Текст книги "Шопоголик среди звезд"

Глава 5

Ну почему эти голливудцы такие ненадежные?

Едва вернувшись в Британию, я подняла все старые связи и разослала кучу электронных писем. И что в итоге? Ничего. Ни делового обеда, ни встречи, ни телефонного номера. Все мои бывшие подопечные из киноиндустрии либо сменили сферу деятельности, либо лечат нервный срыв, либо еще куда-то пропали. Последней в моем списке значилась Дженна Дуглас – обладательница обширной коллекции платьев с открытой спиной. Не получив ответа и от нее, я обратилась к «Гуглу». Выяснилось, что Дженна ушла из «Юниверсал» почти год назад и открыла салон красоты. Изобрела какую-то процедуру с электротоками и медом, дважды судилась с недовольными клиентами, но «активно ищет инвесторов». М-да. Не буду ее трогать.

Сплошное разочарование. Я-то думала, сейчас меня завалят ценными контактами. Буду бронировать столики в «Спаго», встречаться с продюсерами, а Люку бросать небрежно: «Ой, ты сегодня в «Парамаунт»? Там и увидимся».

Ну да ладно, у меня в запасе Сейдж. Подлинная, никуда не исчезающая звезда первой величины. И я, между прочим, не сижу сложа руки. Я уже начала подбирать образы и, по-моему, неплохо прониклась ее стилем. Вжилась в антураж.

– Вот, смотри. – Я расстилаю перед Сьюз на кровати голубой парчовый плащ. – Сказка, правда?

Сьюз – моя самая давняя подруга, и сейчас мы, как в старые времена, когда жили вместе в фулхемской квартире, валяемся у нее на кровати в Гэмпшире с журналами светской хроники. Только раньше мы валялись на пропахшем ароматическими палочками и местами прожженном сигаретами индийском покрывале, а сейчас – на массивной старинной кровати с шелковым балдахином, гобеленами и деревянными панелями, на которых, кажется, где-то вырезал свою подпись Карл Первый. Или Второй? Какой-то, в общем, из Карлов.

Сьюз – невероятная аристократка. Живет в поместье и со времен кончины отца своего свекра зовется леди Клиф-Стюарт (что, по-моему, страшно старит). Леди Клиф-Стюарт – это какая-то девяностолетняя карга, щелкает на всех хлыстом и вопит: «Что? Не слышу?» Сьюз я этого, конечно, не говорю. И потом, она как раз совершенно не такая. Она высокая, длинноногая, с длинными светлыми волосами, кончик которых она сейчас рассеянно грызет.

– Прелесть! – Она щупает плащ. – Просто потрясающе.

– Легкое летнее пальтишко, которое Сейдж может накинуть с джинсами. Как раз для Лос-Анджелеса. К нему можно балетки или те сапоги, которые я тебе показывала…

– Воротник чудесный. – Сьюз гладит потертый серый бархат.

– Именно! – с гордостью киваю я. – Нашла в каком-то крохотном магазинчике. Новая марка. Датская. А теперь глянь на эту юбку.

Я вытаскиваю микроскопическую джинсовую юбочку с оборкой из ленты, но Сьюз все еще в недоумении хмурится на плащ.

– Значит, ты купила его для Сейдж? И остальные вещи тоже?

– Конечно! В этом и состоит работа стилиста. Юбку я нашла в винтажном магазине в Санта-Монике. Все вещи художественно доработаны самой хозяйкой. Видишь, какие пуговицы?

Нет, похоже, не видит. Сьюз тянется за футболкой, которая идеально подойдет Сейдж, чтобы посидеть за чашечкой кофе с Дженнифер Гарнер, например.

– Бекс, ты не слишком сильно тратишься на все эти покупки?

– Покупки? – не верю я своим ушам. – Сьюз, это не покупки. Это инвестиции в карьеру. И, как правило, мне дают скидку. А иногда и вовсе предлагают бесплатно. Стоит только сказать, что это все для Сейдж Сеймур, – и вуаля!

При имени Сейдж продавцы впадают в эйфорию и готовы отдать тебе полмагазина.

– Но ты ведь не для Сейдж покупаешь, – ровным тоном говорит Сьюз.

Я смотрю на нее в замешательстве. Она меня совсем не слушает, что ли?

– Как это? Конечно, для Сейдж! Тут даже размер не мой!

– Она тебя не просила. Она тебя вообще не знает.

