Текст книги "Обручальное кольцо"

Глава 5

– Как вы думаете, к утру начнется дождь? – спросила Пруденс, съежившись под порывом пронизывающего холодного ветра, который гулял по всему юту. В воздухе остро пахло солью и промозглой сыростью, предвещавшей дождь.

Пруденс искоса взглянула на стоявшего рядом Мэннинга. С тех пор как они вышли из каюты, он не проронил ни слова, и его лицо, повернутое в профиль, казалось суровым и застывшим под желтым светом кормовых фонарей. Пруденс чувствовала себя виноватой. Какой Росс грустный и отчужденный! Тяжело ему сейчас приходится.

– Дождь? – переспросил Мэннинг и встряхнул головой, словно пытался прогнать обступившую его тьму. – Штурман считает, что приближается сильный шторм. Тем легче будет убедить капитана оставить вас на борту. Он хочет пройти Канал до того, как начнется буря, иначе нас может прибить к берегу, а это опасно, – добавил Мэннинг, нахмурившись. – Да, имейте в виду, я сказал Хэкетту, что у вас есть родственники в Виргинии и вы хотите повидаться с ними. У Марты действительно там живут кузены, их фамилия Симондс. Это на случай, если капитан начнет задавать вам вопросы. По-моему, он не совсем поверил нашим выдумкам.

У Пруденс возникло ощущение, что, разговаривая с ней, Мэннинг находится где-то очень далеко.

Она покрепче уцепилась за его руку и даже слегка сжала ее, надеясь хоть таким образом вернуть беднягу к реальности.

– Наверное, за ужином я должна играть роль преданной жены?

– Как пожелаете, – ответил Мэннинг, пожав плечами.

Когда они вошли в каюту капитана, за столом уже сидели шестеро офицеров, не считая Хэкетта. Знакомясь с Пруденс, некоторые вставали и приветствовали ее кивком головы, другие целовали руку. «Интересно, смогу ли я запомнить их имена?» – подумала Пруденс. Все они так похожи: молодые, со свежими лицами и стройными фигурами. И одеты одинаково: в кители, украшенные галунами. Точь-в-точь как новенькие блестящие кегли, расставленные на лужайке.

Но лейтенанта Эллиота, конечно, трудно было с кем-то спутать. Он отличался от других необычайной бледностью и с трудом приподнялся со стула. Его сосед шепотом отпустил по этому поводу какое-то острое словцо, и щеки Эллиота залил горячий румянец.

И первого лейтенанта, мистера Сент-Джона тоже невозможно будет забыть: он так ослепительно улыбнулся Пруденс и наговорил столько комплиментов, причем совершенно искренних!

– Клянусь дьяволом, доктор! – воскликнул лейтенант. – Как это вам, такому брюзге, если только верить словам Эллиота, удалось добиться расположения этой великолепной женщины? Не обижайтесь, сэр, но едва ли вы заслуживаете такого счастья! – добавил он с усмешкой и поклонился Пруденс. – Мадам, ваша красота, подобно солнцу, будет освещать наш корабль во время плавания.

Следуя примеру Эллиота, Пруденс вспыхнула от смущения.

Ей запомнился и начальник интендантской службы – мистер Сликенхэм. Это имя отлично к нему подходило.[9]9
  Слово «slick» означает «скользкий, хитрый».


[Закрыть] Хитрые, бегающие глазки придавали интенданту сходство с хорьком, а вкрадчивая манера разговаривать выдавала его истинную суть – подхалима и карьериста.

– Мы рады видеть жену доктора на борту нашего корабля, – промурлыкал он. – Не так ли, сэр Джозеф?

Капитан Хэкетт поцеловал руку Пруденс и усадил ее рядом с собой.

– Вы выглядите очаровательно, миссис Мэннинг, – сказал он, окинув ее восхищенным взглядом, задержавшись – правда, всего лишь на мгновение – на пышной, округлой груди. – Это была отличная мысль – прихватить с собой нарядное платье. Я думаю, моя дорогая леди, что вы сами готовились выступить в роли просительницы – на случай, если муж откажется замолвить за вас словечко.

Пруденс наконец вспомнила, какую роль ей предстоит играть.

– Мне очень хотелось повидать своих родственников в Колониях. А кроме того, видите ли, разлука с мужем для меня невыносима, – добавила она, надув губки. Джеми считал, что эта ее гримаска просто очаровательна.

