Текст книги "О том, как мне удалось стереть контрольные… и о многом другом!"

Эмиль! Это ужасно! Меркурий снова ретроградный
(Мама)

Я – снайпер. Стрелок-ас, заброшенный за линию фронта. Лишенный поддержки боевой группы, я в одиночку пробираюсь через тыл врага. Моя задача – вернуться на базу. Если меня поймают, то будут допрашивать и, возможно, даже пытать. Придется как-то объяснять, почему у меня разорваны штаны, на ладонях ссадины, а на лбу шишка. Что бы я ни сказал, никто не поверит в мою невиновность. Особенно мама…

Я тихонько проникаю в дом и бесшумно закрываю за собой дверь. Застыв в полуприседе, пытаюсь успокоить биение сердца и оценить ситуацию. Противник на месте, это точно: мамина куртка на вешалке. Она из искусственного меха: моя сестра, Мисс Всезнайка, выколола бы себе глаза, увидев, что мама носит шкуры мертвых животных. Крадучись, я в три шага преодолеваю прихожую. У дверей кухни я останавливаюсь и выпрямляюсь, прижавшись плечом к косяку. Осторожно заглядываю внутрь: никого.

Скользя вдоль стены, добираюсь до гостиной. И здесь пусто. Но кто знает, может, это ловушка. Местность открытая, идеально для засады. Я разуваюсь и на цыпочках крадусь через гостиную, тихо, как мышь в баре для кошек. На другой стороне я распластываюсь за креслом. Я почти у цели. До моего убежища несколько метров.

Я поправляю рюкзак за спиной и ползу по коридору. Правый локоть, левая нога, левый локоть, правая нога. Паркет скользкий, и я легко и быстро добираюсь до двери моей комнаты. К счастью, она приоткрыта. Достаточно слегка толкнуть ее кончиками пальцев, чтобы вползти внутрь. Я толкаю, просовываю голову и… замираю.

В комнате что-то не так. Ощущается чье-то присутствие. Неподвижное, но это не статуя. Тихое, но это не призрак. От него мурашки по коже, но это не мутант, проникший в наш мир сквозь портал в другое измерение. Оно сидит на краешке моей кровати.

– Ма-ам! Что ты здесь делаешь?

– Эмиль! Это ужасно! – отвечает она бесцветным голосом. – Меркурий снова ретроградный…

Жюль и Дуня утверждают, что моя мать колдунья, – разумеется, за глаза. Конечно, это чушь. Моя мать – астролог. Астрология не имеет ничего общего с колдовством. Это наука. Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на все эти мамины листочки с диаграммами и сложными уравнениями.

Я вскакиваю и перехватываю рюкзак так, чтобы он прикрывал дыру на коленке. Но мама настолько погружена в мысли о Меркурии, что вообще ничего вокруг не замечает.

– Знаешь, что это значит, Эмиль? – продолжает мама. – Теперь все пойдет кувырком. Значит, интернет будет постоянно глючить, письма теряться и никогда не доходить куда нужно. Омлет будет все время прилипать к сковородке, сколько масла ни клади. И так три недели… Расторгнутые договоры! Отмененные свадьбы! Стрельцам и Козерогам гарантированы мигрени. И твой отец…

Упс! Вот это сейчас совсем ни к чему. Делая вид, что слушаю, я осторожно достаю телефон и пролистываю список контактов. На строчке «Мама» нажимаю кнопку вызова. Тотчас звучит саундтрек из «Звездных войн».

Папа поставил этот рингтон на ее рабочий телефон, чтобы не путать деловые вызовы со звонками на личный мобильник, который издает электронное чириканье, будто внутри гнездится целая стая робоптиц.

Мама вздыхает, неохотно встает и отправляется в ведьмин чулан. Это малюсенькая комнатка, бывшая кладовка, в которой она устроила свой кабинет. Она убрала все полки и перекрасила стены. Теперь тут повсюду красуются серебристые знаки зодиака на темно-синем фоне. Внутрь она втиснула старое продавленное кресло, покрытое шерстяным пледом, стол, компьютер и телефон.

Я слышу, как в своем чулане она произносит ритуальную фразу:

– Кабинет астрологии. Здравствуйте! Селия к вашим услугам.

Маму зовут Сандрин. Селия – это ее псевдоним. Она считает, это имя больше подходит для астролога.

Трижды она произносит «алло» и, так и не дождавшись ответа, кладет трубку.

