Текст книги "Любви тернистый путь"

– Простите, мадам. Вы спали, а мне потребовалось выйти на свежий воздух.

– А вот мне кажется, что здесь воздух насквозь прокурен, – слащаво возразила Присцилла. – Почему бы вам не прогуляться, дорогая? Уверена, что вы своей болтовней уже надоели мистеру Хэмпширу. Впредь я вам предлагаю знать свое место.

Миген встала. Ее щеки приобрели малиновый оттенок" а взгляд был прикован к Лайону некоей магнетической силой, справиться с которой она не могла. Отодвинув ее кресло, Присцилла взяла Лайона за руку и нарочито подмигнула Миген. Та отвела глаза и пробормотала:

– Прошу прощения, мисс Уэйд и мистер Хэмпшир. Это больше никогда не повторится.

Кровь ударила Миген в голову, когда она направилась к двери, но это не помешало ей услышать их голоса.

– Надеюсь, Лайон, – произнесла Присцилла приторным тоном, – вы не посчитаете, будто я тороплюсь. Однако полагаю, что пришло время вам и мне стать друзьями. Боюсь, две минувшие недели я вела себя не очень хорошо, но надеюсь, что вы простите меня и мы начнем все заново.

– Моя милая, вы просто прочитали и изложили мои мысли.

Глава 7

В воображении Миген, лежавшей на узкой кровати, темнота и тягостная тишина растянули минуты в горькие часы. Комнату охватил мертвящий холод. Миген наконец заставила себя пробежаться по ледяному полу и разворошить тлеющие в камине угли.

Она положила горячий кирпич в изножье своей постели, когда вошла довольная собой Присцилла. Вид ее только удвоил гнев «служанки».

– Миген, ты еще не спишь? А я-то думала, что ты давно уже уснула!

Миген сердито рассматривала свою подругу: бездумный взгляд стал хитрым, невинное выражение нежного лица Присциллы теперь было скрытным. Инстинкт самосохранения предупреждал Миген о необходимости соблюдать осторожность, но характер есть характер.

– Не зазнавайся передо мной, Присцилла Маргарет Уэйд! – решительно произнесла Миген. – Ты меня привела в страшное бешенство! Как ты позволила себе так разговаривать со мной?

Расстегивая крючки на платье, Присцилла широко раскрыла глаза, умело изображая непонимание.

– Не могу уяснить, почему ты так злишься! Я, Миген, лишь пыталась играть свою роль! Ты так часто мне внушала, будто я никудышная актриса, а теперь меня осуждаешь. Я посчитала, что при посторонних должна обращаться с тобой как со служанкой.

Хорошенький подбородок Присциллы задрожал от обиды.

Однако Миген хорошо знала свою подругу.

– Я понимаю тебя, Присцилла, лучше, чем ты пытаешься мне объяснить. Тебе очень понравилась та сцена внизу! Ты наслаждалась тем, что разыгрывала из себя высокопоставленную и всесильную даму. Но по отношению к кому? Ко мне?!

– С моей точки зрения, Миген Сэйерс, твои слова отвратительны! – Присцилла начала стягивать платье через голову, и послышалось ее громкое рыдание. – Но быть может, наконец наступила моя очередь, – продолжила она холодно. – Ты всегда вертела мною, еще с тех пор как мы были детьми.

– Это смехотворно! – возразила Миген. – Я лишь заставляла тебя действовать. Если бы ты поступала по-своему, то всю свою жизнь провалялась бы в постели и принимала ванны да занималась своей прической.

– Но я по крайней мере не ходила все время, как ты, в царапинах и синяках! – Застегивая ночную рубашку, Присцилла добавила:

– Посмотри теперь на себя. Ты могла бы жить в светском обществе в Бостоне, однако предпочла роль служанки.

Сегодня вечером я поняла, что теперь ты фактически зависишь от меня. Кто у тебя есть еще?

Ее слова ошеломили Миген Было ясно, что Присцилла воспринимает свои разглагольствования всерьез. В прохладном ночном воздухе нежные волосики на руках и ногах Миген встали дыбом, и она заставила себя немедленно лечь в постель.

Воцарилось молчание, нарушенное наконец самой Присциллой.