Капитан наградил ее еще одним поцелуем руки и столь обворожительной улыбкой, что Пруденс засомневалась, стоит ли верить предостережениям Мэннинга. К тому же ведь он сам сказал, что защищает ее только потому, что недолюбливает Хэкетта. Но она, Пруденс, вовсе не находит, что капитан – такое уж исчадие ада, каким описывал его врач! Не обращая внимания на хмурый вид Мэннинга, она с улыбкой обратилась к Хэкетту:

– Вы так добры, что позволили мне остаться, сэр Джозеф. Я навеки ваша должница.

– Имейте в виду, – решительно заявил Хэкетт, – я не забуду о вашем обещании. И буду рассчитывать на вознаграждение. – Он многозначительно улыбнулся и сделал знак слугам, чтобы те начали разносить блюда.

Пока длился ужин, Хэкетт постоянно оказывал Пруденс знаки внимания. И она, сидя между любезным капитаном и очаровательным лейтенантом Сент-Джоном, чувствовала себя настоящей принцессой.

Ей прислуживали, подавали кушанья, делали комплименты, ею восхищались… Это было совершенно новое, пьянящее ощущение. От возбуждения у Пруденс закружилась голова, а щеки залились румянцем.

Когда она была подростком, папочка только и делал, что обуздывал ее своенравный характер. А дедушка, исповедовавший методизм,[10]10
  Методизм, или протестантизм, – религиозное течение, возникшее в США и в Англии в XVIII в. Методизм требовал от своих приверженцев последовательного, методического соблюдения религиозных предписаний, смирения, терпения.


[Закрыть] и его новая жена, розовощекая и набожная, грозили ей поркой за один только взгляд в сторону деревенских парней. Можно представить, что началось бы, осмелься Пруденс поощрять их ухаживания! И вот сейчас она – к ее собственному удивлению – кокетничала со своими кавалерами весьма умело и тонко. Она смеялась, стоило капитану отпустить какую-нибудь остроту, и расточала милые улыбки Сент-Джону в ответ на его любезности.

– Боюсь, джентльмены, вы совсем вскружили голову моей жене, – проворчал наконец Росс, который все это время провел в одиночестве в самом дальнем конце стола, куда усадил его Хэкетт.

Капитан расхохотался и подлил вина в бокал Пруденс.

– Неужели в вас говорит ревность, мистер Мэннинг? Может, нам все-таки стоит высадить леди на берег? Ведь это нам следует завидовать вашему счастью. Не так ли, джентльмены? Нас всех ждет долгое, унылое плавание, без женского общества… – Хэкетт снова рассмеялся, но на этот раз его смех прозвучал как-то странно и неприятно для Пруденс.

– Всех, кроме Эллиота, конечно, – сказал один из офицеров.

Остальные разразились издевательским хохотом, который еще больше заинтриговал Пруденс.

– Джентльмены, будьте добры, – Росс приподнялся со стула. Его глаза потемнели от ярости. – Моя жена очень молода и наивна.

Пруденс сердито нахмурилась. Почему Мэннинг все время обращается с ней как с девочкой? Над чем бы ни подшучивали тайком мужчины, ее они ничем не обидели! В конце концов она решила просто не обращать внимания на этого несносного типа, Мэннинга. Тронув Хэкетта за рукав, Пруденс наградила его ослепительной улыбкой.

– Сэр Джозеф, ваш «Чичестер» – великолепный корабль! Вы должны гордиться тем, что являетесь его капитаном. Вы уже долго служите во флоте?

Капитан, явно польщенный, ответил ей такой же лучезарной улыбкой.

– Я служу в Королевском флоте уже десять лет и пользуюсь хорошей репутацией. «Чичестер» – шестидесятипушечный корабль третьего класса. Вполне приличный – для своего уровня. Но я рассчитываю на повышение. Перед тем как отправиться в это плавание, мне посчастливилось участвовать в охоте на лис с самим сэром Джоном, герцогом Сэндвичским.

