывались от столь подозрительных новшеств, как магнитофоны и проигрыватели; в других же заведениях клиенты развлекались за бильярдными столами, пили под аккомпанемент поп-музыки и, сидя перед огромными экранами, принимали сигналы спутников связи. Словом, город был на редкость «разностильным», и люди в нем жили самые разные, друг на друга непохожие, и все же в одном они были едины – в своем уповании на землю, в своей зависимости от нее.

Городские мясники закупали на рынке скот; многочисленные бакалейщики приобретали свой товар у фермеров и владельцев пахотной земли, даже хлеб в пекарнях выпекался только из местного зерна. Приезжали, конечно, и покупатели со стороны. Но город Вейкли ревностно хранил свой урожай, свои запасы, и покупатели обычно уезжали лишь с мелкими покупками, а то и вовсе без покупок.

Продукция соседних городов и селений, конечно, закупалась, но не часто и, как правило, большими партиями, ради дружбы. Подобное уединение, однако, не испортило характер местных жителей, им совершенно были несвойственны сухость, скука и уныние, частенько отравляющие жизнь членам изолированных общин. Тем не менее городок этот как бы прибывал в тени, во всяком случае, никто им не интересовался, да, пожалуй, и не знал о нем, разве что ближайшие соседи. Вейкли, однако же, не унывал: уютно устроившийся в коконе холмов, лесов и пашен, городок – как, впрочем, и добродушные его обитатели – прекрасно обходился и без посторонней помощи.

...Уже зазвучали в мягком утреннем воздухе голоса работников, поспешивших прийти к себе на фермы еще до зари. И засияло в небе яркое солнце, разогнавшее остатки тумана, подобные призракам. Вейкли оживал...

Глава 3

Кен Харгрейвс, недовольно заворчав, положил на стол кусок пирога.

– Тебе обязательно делать это здесь, черт тебя побрал? – прохрипел он, глядя на приятеля, изучавшего содержимое своей ноздри, находившееся в данный момент на кончике его мизинца.

Ник Дейли извинился и снова принялся за чай. В свои двадцать девять лет он выглядел на двадцать лет моложе своего коренастого коллеги, сидевшего напротив. Харгрейвс вновь взглянул на молодого человека, затем, словно вдруг вспомнив что-то важное, сунул в рот остатки пирога и уткнулся в лежавшую перед ним газету. Вокруг него болтали и смеялись, курили, пили чай и кофе и, конечно, ели: одни с жадностью, другие просто с аппетитом, а некоторые – как бы нехотя, с ленцой. Харгрейвс ежедневно вот уже тридцать два года наблюдал весь этот ритуал.

В городской столовой люди со скотобойни могли реально ощутить – действительно ли они «чертовски голодны»? Несколько молодых людей – а среди них и Дейли – ели с не меньшим аппетитом, чем Харгрейвс и его коллеги по работе. Харгрейвс же на аппетит не жаловался: перед тем как проглотить пирог, он умял три куска бекона и несколько крутых яиц. Но вот Дейли наконец насытился; лежавший перед ним яблочный пирог интересовал его уже гораздо меньше, чем разговор окружающих. А вот Харгрейвс, похоже, не сдавался, он пребывал в раздумье: чем бы еще набить желудок.

Лишь к запаху Харгрейвс так и не смог привыкнуть. Имеется в виду конечно же не сено, – против сена он ничего не имел. Жуткое зловоние, запах крови и испражнений преследовали его повсюду. Вот и сейчас, в хорошо проветренной столовой с кондиционерами, его донимал все тот же запах – запах смерти, приставший к нему, точно вторая кожа, запах стойкий, неистребимый, не устраняемый ни ароматным мылом, ни бесчисленными ваннами – ничем. Его одежда каждую ночь ее стирали – наутро источала все тот же едкий тошнотворный дух, сопровождающий его повсюду, как вечное напоминание о той работе, которую он выполнял. На скотобойне в Вейкли трудилось более пятидесяти человек, занятых на разных работах – от разгрузки скота до препарирования трупов и забоя. Харгрейвс был убойщиком. До пятисот животных в день проходило через бойню. Привозили же скот окрестные фермеры, некоторые в двухъярусных грузовиках, в которых помещалось около сотни свиней.

Харгрейвс, которому предстояло ввести в курс дела Дейли, помочь ему освоиться, поглядывал на него с некоторым беспокойством, периодически отрываясь от газеты, – молодой человек явно нервничал. Дейли, работавший на бойне всего несколько дней, впервые попал на участок, где закапывали скот; жутковатое место это называли «пещерой трупов».

Когда стрелки настенных часов подползут к 10.15 утра, молодой человек проследует за Харгрейвсом в загоны для скота, где домашний скот ждал своей участи. Дейли побледнел, уже думая о предстоящем, а его пожилой коллега улыбнулся, вспомнив себя, каким он был много лет назад.

– Если вы боитесь, что вас вырвет, то выйдите на это время. – Харгрейвс взглянул на Дейли.

