Текст книги "Сказочная жизнь несказочного Ивана"

– А! – в ужасе воскликнули Дубы.

– Любовь нужно беречь, ухаживать за ней, да подкармливать, – разошелся не на шутку Иван, погрузившись в драматической образ, – поливать, как молоденький дубок.

– Оооо! – растроганы застонали Дубы.

– И тогда он расправит ветки и зазеленеет, полный сил и благодарности! – торжественно закончил Иван. Последовал шквал аплодисментов, восторженные крики «Браво», особенно растроганные Дубы прослезились.

– Иван, отныне ты – наш кумир! – ответственно заявил Дуб, судя по всему, самый главный из этого многочисленного войска, и все деревья почтительно раздвинули ветки, показывая слесарю дорогу.

Словно знаменитость Голливуда по красной дорожке, маршировал Скукин по пушистой листве с гордо поднятой головой. Правда периодически кто-то хватал его ветками за руку или ногу так, что он спотыкался и падал: каждому хотелось прикоснуться к новоиспеченной звезде. Наконец, впереди показалась деревянная избушка на лягушачьих лапках, и оживленная беседа Дубов осталась позади.

4. Битумба и первая встреча с Марусей

Иван переминался с ноги на ногу, разглядывая снизу-вверх странное сооружение. Дом выглядел прочным и был сделан из дерева. Ни окон, ни дверей в нем не наблюдалось, ровно, как и печной трубы. Нет, конечно, Скукин читал в сказках про избушки на курьих ножках. Но, во-первых, он совершенно не чувствовал себя так, словно в сказку попал, а во-вторых, лягушачьи лапки – это отнюдь не куриные ножки и как обращаться с ними, Ивану было неизвестно.

– А ну, избушка, повернись ко мне передом, а к лесу задом!

Молчание.

– Пусти, пожалуйста, мне к Битумбе надо! – жалобно протянул он.

Полный игнор. Несколько раз обогнув избушку, покричав, побросав камни и палки, Иван в отчаянии принялся соображать, что ему известно о лягушках и их лапках.

– Парле Ву Франсе?

– Квааааа! – испуганно закричала Избушка, ее лапки нервно задергались.

– Пустите, силь Ву пле! Же не манж па си жур! – выдал Иван все, что знал по-французски.

Избушка задрожала так, что внутри послышался звон битой посуды и чьи-то недовольные крики. Внезапно отлетела в сторону хорошо замаскированная дверь, и на пороге появилась растрепанная и яростно настроенная женщина.

– Да уймись же ты, наконец! – злобно закричала она на избушку. Две пары колючих пронзительных глаз вцепились в Ивана, которому стало не по себе от поразительного сходства с его тещей Стефанией Павловной: тот же нос картошкой с выпуклой бородавкой, тщательно замазанной еще советским кремом «Балет», те же обвисшие щеки, тонкие синюшные губы и рыжие пережжённые волосы. Габариты Битумбы оказались, однако, еще более необъятными, чем у матери его жены. Пухлые пальчики часто – часто перебирали что-то, и Ивану стало дурно, когда он разглядел с расстояния насаженные на ниточку глаза, которые, впрочем, также уставились на него в ответ и поочередно моргали.

– Тебе чего? – подозрительно спросила новоиспеченная Стефания Павловна.

– Огнеблюй сказал, что Вы поможете мне попасть домой. – Иван растерялся и немного смутился.

– А что еще он говорил? – кокетливо поправила клок волос Битумба и улыбнулась ртом, похожим на шахматную доску (у тещи Ивана, по крайней мере, на месте «черных клеток» красовались золотые зубы). – Ладно, заходи, коль не боишься.

Ведьма неприятно захихикала неестественно пронзительным для своего веса голоском, словно Стефания Павловна. Как и перед тем, как зайти на порог дома тещи, по спине слесаря пробежал холодок, и он мысленно перекрестился.

***

Изнутри хижина выглядела на удивление чисто и современно. Посередине комнаты стоял массивный дубовый стол, украшенный тонковышитыми салфеточками и свежими цветами (с мелкими зубками, которые периодически пытались дотянуться до вазочки с сухарями – подметил Иван), вокруг него располагались высокие стулья. У левой стены приветливо полыхал камин с вытяжкой. Над ним висели разного вида мешочки с содержимым, о котором Иван предпочитал не задумываться. Удобный оранжевый диванчик заканчивал скромный интерьер комнаты. Что самое удивительное – ВНУТРИ были окна и сквозь них отлично проглядывался лес, из которого он только что пришел.