– Миген, – нежно проворковала она, – не пойми меня не правильно. Ты всегда останешься моей лучшей подругой, как бы высоко я ни поднялась на вершину общества. Ты ведь знаешь, что, по словам Джеймса, «вершиной общества» называют горстку самых богатых людей Филадельфии В любом случае я не брошу тебя.

– О, ты слишком добра! – саркастично заметила Миген.

– Не тревожь меня своей ерундой! Я хотела поблагодарить тебя за то, что сегодня вечером ты убедила меня взяться за ум – я имею в виду наладить отношения с Лайоном. – И, натянув покрывало до подбородка, многозначительно вздохнула. – Я собираюсь его влюбить в себя. Не удивлюсь, если это уже произошло! Я нахожу, что он может быть очень и очень привлекательным, когда пускает в ход свою ослепительную улыбку!

* * *

Последний день путешествия подверг окончательной проверке обретенную Присциллой решимость.

Трое путников поднялись до рассвета. Одержимый своим желанием поскорее добраться до Филадельфии, Лайон, оставаясь сдержанным и даже резким по отношению к девушкам, уделял все свое внимание лошадям и, дорогам.

Солнце так и не появилось, ибо они двигались на север, и на горизонте стали собираться темные облака. В экипаже Миген, не сказав ни единого слова, уставилась в маленькое запотевшее оконце. Лайон ехал рядом легким галопом. Его загорелое лицо приняло окаменевшее выражение, когда он понял, что буря все-таки настигнет их.

Тяжелые капли подобно пулям наконец низверглись с черного неба. В глазах Присциллы Миген ясно разглядела прежний ужас, но у нее не возникло никакого желания приободрить «госпожу». Она просто проигнорировала загордившуюся Присциллу.

Не прошло и минуты, как экипаж остановился у подножия холма. Лайон открыл дверцу, и внутрь экипажа обрушилось нечто, напоминающее прилив во время шторма. Девушки промокли почти так же сильно, как севшие рядом Лайон и Джошуа.

Ошеломленная, Миген постаралась улыбнуться, вытирая забрызганное дождем лицо и приглаживая волосы. Кучер, очень юный и бледный, сел около Присциллы. Миген почувствовала рядом с собой Лайона Хэмпшира, и его мокрая накидка вымочила ее юбки. Было довольно тесно, и они оказались прижаты друг к другу. Сердце Миген гулко заколотилось.

– Проклятие! – воскликнул Лайон, сбросив с головы шляпу. – Клянусь, что природа с демоном небес вступила в сговор против меня, мешая нам завершить путешествие!

Сидевшая напротив него пара изумленно и безмолвно уставилась на Лайона. Однако Миген – помимо своей воли – сказала весело в тон ему:

– Какая дьявольская удача!

Как только эти слова вырвались у нее, Миген была готова поколотить себя. Присцилла чуть не упала в обморок. Но не прошло и мгновения, как Лайон громко расхохотался:

– О Боже, что вы за прелесть!

Миген залилась румянцем и в смущении стала изучать свои руки. Вдруг посыпал крупный град. Лошади в страхе заржали и панически забили ногами о землю.

– Выходит, эти несчастные существа так и не двинутся вперед? – озабоченно поинтересовалась Миген.

– Нет, – прозвучал спокойный голос кучера. – Я скомандовал им остановиться.

Лайон ухмыльнулся и объяснил:

– Джошуа обладает талантом общаться с животными.

Эти лошади понимают каждое его слово и никогда не ослушиваются его.

Четырех пассажиров бросало из стороны в сторону, когда первая пара лошадей встала на дыбы, принимая на себя порывы бури. Сердце Миген болело за них. Напротив сидела Присцилла с таким же бледным лицом, что и у Джошуа. Но кажется, сегодня она решила не поддаваться своей обычной истерике.

Так они просидели более часа, ожидая, пока ветер и дождь хоть немного утихнут. Вынужденная остановка не располагала к пустячной болтовне. Оцепеневшая Миген сидела рядом с Лайоном, чувствуя через свое тонкое платье затвердевшие мускулы прижавшегося к ней бедра. Каждым своим нервом девушка болезненно ощущала его прикосновение и ненавидела собственную плоть за вполне естественную реакцию.