Тут Хэкетт сделал паузу, дабы удостовериться, какое впечатление его слова произвели на присутствующих. Некоторые понимающе кивнули, а широко раскрытые глаза лейтенанта Эллиота были полны нескрываемого восхищения и благоговейного трепета. Хэкетт самодовольно улыбнулся Пруденс и продолжал:

– Сэндвич – первый лорд Адмиралтейства, миссис Мэннинг. Он весьма проницательный человек, и в его обязанности входит оценивать мастерство капитанов, а также своих друзей, разумеется, и вознаграждать их. – Хэкетт пригладил локоны своего парика. – Надеюсь, господа офицеры помогут мне заслужить его благосклонность, – добавил капитан довольно суровым тоном.

Он вновь любезно улыбнулся Пруденс, взял ее руку и коснулся губами нежной кожи.

– Все щедрые деяния должны быть вознаграждены. Не так ли, дорогая леди? Я всегда готов выразить благодарность тем, кто умеет доставить мне приятные минуты. Самыми разными способами.

Из горла Мэннинга вырвался сдавленный хрип:

– В таком случае, сэр, мне лучше прятать от вас свою жену. Дабы она не отвлекала вас от честолюбивых целей!

Пруденс уставилась на него с недоумением. Чем он, собственно, недоволен? Она сочла последнее замечание Хэкетта вполне безобидным.

Капитан прищурился, и его черные глаза превратились в узкие щелочки.

– Почему вы постоянно дерзите мне, мистер Мэннинг? Неужели вы боитесь, что я украду вашу жену? – Он рассмеялся и продолжал уже откровенно злобным тоном: – Черт побери, я не знаю, удастся ли ее уговорить!

В глазах Росса сверкнул гнев, но он не успел ничего ответить, так как Хэкетт, взмахнув рукой, уже обратился к другим офицерам:

– А знаете, джентльмены, у меня сложилось впечатление, что наш новый врач… прекрасный врач… имеет… совершенно особые склонности. Во время нашей первой встречи он чуть ли не открыто сказал мне об этом. Нам придется тщательно следить за ним, пока не закончится плавание.

Росс втянул в легкие побольше воздуха, чтобы выровнять дыхание. Он старался не обращать внимания на усмешки и грубый хохот окружающих. Изумленная Пруденс прикусила губу. Между тем Росс сунул руку во внутренний карман камзола и вытащил оттуда шелковый носовой платочек, отделанный по краям кружевами.

– Думаю, вас это заинтересует, сэр. Видите, вот здесь, в уголке, вышиты наши имена – Росс и Марта. Моя жена сделала это своими собственными руками. Вряд ли человек с особыми наклонностями мог получить такой подарок.

Мэннинг попросил сидящих за столом передать платок капитану. Его глаза светились торжеством.

Хэкетт молча уставился на кусочек шелковой материи, а потом улыбнулся Пруденс.

– Искусная работа, моя милая леди. И когда же вы подарили мужу этот платок?

У Пруденс, которая уловила тень подозрения во взгляде капитана, перехватило дыхание.

– В день его рождения, – выпалила она, недолго думая.

Но Росс перебил ее:

– Нет! В годовщину нашей свадьбы.

На лице капитана появилась коварная улыбка.

– Как интересно! Столь драгоценный подарок, а вы не помните, по какому случаю он был сделан.

Пруденс была в панике. Пресвятые небеса! А ведь Росс предупреждал, что капитан не верит им. Если сейчас обман раскроется, его будут ждать серьезные неприятности. Может быть, даже арест. А что станется с ней? Ее отправят в Англию на первом же корабле. Тут нечего и сомневаться.

– О, какая же я дурочка! – воскликнула Пруденс, изобразив невинную улыбку. – Наверное, выпила слишком много вина. А может, это последствие моего падения. Прости меня, Росс. Конечно же, это была годовщина нашей свадьбы. Я прекрасно помню, как накануне провела без сна целую ночь, чтобы закончить вышивку вовремя. – И она снова улыбнулась Хэкетту, моля Бога, чтобы тот поверил ее объяснению.

Но капитан продолжал смотреть на Пруденс с подозрением.

– Любопытно, как вы познакомились с вашим мужем? – не слишком дружелюбно спросил он.

Заметив, как напрягся Мэннинг, Пруденс бросила на него весьма красноречивый взгляд, призывающий к молчанию.

– Нет, Росс. Я расскажу сама. Или ты опасаешься, что я забыла и об этом?

Бог свидетель, ее слова прозвучат более убедительно. Мэннинг слишком холоден, а его воспоминания омрачены печалью.