Молодой человек судорожно сглотнул.

– Что?..

– Если вас стошнит, – пояснил Харгрейвс, – не делайте этого в мясной.

Дейли отрицательно покачал головой, на лбу его выступили капельки пота. Харгрейвс неторопливо допил свой чай и поднялся со стула, жестом приглашая молодого человека следовать за собой. Они покинули столовую, спустились по лестнице и оказались в длинном коридоре, в конце которого находилась стальная дверь. Харгрейвс открыл ее, пропуская Дейли вперед. Они вышли на галерею, протянувшуюся вдоль стен мясного сектора, высокого просторного помещения, действительно напоминающего огромную пещеру. Дейли, опершись на металлические перила, посмотрел вниз на загон. Сейчас там находилось несколько десятков волов, некоторые из них стояли неподвижно в каком-то странном оцепенении, другие беспокойно поводили головой, ударяя копытами в залитый кровью пол. Зловоние стояло невыносимое. Несмотря на мощные, громко гудевшие вентиляторы, в ноздри бил все тот же неистребимый запах, носившийся под сводами «пещеры» в потоках воздуха. Многочисленные двустворчатые двери были распахнуты, в одну из них сейчас прошли двое мужчин, тащивших тушу забитого вола, через ноздри которого был пропущен стальной крюк. Дейли невольно отвел глаза: он заметил, что тело все еще подрагивает.

– Наденьте вот это, – сказал Харгрейвс, подавая парню что-то вроде болотных сапог.

Дейли натянул их, перетянул на бедрах веревкой и увидел, что его наставник уже успел надеть точно такие же. Затем оба они спустились на несколько ступеней вниз. Дейли поморщился, ступив в кровяную лужу по самую щиколотку, и невольно заскрипел зубами, увидев кучу раздробленных костей, плывущую по желобу в потоке крови в направлении одной из многих очистительных труб, подведенных к стоку в цементном полу. Несколько стоков были засорены клочьями шерсти и экскрементами, и Харгрейвс решил их прочистить, прежде чем приступить к работе со следующей партией животных. Однако сначала он намеревался разделаться с волом. Недалеко от загонов стоял широкий верстак из нержавеющей стали, на котором лежал набор инструментов. Дейли заметил небольшую кувалду, две пилы и еще какой-то непонятный предмет, похожий на пневматический пистолет. Именно это и выбрал Харгрейвс. Орудие это имело длинный металлический затвор и дуло, как у пистолета. «Гуманный убийца», – произнес Харгрейвс, потрясая «пистолетом». Затем он приблизился к ближайшему загону и подошел к волу, облизывавшему стенку ограды, явно равнодушному к присутствию двух мужчин. Харгрейвс наклонился, прижал затвор ко лбу животного и надавил на спусковой крючок. Раздался громкий хлопок. Затем последовал щелчок затвора, и убойщик быстро отвел назад свое оружие. Вол глухо замычал – и свалился как подкошенный. Из зияющей раны на лбу хлынули потоки крови. Дейли пошатнулся, отступил на шаг, закашлялся...

Харгрейвс несколько секунд украдкой наблюдал за ним, заметив, как побледнело его лицо. По залу прокатилась мощная волна воздуха – в распахнувшуюся двустворчатую дверь вошли двое мужчин, тотчас же направившиеся к мертвому волу. Лица их лоснились от пота.

– В одиннадцать подвезут восемьдесят штук поросят, – сказал один из них, обращаясь к Харгрейвсу. – Если управишься вот с этими, – указал он небрежным жестом на быков в загоне, – буду тебе очень благодарен.

Харгрейвс молча кивнул. Дейли по-прежнему не сводил глаз с мертвого вола.

– Впервые здесь, да? – В руке у мужчины был крюк для мяса.

Юноша лишь кивнул в ответ. Харгрейвс, криво усмехнувшись, взглянул на мертвого вола. Один из мужчин, присев на корточки, оттянул нижнюю губу животного, повернув его голову в направлении Дейли.

– Да, не повезло животине, – ухмыльнулся мужчина с крюком.

Мужчины усмехались, острили, перемигивались, но Дейли не замечал их шуток. Он молча наблюдал, как уносили тушу.

– С тобой все в порядке? – спросил его Харгрейвс.

Юноша лишь кивнул в ответ. Его мутило.

Они перешли к следующему загону... Животное стояло неподвижно, глядя на людей слезящимися глазами. Что было в этих глазах? Страх? Гнев? Понимание? За годы своего пребывания на скотобойне Харгрейвс часто задавался вопросом: действительно ли животные знают, что их ожидает? Понимает ли, например, этот бык, что с ним станется? Дейли подошел поближе к своему наставнику, он смотрел на его руки. Внезапно животное рванулось вперед, врезавшись в невысокую ограду. Быки в двух ближайших загонах явно забеспокоились.

– О Господи Иисусе, – прошептал Харгрейвс, невольно отшатнувшись.