Лайон, однако, не был обеспокоен ни ею, ни еще чем-нибудь. Он повернулся к окну и с серьезным видом изучал серое небо и пустынные темные поля. Картина земли, лишенной растительности, угнетала его. Но будучи встревожен воцарившейся вне экипажа тишиной, Лайон теперь внимательно наблюдал за Джошуа. Дождевые капли падали реже, и дождь скоро прекратился. Лайон рывком открыл дверцу, ворвался чистый, свежий и холодный воздух. Он и Джошуа спрыгнули на землю.

– И ты полагаешь, что нравишься ему? – резко спросила Присцилла, застав подругу врасплох.

Щеки Миген вспыхнули прежде, чем она смогла взять себя в руки.

– А что?.. Я могу предположить, что это так.

– Ты, Миген, не думай, что сумеешь увести его от меня.

Мне Джеймс рассказывал множество историй о том, как мужчины поступают со своими служанками. И ты ему можешь понравиться только 9…

– Как ты осмеливаешься говорить мне подобные вещи?

Или ты допускаешь, что я могу дать ему повод…

– Я видела тебя вчера с ним! Я видела, как ты смотрела на моего жениха. Я уж не так глупа, как ты, видимо, считаешь!

В зеленых глазах Присциллы горела ревность. Миген потрясло, что подруга проявила столь бурные чувства по поводу Лайона Хэмпшира.

– Я хочу сказать тебе только одно: держись от него подальше. Если хочешь, чтобы я осталась твоей подругой, и если ты хочешь избежать «предложения» со стороны Лайона, просто держись в стороне! – Навернувшиеся слезы злости почти приглушили голос Присциллы.

Прежде чем Миген успела ответить, дверца распахнулась и появился Лайон.

– Как ваши дела, леди? Вы готовы к новым приключениям? Так вот, задние колеса глубоко увязли в грязи, потому что мы остановились на пологом спуске. Перед нами еще один холм, и я боюсь, выбраться нам будет чертовски трудно.

– Что это значит? – Присцилла потянулась к его руке в поисках защиты.

– Это значит, что вы обе должны пойти пешком. И по грязи.

Присцилла еле сдержала свое негодование, увидев, как Миген молча положила руку на плечо Лайона и спрыгнула на землю.

Присцилле удалось сохранить нечто среднее между женским жеманничаньем и отвращением. Лайон мягко опустил ее на землю, и в его синих глазах вспыхнуло удивление, когда невеста храбро улыбнулась ему.

Девушки стояли на краю дороги, и чистый прохладный ветер раздувал подолы их юбок подобно парусам. Обе молчали, наблюдая за попытками высвободить экипаж.

Пять лошадей тянули карету вперед, а мужчины толкали ее сзади. Через несколько мгновений они приняли душ из черной грязи, а колеса так и остались наполовину в колее. Присцилла в ужасе прикрыла лицо, в то время как вращающиеся колеса брызгали снова и снова на Лайона. Наконец дело пошло на лад, но когда экипаж высвободился, силы мужчин были истощены, и колеса вновь скатились в глубокие колеи. Лайон тихо выругался.

Миген бросилась вперед, чтобы встать сзади кареты.

– Давайте я помогу. Я сильная.

– Ну, черт побери, давайте! – Лайон взглянул на невесту, которой снова овладели паника и злость. – Дорогая, почему бы и вам не помочь?

Присцилла, поколебавшись, безмолвно подобрала юбки и рискнула пройти вперед. Бросив яростный взгляд на Миген, она уперлась руками в экипаж, плотно закрыла глаза и стиснула зубы.

Джошуа прикрикнул на лошадей, и все вместе начали толкать экипаж. Колеса стали вращаться, отбрасывая на них комья грязи, и Миген почувствовала, как ее ноги в шелковых туфлях все глубже увязают в трясине. Но вот карета высвободилась из колеи, и лошади оттащили ее вперед Присцилла, глаза которой были закрыты, а лицо искажено гримасой ненависти и отвращения, неожиданно упала прямо на дорогу. Трое путешественников так обрадовались своей победе, что не смогли спокойно выдержать вид повалившейся в грязь Присциллы. Лайон и Миген прижались друг к другу и смеялись до слез. Наконец они подошли к Присцилле, подняли ее на ноги и дали большой платок, чтобы она вытерла испачканное лицо.