– Это произошло в моей деревне, в Уилтшире, – начала Пруденс. – Я бродила по холмам, присматривая за дедушкиными овцами. А Росс приехал навестить друга. Какого-то лорда… по-моему, он жил в соседнем приходе. Я пела. – Она посмотрела на Хэкетта с невинной улыбкой. – Как это прекрасно – провести день на природе, среди благоуханных кустов тимьяна и сладостной тишины, которую нарушают только звуки песни.

– Я отлично помню все это, – кивнув, отозвался Росс.

На Пруденс нахлынули воспоминания, и ее сердце болезненно сжалось.

– Росс подъехал ко мне верхом на лошади и спросил, о чем я пою. Это была старая песня, которую я узнала от матери, – о любви, разлуке и о томительной печали осени.

Она запнулась, чувствуя, как к горлу подступили слезы. Лейтенант Сент-Джон, тронутый до глубины души, взял ее за руку.

– Вы должны спеть нам как-нибудь, миссис Мэннинг. Я уверен, у вас красивый голос.

Хэкетт бросил на него злобный взгляд.

– И что же было потом, миссис Мэннинг? – резко спросил капитан. – Потом, когда вы познакомились со своим будущим мужем?

– Мы резвились на солнышке, как дети. Рвали примулы, которые росли среди скал. Он смеялся над моими тяжелыми деревянными сабо. Я чувствовала себя простой крестьяночкой. Ведь он… он человек высокого происхождения, джентльмен.

Пруденс чуть было не сказала «виконт», но вовремя остановилась.

Росс откашлялся.

– В этих сабо ты была просто очаровательна. Однако, мне кажется, джентльмены узнали уже достаточно много. Неужели ты хочешь поведать им все наши тайны, дорогая? – спросил он, явно пытаясь прервать излияния Пруденс.

Но было уже поздно. Та забыла обо всем, погрузившись в дорогие ее сердцу воспоминания, и продолжала рассказывать, словно грезя наяву:

– Потом он приходил на это место много-много раз. В хорошую погоду и в ненастье. Мы сидели на траве, болтали и смеялись. А однажды, когда шел теплый мягкий дождь, он… – Пруденс осеклась, залившись горючими слезами. О Джеми! Никогда, с самого дня творения, люди не переживали столь прекрасных мгновений! Никто никогда…

Она взглянула на капитана: тот смотрел на нее с каким-то странным выражением. «Господи, да что же я делаю? Или я совсем забыла стыд?» – подумала Пруденс. Вытерев мокрые щеки, она ухитрилась тихонько рассмеяться.

– Он ухаживал за мной так галантно, что я до сих пор не могу удержаться от слез, вспоминая об этом.

Поверил этой истории Хэкетт или нет, но на других офицеров она произвела сильное впечатление. Они начали ерзать на стульях, бормоча какие-то утешительные слова.

– Ваша чувствительность делает вам честь, миссис Мэннинг, – заметил Сент-Джон. – Но мы не обладаем правом знать о тайнах вашей личной жизни.

Хэкетт откинулся на спинку кресла и скептически приподнял брови.

– Отчего же? Я с удовольствием послушаю, что было дальше.

– Разумеется. Очаровательная история, – льстиво поддакнул интендант Сликенхэм и несколько раз тряхнул головой, выражая тем самым свое согласие с капитаном.

От огорчения Пруденс прикусила губу. Еще немного – и она разболтала бы все свои секреты. Уж слишком сильна была переполнявшая ее печаль: того гляди, вырвется наружу. Что подумает Хэкетт? Пруденс с отчаянием посмотрела в сторону Мэннинга.

Тот лениво потянулся.

– Меня что-то одолела зевота. Наверное, я похож на птенца с разинутым клювом, – устало промолвил он. – Надеюсь, джентльмены извинят нас, не так ли, женушка? Я отправляюсь спать. Да и тебе нужно отдохнуть, ты все-таки сильно ушиблась. – Мэннинг встал и махнул рукой Пруденс. – Идем. С вашего позволения, сэр капитан, – добавил он, поклонившись Хэкетту. – Полагаю, нам придется отложить трогательную исповедь моей супруги до следующего раза.

Не дожидаясь ответа Хэкетта, Мэннинг подошел к Пруденс и помог ей встать со стула.

Офицеры тоже поднялись и хором пожелали им спокойной ночи. Но самолюбие капитана было явно задето внезапным уходом доктора и его жены.