Я чувствую укол досады. Могла бы и не напоминать. Не моя вина, что муж у меня – бука и отказывается знакомить жену со звездными клиентами.

– Узнает, как только Люк меня ей представит, – терпеливо объясняю я. – Мы тут же разговоримся, я покажу ей подобранные наряды и стану ее персональным стилистом. Сьюз, я начинаю совершенно новую карьеру! К тому же, – поспешно добавляю я, видя, что у Сьюз еще какое-то возражение наготове, – выгода двойная, потому что сейчас ты это все наденешь, и я тебя сфотографирую для своего портфолио.

– О-о-о! – оживляется Сьюз. – Я буду твоей моделью?

– Именно.

– Здорово! – Сьюз с возросшим интересом тянется к плащу. – С него и начнем.

Она надевает плащ, я поправляю воротник. Сьюз у меня красавица и стройняшка, ей все идет, и я уже предвкушаю потрясающую галерею образов.

Меня невероятно вдохновляет вычитанная в Интернете история Нениты Дитц. Двадцать лет назад она приехала в Голливуд, не зная там никого. Но сумела пробраться на съемки «Дуновения любви», двинулась прямиком в кабинет главного художника по костюмам и стояла насмерть, пока тот не посмотрел ее портфолио. Портфолио произвело такое впечатление, что Нениту немедленно приняли на работу. А потом звезда фильма, Мэри-Джейн Чейни, наняла ее персональным стилистом, – и карьера Нениты пошла в гору.

Чем я хуже? Нужно просто сделать портфолио и как-то проникнуть на киностудию. Сьюз в парчовом плаще, берете и солнечных очках уже позирует перед зеркалом.

– Классно! – одобряю я. – Завтра сделаю тебе прическу и макияж, и устроим настоящую фотосессию.

Сьюз, вернувшись к кровати, начинает копаться в ворохе юбок.

– Эти тоже симпатичные. – Она прикладывает к себе одну и смотрит на этикетку. – О, так это Дэнни!

– Я позвонила в офис, и они прислали целую кипу. Все из новой коллекции. Представляешь, ассистент Сары Джессики Паркер просил устроить тайный предварительный показ! Дэнни мне сам сказал.

– Ого, Сара Джессика Паркер! Она в Лос-Анджелесе? Ты ее видела?

– Нет.

Сьюз вздыхает.

– А кого-нибудь известного встретила?

Этот вопрос мне не задал только ленивый. Мама, папа, наши соседи Дженис и Мартин, все до единого. Я уже устала отвечать: «Нет, никого не встретила». Хотя на самом-то деле встретила. Да, я обещала никому не говорить. Но Сьюз – моя лучшая подруга. Ей можно, это не считается.

– Сьюз… – полушепотом начинаю я. – Я тебе кое-что скажу, только ты никому ни слова, ладно? Даже Тарки. Никому. Серьезно.

– Хорошо, – широко распахнув глаза, кивает Сьюз. – Рассказывай!

– Я встретила Лоис Келлертон.

– Лоис Келлертон? – Сьюз резко выпрямляется. – Боже мой! И молчишь!

– Уже не молчу. Но я ее не просто встретила…

Сьюз – самая лучшая в мире собеседница. Слушая, как я поймала Лоис Келлертон на воровстве в магазине и как погналась за ней по улице, она то и дело ахает, зажимает рот рукой и восклицает: «Не может быть!»

– …и я обещала никому не рассказывать, – заканчиваю я.

– Я не проболтаюсь, – заверяет Сьюз. – Да и потом, кому? Детям? Овцам? Тарки?

Мы прыскаем от смеха. Для Тарки само имя Лоис Келлертон – непонятный набор звуков.

– Все равно странно. – Сьюз морщит лоб. – Даже не верится. Зачем крупной кинозвезде красть носки?

– Я тебе еще не все рассказала. – Я лезу в карман. – Смотри, что меня ждало в отеле.

Мне самой по-прежнему с трудом верится. Случилось это в последний наш день в Лос-Анджелесе, когда я пробралась в вестибюль поговорить с глазу на глаз с администратором о счете за мини-бар. (Незачем Люку знать, сколько шоколадок я съела.) Консьерж при виде меня оживился: «О, миссис Брендон, тут для вас оставили».

Меня ждала элегантная белая коробочка, в которой обнаружилась маленькая серебряная шкатулка с гравировкой из двух слов: «Бекки, спасибо!» Ни записки, ничего. Но я сразу поняла, от кого это. Видимо, Лоис меня отыскала. Ну, то есть ее подручные.