Присцилла робко открыла глаза и тут же разразилась потоком слез.

* * *

Вдоль покрытых льдом берегов реки Делавэр стояли пришвартованные вплотную друг к другу суда, паруса которых крепко принайтовали к оголенным скелетам мачт. Филадельфийские доки пустовали. Лошади гулко цокали копытами, таща экипаж вдоль Фронт-стрит.

Контуры города были едва очерчены Небо быстро мрачнело. Приближалась полная тьма.

Почтовая карета повернула на Спрус-стрит и остановилась перед вывеской, на которой было начертано «Озабоченный путник» и изображены веселые супруги, попугай, обезьянка и картонка для одежды.

Лайон распахнул дверцу экипажа и помог девушкам сойти на булыжную мостовую Даже в темноте можно было рассмотреть на лице Лайона прочерченные усталостью морщины.

– Ну вот, Присцилла, – сказал он, – здесь вы сможете привести себя в порядок. Правда, я не намерен ждать слишком долго.

Она ничего не ответила. Невеста, видимо, намеревалась молча хранить свое недовольство как Лайоном, так и Миген до тех пор, пока не посчитает нужным простить их. Неистовый плач, которым она разразилась сегодня днем после унизительного падения в грязь, отнюдь не успокоил ее ущемленную гордость.

Путешественники зашли в чистую, сложенную из красного кирпича таверну. В баре сидели несколько морских волков, кое-кто из них весело приветствовал Лайона. В их голосах прозвучало уважение, и Миген этому удивилась, поскольку моряки выглядели намного старше Лайона.

Хэмпшир взял у владельца таверны оловянный кувшин и сел рядом с моряками на деревянный с изогнутой спинкой стул.

Его неожиданно добрая улыбка вызвала у Миген изумление.

Полная женщина в накрахмаленном белом фартуке и домашнем чепце провела девушек по лестнице в теплую, уютную комнату, где их уже ждал таз с горячей водой.

Миген быстренько почистилась щеткой, а Присцилла явно мешкала, пытаясь спровоцировать своего жениха. Молчание, становящееся после инцидента на дороге все более гнетущим, утомило Миген. Поэтому она радостно встретила громкий стук Лайона в дверь.

– Идемте! – Его тон не допускал возражений.

Присцилла поспешно воткнула в прическу оставшиеся шпильки.

Пока они сидели в таверне, вдоль широких улиц зажгли фонари, и их огни таинственно мерцали в чернилыю-черной ночи.

Миген дрожала в углу экипажа, взбиравшегося вверх по Спрус-стрит, которая через два квартала пошла на спуск. Девушки всматривались в окно, через которое смогли разглядеть лишь желтые огни фонарей, пляшущие на высокой окрашенной ограде, которая протянулась настолько далеко, что ее конец растворился в тумане и темноте.

Почтовая карета остановилась перед декорированными воротами, которые сторож немедленно распахнул. Лайон поехал вперед по дугообразной подъездной аллее, ведущей к огромному особняку Уильяма и Энн Бингхэм. Огни горели в окнах всех трех этажей.

Недовольная гримаса наконец исчезла с лица Присциллы, и невеста воскликнула:

– Это Бингхэмы. У них самый великолепный дом в Америке! Мне Джеймс рассказывал целые истории об этом особняке… Я просто не могу поверить, Миген, что теперь я стала частью этого мира. Разве это не замечательно?

– Замечательно, – холодно согласилась ее спутница.

Одетый в атласную ливрею лакей подбежал к экипажу, чтобы открыть дверцу. Присцилла спустилась на землю, излучая свою самую сияющую улыбку. Лайон, цинично разглядывая свою невесту, подал ей руку. Вслед за ними из экипажа вышла Миген.

В дверях появились Уильям и Энн Бингхэм, и даже Миген Сэйерс не могла отрицать произведенного на нее впечатления.

Она наблюдала за тем, как хозяева и гости обменивались приветствиями, как Бингхэмам была представлена Присцилла.

При взгляде на вестибюль у Миген захватило дух, поскольку тот был куда великолепнее всего, что ей пришлось видеть даже в самых замечательных особняках Виргинии. Пол и центральная лестница выложены мозаикой из бесценного мрамора.