– В следующий раз вы продолжите ваш рассказ, милая леди. Я уверен, – сказал он сурово. – Я рассчитываю на это.

На юте не было ни души. В свежем, бодрящем воздухе пахло солью и дегтем. Когда они добрались до главной палубы, Пруденс глубоко и умиротворенно вздохнула. Поскрипывали шпангоуты, высоко над головой хлопали паруса. Смеялись матросы, собравшиеся на баке. Обычные, повседневные звуки. Они успокаивали и даже радовали Пруденс, напоминая о том, что она находится на корабле, который мчится по ночному морю в дальние края – туда, где живет милый Джеми.

– Вам стало лучше? – спросил Росс. Его голос прозвучал на удивление нежно.

– Да, – снова вздохнув, ответила Пруденс.

– Наверное, вы очень сильно любите его – этого вашего виконта? – грустно заметил Мэннинг. – А я впервые увидел Марту на балу, как раз перед поступлением в университет. Боюсь, мои воспоминания менее романтичны по сравнению с вашими. Сначала я ей не приглянулся. – Он тоже вздохнул. – Хэкетт что-то подозревает. Нам нужно быть настороже. Давайте-ка поделимся друг с другом нашими воспоминаниями, а то он снова поймает нас на каких-нибудь противоречиях.

– Я буду рада узнать побольше о Марте, – с сочувствием сказала Пруденс.

Росс недовольно хмыкнул.

– А мне совсем не хочется говорить о пен. Не обольщайтесь. Я не в восторге от пашей авантюры. И не испытываю ни малейшего желания открывать душу незнакомому человеку. Тем более легкомысленной девчонке! – Он горько усмехнулся. – Не то что вы, моя маленькая пастушка! По-моему, вы готовы всему свету рассказать о своей любви к виконту. – В его голосе звучало осуждение.

– Да, я могу вечно говорить о том, как люблю лорда Джеми, – парировала Пруденс, с упреком взглянув на Мэннинга.

– Ага, вот, значит, как его зовут – этого любовничка, который сделал вам ребенка, а потом сбежал!

Пруденс, у которой потеплело на душе от вина, комплиментов и приятной атмосферы, царившей за ужином, снова испытала на себе холодный цинизм Росса.

– Он не виноват, – заявила она, защищая Джеми. – Ему пришлось уехать. Но обещания виконта так же честны, как истинна его любовь ко мне.

Росс недоверчиво рассмеялся.

– Хотел бы я знать, что же на самом деле произошло между вами на этом холме.

– О! – воскликнула Пруденс, которую переполняли в равной мере и гнев, и стыд. – Вы жестокий, злой человек! Как вы могли подумать?!

– А вы? – прервал ее Росс, издевательски ухмыляясь. – Этакая наивная девочка, которая не умеет посмотреть правде в глаза? За ужином мне хотелось взять вас за плечи да потрясти как следует. Каждой своей улыбкой вы поощряли этого похотливого пса. Неужели вы не слыхали, что он говорил? И ничего не поняли? Господи помилуй, да ведь Хэкетт предлагал вам стать его любовницей! Пруденс прищелкнула языком.

– Глупости! Капитан был любезен со мной – и только.

– Господи Иисусе, – пробормотал Мэннинг. – И это все, что вы заметили?

Он был так уверен в своей правоте, что Пруденс начала колебаться.

– Ну, – призналась она наконец, – кое-что меня, конечно, удивило. Что он имел в виду, когда говорил о ваших «склонностях»?

– Хэкетт думает, что я повинен в содомском грехе. И предпочитаю заниматься любовью с мальчиками или мужчинами, – сухо объяснил Мэннинг, совсем озадачив Пруденс.

– С му-мужчинами и мальчиками? – переспросила она, заикаясь. – Что это… как же это можно?..

– Клянусь бородой Эскулапа! – взорвался Мэннинг. – Где вы выросли? В теплице?

– О! – Пруденс в ярости топнула ногой. Хватит с нее оскорблений! Ей надоело чувствовать себя глупым ребенком. – Меня воспитали христианкой! Я знаю, что такое страх Божий! – вскричала она. – И привыкла верить людям, а не выискивать в их словах какой-то тайный грязный смысл.

– Тихо! – Мэннинг схватил ее за руку. – Хэкетт смотрит на нас с юта. Не надо показывать ему, что мы ссоримся.

