Текст книги "Я (не) люблю Джозефину"

Софи Дьёэд
Я (не) люблю Джозефину

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения издательства «Тинбук».

© Didier Jeunesse, Paris, 2018

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление

* * *

Итак, слово берёт влюблённый,

он говорит…

Ролан Барт. Фрагменты речи влюблённого[1]1
  Перевод с французского Виктора Лапицкого.


[Закрыть]

Всё! Я скажу абсолютно всё!

Уго Секадес, ученик шестого «А»

Нет причин для паники. Я же не один такой на свете, кого угораздило влюбиться. Хотя по-французски это в самом деле звучит страшновато. Tomber amoureux – «упасть влюблённо». Почему, интересно, именно «упасть»?

Ну а что, пожалуй, с тех пор, как я влюбился, меня действительно иногда пошатывает от любви. Но всё-таки большую часть времени я чувствую себя не так уж и плохо. Стесняться стал меньше и не боюсь делать разные штуки, на которые раньше не мог решиться, волосы каждое утро укладываю гелем и стал гораздо реже говорить всякую ерунду про девчонок (ну, кроме одной-двух, которые этого заслуживают).

Вот китайцы не говорят «упасть влюблённо», они говорят ài shàng.

Я переведу, потому что не все люди знают китайский.

Ài shàng означает «влюблённо подняться».

Вот! Я влюблён по-китайски. Хотя, как эту влюблённость ни назови – падением или взлётом, – далась она мне очень непросто.

1
Мачо!

В детстве все прекрасно понимают, что вести личный дневник – занятие чрезвычайно небезопасное. Охранять его день и ночь невозможно (если, конечно, не примотать к себе скотчем под футболкой), и дневник может попасть в недобрые руки. Например, в руки старшей сестры. Которая тут же бросится показывать его родителям. А те, может, и скажут ей, что нехорошо рыться в чужих вещах, но всё равно прочтут.

Мне в то время было лет шесть, может, семь. Я усвоил этот жестокий урок и больше никогда не вёл дневников. Я знаю, что некоторые думают, будто с компьютером и паролем риск резко снижается. Но так могут думать только те, у кого нет сообразительной сестры.

Я усвоил жестокий урок, но всё-таки, видно, не вполне. У меня оставались ещё кое-какие бумаги, которые следовало бы хранить под замком. Такие бумаги, из которых легко понять, как я отношусь к девчонкам.

В конце учебного года надо всё выбрасывать. ВСЁ. Тетради, листки с заданиями. Разве что по математике и физике можно оставить. В них ничего такого не бывает. Ну, в смысле ничего личного. А вот сочинения, в которых высказываешь своё мнение, – тут надо помнить про мой печальный опыт: их могут прочитать. Вот, например, мои тетрадки мама сохранила. На чердаке. А там, как вы догадываетесь, бронированной двери нет.

Ну и, понятно, ничем хорошим это не закончилось. В начале учебного года сестра моя полезла туда, уж не знаю зачем, нашла тетради и притащила к себе в комнату. И давай читать одну за другой, пока не нашла то, что искала.

Она как раз злилась на меня за историю с телефоном, который, как она утверждала, я разбил, хотя на самом деле там была всего лишь трещина на экране. Ну то есть довольно много трещин, но ведь не разбил же! А она устроила из этого настоящую драму, потому что я у неё взял телефон без спросу и два или три дня им попользовался. А что мне было делать? Мой мобильник сдох. И вот она из мести придумала целую стратегию. Дождалась, пока родители сядут ужинать и рты у них будут заняты едой. И тогда вдруг – плям! – шмякнула на стол листок бумаги.

– Вот, почитайте! Я вам давно говорила, что Уго – мачо! – выкрикнула Кларисса. – Он тут пишет гадости про девочек, как обычно. Это совершенно недопустимо, сделайте что-нибудь!

Я сразу узнал письменное задание, которое мне дали как-то раз в младшей школе в наказание за плохое поведение. Это было как бы сочинение на тему «Почему я не люблю девчонок (с вескими аргументами)».