Я показываю шкатулку Сьюз, и та заинтересованно вертит на ладони.

– Ух ты! Красивая.

– Да.

– Это, получается, вроде подкупа?

Подкупа?

– Никакой это не подкуп! – оскорбляюсь я.

– Нет-нет, – тут же идет на попятную Сьюз. – Прости, я хотела сказать…

– Это в знак благодарности. Видишь, тут написано «Спасибо».

– Да, правильно. Я это и подразумевала. Благодарность. – Сьюз горячо кивает, но слово «подкуп» уже не идет у меня из головы.

– А какая она, Лоис? – допытывается Сьюз. – Как выглядела? Что сказала?

– Очень худая, даже тощая. И замученная. Мы с ней, в общем-то, и не говорили толком.

– У нее сейчас тяжелый период. Какие-то сложности с последним фильмом. Миллионное превышение бюджета и слухи не самые хорошие. Она впервые решила выступить продюсером, но, видимо, замахнулась на непосильное.

– Правда?

– Да, – с видом знатока кивает Сьюз. – На студии говорят, что из-за своей стервозности она поссорилась почти со всей съемочной группой. Будешь тут исхудавшей и замученной.

Ничего себе осведомленность!

– Сьюз, откуда такие сведения? Опять смотрела Кэмберли по кабельному? – прищуриваюсь я с подозрением.

Самое популярное сейчас в Штатах ток-шоу. Все называют Кэмберли новой Опрой, каждый еженедельный выпуск пресса растаскивает на цитаты, поэтому в Англии его тоже показывают, по каналу «E4». Пару недель назад Сьюз подвернула ногу и успела основательно подсесть на эту передачу, особенно на светские сплетни.

– Надо же мне чем-то утешаться, пока лучшая подруга в Лос-Анджелесе! – с неожиданной досадой говорит Сьюз. – Раз я не могу поехать туда сама, так хоть интервью послушаю. – Она тяжко вздыхает. – Ох, Бекс, даже не верится – ты в Голливуде, встречаешься со звездами, а я торчу тут. Ужасно завидую!

– Завидуешь? – моргаю я. – Ты – мне? Ты живешь во дворце! Это же сказка!

Ее муж, Таркин, аристократ еще похлеще Сьюз, после смерти деда унаследовал невероятное поместье, Летерби-Холл. Оно просто огромное. Сюда возят экскурсии, и у них тут есть ах-ах[1]1
  Ах-ах (от фр. ha-ha) – в садово-парковом дизайне ров с подпорной стеной, служащий для зонирования или разграничения участков. (Прим. пер.).


[Закрыть], и все такое прочее. (Если честно, я слабо представляю, что из всего этого ах-ах – может, затейливые завитушки на крыше?)

– Но здесь почти нет солнца, – вздыхает Сьюз. – И кинозвезд нет. Только бесконечные переговоры насчет реставрации лепнины восемнадцатого века. Я хочу в Голливуд! Я ведь всегда мечтала быть актрисой… Я играла Джульетту в театральной школе. И Бланш Дюбуа. А теперь что?

При всем уважении, «театральная школа» Сьюз далеко не Королевская академия театрального искусства. Скорее, такая, где с родителей дерут невероятные суммы, весенний семестр проходит на швейцарском горнолыжном курорте, а играть на сцене всем некогда, потому что вот-вот пора наследовать семейный бизнес. Но я все равно переживаю за Сьюз. Она, по-моему, не знает, куда себя деть в этих хоромах.

– Ну так приезжай! – загораюсь я. – Давай, Сьюз, приедешь в Лос-Анджелес! Развеешься! Повеселимся.

– Ох… – На ее лице отражается вся гамма переживаний. (Нет, все-таки актриса из нее вышла бы хорошая.)

– Тарки тоже пусть едет, – заранее отметаю я возражения. – И детей бери.

– Да, может быть, – нерешительно отвечает Сьюз. – Правда, на этот год у нас запланировано расширение бизнеса. Я говорила, что мы собираемся сдавать парк под свадьбы? И еще Тарки хочет построить лабиринт, и нужно ремонтировать чайные комнаты…

– Но каникулы-то ты себе можешь устроить!

– Не знаю… – Сьюз вся в сомнениях. – Ты же видела, как на него давят.