Я хватаю из рюкзака первый попавшийся учебник. Когда мама возвращается, она застает своего дорогого сына за письменным столом, с головой погруженного в учебу – он морщит лоб, сжимает ладонями виски, просто ужас до чего сосредоточен на своей книге.

– Извини, мам. Завтра контрольная по математике.

Она слегка наклоняет голову и смотрит на меня пристально (наверняка ты меня обманываешь…) и грустно (…и мне очень обидно).

Мама уходит, но в дверях вдруг оборачивается:

– Эмиль, у тебя книжка вверх ногами. К тому же это учебник истории, а не математики. А по поводу завтрашней контрольной можешь не волноваться.

– Меркурий мне поможет, да?

– Нет… Завтра суббота, и ты не учишься.

Мне не нужны проблемы с родителями
(Эмиль)

Как только мама скрывается за дверью, я сую руку в карман, достаю типа волшебный ластик и швыряю его в корзину для мусора. Но лучше мне все равно не становится. При мысли о том, что продавец «Фиеста Маркета» принял меня за наивного дурачка, я буквально закипаю от злости. Тоже мне, шутник!

Из кухни раздается стаккато ножа о разделочную доску – мама режет овощи. Я быстро проскальзываю в ванную, чтобы переодеть штаны. Рваные джинсы я зарываю на самое дно корзины для белья, потом обрабатываю ссадины на ладонях – к счастью, они совсем не глубокие – и смазываю лоб охлаждающим гелем. Просто покраснение, шишки уже почти нет.

Вернувшись в свою комнату, включаю компьютер и захожу на сайт со списком ста самых лучших фильмов: о любви, приключениях, войне… Там у меня есть свой хит-парад ста лучших фильмов о конце света, которые нужно обязательно успеть посмотреть, пока не случился апокалипсис. Для каждого фильма я составляю описание – актеры, режиссер, дата выхода, продолжительность, краткое содержание (без спойлеров, конечно). Время от времени я добавляю к описанию парочку забавных историй. Люди смогут оценить мое творчество и поставить лайки или, наоборот, дизлайки. Мои первые двадцать семь описаний получили по два лайка. Я подозреваю, от Дуни и Жюля. Моим двадцать восьмым фильмом стал «День, когда земля остановилась». Он вышел в 2008-м, в год моего рождения. Фильм рассказывает историю о том, как на Землю со спасательной миссией прилетел инопланетянин по имени Клаату, а земляне встретили его выстрелами.

Едва я заканчиваю краткое описание, как в комнату без стука врывается Мисс Всезнайка. В одной руке у нее лист бумаги и карандаш, в другой – мегафон. Сестра сует свою бумажку мне прямо под нос, так что я должен отодвинуться, чтобы прочесть: «ПЕТИЦИЯ: СПАСЕМ ДУНАЙСКОГО ОКУНЯ!» Прежде чем я успеваю опомниться, она поворачивается в сторону кухни, подносит мегафон к губам и начинает орать что есть мочи:

– Спасем дунайского окуня! Бойкот! Бойкот! Бойкот!

Мама отвечает с другого конца дома. Должно быть, она по-настоящему разозлилась, потому что ей удается перекричать сестру и без всякого громкоговорителя.

– Хватит! Не выводи меня из себя!

Мисс Всезнайка поворачивается ко мне.

– Дунайский окунь стал жертвой бесконтрольного промысла. Есть его – значит убивать всю экосистему второй по величине реки Европы! – чеканит она. – Брат! Подпиши петицию!

При этом она забывает убрать мегафон, и мои барабанные перепонки чуть не лопаются.

– Слушай, – отвечаю я. – Мне не нужны проблемы с родителями. Особенно сейчас.

– Предатель! Дезертир! Штрейкбрехер! Трус! – кричит она.

– В конце концов, это несерьезно, – говорю я, пытаясь разрядить обстановку. – Ведь под твоей петицией будет только две подписи – твоя и моя.

– Перебежчик! – шипит она, круто разворачивается на пятках и выбегает, хлопнув дверью. Да так, что стены дрожат.

Мама врывается в комнату Мисс Всезнайки, злая как фурия.

– Сколько раз я должна повторять, что в нашем доме дверьми не хлопают! – рыкает она и выходит… хлопнув дверью.

В этот момент звучит музыка из «Звездных войн», и мама мчится в ведьмин чулан, чтобы ответить на звонок.