Я даже на стуле подскочил:

– Эй! Да это же старьё! Сто лет назад написанное!

– Конечно! – скорчила рожу сестра. – Сказал бы уж сразу «тысячу лет назад»! Всё, братишка, ты попался, там внизу дата указана. Ты был в четвёртом классе, чуть больше года назад.

– А ну отдай, жаба!

Поздно: мама уже потянулась за листком.

В общем, если коротко. Училка решила меня тогда наказать за то, что я опять не поладил с Магали Парсис, которая опять завалила всю нашу парту своими вещичками. Прямо посреди урока эта тупица подняла руку.

– Мадам! Уго ненавидит девочек! Он говорит, что они…

Мадам Бьото её остановила. Видимо, в данный момент ей было не очень интересно, за что я ненавижу девочек. Возможно, ей не было интересно потому, что ребятам из класса, как раз наоборот, очень захотелось немедленно узнать, за что же. Например, Самюэлю захотелось, и Гетану, и Полю, и Омару – они уже заранее веселились.

Но как только я написал на парте то, что не успел сказать Магали вслух, училка внезапно передумала. И вместо того чтобы отпустить меня вместе со всеми на перемену, велела остаться в классе. Одному. Точнее, вдвоём с ней.

Для начала я должен был оттереть то, что написал на парте. А когда написано чёрным маркером, это, если вы не в курсе, так сразу не ототрёшь. Потом она захотела, чтобы я подошёл к её столу за исправительным заданием. Тем самым, которое лежало теперь посреди нашей обеденной скатерти, рядом с курицей, прямо под носом у родителей.

– Ты, кажется, очень хотел высказаться на этот счёт, Уго, – сказала мне учительница, – поэтому я решила задать тебе сочинение. Напишешь сегодня же! И попытаешься объяснить в этой работе – на листке, а не на парте, – почему ты ненавидишь девочек, как утверждает Магали… И обязательно приведи веские аргументы в пользу своего мнения.

Я очень хорошо помню, что она сказала именно так, потому что я тогда не знал выражения «веские аргументы», и мадам Бьото отправила меня за словарём. Гугла-то у нас в классе нет, если вы не знали.

Я взял листок и пенал и побежал во двор.

Мадам Бьото хотела доказательств? Да без проблем, она их получит.

Родители прочитали моё сочинение от начала до конца, и, думаю, нет необходимости повторять всё, что они сказали, это и так понятно:

– Уго, к девочкам надо относиться с уважением…

Ну и так далее…

– Они такие же люди, как ты…

И тому подобное.

Родители не кричали, зато я сильно рассердился. Во-первых, на сестру.

– Да, я их ненавижу, поняла? И знаешь что? Самый мой главный веский аргумент – это ты! Живое доказательство, что девчонки только и умеют, что всех доставать!

В ответ моя сестра только ухмыльнулась и ничего не сказала (это должно было меня насторожить).

– Уго-о-о, – простонал отец.

– Ну чего ещё? – заорал я.

Ужасно бесит, что все постоянно указывают мне, как думать. Если бы мадам Бьото заставила меня сейчас переписать сочинение, я бы опять написал то же самое!

Я вскочил и взобрался на стул. Думаю, вид у меня при этом был идиотский. Потому что у людей всегда идиотский вид, когда они сильно рассержены.

– В шестом классе ничего не изменилось![2]2
  Уго уже второй год учится в коллеже (средняя школа), а сочинение писал в последнем классе младшей школы.


[Закрыть] Девчонки какими были, такими и остались! Несут сплошной бред! Только и умеют, что глупо хихикать и смеяться над людьми! Злые как черти! Даже по отношению друг к другу! – я уже вопил во весь голос. – Они меня бесят! Бесят! И я буду говорить всё, что захочу, я свободный человек!

В общем, отвёл душу на полную катушку.

Я же не знал, что меня снимают.

2
Под прицелом

В школе очень быстро обо всём узнали. Кларисса показала видео своей подружке Лее, а у той есть сестра, которая учится в шестом, как и я.