Пруденс застыла в нерешительности. В сущности, они оба заинтересованы в том, чтобы Хэкетт не узнал правды. Возможно, он вовсе не такой уж негодяй, каким рисует его Мэннинг. И все же капитан – человек гордый и непременно отомстит им, если поймет, что его одурачили.

– Что же нам делать? – прошептала она.

– Я думаю, нам следует поцеловаться, – не дожидаясь согласия, Росс заключил ее в объятия.

Его твердые губы были так настойчивы, а поцелуй – так сладок! Пруденс задыхалась и таяла от наслаждения, прижимаясь к нему все сильнее. Ее руки обвились вокруг его шеи, голова кружилась, а тело содрогалось от новых, еще не изведанных ощущений. Это сильное теплое мужское тело, властные руки, огненные поцелуи… Когда Росс разжал объятия, Пруденс все еще была словно в полусне.

«О Пруденс, – с тревогой подумала она. – Какой грех! Постоянно мечтать о Джеми и наслаждаться поцелуями другого мужчины!»

Она была потрясена. Ее охватили смущение и стыд за свою неверность. Вот папочка… Пока мама была жива, он ни разу не взглянул на другую женщину, не говоря уже о том, чтобы целоваться с кем-либо. Такой и должна быть истинная любовь! Она заставляет забыть обо всех ради одного человека, твоего избранника!

Дрожащая и испуганная, Пруденс быстро отвернулась от Росса, не желая, чтобы он увидел выражение ее лица.

– Вас знобит? – спросил Мэннинг. – Опять заболела голова?

Пруденс изо всех сил старалась скрыть греховное, запретное удовольствие, которое доставил ей этот поцелуй. Тем более что на самого Мэннинга, он, судя по всему, не произвел никакого впечатления. Значит, ей должно быть стыдно вдвойне!

– Да, меня едва держат ноги. И кости снова начали ныть, – пожаловалась она.

– Я дам вам еще одно лекарство перед сном. Идемте. Мэннинг обнял ее за талию и помог спуститься по трапу.

Пруденс, словно в тумане, видела собравшихся возле кубрика матросов, которые провожали их лукавыми ухмылками и о чем-то оживленно перешептывались. Триста мужчин, как говорил Росс. Триста человек, изголодавшихся по женщинам. Неужели ей придется терпеть все это до конца плавания? Пруденс вспомнила, как Бетси рассказывала о насильниках, о мужчинах, которых следовало бояться. Она вздрогнула и теснее прижалась к Россу.

Когда они оказались в кубрике, Мэннинг насыпал в стакан с водой какой-то порошок и проследил, чтобы Пруденс выпила все до дна.

– Спать вы будете хорошо, – сказал он и вывел ее в коридор.

Они подошли к каюте Росса. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге появился матрос. Такого урода Пруденс не видела за всю свою жизнь. Он напоминал страшных горгулий, высеченных из камня в темных углах и на колоннах старинной церкви в Винсли. Ее сердце дрогнуло от жалости. Как грустно, наверное, жить, имея столь отталкивающую внешность! Дети, должно быть, разбегаются врассыпную и прячутся при виде него.

Испуганный матрос застыл на месте и сдернул с головы свою шапочку.

– Прошу прощения, доктор Мэннинг. Я не хотел сделать ничего плохого. Совсем ничего, сэр!

– Вас зовут Вэдж, не так ли? Тобиас Вэдж? – хмуро спросил Мэннинг.

– Так точно, сэр! Хотя дружки кличут меня Тоби. Синие глаза Росса сверкнули холодным, металлическим блеском.

– Уборка моей каюты не входит в ваши обязанности. Этим занимается мой слуга. Что же вы делали там? Крали?

Вэдж покачал огромной головой:

– О нет, сэр! Мы с Гауки[11]11
  Гауки означает «простачок».


[Закрыть] – это мой приятель – хотели оказать вашей леди радушный прием. Я оставил маленький подарочек, видите, сэр? – Тобиас указал большим пальцем в сторону каюты. Глаза у него были добрые и полные искренности.

После некоторых колебаний Росс кивнул.

– Хорошо, идите к себе. И держитесь подальше от юта, – добавил он. – Капитан вышел подышать свежим воздухом.