– Вот чудеса! – не выдержал Иван.

– Ты с Луны что ли свалился? – искренне удивилась, в свою очередь, Битумба. Знаком она приказала сесть на один из стульев и, подозрительно вращая голову из стороны в сторону, и наклоняя ее то вправо, то влево, словно голубь, рассматривала слесаря с ног до головы. Ну ни дать не взять – Стефания Павловна.

Робко и запинаясь, Иван вкратце поведал старухе свою историю, которую закончил просьбой помочь добиться аудиенции Дабдзека – кем бы он ни был. Выслушав, ведьма откинулась на стул и задумалась:

– А почему я должна тебе помогать? Лучше я из тебя суп сварю. Ты, конечно, тощий, но на костях бульон наваристее получается! – ведьма облизнулась, словно в предчувствии восхитительного пиршества, а затем задумчиво почесала бородавку на носу.

«Хороший знак, значит, все-таки обжора сомневается», – напряженно размышлял Иван. Он частенько шутил с мужиками на работе, что теща рано или поздно сожрет его со всеми потрохами. Но что это будет настолько буквально, ему в голову никогда не приходило.

– Огнеблюй заверял, что такая добрая и сострадательная женщина, как вы, обязательно поможет мне, – отчаянно соврал Иван. Стрела попала прямо в цель – это слесарь распознал по пылающим щекам ведьмы и по тому, как скромно та опустила на них ресницы.

– «Битумба – говорил мне Змей – барышня не только неземной красоты, но и человек с прекрасными внутренностями, то есть нутром, – продолжал Иван беззастенчиво играть на тонких струнах души раскрасневшейся хозяйки, – она тебя не обидит: и ужином накормит, и дорогу укажет».

– Что, так и сказал? – удивилась ведьма и меланхолично устремила взгляд вдаль.

– Слово в слово! А еще добавил: «Я б с удовольствием сам пришел к ней на ужин – хозяйка она на весь лес знатная – да все спросить не решаюсь. Может быть ты, Ваня, за меня попросишь?» – Ивана было не остановить. Открыв в себе недавно актерский талант, слесарь так научился вживаться в роль, что даже сам себе верил.

Битумба сияла, словно начищенный поднос на стене. Иван продолжал изливаться в комплиментах от лица Огнеблюя, в то время, как она то нервно покусывала ногти, то кокетливо прятала за ухо прядку непослушных рыжих волос, которые Иван назвал про себя «клоком растрепанных косм».

– Да что я все сижу и сижу! – спохватилась старуха. – Ты голодный, наверное?

И, нескромно завиляв бедрами, напевая под нос какую-то романтичную мелодию, Битумба скрылась за занавеской, где, судя по всему, находилась кухня. Иван выдохнул с облегчением: влюбленная женщина – покладистая женщина. И нужно-то было всего ничего – нащупать слабое место. И что же он раньше-то так со своей тещей не догадался? Вон, сосед по площадке давно кидает в ее сторону неоднозначные взгляды.

Теперь Огнеблюй точно убьет его. Или съест. Или сожжет. Ну точно, как Алексей Николаевич.

***

Иван долго не решался притронуться к вязкой зеленой жиже в поданном хозяйкой керамическом горшочке. Но от этого нечто исходил столь умопомрачительный аромат, а слесарь был настолько голоден, что вскоре желудок победил здравый смысл, и он набросился на сомнительную еду. С первой же ложки Иван замычал, словно теленок, от дикого восторга. Выхлебав первую тарелку, он принялся отчаянно вылизывать чашку, все еще постанывая от удовольствия. Впервые он испытывал то, что называется «гастрономическим оргазмом».

Битумба снисходительно посматривала на гостя, периодически подливала черпаком добавки и сокрушалась:

– Да если б я и хотела, не смогла бы помочь. Огнеблюй-то чего тебя ко мне направил – было время, Дабдзек к моей дочке сватался. Уж больна она ему по нраву пришлась, несмотря на то, что уродина редкостная.