Вообще-то отец, когда увидел Клариссу с телефоном, запретил ей снимать и пригрозил здорово наказать, если она куда-нибудь это видео выложит. Для надёжности он даже потребовал, чтобы она всё стёрла, и Кларисса очень натурально изобразила, будто так и сделала. Меня-то отправили успокаиваться наверх, к себе в комнату, даже доесть не дали, так что я вообще ни о чём не подозревал. В чём-то Кларисса действительно послушалась: она не стала выкладывать видео, где я ору, стоя на стуле. Она всего лишь тихонько показала его своей подружке, что было гораздо хуже! Конечно, на видео все смогли бы заценить, как я бешено стучу ногами. Зато там было отчётливо слышно, что именно я выкрикивал. Ни слова больше, ни слова меньше. А так Лея пересказала увиденное младшей сестре, та своим подружкам, а те – своим. Получился испорченный телефон. Никто толком не знал, о чём я кричал, стоя на стуле, все начали придумывать мои слова сами кто во что горазд.

В понедельник утром, придя в школу, я сразу понял: что-то не так. В воротах меня обогнала Магали Парсис и бросила:

– Несчастный!

В ту же секунду ко мне подбежали Омар, Робен и Самюэль.

– Ну ты даёшь, Уго… – протянул Омар. – Я про видео твоей сестры.

– Я на сто процентов с тобой согласен, старик, – подхватил Самюэль. – Что бы ты там ни говорил, подписываюсь под каждым словом!

На первом же уроке Зоя Лебретон попросила разрешения пересесть. Не хотела сидеть рядом с «мачо». Она написала это слово в тетради, потому что учитель английского терпеть не может, когда обзываются, особенно не по-английски.

Под испепеляющие взгляды девчонок и подмигивание мальчиков я сам пошёл и сел за первую попавшуюся парту. Тогда ещё не весь класс был в курсе. А вот после перемены – уже весь.

В школьном дворе у меня было такое чувство, будто за мной ведётся слежка. Девчонки разбились на группки и болтали, и мне казалось, что все они на меня посматривают. Вскоре подозрения подтвердились. Ко мне решительным шагом двинулась Магали в окружении свиты (Зои, Лены, Хадижи и Сары).

– Мы рассказали про тебя надзирательнице![3]3
  Во французских школах есть такая должность – надзиратели. Несмотря на суровое название, сами они не слишком суровые, но основная их задача – следить за порядком во время перемен, «надзирать».


[Закрыть] Говорить про девочек гадости запрещено! Она не хочет тебя наказывать, потому что это произошло за пределами школы, но просила передать, что следит за тобой.

– И мы – тоже, – добавила Сара.

Они впятером дружно нахмурили брови и прищурились, чтобы мне стало ясно: отныне я нахожусь под наблюдением, как микроб под микроскопом.

Затем они развернулись – тоже сразу все впятером.

– Плохи твои дела, старик, – прошептал Самюэль.

Я это и сам понимал.

– Они теперь тебе бойкот объявят, – предупредил Робен.

Я и об этом догадывался.

– Короче, жди возмездия, – добавил он. – Посадят тебя на карантин. Ты же их знаешь, они беспощадны.

Из-за этого карантина мне пришлось опять лезть в словарь. Я вообще много новых слов стал узнавать.

Поскольку я и раньше никогда особо с девчонками не разговаривал, в жизни моей мало что изменилось, но всё равно было неприятно. Очень неприятно, например, как они резко отворачиваются (все дружно!), когда я приближаюсь, или пересаживаются за другой стол в школьной столовой, если я сел недостаточно далеко от них.

Однажды на уроке французского Зоя вообще заявила учительнице, что отказывается делать задание со мной в паре.

– Ты не очень-то популярен, старик! – шепнул Самюэль.

И я попросил, чтобы он перестал называть меня стариком, потому что это начинало действовать на нервы.

– Я с удовольствием выполню это задание с кем вы скажете, мадам, – вежливо добавила Зоя. – С кем угодно, только не с ним!

Учительница очень удивилась. А потом удивилась ещё больше, когда другие девочки тоже стали отказываться работать со мной в паре.