Присцилла весело болтала, при этом внимательно рассматривая окружающий интерьер. Миген восхитилась ее выдержкой.

К ней подошел худой, суровый мужчина в черном атласном костюме.

– Мисс, меня зовут Уикхэм. Я здешний дворецкий. Полагаю, что вы прислуживаете госпоже Уэйд.

– Да! – Миген пристально смотрела на него, поражаясь его надменным манерам до тех пор, пока не осознала, что по социальной иерархии среди слуг он значительно выше ее.

– Меня, Уикхэм, зовут Миген.

– Старшая экономка вот-вот придет сюда, чтобы показать вам вашу комнату и апартаменты госпожи Уэйд.

– Мы остановимся здесь?

– Конечно. Пока капитан Хэмпшир и госпожа Уэйд не поженятся. – Дворецкий слегка кивнул и исчез за углом.

Миген стояла у стены, внезапно остро осознав свой жалкий вид по сравнению с двумя красивыми парами, которые прошли в гостиную.

К ним подошел слуга, разливавший вино, и внимание Миген привлекла Энн Бингхэм, поднесшая к губам хрустальный бокал.

О, она бесспорно красива! На женщине было изысканное янтарного цвета шелковое платье, простота которого сама по себе придавала ему роскошный вид. Волосы Энн слегка припудрила, мягкие каштановые завитки уложила вокруг лица, а пучок длинных локонов ниспадал на белое плечо. Даже на расстоянии нельзя было не заметить, как она красива: высокие скулы, длинная грациозная шея, гибкая и тонкая фигура в сочетании с врожденной грациозностью делали ее внешность незабываемой. Сейчас Энн смеялась, и все смотрели на нее. Уильям с гордостью наблюдал за женой, будучи уверенным, что Энн ослепит и эту гостью.

Ведь Энн была самой блестящей его собственностью, затмевая собой даже роскошный особняк.

Миген нашла Бингхэма менее впечатляющим, чем его молодая жена. Он был краснощеким и коренастым, обладал манерами, которые, видимо, Энн раздражали. А уж на фоне Хэмпшира Уильям выглядел совсем неинтересным.

Разрумянившись, Миген с удовлетворением отметила, как Лайон смело глядит на нее. И была благодарна Энн Бингхэм за то, что та нашла правильные слова, чтобы снова привлечь его внимание к себе.

– Лайон, вы никогда не догадаетесь, кто вернулся из морского похода! – воскликнула Энн с невинным, но фальшиво прозвучавшим энтузиазмом. – Маркус Риме! Если бы я не знала хорошо, что происходит, то поклялась бы, он идет по вашим следам…

Все тело Лайона напряглось. Напружинился каждый мускул. В глазах появился настороженный блеск. Невеста же не заметила его реакцию, ибо Присциллу не интересовали незнакомые имена, и она быстро сменила тему беседы.

Миген пристально наблюдала за Лайоном, а когда обернулась, увидела миниатюрную женщину, собирающуюся похлопать ее по плечу.

– Боже мой!.. Прошу прощения!.. Я не знала…

– Все, дорогая, в порядке. Ничего дурного не произошло.

Эта женщина была довольно молода, на вид лет тридцати.

На ней были изящное серое хлопковое платье и кружевной домашний чепец, надетый поверх напудренных локонов. Ее карие глаза при улыбке становились теплыми и дружескими, а таких полненьких и розовых щек Миген еще ни у кого не видела.

– Моя фамилия Смит. Я здешняя экономка. Рада приветствовать вас в нашем особняке.

– Благодарю вас, Смит. Вы станете называть меня Миген?

– Позвольте проводить вас в вашу комнату. Помещения для слуг расположены вон в том крыле.

«Помещения для слуг! – с грустью подумала Миген. – В какую же я историю попала?»

Глава 8

Уильям Бингхэм наблюдал за Лайоном Хэмпширом сквозь бокал с портвейном, поражаясь его смятению и усталости. Наконец откашлялся и решил начать беседу:

– Недавно я нанес визит доктору Франклину.

– Как он поживает? – поинтересовался Лайон. – С тех пор как я видел его в последний раз, прошло больше месяца.

– Духом не падает, но состояние здоровья не улучшилось.

