Книга: Круг Земной - Снорри Стурлусон

Финал первой части — гибель Олава Трюггвасона в морском сражении 9 сентября 1000 г. Вторая часть отведена рассказам об Олаве Святом, о его друзьях и врагах; хронологически это всего 30 лет (Олав погиб в бою 29 июля 1030 г.). Третья часть — серия сравнительно коротких саг о позднейших правителях, преемниках Олава Святого и предшественниках Сверрира; она охватывает события 147 лет (1030— 1177). Повествование везде неспешное, обстоятельное, изобилующее массой подробностей и деталей (в чём выгодное отличие от исторических сочинений континентальной Европы, в том числе и от русских летописей).

Один из исследователей «Круга земного» систематически сопоставлял те фрагменты текста, письменный источник которых известен, с самим источником. Как выяснилось, Снорри был не компилятором, а творцом. «Пересказывая тот или иной эпизод, он присочинял конкретный фон, уточнял время и место действия, даже погодные условия, диалогам придавал большую содержательность и драматичность, присочинял монологи, углубляющие историческую перспективу или характеризующие персонажей <...>, вводил бытовые детали и т. д.» (цитирую статью М. И. Стеблина-Каменского, с. 583, с пересказом итогов исследования: Lie H. Studier i Heimskringlas stil. Dialogene og talene. Oslo, 1937). Манера переработки исходного литературного материала показалась мне очень знакомой... Стоп! Да ведь то же самое проделывал Александр Дюма-отец над текстами, изготовленными его теневым соавтором, Огюстом Маке! Воистину нет ничего нового под луной... Стеблин-Каменский утверждает, правда, что Снорри не осознавал свои дополнения и переделки как вымысел, но возможно ли это? Неужели сознание книжника XIII века было в такой степени мутным? Мне проще поверить, что великий исландец самостоятельно пришёл к идее художественного вымысла и осознал его силу. Воображаемый портрет Снорри Стурлусона в старости Хотя Снорри рассказывает историю Норвегии как роман, читатель получает массу вполне достоверных сведений о структуре раннесредневекового общества. Эпизодически упоминаются рабы, но основная масса населения — всё-таки свободные земледельцы (бонды). Степень их самоорганизации очень высока, и они всегда готовы отстаивать свои права с оружием в руках. Хакон Добрый, задумав крестить страну, созывает народное собрание (тинг); речь конунга вызывает громкий ропот, а затем и жёсткую отповедь представителя бондов: — Мы будем все поддерживать тебя и признавать тебя конунгом, пока мы живы, каждый из бондов, кто здесь на тинге, если только ты, конунг, будешь соблюдать меру и желать от нас лишь того, что мы можем для тебя сделать, и что выполнимо. Если же ты будешь настаивать на своем предложении с таким упорством, что применишь против нас силу, то тогда мы, бонды, решили все расстаться с тобой и взять себе другого правителя, такого, который позволит нам свободно держаться той веры, какой мы хотим. Выбирай, конунг, между этими двумя возможностями до того, как кончится тинг. Предводитель бондов на тинге

Что герои повествования произносят у Снорри подобающие случаю речи — совсем не диво: этот приём известен со времён Фукидида. Удивительно другое: у Снорри масса диалогов. И здесь снова вспоминается Александр Дюма: по-моему, Снорри как мастер диалога нисколько ему не уступает, см. лучшие образцы: с. 163-164; 440; 457; 490-492. Последний диалог ещё и беспрецедентно длинный, на две страницы печатного текста. Но и короткий диалог может играть у Снорри важную роль в развитии действия. ...Торир рассказывал подробно, но Асбьёрн видел, что рассказ его явно лжив. Тут Асбьёрн услышал, как кто-то спросил: — А как себя вел Асбьёрн, когда вы забирали груз с его корабля? Торир ответил: — Когда мы забирали груз, он вел себя более или менее сносно, хотя и не очень достойно, а вот когда мы взяли его парус, он заплакал. Когда Асбьёрн услышал это, он тотчас выхватил меч, бросился в палату и нанес удар прямо Ториру по шее. Голова у того слетела с плеч и упала на стол перед конунгом, а тело Торира упало к ногам конунга. Всю скатерть сверху донизу залило кровью. Убийство Торира Тюленя в палате конунга Олава