– Не нравится мне то, что у вас тут происходит, – нахмурилась мадам Дюжур. – Уго, подойди ко мне после урока. А задание, раз так, будете делать поодиночке, каждый сам за себя!

На этот раз уже все девчонки без исключения посмотрели на меня с ненавистью.

– Уго, что происходит? – спросила учительница во время большой перемены.

Я, понятное дело, не ответил.

– Я не настаиваю, – продолжала она. – Вижу, что тебе неловко. Но мы ещё об этом поговорим. Кажется, ты попал в какой-то чёрный список, а мне такие вещи очень не нравятся…

Час от часу не легче. Мало того что от меня все шарахаются, как будто я переносчик чумы, так теперь, оказывается, меня ещё и запретили. Робен, Самюэль и Омар посоветовали одну штуку.

– Иначе совсем со свету сживут, старик, – вздохнул Самюэль.

– Надо с ними поговорить, – сказал Омар. – Лучше сразу с главной. Если удастся задобрить Магали, остальные тоже подтянутся.

Но я отказался. Зачем это? Если бы я рассказал правду, ну, объяснил бы, что просто в порыве гнева вскочил на стул и прокричал это несчастное «мне надоели девчонки, они пищат и хихикают!», мои друзья были бы сильно разочарованы. А девчонки всё равно продолжали бы злиться. Они ведь жутко злопамятные, это известный факт.

Я решил, что лучше потерплю, пока меня выпустят из-под прицела. И правильно сделал. Как и следовало ожидать, со временем всё само сошло на нет. Некоторые девчонки время от времени забывали, что со мной нельзя разговаривать. Я надеялся, что произойдёт что-нибудь похуже или получше, чем история со стулом, и тогда их внимание переключится на новое событие.

Я это давно заметил, спасибо телевизору. В новостях вечно дня три встревоженно говорят об одном и том же – например, о старте распродаж. А потом вдруг забывают про распродажи и дни напролёт показывают только какое-нибудь жуткое цунами, которое где-то там всех поголовно смыло.

Я угадал. Прошло две недели, и цунами действительно случилось. Гаспару Элиа пришла в голову неудачная мысль ставить людям подножки прямо на лестнице, и он не узнал учителя по труду, который ростом почти такой же, как ребята из нашего класса. Теперь вся школа только об этом и говорила. И девчонки напрочь про меня забыли – ну, за исключением Магали.

3
Буря

Гаспар Элиа прославился на всю школу. А потом его затмила Элиза Напье, которую показали по телевизору. Правда, всего-то в репортаже о забастовках на пригородных железнодорожных линиях, но всё равно – по телевизору. А потом из-за Анри Теро все забыли и про Элизу Напье. Сам-то он ничего такого не сделал, в основном постаралась его мама. Она родила тройню.

В классе девчонки чуть не передрались, пытаясь рассмотреть их фотографии. И в итоге вырвали у Анри телефон. Мадам Дюжур вынуждена была его конфисковать, но, взглянув на экран, сама расплылась в улыбке:

– А-а-ах… Это твои сестрички, Анри? Надо же, какие одинаковые! И какие хорошенькие!

Девчонки единодушно решили, что тройняшки невозможно миленькие, жуткие сюсипусечки и просто мимимишки. Только учительница английского сказала, что они «so cute!». Девчонки принялись уговаривать Анри, чтобы он позвал их в гости и показал своих сестричек.

– Мы бы принесли подарки…

– Нет-нет, маме нужно отдыхать, – отказывался Анри.

– А мы шуметь не будем! – продолжали приставать девчонки.

– Нет-нет, может, через несколько месяцев.

И они разочарованно вздыхали. Анри, как дракон, охранял вход в пещеру, и чем суровее он себя вёл, тем сильнее всех манило его сокровище.

Зато я придумал, как раз и навсегда уладить конфликт с Магали. Не то чтобы мне так уж хотелось с ней подружиться, просто достало, что она хохочет во весь голос каждый раз, когда я неправильно отвечаю, или опаздываю на урок, или забываю принести в школу что-нибудь важное. В общем, повод был для неё не важен, она смеялась надо мной при любой возможности.