– От осинки не растут апельсинки, – жуя, ухмыльнулся Иван и сам подивился своей дерзости.

– Ась?

– Суп, говорю, у тебя, бабуля, вкусный! – выкрутился гость.

– Ну так вот, хоть и уродина она, но головка у нее светлая. Мозговитая. Вот только она, дура, эту самую головку-то от Правителя воротила! Видите ли, слишком старый он для нее! А сама так в старых девах и останется, – фыркнула ведьма.

– А сколько же ей лет? – поинтересовался Иван.

– Около 53 с половиной. И не говори… Дура дурой! А Дабдзек нам и избу починил, и диванчик вон какой модный прикупил, и камин поставил. А Маруська все на своем стоит – не пойду за него и все тут. Все принца, дурында, ждет, – Битумба глубоко вздохнула: так накатила вдруг тревога на материнскую душу! И досада от упущенной выгоды. В сердцах она смачно плюнула под стол чем-то зеленым, подозрительно похожим на суп в горшочке. Это нечто зашипело и отползло в угол.

– А тебе самой-то сколько?

– Да 120 недавно минуло. Молодая я еще, Ваня, перспективная! – и ведьма вновь заскрежетала своим хихиканием по его и без того расшатанным нервам.

– В два раза старше тещи, – удивленно констатировал Иван. – Это вы какие долгожители!

– Огнеблюй уж вторую сотку разменял. Это все, Иван, свежая экология да здоровое питание.

– Поделись рецептом супа, уж больно он у тебя великолепный, – поинтересовался Иван, заканчивая пятую тарелку.

– Да основные-то ингредиенты элементарны: свежая кровь молодых пиявок, яйца уткоглаза, две кучки коровьего…

– Хватит! – желудок Ивана возмущенно заурчал, а к горлу подкатила тошнота. Пришлось применить усилие, чтобы сохранить пять тарелок супа внутри.

– В качестве приправы порошок из сушеных крыльев эльфов, – игнорируя замечание гостя, продолжила ведьма, – но основную составляющую я тебе не выдам, и не проси. Никто во всем государстве не сравнится с поварихой Битумбой! Котлетки будешь? Клещи нынче особо сочными уродились.

– Нет, спасибо, я наелся, – поспешил возразить Иван, все еще борясь с дурнотой.

– Я вот тут подумала, может ты на Маруське женишься? Не с лица же воду пить, а уж сколько я ей своих рецептов кулинарных передала!

– С радостью, но я уже женат! – чересчур быстро и непомерно громко выпалил Иван, ужасаясь перспективы жениться на дочери ведьмы. Слесарь улыбнулся абсурдности своей мысли – словно он уже итак не женат на дочери ведьмы!

– Жалко… А у меня родилась идея! Маруська тебя проводит к замку Дабдзека, а ты ее в пути переубеди с ним на свидание сходить! Глаз за глаз, зуб за зуб, так сказать! – при этих словах ожерелье из глаз, которое все это время лежало на столе и с любопытством пялилось на Ивана, нервно задергалось и абсолютно несинхронно заморгало. Мечтательно старуха продолжила:

– Стать тещей Правителя – это вам не хухры-мухры. Это ответственное мероприятие и не каждой Битумбе под силу!

– А давай! – вскочил Иван из-за стола. Наконец-то хоть какая-то здравая идея! Оставалось надеяться, что ведьма младшая более покладистая и менее взбалмошная.

– Как у тебя с энтим делом? – вдруг строго спросила Битумба, пристально глядя в лицо повеселевшему гостю.

– С чем? – не понял он.

– Ну, с Энтим? Доча у меня наивная, впечатлительная, а я ее в лес с тобой отпускаю. Вот воспользуешься ее доверчивостью, а потом слиняешь, – яростный взгляд старухи сверлил его так, словно речь идет об уже свершившемся факте.

– Хорошо у меня все с «Энтим», – густо покраснел Иван, который никогда не умел нормально врать. – То есть, с женой хорошо. Регулярно. Феерично.

Под пристальный взгляд Битумбы Иван заливался краской, словно не сделавший уроки школьник, до тех пор, пока вся кровь из его организма не оказалась в ушах. Не в силах терпеть подобное унижение, он наклонился и начал ощупывать пол в поисках несуществующей запонки.