Поступок Асбьёрна, который мстит врагу в самом неподходящем для этого месте, Снорри явно одобряет. Вообще его представления о доблести — совершенно в духе уходящей варварской эпохи. Есть сцена, где по пьяному делу затевается спор: «стали сравнивать норвежцев и шведов, а потом и их конунгов, тех, которые были раньше, и тех, которые теперь правят. Поминали и войны между этими двумя странами, сравнивая, кто больше убил и награбил» (с. 300).

Люди свирепы и жестоки, но иногда и милосердие стучится в их сердца: Однажды ночью охранять корабль конунга должны были Эгиль сын Халля и человек, которого звали Тови сын Вальгаута. Он был знатного рода и происходил из Западного Гаутланда. Когда они стояли на страже, они услышали плач и стоны пленных, которых на ночь оставляли связанными на берегу. Тови сказал, что он не может слышать эти стоны, и попросил Эгиля, чтобы тот помог ему освободить пленных и дать им возможность бежать. Они так и сделали, пошли к пленным, разрезали веревки и отпустили их всех. За этот поступок все были на них сердиты, а конунг был так разгневан, что им пришлось опасаться за свою жизнь. Связанные пленные на берегу

Не чужд героям Снорри и юмор (к сожалению, самые лучшие шутки в пересказе не передаваемы, нужен широкий контекст). Использование острых словечек в прямой речи персонажей — признак высокого уровня литературной техники. Я уверен, что острословы были во всех странах и во все времена, но вот хронисты в большинстве своём удручающе серьёзны. В Повести временных лет шутит только воевода по имени Буды (и очень характерно, что добром это не кончается).

Ещё одна яркая черта авторского стиля Снорри — посмертные портреты-характеристики наиболее значимых действующих лиц. Вот, например, Магнус Добрый:

Магнус конунг был человек среднего роста с правильными чертами лица, со светлой кожей и светлыми волосами, он был красноречив и быстро принимал решения, был великодушен, очень щедр, очень воинствен и смел в бою. Он был любим больше всех других конунгов, его хвалили как друзья, так и противники.

Подобные пассажи можно найти в хрониках Франции, Италии, Византии (то есть в странах с развитой литературной традицией). В центральной Европе ничего подобного нет. В русских летописях княжеские «некрологи» трафаретны, а попытки передать черты внешности усопшего единичны и не слишком удачны. Портреты-характеристики такого уровня, как у Снорри, впервые появятся только в «Истории Российской» В.Н. Татищева, т.е. 500 лет спустя. Что касается морально-этических характеристик, то здесь Снорри на недосягаемой высоте. Мало того, что он не закрывает глаза на тёмные стороны характера знаменитых конунгов прошлого: у него можно встретить прямо-таки посмертный суд над ними. Впрочем, суд этот благоразумно приписан их современнику.

...Халльдор, сын старого Брюньольва Верблюда, был мудрым и могущественным человеком. Когда он слышал, что люди говорили о том, сколь не схожи были характеры братьев, конунга Олава Святого и Харальда, то говорил так: — Я был у обоих братьев в большой милости и знал нрав обоих. Я никогда не встречал двух людей, столь же схожих. Оба были умнейшие, мужественнейшие и незаурядные люди, но жадные до богатства и власти, высокомерные, властные и мстительные. Олав конунг силою принуждал народ креститься и принять истинную веру и жестоко карал тех, кто не слушал его. Могущественные люди страны не снесли его справедливого правления, восстали против него и сразили его в его же собственных владениях. Поэтому он стал святым. А Харальд воевал, добиваясь славы и власти и подчинял весь народ своей власти, как только мог. И вот он пал во владениях другого конунга. Оба брата были в повседневной жизни людьми благовоспитанными и степенными. Они были также людьми, много странствовавшими и предприимчивыми, поэтому прославились и стали знаменитыми.