Мы с ним обсудили предстоящую встречу членов последнего созданного им политического объединения. Доктор откровенно сказал мне, что вряд ли сможет участвовать в работе объединения после того, как завершится его формирование.

– А не вы ли вице-президент этого самого «Общества политических исследований»? Как обстоят его дела?

– Да, вместе с Джорджем Клаймером, – подтвердил немного напыщенно Бингхэм. – Мы продолжаем встречаться раз в две недели у доктора Франклина. Нас только пятьдесят человек, и пока мы ограничиваемся политическими дискуссиями.

Доктор полон идей, и наши дебаты явно доставляют ему большое удовольствие. Однако лишь одному Богу известно, как долго еще сможет доктор Франклин спускаться в большую комнату.

– Было бы хорошо, если бы я смог встретиться с ним завтра, – высказал пожелание Лайон.

Уильям курил длинную изящную трубку, наблюдая за Лайоном, сидевшим по другую сторону затемненного кабинета и пристально смотревшим в пылающий камин. Весь вечер Хэмпшир сохранял необычное для него спокойствие, несмотря на попытки Энн и Присциллы во время ужина развеселить его. Перед Бингхэмами сидел не тот лихой Лайон Хэмпшир, какой был известен им в последние месяцы.

– Черт побери, не собираешься ли ты спросить меня о Маркусе Римсе? – поинтересовался Уильям.

Во взгляде Лайона была скорее скука, чем интерес к тому, чего опасался хозяин особняка.

– Сделай одолжение и поделись новостями прежде, чем взорвешься от своих знаний, – холодно предложил Хэмпшир.

Уильям Бингхэм с недовольным видом пускал из трубки клубы дыма и нехотя начал рассказ:

– Дело в том, что дела у Римса не так уж хороши. Правда, на этот раз его судно вернулось неповрежденным. Боюсь, он совершенно бесталанный морской капитан: подобрал неподходящий и не внушающий доверия экипаж и заключил невыгодные сделки на Востоке. Полагаю, что мне излишне рассказывать тебе об этом подробно. Если бы я не знал Маркуса лучше, то подумал бы, что он конченый человек. Тебе достаточно было бы увидеть его лицо, когда я сказал Римсу, что отказываю ему в финансировании!

– Ты зашел так далеко? – Лайон поднял свои золотистые брови. – Представляю реакцию Маркуса!

– Уважение, испытываемое Энн к этому человеку, чертовски неприятно. Она находит Римса очаровательным, «загадочным», как она говорит, и даже приглашает в наш дом. Я могу поклясться, что Энн нравится принимать его просто потому, что эти визиты создают интригующий дискомфорт.

Улыбка Лайона стала чуть ли не издевательской.

– Почему бы не сказать жене, что ты не разрешаешь этого?

– О Господи! Ты полагаешь, что я не пытался? – Уильям осушил бокал. – Похоже, ты считаешь, будто лучше других подходишь на роль консультанта по управлению женами. Подождем и посмотрим, что будет с тобой через несколько месяцев!

Но, глядя на хладнокровное лицо Лайона, Уильям сомневался в том, что найдется такая женщина – пусть она будет даже его женой! – которая решится пререкаться с этим Хэмпширом. Однако игнорировать мнение таких властных людей трудно, и Бингхэм вспомнил свой недавний разговор с Бенджамином Франклином.

– Мне сказали, что этой весной ты можешь не взять судно, – наконец подошел он к сути.

Лайон поднял загоревшиеся синим пламенем глаза.

– Как же мне об этом договариваться с тобой? – резко спросил он.

– Естественно, как твой кредитор я разочарован. У меня и Мордекая на Кенсингтонских судостроительных верфях стоят два почти законченных великолепных корабля, и я рассчитывал, что ты станешь капитаном одного из них. Ни у кого другого нет ни твоего сильного духа, ни умения руководить, ни твоих знаний.

Ты в море чувствуешь себя как дома, и матросы знают это…

Цветистые комплименты замерли на устах Уильяма, как только он понял, что Лайон, уже все решив, замкнулся в себе.

– Послушай, я более чем разочарован. Что ты делаешь?..

Зачем такой внезапный брак?.. И почему ты не хочешь отправиться в море?.. Из-за Присциллы Уэйд? Будучи твоим другом, я обеспокоен.,.