– Сегодня вечером консультаций нет, – сухо отвечает она и кладет трубку.

Похоже, астролог Селия только что потеряла одного клиента. Между тем сестра в своей комнате снова принимается орать в мегафон:

– Бойкот! Бойкот!

Неожиданно Мисс Всезнайка замолкает. Я слышу слабый шорох за стенкой. Бог его знает, что еще взбрело ей в голову. Ради убеждений моя сестра способна на все. Мне становится неспокойно, и я иду посмотреть, что там происходит.

Осторожно приоткрываю дверь ее комнаты. Сестра сидит на полу в окружении кукол и мягких игрушек, которых у нее великое множество (каждая непременно маркирована символом Child labor free, означающим, что при ее изготовлении не использовался труд детей из бедных стран). Ее рот заклеен коричневым скотчем.

– Что ты делаешь?

Вместо ответа она указывает на кусок картона у нее на коленях. На нем большими буквами написано «Голодовка».

Чуть ниже уточнение мелким шрифтом: «До завтрашнего утра».

– Голодовка до завтрашнего утра? А смысл?

Сестрица сверлит меня взглядом и осторожно отдирает один конец клейкой ленты.

– Мама купила шоколадные хлопья из органического сырья и без пальмового масла. Я не смогу от них отказаться. Я их обожаю, – бормочет она уголком рта.

Затем вновь берет мегафон и начинает горланить свои лозунги. Мама в ответ вопит из кухни. В довершение всего в ведьмином чулане не переставая надрывается саундтрек из «Звездных войн».

Я укрываюсь от этого хаоса в своей комнате. К тому же у меня идея. В недрах мусорной корзины, среди двух скомканных листков бумаги, высохшего фломастера и обертки от плитки шоколада ждет своего часа ластик. Он словно манит меня.

В конце концов, что я теряю?

Я вынимаю его из корзины.

Кладу на стол.

Открываю левый ящик стола и достаю лист бумаги, белый, как только что выпавший снег.

Беру карандаш.

Кладу его слева от бумаги, параллельно краю. Справа кладу ластик.

Я закрываю глаза. Мне кажется, что предстоящее действо должно быть похоже на священный ритуал. Я вспоминаю инструкции продавца «Фиеста Маркета».

Наконец я открываю глаза, беру карандаш и, затаив дыхание, аккуратным почерком вывожу: «Дунайский окунь». Я действую медленно. Как будто я в другом измерении, в невесомости, и вопли моей матери, крики сестры и надрывающийся телефон слышны как сквозь вату.

Я беру ластик и чувствую, что он теплый. Если, конечно, это не игра моего воображения. Я лишь слегка провожу им по бумаге, и буквы легко стираются. Волшебный он или нет, но стирает отлично. Тут уж я в любом случае ничего не теряю.

– За стол! – зовет мама.

– Ни за что! Лучше умереть! – отвечает сестра.

Я смотрю на листок перед собой. На нем не осталось ни малейшего следа от написанного. Лишь несколько мягких крупинок, которые я смахиваю рукой. Я выглядываю из комнаты и слышу, что Мисс Всезнайка не сдается и протест продолжается.

– Нет материнской диктатуре! – вопит она и изо всех сил цепляется за спинку кровати, а мать пытается ее оторвать.

Неожиданно странный запах щекочет мне нос. Я принюхиваюсь. Запах доносится с кухни. Появляется черный едкий дым.

– Мам! Рыба горит!

Мама несется на кухню. Слишком поздно! На сковороде осталось лишь несколько обугленных рыбьих скелетов. Как тоненькие черные веточки.

Наш обед улетает в распахнутое настежь окно вместе с едким запахом гари, заполнившим кухню. Мисс Всезнайка наконец уступает и соглашается есть вместе с нами цветную капусту, тем более что она выращивалась на биодинамическом экологически чистом производстве, не причиняющем вреда окружающей среде.

Я вяло ковыряюсь в своей тарелке, аппетита нет. У меня кружится голова. Я не могу в это поверить. Неужели это ластик превратил окуня в горстку пепла? Но тут меня окликает мама:

– Эмиль!

Я смотрю на нее взглядом лунатика, который только что очнулся.

– Все в порядке? – спрашивает она встревоженно.

– Да-да. Капуста очень вкусная, – отвечаю я.

– Тогда почему ты макаешь хлеб в стакан с водой?