В книге Снорри можно встретить не только портреты, но и пейзаж; даже погода иногда описывается. Всё это создаёт эффект присутствия:

Погода была безветренная и солнечная. Путь лежал через болота и топи по кладям, а по обе стороны был кустарник. Но когда они продвинулись дальше, они вышли на высокую возвышенность. С неё было далеко видно. Они увидели вдалеке столбы пыли...

Встречаются у Снорри любопытные зарисовки быта (чего в русских летописях нет и в помине). Землевладельцы в своих усадьбах отдают распоряжения работникам и рабам; на пришвартовавшемся торговом корабле разбивают шатёр; резвящиеся пловцы утаскивают друг друга под воду, с риском утопить; конунг и ярл играют в шахматы; мальчишки играют в снежки; сварливая хозяйка укоряет гостя, вытирающего лицо полотенцем «по-мужицки». Мы узнаём между делом самые разные вещи: сколько людей могла вместить большая палата конунга данов; где стоял престол в палате норвежского конунга и как рассаживались его приближённые; сколько людей было в дружине, и каких категорий; где все они укладывались спать; сколько требовалось конунгу слуг; как выглядели морские корабли, сколько на них могло быть скамей для гребцов; что хранилось в корабельном рундуке под почётным сидением; как пловцу можно было защитить от влаги огниво и трут; сколько человек сопровождало сборщика податей, и каким опасностям они подвергались; какой монетой в 3-й четверти XII века надо было платить дань конунгу, а какой — архиепископу (оказывается, в ходу была монета очень разного качества).

Много внимания уделяется одежде, вооружению и снаряжению:

У Магнуса конунга был шлем на голове и красный щит со львом, выложенным золотом. Опоясан он был мечом, который звался Ногорез. Перекрестие и навершие на мече были из моржовой кости, а рукоять обвита золотом. Это было отличное оружие. В руке у конунга было копьё. Сверху рубашки на нем был красный шелковый плащ, и на нём спереди и сзади желтым шелком был выткан лев.

Здесь, между прочим, явный полёт фантазии. Судя по миниатюрам в рукописных книгах, первые эмблемы геральдического типа на одежде и вооружении знатных воинов появились только в последней четверти XII века, а у Снорри действие происходит в 1103 г. Текст создан, конечно, в XIII веке — в эпоху расцвета геральдики.

Сильная сторона рассказов Снорри — правдоподобие большинства сообщаемых им чисел. Харальд Суровый в 1066 г. собрал для экспедиции в Англию «до двух сотен кораблей, помимо грузовых и мелких судов»; для сравнения: у Олега Вещего в походе на Царьград, согласно Повести временных лет, было 2000 ладей (конечно, это могли быть только примитивные «однодеревки», но всё равно число фантастическое). Войско в 1200 — 1300 человек, по Снорри, считалось большим. Даже преувеличения у Снорри в рамках пристойности (враги могут собрать и 2-тысячное, и даже 3-тысячное войско). Между тем на страницах Повести временных лет князь Ярослав (между прочим, выведенный у Снорри под именем Ярицлейва) для похода из Новгорода на Киев собирает 40-тысячное войско (эпическое число!), да ещё и нанимает 1000 варягов. Характерно, что при переработке этого сюжета в Новгородской первой летописи войско Ярослава уменьшается на порядок (3000 новгородцев и 1000 варягов).

Наименее правдоподобны рассказы Снорри о подвигах норвежских конунгов в дальних странах, особенно на византийской службе. Хвастливый вымысел обнаруживается везде, где возможна проверка по другим источникам, более ранним и более достоверным. Снорри явно записывал ходившие в народе байки. К Харальду Суровому, дважды побывавшему на Руси, «приклеились» два фольклорных сюжета, которые задолго до рождения Снорри были использованы в Повести временных лет. Харальд «захватил в Стране Сарацин восемьдесят городов» — точно так же, как Святослав захватил восемьдесят городов в Болгарии; не желавший сдаваться сицилийский город Харальд сжёг, используя птиц — то есть проделал то же самое, что княгиня Ольга под Искоростенем.