Лайон засмеялся так заразительно, что Бингхэм уставился на него удивленно и озадаченно.

– Полно, Уильям! – сказал Лайон. – Мы оба знаем, что главное, на чем покоится наша «дружба», заключается в моем умении набивать твои карманы золотом, когда я привожу твои суда домой вверх по реке Делавэр! Что касается моих нынешних планов, то мне не хотелось бы обсуждать их сейчас. Дело все более чертовски осложняется, а я пока хочу одного: отправиться домой и поспать. Я буду благодарен судьбе, если меня разбудят завтра и я узнаю, что все мои проблемы решены.

Он замолк и, закрыв глаза, вздохнул. В Уильяме Бингхэме симпатия к Лайону боролась с чувством разочарования. Но, как всегда, победил его эгоизм и трезвый расчет.

– К черту! – воскликнул Уильям. – От меня ты так легко не отделаешься! Я уже более трех лет твой кредитор и позволил тебе сколотить немалое состояние, обеспечив тебе главную долю во владении двумя прекрасными судами. Я даю прибежище одной девушке с Юга просто потому, что ты попросил меня об этом. Я ни о чем тебя не спрашивал. Однако полагаю, что некоторые разъяснения ты мне дать обязан! Я не позволю, чтобы ты подбросил мне легковесную сплетню и продолжал утверждать, что не хочешь взять мое судно, никак не разъяснив причины такого решения. Ты должен мне…

Устав смотреть на полное багровеющее лицо Уильяма, Лайон перевел взгляд на тени, танцующие по резным карнизам и декорированному потолку.

– Действительно, Уильям, я хотел бы, чтобы ты избавил меня от своей тирады, – хладнокровно прервал его Хэмпшир. – Если ты продолжишь монолог в таком темпе, то тебя хватит апоплексический удар. Поэтому вот что я скажу тебе. Я раздумываю о карьере в нашем новом правительстве и именно поэтому я женюсь и поэтому нынешней весной не могу пойти в море.

– Навсегда? – Кровь отхлынула от лица Бингхэма.

Лайон внимательно посмотрел на свои отделанные кружевами манжеты и тщательно разгладил их.

– Это мы еще посмотрим…

– Как ты можешь поступить так по отношению ко мне?

А что будет с кораблями? Я не могу поверить тому, что ты говоришь.

– Ты не должен сомневаться в истинности моих слов, Уильям И не тревожься. Я не брошу тебя и Мордекая на произвол судьбы. Я присмотрю в порту компетентного моряка. Когда в будущем месяце эти суда выйдут в море, ты сможешь рассчитывать на меня во всем, кроме моего пребывания на борту. Что касается использования моих личных способностей в будущем…

Мне предстоит это еще серьезно обдумать.

Судя по тону Лайона, в окончательности его решения сомневаться не приходилось. Бингхэм понимал, что на данный момент тема закрыта. Чувствуя себя не в своей тарелке, он налил большой бокал портвейна и уныло проворчал:

– Твоя дерзость не укладывается у меня в голове. Но мне все же придется простить тебя.

Губы Лайона невольно скривились в ухмылку.

– Только представь себе, как меня успокоили твои слова! – Бингхэм снова опустошил бокал, а Лайон тем временем продолжил свою учтивую речь:

– Ты ведь все-таки сохранишь место в своем великодушном сердце – и роскошном доме – для моей невесты? Я понимаю, что навязывать…

– Я хозяин своего слова. Я сказал, что она может здесь остановиться.

– Если ты извинишь меня, – Лайон поднялся, – то полагаю, что мне пора домой. Последние десять дней я мечтал о таком вечере. О том, как бы выпить отменного бренди именно перед этим камином. Но теперь, когда я снова здесь, так долго ожидавшееся удовольствие почему-то не приходит. – Взгляд Лайона остановился на висящих над каминной доской часах, и он, тихо рассмеявшись, покачал головой:

– Я вовсе не хотел тебя обидеть, Уильям. Просто я очень устал.

– А можно ли мне надеяться, что после хорошего сна твое намерение переменится?

– Если такое произойдет, то это будет означать, что Бог услышал твои молитвы, Уильям.

Они прошли в ярко освещенный мраморный вестибюль, и их шаги гулко отдавались в безмолвном доме. У дверей Лайон остановился в ожидании Уикхэма, подавшего его высушенные и без единого пятнышка накидку и шляпу.