– А в вашей стране Энто как часто бывает? – не унималась ведьма.

– Ежедневно, – на самом деле Иван просто забыл, когда в последний раз у него происходило «Энто».

Обычно его супруга храпела так, что речь шла о выживании в суровых условиях, а не о придавании плотским утехам. Да и что скрывать – моральное «Энто» на работе, постоянные дискуссии с детьми на повышенных тонах и душащие кредиты лишали последних сил. Конечно, так было не всегда. Ему до сих пор становилось стыдно при воспоминании о молодых годах и первых свиданиях с Марьей. Порой Скукину казалось, что в городе Хлыщеве не осталось ни одного уголка, в котором у них не было «Энтого». А также в Анапе, где новоиспеченные молодожены проводили медовый месяц и лишь в последний день искупались в море (естественно, для «Энтого»). И в Волгограде, куда влюбленные однажды выезжали на экскурсию и лицезрели Родину-Мать с весьма необычного ракурса. Больше они нигде никогда не бывали, кроме деревни Халапеньо, где проживал двойник Битумбы, по совместительству еще и его теща. Странное название деревни стало результатом креатива председателя, который по какой-то причине возомнил, что Халапеньо – это процветающая Итальянская провинция и переименовал Буреновку в это, на его взгляд, многообещающее и символичное название. Надо отдать ему должное – перцы там действительно поперли. А вот остальные сельскохозяйственные культуры – не очень.

Еще минуту ведьма сверлила Ивана глазами – своими и лежащими на столе, а затем прыснула в приступе неконтролируемого хохота. Если ее хихикание и звучало, как царапание пенопластом по стеклу, то смех грохотал так, что любой Дуб мог бы позавидовать. Утирая слезы, Битумба подошла к камину, сняла один чулок и вынула оттуда корявый дурно пахнущий коричневый корешок.

– Вот, возьми это.

На немой вопрос в глазах Ивана, Битумба снисходительно произнесла:

– Прикладывай к причинному месту, и в твою жизнь Энто придет. Не благодари!

– Но у меня все в порядке, – предпринял Иван жалкую попытку сохранить хоть каплю мужского достоинства.

– В нашем государстве Энто обязательно на завтрак, обед и ужин! – нравоучительно произнесла старуха.

– Да, хорошая у вас экология, – вздыхая, сдался Иван. Внезапно мысль о котлетках со свежими клещами показалось ему не столь уж отвратительной.

***

– Маруська, поди сюда! – гаркнула Битумба, и Иван морально приготовился увидеть 50-летнее уродливое чудовище с густым басом и бородавкой на носу – родильную метку странного семейства.

– Иду-иду, мамка! – откликнулся недовольный голос, и слесарь, вопреки всему, заслушался его чистым звучанием, словно журчанием свежего ручейка в полуденный знойный день.

Из-за занавески появилась 53 с половиной летняя Маруся, и Иван обомлел, открыв рот. «Чудовище» выглядело максимум на 20 лет и было одето не в лохмотья, как ее матушка, а в симпатичный облегающий сарафан, который выгодно подчеркивал каждый изгиб ее молодого тела.

«Тонкие плечи, осиная талия, ноги от ушей, – глупые клише приходили слесарю на ум, когда он лицезрел эту неземную красоту – черноброва, глаза как синие омуты, руса косонька, румяные ланиты, да лебединая шея».

Тьфу, и откуда все эти приторные сравнения в его голове?! И вдруг, совершенно ясно, без тени сомнения, с абсолютной уверенностью Иван осознал, что насмерть влюбился. Новый предмет обожания окинул гостя с ног до головы, презрительно фыркнул и повернулся, чтобы уйти. Все это время Иван зачарованно смотрел на неземное существо и понимал, что никакого чудесного корешка Битумбы ему не нужно, чтобы сделать «Энто».

***

Маруся высказалась крайне негативно о плане матери. Во-первых, выйти из дома (с ее-то отвратительной внешностью!) казалось красавице чрезвычайно неприличным. Иван никак не мог понять, как такая красота, достойная стать Мисс Вселенная 2000 – 2100, слывет в этой стране уродиной? Во-вторых, дочка Битумбы категорически отказывалась видеться с Дабдзеком. В-третьих, она опасалась оставлять мать одну. После некоторых уговоров и давления на жалость, Маруся поддалась и предупреждающе подняла тонкий палец (чем вызвала очередной приступ умиления влюбленного Ивана):

– Хорошо! Но при одном условии! Энто будет на завтрак, обед и ужин.