Бык яростно заревел и вновь бросился на ограду. Дейли видел, как прогибаются стойки, как клонится ограда под неистовым напором животного. Два других быка, по примеру первого, атаковали загородки в своих загонах, и Харгрейвс понял, что необходимо немедленно что-то предпринять. Он сделал шаг вперед, и в этот миг животное выбило из его рук убойное орудие. Пролетев с десяток метров, «пистолет» исчез в кровавом потоке, заполнявшем желоб.

– Господи, – проворчал Харгрейвс. Он повернулся к Дейли: – Принеси другой, он там, на верстаке.

Дейли на секунду оцепенел. Однако, взглянув на покосившуюся ограду, тотчас же опомнился. Переступив потоки крови, чуть не поскользнувшись, он схватил другое убойное устройство.

– Поторопись! – закричал Харгрейвс.

Первый вол с ревом бросился вперед, наконец-то выбил металлическую жердь, проложив себе путь сквозь ограду.

Заклепки, винты и гайки разлетались в разные стороны, осыпая мужчин, закрывавших руками лицо. Огромное животное неуклюже заскользило по полу, но затем вновь обрело равновесие, повернувшись к своим изготовившимся к атаке палачам. Харгрейвс увернулся, отбежал в сторону, разбрызгивая вокруг себя фонтаны крови; упал, поскользнувшись. А Дейли не успел, замешкался... Вол лягнул его в живот копытом, отбросив к металлическому верстаку. Рана оказалась смертельной. Дейли закричал, забился в агонии, он чувствовал, как приближается смерть. И тут повторный, сокрушительный удар пробил его грудную клетку, буквально искромсав ее. Дейли затих. Из живота его вываливался клубок кишок, их едкий запах смешивался со зловонием быка.

– О Господи, – прохрипел Харгрейвс. Он лежал на расстоянии пяти метров от взбесившегося быка и его жертвы, его руки судорожно сжимали убойное устройство. Вопли Дейли, казалось, заполнили все вокруг, они все еще звучали у него в ушах, отражаясь эхом от стен скотобойни.

Убойщик с трудом поднялся на ноги, подошел к быку и прижал к его боку дуло пистолета. Животное, взревев от боли и ярости, отпрянуло, с его левого бока, подобно старому тряпью, свисали ошметки мяса, из зияющей раны вываливались внутренности. Скотина захрипела, и из ноздрей хлынули потоки крови. Бык попытался повернуться в сторону убойщика, но, зашатавшись, свалился, истекая кровью. Харгрейвс содрогнулся, услышав за спиной лязг металла. Еще два быка вырвались из загонов.

Мясная превратилась в сущий ад: оглушительный рев, хрипы, мычание и все еще звучавшие у него в ушах вопли Дейли. Харгрейвс задыхался, оглядываясь вокруг... У дальней стены находилась сирена. Вопрос лишь в том – успеет ли он до нее добраться? На Харгрейвса медленно шел бык, шел как бы в раздумье. Харгрейвс двинулся было в сторону сирены. Болотные сапоги затрудняли движение. Он мысленно представлял себе картину: вот бык, опустив голову, бросается вперед, сокрушая его своей мощью... а до сирены, похоже, не дойти, словно она за сотни миль отсюда...

– Что случилось?

Он услышал шум голосов, возгласы изумления и ужаса – появились рабочие с крюками для мяса. Он едва успел предупредить их, чтобы они захлопнули металлические двери. И тут его атаковал другой бык, атаковал внезапно, неожиданно. Харгрейвс дотянулся-таки до сирены; рев ее, пронзительный и резкий, вторил яростному вою взбесившегося быка. Харгрейвс, пошатываясь, повернулся. Страшный удар раздробил ему тазовые кости, пробил почки и печень. Ему казалось, что все внутренности его поднялись вверх, забили горло, затрудняя дыхание. Харгрейвс и в самом деле задыхался, – его горло наполнилось кровью пополам с желчью, а затем смесь эта хлынула у него изо рта, словно вода из разбитого сосуда. Убойщик тяжело опустился на колени, ошалело уставившись в горящие глаза животного. Бык словно гипнотизировал его, держа в оцепенении. Животное бешено вращало глазами, из приоткрытой пасти стекала липкая слюна. Отойдя метра на три, бык неожиданно вновь его атаковал. Удар был сокрушительный, превративший его грудь в груду костей. Он рухнул в лужу крови. И уже теряя сознание, услышал шаги на металлическом мостике, а затем грохот, напоминающий пушечный залп. Секундой позже – еще один залп. Уже первым выстрелом быку снесло часть черепа – кровь, ошметки мозга, мелкие кости прыснули в разные стороны, заливая лежащего рядом Харгрейвса. Второй залп, явно излишний, пробил в боку животного дыру величиной с футбольный мяч. Бык рухнул в двух шагах от лежащего человека. Харгрейвс не шевелился, но он еще услышал звук приближающихся шагов, громкие крики и затем третий выстрел – оглушительный взрыв, на сей раз где-то совсем рядом.