– Благодарствую, сэр! – Лицо Вэджа расплылось в добродушной улыбке и так похорошело, что его было не узнать. – У него на меня зуб, это точно. Я это нутром чую.

– Чем же вы его так рассердили? – участливо спросила Пруденс.

– Да я и знать не знаю, леди. Но вот какое дело: когда я сошел на берег в Дептфорде, мне заяц перебежал дорогу. Плохое предзнаменование, это уж точно. А моя мамаша – упокой, Господи, ее душу! – всегда говорила, что я потому-то и родился таким уродом. Она уж на сносях была, а тут ее заяц напугал – большой да черный… – Вэдж осекся, обеспокоенно взглянул на застывшее лицо Росса и попятился к проходу. – Ну, я небось отдыхать вам мешаю. Уж простите. – И, отдав честь, он исчез.

– Почему капитан невзлюбил его, если на то нет никаких причин? – поинтересовалась Пруденс, нахмурив брови.

На лице Росса появилась гримаса отвращения.

– Понимаете, Хэкетт имеет возможность ежедневно созерцать свою красоту, глядя в зеркало, и презирает тех, кто лишен такой внешности. А теперь давайте зайдем в каюту. Не стоит здесь вести такие разговоры.

В каюте горел только один фонарь; его мягкий свет едва разгонял темноту. Койка была аккуратно застлана двумя одеялами, в изголовье лежали две подушки. На одной из них Вэдж оставил свой подарок: маленькую тарелочку из китового уса, доверху наполненную фундуком.

– Какое великодушие! – воскликнула Пруденс и, взяв тарелочку в руки, стала с улыбкой ее рассматривать.

Но Росс только сухо рассмеялся.

– Вы думаете, эти люди – добрые самаритяне с возвышенной душой? Нет, они лишь по-детски суеверны. Считается, что фундук – символ плодовитости.

– О! – Пруденс, вспыхнув от смущения, рухнула в кресло.

Только теперь она начала осознавать, в какую щекотливую ситуацию попала. Им с доктором волей-неволей придется терпеть общество друг друга на протяжении пяти-шести недель. Как это неловко и неудобно! И потом: где же она будет спать? В каюте стояла всего одна койка.

Впрочем, Пруденс не сомневалась: через несколько мгновений Росс вытащит откуда-нибудь гамак и подвесит его к балкам.

Но пока… Пруденс была обескуражена, ибо понятия не имела, как ей надо держать себя с Россом. Она изо всех сил пыталась скрыть свое волнение и держаться непринужденно. Может, поболтать с ним немного?..

– У меня создалось впечатление, что все офицеры здесь – очень приятные люди, – улыбнулась она Мэннингу.

– Я познакомился с ними только утром, когда поднялся на борт корабля. Обычные, несколько амбициозные, но, в общем, вполне добродушные ребята. Только бой покажет, чего они стоят.

– Особенно мне понравился первый лейтенант Сент-Джон.

– Да уж, я это заметил. И он тоже, – проворчал Мэннинг. – Вам следует вести себя умнее и осторожнее.

Но Пруденс совсем не хотелось выслушивать очередное отеческое наставление.

– А что с лейтенантом Эллиотом? Он захворал? – быстро перебила она Росса. – За ужином ему явно было не по себе. Он сидел такой бледный и измученный. А другие почему-то над ним подшучивали. Очень странно! Вы не знаете, в чем тут дело?

Росс откашлялся и стал приводить в порядок бумаги, валявшиеся на столе.

– Он… он поранился, и мне пришлось его прооперировать.

– О бедняжка! – вздохнула Пруденс. – Но почему же все так жестоко дразнили его?

– Вам не следует этого знать.

Пруденс, уязвленная снисходительным тоном Росса, метнула на него сердитый взгляд.

– Я не ребенок, мистер Мэннинг! Он насмешливо вздернул брови.

– Вот как? Хорошо. Если вы уж так настаиваете. Эллиот показывал свое искусство владения абордажной саблей и порезал себе яйца.

Пруденс чуть не задохнулась. Кровь снова прилила к ее щекам. Она подняла глаза и принялась рассматривать фонарь, потом уставилась в дощатый пол – лишь бы не встретиться с торжествующим взглядом доктора. Он наслаждался тем, что сумел смутить ее, наглец!

Но Мэннинг, если и заметил, как ей стало неловко, предпочел не показывать этого, за что Пруденс была ему благодарна.