Лица Битумбы и Ивана вытянулись – одно от негодования, другое от восторга.

– Да шучу я, шучу! – Маруся прыснула со смеху. – Видели бы вы свои мины! А ты даже не думай!

На посошок Битумба засунула Ивану скляночку с секретным ингредиентом в подарок теще, подала дочери мешок с едой и фляжку с водой и предупреждающе-злобно зыркнула на Ивана. Все-таки она оказалась добросердечной и щедрой женщиной. Совсем как Стефания Павловна.

5. Дорога, вымощенная черным грунтом

Иван чувствовал себя Тотошкой, который бежал за своей хозяйкой Элли, высунув язык, по дороге, вымощенной желтым кирпичом в замок Гудвина Великого и Ужасного. С единственной разницей, что кирпич был не желтым, а черным, кирпич был не кирпич, а грунт, а Маруся была далеко не столь дружелюбна с Иваном, как Элли со своим песиком. Периодически она язвительно шутила над ним, а затем беззастенчиво смеялась. При этом слесарь одновременно и обижался, и заслушивался – так нежно звучали колокольчики в ее голосе. Однако, спустя пару часов, градус его восхищения значительно упал. Все-таки он являлся мужчиной и подобных насмешек терпеть не намеревался.

На черной грунтовой дорожке показалась яркая травка, и Иван со злостью пнул кустик, как тому его учили на курсах управления гневом.

– Ой, Ваня! Осторожно, не ступай! Это ядовитая трава! – вдруг закричала девушка с искаженной от ужаса гримасой. Подпрыгнув, Иван сделал сальто в воздухе и повис на ближайшей ветке, раскачиваясь взад-вперед, словно на лиане. Побледнев от страха, Скукин смотрел вниз на салатовый сочный кустик и пытался оценить, успела ли ядовитая трава прикоснуться к его волосатой ноге. В этой стране, казалось, все перевернуто с ног на голову, если уж обычная трава способна убить человека!

– Только не шевелись! Она прыгает и кусается. – предупредила Маруся, доставая из узелка Битумбы платочек, и осторожно накрывая им клочок травы.

– Это чтоб оно тебя не видело! – прошептала она Ивану. – Это растение Травинус Ядовитус: обладает отличным зрением, но со слухом у него проблемы. Сейчас ты медленно спустишься и обойдешь куст. В следующий раз смотри под ноги внимательнее. На счет «три».

Иван кивнул. Он не мог признаться в том, что держался на руках из последних сил. Даже страх смерти не способен был удержать его нетренированное тело на импровизированном канате. Раньше Иван являлся членом местной футбольной команды и регулярно принимал участие в соревнованиях. Даже сейчас, в свои 40 лет он выглядел неплохо внешне, но мышечная масса внутри безнадежно устарела и обмякла. С тоской в душе Скукин слушал, как медленно Маруся ведет отчет. Лицо побагровело от натуги, пальцы побелели, а пресс просто жгло огнем.

– Раз! – прошептала Маруся и показала один палец.

– Два! – она сделала знак. Иван понял, что вот-вот шлепнется с дерева и молча молился всем существующим и несуществующим Богам, чтобы поскорее последовало «три».

– Три! – Иван спрыгнул, а она резким движением сорвала платочек с травы.

– АААА! – словно обезумевший, Иван помчался прочь. Позади раздался хохот. Он встал как вкопанный. Обернулся. Маруся каталась по траве, хватаясь за живот. Даже обнажающиеся при этом ноги не способны были вызвать в нем положительные эмоции. К ее обидному веселью примешивались тоненькие хихиканья травы.

– Травы… испугался… Ой, не могу! Травинус Ядовитус! – захлебывалась от смеха Маруся. Еще никогда в жизни Иван не чувствовал себя таким униженным.

***

Путники шли молча. Маруся периодически посмеивалась в кулачок, а Иван гордо смотрел вперед. Щеки его до сих пор горели. Душа ныла. Кадык ходил вверх-вниз. Глазницы жгло от невыплаканных слез.