Анри жил недалеко от меня, и я предложил Магали нанести визит тройняшкам вместе. Оставалось только придумать, как обхитрить дракона.

Я дождался конца уроков. В коридоре как раз настала очередь Магали смотреть фотографии в телефоне Анри. Я подошёл и шепнул ей на ухо:

– Хочешь увидеть их живьём? Всех троих?

Она подняла голову. Увидев, что это я, она хотела было презрительно фыркнуть, но снова взглянула на фотографию и протянула:

– Ну… Наверное, можно…

– Могу устроить, – добавил я шёпотом. – Я знаком с матерью Анри. Только никому не говори, нельзя туда заваливаться всей толпой.

Магали кивнула. Совсем уж милой она после этого не стала, но хотя бы не смеялась надо мной до конца уроков. Уже кое-что.

Из школы я в тот день вернулся весь на нервах. У меня наконец-то появилась возможность угомонить Магали, но, если план провалится, гроза перерастёт в ураган с порывами ветра скоростью двести километров в час.

– Салют! – сказала сестра, открывая дверь, потому что я забыл ключи. – Как прошёл день?

У Клариссы настроение меняется сто раз в неделю, и со вчерашнего дня она меня обожала.

– Спасибо за вчерашнее, Уго. Ты меня так выручил!

– Да ладно… ерунда…

– Нет, не ерунда, ты мне жизнь спас!

Надо, наверное, пояснить, а то вы ещё подумаете, что я нырнул в Сену, чтобы вытащить тонущую Клариссу, или голыми руками остановил автобус, грозивший расплющить её, как муху. На самом деле я всего лишь починил принтер в одиннадцать часов вечера. Сестра моя пребывала в полнейшей панике. Утром ей надо было сдать задание, и она не сомневалась, что учитель её убьёт. Вообще-то я просто шнур заново воткнул в розетку. Наверное, кошка мимо пробежала и нечаянно выдернула, но я не стал ни с кем делиться этим открытием. Я просто крикнул Клариссе, которая рыдала в гостиной:

– Зарабо-о-отало!

Теперь, если удастся продержаться и ничем её не расстроить, я дня три буду для сестры кем-то вроде героя.

– Слушай, – начал я. – Можно с тобой посоветоваться?

– Конечно, Уго!

Она пригласила меня к себе в комнату и даже налила стакан колы. Не верите? Честное слово! Итак, по мнению Клариссы, нужно было привести Магали к матери Анри, пока его самого нет дома. До этого я и сам уже додумался. Зато сестра сообщила, что вечером в среду у Анри тренировка. Она его видит, когда ходит на танцы в городской спортклуб, у Анри в это время как раз бадминтон. Ещё она посоветовала одеться поприличнее, ведь когда приходишь в дом к младенцу (или к трём младенцам сразу), необходимо, чтобы одежда и волосы были абсолютно чистыми. Кроме того, Кларисса считала, что самым удачным предлогом для визита будет подарок малышам мадам Теро.

– Хо-хо! – отозвался я. – Ты хотела сказать, три подарка!

– А можно просто принести цветы ей самой, – предложила сестра.

– Цветы? Но как же я их куплю?

От последнего Дня матери[4]4
  В России День матери отмечается недавно и ещё не стал популярным, а во Франции и большинстве других европейских стран этот праздник очень любят, и все дети обязательно дарят мамам подарки. Во Франции День матери празднуют в последнее воскресенье мая.


[Закрыть] у меня остались очень неприятные воспоминания о ценах на розы.

К счастью, тут Кларисса бросила взгляд на принтер и успокоила меня:

– Не волнуйся, Уго… С деньгами я помогу.

Вот как вышло, что вечером в среду я стоял у нас за домом, нарядный и причёсанный, как дурак, да ещё и с букетом. Жёлтые и красные тюльпаны за двенадцать евро.

Когда хочешь остаться незамеченным, тебя обязательно увидят.

– О-па! Уго, у тебя что, свидание? – обрадовался наш консьерж.