Я ничего не отвечаю, тупо уставившись на размокший кусок хлеба в руке.

Покончив с едой, мы помогаем маме убрать со стола, и я галопом мчусь в свою комнату. Я так и эдак переворачиваю лист бумаги, разглядываю его со всех сторон. Он девственно белый.

На этом листке я написал «Дунайский окунь».

Потом стер надпись ластиком.

И окунь исчез.

Не может быть! Это совпадение. Да, простое совпадение. Что же еще?

Ты видишь, что бывает, когда за дело берется твой отец?
(Папа)

На следующее утро мама заходит ко мне в комнату и будит. Она уже одета, в руках у нее пальто, значит, собралась уходить. Я не сразу вспоминаю, что сегодня суббота. Базарный день.

Полусонный, в зомби-режиме я плетусь на кухню, где меня уже ждет кружка горячего шоколада. Мисс Всезнайка топчется в прихожей, она тоже уходит. У нее встреча с друзьями из ОЗЖН – Общества защиты живого наследия. Самое странное не то, что в свои восемь лет моя сестра самая младшая там, а то, что она там самая умная. Страшно даже представить себе эти встречи.

Как только они ушли, появляется папа. Лицо помято, как скомканный лист бумаги, который пытались расправить, глаза опухшие, на подбородке черная щетина. Вчера он вернулся с работы поздно ночью. Мой отец работает корректором в журнале «Новости планеты». Иногда он засиживается с коллегами допоздна, обсуждая чрезвычайно важные вещи. Например, пунктуацию при оформлении прямой речи.

Папа усаживается рядом со мной с большой кружкой, которую Мисс Всезнайка подарила ему на День отца. Кружка каждое утро напоминает ему о том, что мы должны сохранить тропические леса Амазонки. Папа до краев наливает себе горячий кофе.

– Как дела? – спрашивает он.

И, не дожидаясь ответа, совершает безумство: засовывает кусок хлеба в тостер. Мои глаза расширяются от ужаса. Я привычно затыкаю уши. В нашем доме все знают, что будет дальше. Сначала вспыхнет молния и вырубятся пробки, потом тостер испустит дым и, наконец, выплюнет на стол кусок угля.

Однако в этот раз ничего подобного не происходит. Отец протягивает мне аппетитный тост с золотистой корочкой, и я не верю своим глазам.

– Ты его починил, – говорю я ошарашенно.

– Ну да! Всего и делов-то! – отвечает он, почесывая подбородок. – Приятного аппетита, парень!

Папа, похоже, очень горд собой. Он важно поднимает указательный палец.

– И это еще не все! – объявляет он.

В три прыжка он подскакивает к мойке. Закатив глаза, словно фокусник, достающий кролика из цилиндра, он поворачивает кран, и… о, чудо! Вода льется прямо в мойку. Это невероятно! Обычно струя из крана капризна и непредсказуема и бьет куда угодно – в лицо, в стену или в пол, обрызгивая все вокруг. Я подхожу поближе, чтобы убедиться, что это не фокус.

– Немного почистил – и вуаля! – торжествует отец.

В полном восторге я собираюсь поаплодировать этому невероятному представлению, но папа вновь срывается с места. Вприпрыжку, как кенгуру, он подскакивает к туалету, открывает дверь, закрывает, открывает, закрывает – пять, шесть раз подряд. Я ничего не понимаю. Тогда папа постукивает указательным пальцем себе по уху, намекая, что я должен что-то слышать. Эврика! Дверь больше не скрипит.

– Ты смазал петли, – догадываюсь я.

– Нет, я натер их мылом. Так делала моя бабушка…

Он тащит меня за собой в гостиную и демонстрирует повешенный над дверью балкона карниз для штор. А в коридоре меня ждет еще одно чудо. Папа нажимает выключатель, и светильник на потолке вспыхивает ярким светом!

– Ты поменял лампочку…

– Видишь, что бывает, когда за дело берется твой отец? Это тебе не шутки!

Я не знаю, что сказать. Это буйство мастерства на все руки меня и удивляет, и настораживает. Боюсь, все это неспроста, но я не знаю пока, в чем дело.

– Просто супер, папа! – говорю я и возвращаюсь на кухню, к моему горячему шоколаду и поджаренному хлебу.

Папа идет за мной, беззаботно насвистывая. Он садится напротив, протягивает руку и включает радио. Раздается треск, а затем слышится голос ведущего: «Стефани! Вы наш специальный корреспондент в Будапеште. Расскажите, что происходит на Дунае? Что случилось с дунайской рыбой? Что это за таинственная история?»