– Ладно тебе, Ваня, – с улыбкой произнесла Маруся, – мне просто травку жалко стало.

Иван молчал. Больше ни словом не обмолвится он с этим исчадием ада!

– Я больше так не буду! – продолжила она игривым тоном. Но Тотошка оставался непреклонным.

***

Спустя пару часов пути под ложечкой у Ивана посасывало от голода, но обращаться за едой к Марусе было ниже его достоинства. По правую руку от путников показалась дикорастущая яблоня, на которой висели тяжелые, сияющие на солнышке плоды. У слесаря потекли слюнки, когда он увидел румяные красные яблочки размером не меньше кулака Петровича – плотника цеха, с которым Иван периодически играл в нарды. (В голове тут же всплыл образ коллеги: огромная ладонь, раскрашенная татуировками перстней, надписями, ранами и порезами, осторожно брала фишку двумя пальчиками, где та мгновенно растворялась. Иван, в свою очередь, с ужасом засматривался на эту мощь и отчаянно боялся выиграть. Петрович категорически отказывался сидеть на табуреточке, предпочитая корточки. Противник, не желающий следовать его примеру, автоматически считался слабаком и подвергался беспощадному высмеиванию. Поэтому играть с Петровичем в нарды никто не хотел. Но приходилось. Особенно часто Ивану, потому что он слыл среди коллег слабохарактерным человеком, не способным сказать «нет»).

Сломя голову, Иван бросился к яблоне и потянулся за манящим сочным плодом.

– Стой, Ваня, не ешь! – испуганно закричала Маруся.

– А то что? Козленочком стану? – язвительно ответил Иван. Больше он не попадется на ее удочку! Схватив обеими руками яблоко, слесарь вгрызся в него. Мммм! Еще никогда в жизни ему не доводилось пробовать такого вкусного фрукта! Сочная мякоть таяла сахарным наслаждением во рту, а восхитительный сок струился по небритому подбородку. Иван при этом дерзко смотрел на Марусю, и ему доставляло глубокое наслаждение наблюдать за ее разгневанным выражением лица. Где это видано мужику бабу слушать! Пусть знает свое место! Иван сорвал второе яблоко и продолжил набивать рот. Маруся стояла, скрестив руки на груди, и он съел третье яблоко, чтобы окончательно закрепить успех.

Невыносимо зачесался нос. Иван протянул руку, но вместо носа палец уткнулся во что-то жесткое. Огрызок выпал из трясущихся рук. Слесарь в отчаянии ощупал то место, где раньше красовался самый выдающийся элемент его лица. Не оставалось ни малейших сомнений – круглый плоский влажный выступ с двумя дырочками был ничем иным, как свинячим пятачком. В ужасе Скукин осознал, что вместо левой руки у него копытце. Внезапно стало так неудобно, что пришлось опуститься на корточки.

«Что здесь, твою мать, происходит?!» – хотел заорать Иван, но вместо этого раздалось лишь жалкое:

– Хрю – хрю – хрю!

– И надо было быть таким упрямым! – сокрушалась Маруся. – Что это за страна у тебя такая дикая, если считается зазорным для мужчины слушаться женщину?!

– Хрю-хрю-хрю! – возмущенно завизжал Иван, что значило по-человечески «Это все ты со своими издевками виновата!»

– Ну что делать? Съел бы ты одно яблочко – отделался бы, возможно, только пяточком и поросячьим хвостиком. Съел бы два – превратился бы хотя бы в хряка – какой никакой, а мужик. А вот с третьим яблочком ты явно переборщил, теперь на всю жизнь останешься свиноматкой. Буду звать тебя Хавроньей, – вздохнула Маруся.

– Хрююююю?! – завопил Иван.

– Судя по размеру груди, у тебя даже есть поросятки, – сочувственно продолжала девушка.

– Хрююююююю?!!

– Нужно разыскать их и воссоединить семью!

– Хрюююююююю?!!!!!! – Иван разбежался и на полной скорости боднул дерево, с которого на его розовую ворсистую голову больно посыпались яблоки. Он сжевал парочку, но ничего не изменилось. Факт оставался фактом: отныне он является представителем нежвачных парнокопытных. И что самое ужасное во всей ситуации – женского пола.