– Ну, – отрывисто произнес он, – вы собираетесь болтать всю ночь о ерунде или лучше поговорим о насущных делах? Так вот, раз в педелю мы ужинаем у капитана, а в остальное время вы будете есть здесь или с офицерами в кают-компании. Она находится на верхней батарейной палубе, прямо под каютой Хэкетта. Я предпочел бы, с вашего позволения, сопровождать вас туда. Ведь неизвестно, сможете ли вы сопротивляться чарам Сент-Джона.

Все необходимое здесь есть, – он указал на ночной горшок с крышкой, стоявший в углу. – Если же вы пожелаете уединиться, то рядом с кают-компанией, на кормовом балконе, имеется туалет. Впрочем, я не буду вам особенно мешать, потому что большую часть дня провожу в кубрике и занят своей работой.

– Значит, мне придется целыми днями сидеть одной в этой темной норе? – воскликнула Пруденс, упрямо выпятив подбородок.

Мэннинг колебался, очевидно, пытаясь уяснить для себя, насколько она упряма и своевольна.

– Нет, разумеется, пет, – сказал он наконец. – Дышать спертым воздухом вредно для здоровья. И вы не привыкли к такому образу жизни. В хорошую погоду я разрешу вам выходить на палубу. Остальное время можете проводить в кают-компании. Она светлая и просторная. К тому же там вас всегда ждет приятное общество. Однако, я надеюсь, вы не забудете о правилах приличия, которым должна следовать замужняя женщина.

Пруденс надулась. Этот человек или обращается с ней как с ребенком, или разговаривает так, словно она шлюха!

– Что касается процедуры раздевания и одевания, – спокойно продолжал Мэннинг, не потрудившись заметить мрачного выражения ее лица, – то я полагаю, мне не стоит всякий раз выходить из каюты. Моряки, которые спят в кубрике, могут заподозрить неладное. Лучше попросите меня отвернуться, и я с удовольствием выполню вашу просьбу.

Пруденс, пожалуй, оценила бы его такт, если б все это не было сказано таким резким, повелительным тоном. Даже дедушка не позволял себе ничего подобного.

– Благодарю, – проговорила она, стараясь, чтобы ее голос звучал столь же самоуверенно.

– Ну-с? – спросил Мэннинг, скрестив руки на груди. Казалось, он ждал чего-то.

– Се-сейчас? – с запинкой пробормотала Пруденс, чувствуя, что всю ее смелость как рукой сняло. – Вы хотите, чтобы я… сейчас?

– Вы вообще-то собираетесь ложиться спать? Завтра у меня будет трудный день. И я, между прочим, нуждаюсь в отдыхе.

Пруденс опять почувствовала себя ребенком, которого взрослые журят за глупое упрямство. Она послушно встала с кресла. Мэннинг тут же отвернулся, снял парик и тряхнул головой: его светло-каштановые, скорее даже песочного цвета, волосы рассыпались по плечам. Пруденс нервно сглотнула. Значит, ей придется не только самой раздеваться в присутствии Мэннинга, но и быть свидетельницей того, как он укладывается в постель.

Она отвела взгляд, быстро сняла платье, нижнюю юбку и корсет, а потом села на стул и принялась стягивать с себя ботинки и чулки. За всю свою жизнь Пруденс не испытывала такого чувства стыда – даже когда Джеми задрал вверх ее юбки.

«Глупенькая Пруденс! Где же твоя смелость?» Разве Мэннинг не видел тебя на операционном столе совсем обнаженной? А ведь сейчас, в длинной рубашке, вид у нее куда более пристойный. Пруденс искоса взглянула на врача. Он уже снял с себя брюки. Ноги у него были длинные и мускулистые, покрытые легким пушком каштановых волосков. Она чуть не поперхнулась. Какая же это безумная, дурацкая авантюра!

– Я готова, – прошептала Пруденс. Росс обернулся и холодным, отчужденным взглядом посмотрел на свою гостью, которая заплетала волосы в длинную толстую косу.

– Это та самая рубашка, которую я разорвал? Пруденс показала ему шов на изнанке.

– Видите, я ее заштопала. Но лучше было бы иметь еще одну.

– На складе у мистера Сликенхэма наверняка найдется пара отрезов какой-нибудь материи. Так что если вы умеете обращаться с иголкой…