Слова «Дунай» и «рыба» заставляют меня прислушаться.

«Дунайский окунь не относится к вымирающим видам, – серьезным тоном начинает молодой женский голос. – Но в настоящий момент можно сказать, что он полностью исчез! Еще вчера эта рыба из семейства окуневых прекрасно себя чувствовала во всей Европе. Внезапно вид был поражен таинственным вирусом, и теперь он полностью уничтожен. По мнению специалистов, с которыми нам удалось поговорить, болезнь атаковала мозг рыбы. Окуни сошли с ума и начали пожирать друг друга, пока не осталось ни одного. Из соображений безопасности все запасы дунайского окуня были изъяты из магазинов. Всех, у кого эта рыба еще хранится в холодильниках или морозильных камерах, призывают немедленно от нее избавиться».

Ведущий вновь берет слово. «Спасибо, Стефани! – говорит он. – Вы правы, лучше перестраховаться. Нельзя допустить, чтобы рыбный вирус заразил человека и тот тоже стал… каннибалом».

Я встаю. Я потрясен. Как это возможно, чтобы ластик уничтожил всех окуней на планете? У меня кружится голова. Пошатываясь, я бреду в ванную.

– А как же шоколад и тост? – спрашивает папа.

– Прости, пап, – отвечаю я. – Что-то не хочется. Пойду в душ… К тому же я встречаюсь с ребятами и уже опаздываю.

Это правда, но не совсем. Перед встречей с Жюлем и Дуней я собираюсь заглянуть к продавцу «Фиеста Маркета» и кое-что прояснить.

У нас целая куча дел!
(Дуня)

Я умываюсь со скоростью, достойной Книги рекордов Гиннесса. Душ я принимаю так быстро, что, кажется, не успеваю намокнуть. Я выскакиваю из ванной, и тут слышу какой-то шум из гостевой комнаты. Как будто медведь наводит порядок в своей берлоге. Осторожно, чтобы его не потревожить, заглядываю в открытую дверь. Диван разложен. Это нормально: папа уже несколько недель спит здесь. Странно другое: полки пусты. А где же книги и словари? И куда делась одежда, которая висела на вешалке? И потом, для чего нужно было заваливать всю комнату картонными коробками? Некоторые уже заклеены коричневым скотчем и подписаны фломастером: «Белье + CD» или «Полотенца + книги».

Еще одна странность: со стены исчезли все фотографии. Еще вчера снимок, на котором Мисс Всезнайка задувает свечи на именинном торте, был на месте. Селфи – мы все вчетвером на море. Мамин портрет, где она совсем молодая, еще до моего рождения. Еще одно фото, где она в роддоме с младенцем на руках. Младенец – это я! Куда они делись, все эти фотографии? А, вот они, рядом, в коробке. Черным маркером папа написал: «Полотенца + носки + фотографии».

Отец меня не замечает. Он слишком занят борьбой с чертежной настольной лампой. Он пытается запихнуть ее в коробку, а она упрямо выпрыгивает обратно. Пока он давит ей на голову, все хорошо, но как только отпускает, она вновь с пружинным звоном взбрыкивает – бзды-ыннь! Это было бы смешно, но мне к горлу подступает комок, а дыхание перехватывает. Я ощущаю смутную тоску, будто чья-то рука сжимает мне сердце. Тихо-тихо я выхожу из комнаты. На улице я что было сил мчусь в «Фиеста Маркет». У меня слишком много вопросов, и они обжигают мне губы.

Продавец стоит на стремянке под самым потолком магазина. Он пытается закрепить вывеску с надписью: «Внимание! Распродажа! Успейте отхватить отменный ломоть смеха!» Сегодня он в красно-зеленых штанах. Одна штанина ярко-красная, другая – изумрудно-зеленая. Куртка у него тоже двухцветная: наполовину голубая, наполовину желтая. Безумный наряд дополняет крохотный красный котелок, украшенный огромной пластиковой ромашкой. Котелок сполз и едва держится на затылке.

– Ластик! – с ходу выпаливаю я. – Он работает!

– И тебе добрый день! – отвечает продавец. – Конечно работает. А ты что думал? Что мы здесь барахлом торгуем?