6. Свиные бега

День клонился к вечеру, и странная парочка понуро брела по грунтовой дорожке. Маруся, кажется, растеряла все свое веселье и хмурилась, поглядывая на плетущегося позади Ивана, который, в свою очередь, потупил косматую голову и рассматривал землю так близко, как еще никогда. В эти минуты он размышлял над тем, какой счастливой была его прежняя жизнь в роли человека: он мог выругаться, когда скребло на душе, ходить на двух ногах, чтобы не пачкать брюхо и спокойно почесать рукой спину, в то время как сейчас то и дело вынужден отчаянно тереться о стволы деревьев.

– Про всю жизнь я пошутила, – внезапно произнесла Маруся.

– Хрю-хрю, – грубо ответил Иван, что означало «достала ты меня со своими шуточками».

– Извини меня! Доля моей вины здесь тоже есть.

– Хрю?

– Ну, признаюсь, виновата! – вздохнула, наконец, Маруся. – Мы найдем способ превратить тебя обратно.

Слова ее звучали совсем неубедительно и не дарили никакой надежды.

– Нужно подумать про ужин и ночлег, – предложила она. – Завтра продолжим путь. Ночью в лесу курсируют всяческие нежелательные элементы, лучше с ними не сталкиваться.

– «Что?! Я не могу ждать до завтра! Семья уже потеряла меня. Машка обзвонила все морги и вытрезвители! Да меня с работы уволят!» – вся эта тирада звучала как нестройное хрюкание.

– Спрячемся вон в той пещере. Сможешь развести костер? Ой, прости, не смешно.

Ивану казалось крайне несправедливым, что даже Дубы в этой стране могут говорить, а он, свинья, не способен издать ни одного человеческого звука.

***

Маруся ловко насобирала прутьев, достала какой-то порошок из узелка и вмиг разожгла огонь. Костер уютно потрескивал перед входом в пещеру. Иван лежал на полу и тоскливо наблюдал за пламенем маленькими свиными глазками. Перед его пяточком находился большой кусок хлеба и чего-то еще, неопознаваемого с первого взгляда, но аппетит отсутствовал напрочь. Становилось ощутимо прохладней, однако, толстая шкура хорошо сохраняла тепло. Хоть какой-то плюс от поросячьей жизни!

Маруся, напротив, ежилась и жалась к костру.

– Ты, Ваня, на меня не серчай. Скверный характер – это мое оружие от издевок и насмешек по поводу уродливой внешности. Нелегко выслушивать замечания от местных красавиц: и глаза-то у меня большие, и нос-то слишком маленький, зубы, опять же, ровные. Что уж говорить о белых волосах! Целых десять пальцев на ноге и всего лишь две груди! Но больше всего стыжусь я, Ваня, своей фигуры – ноги длинные, попа круглая, грудь высокая. Тьфу! – и девица плюнула в сердцах в костер. Несмотря на всю свою печаль, Иван удивленно поднял уши и водил в воздухе пятачком. Нет, Маруся однозначно не шутила – слишком много скорби отпечаталось на ее безупречном личике. Если бы он был самцом свиньи, то наверняка случился бы казус, но самка свиньи могла лишь позавидовать столь совершенным женским прелестям.

– Я сразу заметила, что ты не такой как все, и не станешь насмехаться по поводу моей внешности, – продолжила Маруся. – С тобой я могу быть самой собой. Смотри!

С этими словами она лихорадочно расстегнула пуговицы сарафана и сбросила его с изящных плеч.

Что ж, все-таки с самкой свиньи тоже может произойти казус. Иван, словно завороженный, взирал на открывшуюся красоту, слюна стекала из уголка пасти.

– Хрююю…. – восторженно произнес он.

– Ты даже не отвернулся в отвращении! – восторженно запрыгала Маруся (чем заставила Ивана еще больше распахнуть пасть и двигать мордой вверх-вниз в такт ее резвым прыжкам) и доверительно прошептала:

– Хочешь открою секрет? Я считаю, что это они все уродины со своими мохнатыми телами, тремя глазами и желтыми зубами. С идеалами красоты в нашей стране творится какая-то чепуха, и их распространяют те, кому это выгодно. Неужели пятьдесят складок на брюхе могут быть притягательнее, чем один ровный плоский животик? – и она медленно провела ладонью по гладкой коже.