– Я хотел бы сказать тебе, Уильям…

– Слушаю тебя.

– Речь идет о горничной моей невесты. Она не обычная служанка…

Бингхэм смущенно заморгал и промямлил:

– Ты что, распрощался с рассудком? Во-первых, скажи мне…

– Не начинай все сначала, Уильям, – прервал его устало Лайон. – Я хочу попросить, чтобы ты позаботился о Миген – так зовут ее. Ты, конечно же, положишь на нее глаз. Она – прелестная девушка с иссиня-черными волосами и невероятными глазами, подобными фиолетовым аметистам. И если только я, зная тебя… – Краем глаза Лайон увидел, что дворецкий наклонил голову и прислушивается. – Она не обычная служанка. Вот и все. Не обычная. Пойми смысл моих слов. Если я только узнаю, что с ней поступят ненадлежащим образом.., кто угодно…

– И что ты сделаешь тогда? – поинтересовался в полном замешательстве Уильям, но, поняв, что Лайон не намерен отвечать на этот вопрос, горестно спросил:

– Во имя Бога, что, в конце концов, происходит в моем доме?

* * *

Шелест дорогих шелков возвестил о приближении Энн Бингхэм, и обе девушки в ожидании замерли. Шуршание ее юбок затихло перед дверью в спальню, и раздался деликатный стук.

Миген вышла из-за туалетного столика, чтобы открыть дверь, не забыв, приветствуя Энн, сделать реверанс и потупить взор.

– Доброе утро, мадам, – прошептала она, сжав в немом вызове кулачки.

Энн едва кивнула ей, прежде чем поприветствовать свою гостью.

– Как вам спалось, моя дорогая? Надеюсь, что хорошо?

Присцилла встретила ее на полпути, пройдя по толстому с цветным узором ковру. Глаза ее сверкали восхищением и завистью. Миген тут же отметила, что миссис Бингхэм стала для ее подруги идолом и образцом для подражания.

– За всю ночь я ни разу не открыла глаз! – воскликнула Присцилла. – Невозможно было спать плохо в такой прекрасной постели, особенно после тех, в каких мне пришлось страдать прошлые две недели во время нашего путешествия.

Энн гордо улыбнулась, взглянув на роскошную массивную кровать и дорогую золотистую драпировку.

– Я так счастлива, Присцилла, что вам понравилась эта постель, ведь вы пробудете здесь несколько недель!

Присцилла была ослеплена таким обхождением.

– Вы слишком любезны, миссис Бингхэм.

– Обращайтесь ко мне по имени! Я думала, что мы об этом условились еще минувшим вечером! В конце концов" я, не намного старше вас. Через несколько лет у вас будет такой же дом и двое таких же очаровательных детей, как у меня.

«О, это будет действительно так!» – подумала Миген.

– Я думаю, что вы правы… Энн, – произнесла Присцилла со своим милым южным акцентом и захихикала.

– Я, конечно, надеюсь на это. А теперь поспешите одеться. После завтрака мы вдвоем пробежимся по магазинам!

– О! – Зеленые глаза Присциллы вспыхнули и погасли. – Но ведь Лайон сказал, что придет…

– Моя милая девочка, я вижу, вам предстоит еще много узнать о мужчинах. Именно поэтому вам нужно поспешить, с тем чтобы уйти до его прихода! Постоянная тайна – таков ключ к тому, чтобы мужчина оставался заинтригованным. Это самый важный урок, который я познала во Франции! Вы должны все время быть добычей, представляющей для него интерес, потому что ее надо искать и завоевывать.

* * *

В этот момент на расстоянии каких-нибудь двух кварталов от особняка Бингхэмов у окна своей спальни стоял Лайон Хэмпшир. Солнце пригревало его обнаженные спину и плечи. Лайон брился ловкими, длинными взмахами, пытаясь настроить себя доброжелательно и добродушно. Прежде всего он сосредоточил мысли на погоде, увидев разрывы в темных тучах, редеющих над Делавэр. На западе небо было не правдоподобно ярко-синим – таким синим, как его глаза. Мгновение он постоял у окна, наслаждаясь желанным солнечным сиянием.