У него очень громкий голос, и угораздило же его именно в эту минуту выкатить на улицу мусорный бак.

– О-па, ещё и причесался… О-па! Уго Секадес из шестой квартиры на третьем этаже корпуса А поджидает с цветами свою Дульсинею!

И для разнообразия добавил:

– Ну и ну!

Но я ждал никакую не Дульсинею, а всего лишь Магали.

Я назначил ей встречу у нас на заднем дворе в пять вечера – сразу после уроков[5]5
  Во Франции учебный день разделён на два блока, между которыми есть большой перерыв на обед и отдых, поэтому уроки заканчиваются довольно поздно.


[Закрыть]. Она не хотела, чтобы кто-нибудь увидел, как мы вместе выходим из школы. Мне это тоже было ни к чему.

Мы поднялись на второй этаж корпуса С, и я позвонил в дверь. Нам открыла мадам Теро. Я тут же сунул в образовавшуюся щель букет.

– Поздравляем с дочками, мадам Теро! – выкрикнул я, как советовала Кларисса.

– Поздравляем с дочками, мадам Теро! – повторила Магали, и я порадовался, что совет сестры оказался дельным.

Мадам Теро ужасно удивилась, когда узнала, что Анри никому не разрешает приходить к ним в гости.

– Думаю, он просто ни с кем не хочет делиться вашими тройняшками, – прошептала Магали, будто бы Анри мог в любую секунду вынырнуть из глубины квартиры.

Мадам Теро вздохнула:

– Ладно, идите, взгляните на них…

Магали, едва войдя в комнату, взвизгнула от восторга.

– Ой какие хорошенькие! – сказал я первым.

– Ми-и-иленькие какие! – простонала Магали.

– Помере-е-еть не встать! – добавил я и решил на этом остановиться, потому что, кажется, было уже достаточно.

Девчонки оказались ничего. Не слишком красные и не жутко сморщенные, но вообще-то я видал и получше. Честно говоря, приглядевшись повнимательнее, я сообразил, что Анри тщательно отобрал фотографии, прежде чем их показывать.

Внезапно мадам Теро предложила нам покормить младенцев из бутылочки, и Магали от счастья чуть в обморок не упала.

– Покормить? А что, можно? Правда? – запричитала она, хотя мадам Теро только что прямым текстом именно это и сказала.

Мне досталась Паскалин, которая пила довольно медленно, но зато и слюни у неё лились не так сильно, как у остальных. Магали выпало кормить Мию, а себе мадам Теро оставила Мелоди. Тройняшки попили, срыгнули, им сменили подгузники и надели чистые пижамы. После этого мы вышли из комнаты, чтобы дать им поспать. Моя вырубилась сразу же, не то что другие две, которые ещё какое-то время хныкали.

– Приходите когда хотите, – сказала мадам Теро, провожая нас в прихожую. – Я буду вам очень рада и с Анри поговорю.

Мы вызвали лифт и зашли в кабину.

– Спасибо, Уго, – восторженно прошептала Магали. – Я этого никогда не забуду!

Она положила руку мне на плечо – на плечо бывшего чумного и изгоя.

Получилось! Мачо прощён, обиды забыты. Тут бы мне просто постоять немного молча. И потом проводить её до дороги – тоже молча.

Но Магали вдруг проговорила удивлённо:

– Не понимаю, почему Анри не хочет показать их всему свету!

И я, вместо того чтобы просто пожать плечами, ляпнул:

– А я не понимаю, почему вокруг них такой шум. Нет, они, конечно, прикольные, особенно Паскалин, но ведь это всего лишь девчонки!

– Что значит «всего лишь девчонки»? – взвизгнула Магали так громко, что я чуть не оглох.

Ну и, понятно, тут же снова стал её официальным врагом номер один.

В общем, теперь вы понимаете, как у меня обстояли дела с девочками в день, когда в моей жизни всё изменилось.

В тот день, когда мадам Дюжур крикнула постучавшейся в дверь надзирательнице: «Входите!»

В тот день, когда надзирательница ей ответила:

«Мадам, я привела вам новенькую…»