– Хрююю, – что дословно означало «какой я конченый неудачник! Впервые передо мной стоит молодая обнаженная девушка, которая считает себя уродиной, будучи самой ослепительной в мире красавицей, и нуждается в мужской поддержке, а я в это время… свинья! К тому же, женского пола!»

Тем временем Маруся поплотнее укуталась в сарафан, подползла к Ивану и, свернувшись в клубочек, тесно прижалась к его пушистому боку, чтобы согреться. Через пару минут послышалось ее мерное дыхание. Кожа девушки вкусно пахла клубникой и на ощупь напоминала его любимую хлопковую рубашку. Впервые Ивану показалось, что быть свиньей не так уж и плохо.

***

Утром, наскоро перекусив Битумбиной стряпней (раз уж Иван итак свинья, он решил не брезговать и не разбираться, из чего состоит это нежнейшее тесто и невероятно вкусная фиолетовая начинка), путники отправились в дорогу. Напряжение между ними спало, потому как за вчерашнее представление в пещере Иван охотно простил Марусю и теперь терся около ее ног, в то время, как она периодически чесала его за ушком.

Слесарь открыл в себе новую страсть: он не мог пройти мимо ни одной грязной лужи (а жена утверждала, мимо ни одной юбки – вот бы она удивилась!), образовавшейся в следствие ночного дождя. При этом он погружал морду в мутную жижицу и с удовольствием пускал ноздрями пузыри. Вылезая из воды, Иван смачно отряхивался и спешил за своей, как он с недавнего времени пристрастился думать, хозяйкой. Та озабоченно посматривала на своего питомца, и в очередной раз гладила по холке под довольное хрюканье.

Еще с утра Иван заметил, что из его головы вылетали отдельные слова, да и думать стало лень. Время от времени он забывал, куда и зачем идет: ведь солнце так ярко светит, лужи такие глубокие, а желуди под деревьями такие… хрустные! И под очередной тревожный взгляд Маруси до Ивана начала доходить ужасная истина: он свинеет!

– Хрю! – завопило человекоживотное и в ужасе забегало вокруг Маруси. – Хрю!

Что на нормальном языке означало: «Возвращай меня обратно! Я не хочу окончательно превращаться в свинью, которой я, по утверждению жены, итак являюсь!» В очередной раз Иван испытывал невероятную досаду, что даже деревья не только умеют говорить, смеяться и шутить, но и обладают интеллектом. А несчастная свинья остается свиньей – будь то на его родине или в этом чокнутом государстве.

– Да, надо с этим что-то делать, – сокрушалась Маруся.

– Внимание! Внимание! Сегодня состоятся свиные бега! Победителю гонок достанется главный приз – волшебный Ковер-Турболет! – донеслось до опушки отдаленное эхо.

– Как я могла забыть?! Вот он, наш шанс, Ваня! – хлопнула себе по лбу Маруся и принялась кружиться в танце от восторга. Затем присела на корточки и звонко чмокнула поросенка в нос. – Сегодня проходят ежегодные соревнования среди свиней во всех весовых категориях. Ты выиграешь эти состязания, и мы долетим до дворца Дабдзека в два счета! А уж он придумает, как привести тебя в себя… тебя в тебя… Мужик он хоть и страшный, но мудрый и могущественный.

– «Гонки, я? Ни за что!» – гордо прохрюкал Иван.

– А то пешком нам еще неделю ходьбы. Да за это время ты и имени своего не вспомнишь!

Неделю?! В среду платеж по ипотеке, в четверг у старшей контрольная по математике, а она, кроме как губ уточкой, ничего и складывать-то не умеет! В пятницу у сына в саду собрание, и он, Иван, должен быть там, чтобы, склонив голову, выслушивать об очередных проделках отпрыска. В субботу Семеныч подогнал шабашку: в соседней пивнушке засорилась канализация и пришлось временно приостановить ее, канализации, деятельность. Последствия для окружающих подъездов и клумб достигли невероятных масштабов, так что жители скинулись по 100 рублей с квартиры, чтобы пожертвовать их на починку канализации. О том, чтобы закрыть пивнушку, и речи быть не могло, поскольку именно в ней те же самые соседи встречались по вечерам, чтобы пожаловаться на положение вещей и обсудить злодеев, портящих клумбы и подъезды.