– Я думал, вы пошутили. Это кошмар! Я… я…

И тут я понимаю, что больше не могу выговорить ни слова. Слова застревают у меня в горле. Продавец приколов и розыгрышей бросает свое занятие и усаживается на верхнюю ступеньку стремянки. В своем пестром наряде и с прижатыми к подбородку коленями он похож на гигантского попугая на жердочке. За его спиной косо болтается вывеска, которую он так и не закрепил.

– Успокойся, – говорит он. – Разберемся… Что ты стер?

Собравшись с силами, я отвечаю:

– Дунайского окуня. Он исчез.

И добавляю:

– Исчезли ВСЕ дунайские окуни!

Продавец выпрямляется и соскальзывает с лестницы.

– Да-да, слыхал эту историю по радио, – сокрушенно вздыхает он. – Какого черта! Как ты додумался до этого? Что они тебе сделали?

– Долгая история. Хотел попробовать…

– И сделал первое, что пришло в голову. Что ж, что сделано – то сделано. Не о чем говорить. Я тоже хорош. Поторопился. Надо было лучше рассказать, как им пользоваться.

Он, кажется, подбирает слова.

– Ластик воспринимает написанное буквально, – произносит он наконец. – Так он работает. Вот смотри. К примеру, ты захотел, чтобы исчезла игрушечная машинка. Если ты напишешь, а затем сотрешь слово «машина», исчезнут все машины, понимаешь? Ластик же не знает, что у тебя в голове. Поэтому нужно сначала точно сформулировать, что бы ты хотел стереть. В моем примере надо было написать: «Модель красного кабриолета, которую родители подарили мне на день рождения». Понимаешь?

Продавец говорит совершенно серьезно. Напрасно я надеялся, что он рассмеется и скажет, что вся эта история с волшебным ластиком – просто шутка.

– Что мне еще надо знать? – спрашиваю я.

Он задумывается.

– Ты пишешь грамотно?

Неожиданный вопрос.

– Вообще-то диктанты – не совсем мой конек… – признаюсь я.

– Жаль, – говорит он, поморщившись. – Видишь ли, если сделать ошибку хотя бы в одном слове из тех, что ты хочешь стереть, ластик не сработает.

Он провожает меня до выхода.

– Впредь будь очень осторожен, – советует он, положив руку мне на плечо. – Я уверен, ты смотрел фильм «Человек-паук».

Я киваю.

– Тогда ты помнишь, что говорил дядя Питера Паркера: «С великой силой приходит и великая ответственность».

И вот я на улице. Пораженный, ошарашенный, придавленный этими словами, я направляюсь к нашему штабу. Я жутко опаздываю. Мои друзья, должно быть, рвут и мечут. Но даже опоздание – не повод терять бдительность. Поэтому я, засунув руки в карманы, не спеша иду по улице с видом праздношатающегося прохожего. На самом деле я незаметно оглядываю все вокруг, но ничего подозрительного не замечаю.

Я наклоняюсь и делаю вид, что завязываю шнурок. Это такая уловка, чтобы засечь возможного преследователя. Я подсмотрел ее в одном шпионском фильме. Еще один трюк – остановиться перед витриной и в отражении наблюдать за тем, что происходит за спиной. Петляя по переулкам, то и дело останавливаясь и наконец убедившись, что хвоста за мной нет, я подхожу к нужному зданию. Дом настолько ветхий, что даже панки-собачники из центра перестали здесь зависать и пить свое пиво.

Сторожка путевого смотрителя заброшена уже больше двадцати лет. Светло-серая штукатурка кусками отваливается с облупленного фасада. Окна разбиты, как и большая часть черепицы на крыше. Печальное зрелище дополняют ржавые, заросшие травой рельсы. В тихом забвении они доживают свой век среди зарослей бурьяна. Их покой больше не нарушит ни один состав.

Я еще раз осматриваюсь и прохожу дальше, туда, где наверняка был когда-то чудесный маленький садик. Теперь же он превратился в пустырь, где крапива, одуванчики и ромашки борются за свое место под солнцем.

Я обхожу дом слева и останавливаюсь перед трухлявой перекошенной дверью. Стучу по косяку три раза (тук-тук-тук), после паузы еще два (тук-тук) и затем еще раз (тук). Внутри слышится шорох, потом голос:

– Куда иду я…

– Туда и друзья! – заканчиваю я фразу.

Дверь открывается.

– Где тебя носит? – злится Дуня. – У нас целая куча дел!