Вообще фольклорные мотивы у Снорри не редкость (особенно хорош эпизод с троллихой-людоедкой, с. 302). Есть эпизодический персонаж, наделённый даром ясновидения (с. 322). Дважды появляется в качестве действующего лица, причём в «исторической» части повествования, языческий бог Один (с. 139; с. 306). А вот дьявол упоминается на протяжении всей огромной книги лишь в одном из диалогов (с.273). В земные дела Снорри дьявола не вмешивает, что составляет резкий контраст с русскими летописями, где всё плохое неизменно приписывается проискам врага рода человеческого. Слабоваты у Снорри рассказы о прижизненных чудесах Олава Святого: это весьма наивные подражания евангельским описаниям чудес Христа (в активе Олава — ряд чудесных исцелений, а также умножение варёной говядины, с. 333-334, и изгнание злого духа из урочища Грёнингар, с. 334). Из посмертных чудес Олава некоторые разработаны очень подробно и при этом отличаются крайней степенью неправдоподобия. Впрочем, на то они и чудеса. А теперь поговорим о том, что делает чтение этой замечательной книги не удовольствием, а серьёзной работой (с оазисами удовольствия). Во-первых, книга перенаселена действующими лицами: их сотни, запомнить всех физически невозможно. Если Снорри неожиданно для нас вводит в действие некоего человека, ничего о нём не сообщая — это значит, что речь о нём уже шла выше, просто мы успели об этом забыть... Во-вторых, слишком много тёзок: одних Сигурдов 46 человек, причём у некоторых и отчества совпадают (есть, например, два Сигурда Сигурдсона). В-третьих, очень трудно понять и ещё труднее запомнить бесчисленные родственные связи: кто кому брат, кто сват, кто на ком женат, и какая у жён родня... Мужчины часто рано гибли, знатные женщины выходили замуж по два и по три раза, и в каждом браке рожали детей. По-хорошему, так надо в процессе чтения генеалогические схемы вычерчивать. И картотеку завести, хотя бы для самых часто упоминаемых персонажей. Здесь может оказать некоторую помощь Википедия: там добрые люди разместили развёрнутые биографические статьи о всех скандинавских правителях, включая ярлов Оркнейских островов, а также о знаменитых норвежских ярлах и даже о ряде нетитулованных лиц.

Авторский коллектив, готовивший издание 1980 г., приложил некоторые усилия, чтобы затруднить читателям восприятие текста. Примечаний к основному тексту мало, они чрезмерно лаконичные, да ещё и вынесены в особый раздел, запрятанный в конце книги. При этом в статьях Приложения примечания подстраничные; что мешало и в основном тексте так сделать? Указатель имён и Указатель географических названий зачем-то объединены в общий Указатель имён и географических названий (что для читателя неудобно). Как правило, географические названия не поясняются; составители сочли достаточным указать в скобках современный эквивалент (предполагалось, видимо, что потенциальные читатели этой книги все поголовно большие знатоки скандинавской географии и топографии). Генеалогическая схема в книге только одна (с. 686), и у меня к ней есть некоторые претензии (но это особый разговор).

Ошибкой издателей я считаю отказ от использования прекрасных иллюстраций конца XIX века, украшающих норвежские издания «Круга земного». В наше время их легко найти в Сети; некоторые являются бесспорными шедеврами книжной графики. Вот, например, воображаемый портрет Эрлинга Скьяльгсона, вынужденного сдаться конунгу Олаву после долгого и отчаянного сопротивления его воинам. Людям со слабым воображением, вроде меня, визуальный ряд облегчает восприятие вербального ряда; издателям научных книг надо бы это понимать и по возможности использовать.