Я сочувственно киваю. Старину Тарки мне и вправду жаль. Когда вся остальная родня пристрастным оком следит, правильно ли ты содержишь доставшееся тебе поместье, наследство становится тяжкой ношей. Насколько я понимаю, каждый новоиспеченный лорд Клиф-Стюарт обогащал Летерби-Холл чем-то новым – пристраивал крыло, возводил часовню или разбивал французский парк.

Собственно, за этим мы здесь и собрались. Тарки запускает свое первое крупное детище. Оно называется «Прорыв» и являет собой фонтан. Это будет самый высокий фонтан во всем графстве, крупная туристическая достопримечательность. Идею Тарки вынашивал с десяти лет, начертив эскиз в учебнике латыни, и вот теперь претворяет ее в жизнь!

Сотни людей съезжаются посмотреть на запуск, с местного телевидения прибыли брать интервью, и все говорят, что фонтан станет визитной карточкой Летерби-Холла. Сьюз, по ее собственному признанию, не видела Тарки таким дерганым с детства – с национальных соревнований по выездке среди юниоров. В тот раз он запорол траверс (что явно нехорошо), и его отец, который только лошадьми и живет, чуть от него за это не отрекся. Так что будем надеяться, сейчас все пройдет гладко.

– Ладно, Тарки я уломаю, – решает Сьюз, спуская ноги с кровати. – Пойдем, Бекс. Уже пора.

Единственное неудобство такого поместья – пока доберешься от спальни до сада, полдня пройдет. Мы шагаем через Длинную галерею (старинные портреты по стенам), потом через Восточный зал (древние доспехи) и срезаем через величественный Главный зал. Остановившись посередине, мы вдыхаем чуть затхлый древесный аромат. Сьюз может жечь тут ароматические свечи хоть целыми сутками, запах старины из этих стен не выкуришь.

– Здорово получилось, да? – читает мои мысли Сьюз.

– Потрясающе!

Это мы про вечеринку-сюрприз на день рождения Люка, которую устраивали вот здесь, в этом зале. Словно по сигналу мы обе поднимаем глаза к крошечному балкончику на втором ярусе, с которого тайком наблюдала за празднованием мать Люка, Элинор. Люк до сих пор не догадывается ни о ее тогдашнем присутствии, ни о том, что она спонсировала и помогала организовать праздник. Элинор взяла с меня клятву молчать, а мне хочется завопить во все горло от досады. Знал бы Люк, что без нее не было бы никакого праздника! Видел бы, сколько она для него сделала!

Взаимоотношения Люка с матерью – это не какое-то банальное «от симпатии к неприязни». Там «от обожания – к ненависти». «От преклонения – к отторжению». В данный момент мы застряли на отторжении, и ни одним моим словом Люка с этой мертвой точки не сдвинуть. Тогда как я сама, наоборот, поладила с Элинор довольно неплохо, хоть она и снежная королева во плоти.

– Ты с ней виделась? – спрашивает Сьюз.

Я качаю головой.

– С тех пор ни разу.

Сьюз обеспокоенно обводит взглядом зал.

– А если просто сказать ему правду? – предлагает она внезапно.

Сьюз эта конспирация тоже не нравится, потому что Люк ошибочно полагает, будто расходы взяли на себя Клиф-Стюарты.

– Не могу. Я обещала. У нее пунктик насчет «не покупать любовь».

– Организация праздника – это вовсе не подкуп, – протестует Сьюз. – По-моему, она не права. Я думаю, ему было бы приятно. Глупость какая! Столько времени потеряно! Только подумать, вы ведь давно могли бы общаться без всяких пряток, да еще вместе с Минни…

– Минни по ней скучает, – признаю я. – Все время спрашивает: «Где леди?» Но если выяснится, что они с Элинор знакомы, Люк взбесится.

– Родные… – качает головой Сьюз. – Иногда они просто невыносимы. Бедняга Тарки весь извелся из-за фонтана – потому что на запуске будет его отец. Я ему говорю: «Если твоему папе нечего сказать в одобрение, сидел бы в Шотландии». – Сьюз такая грозная, что я едва сдерживаю смех. – Все, бежим! – глянув на часы, спохватывается она. – Обратный отсчет уже начали. «Сад» у Сьюз – на самом деле громадный парк. С газонами, акрами фигурно подстриженных деревьев, знаменитым розарием и кучей редких растений, которые я ни в жизнь не запомню. (Надо наконец уже собраться на нормальную экскурсию.)

Мы спускаемся с большой, засыпанной гравием террасы. На газоне толпится народ, среди деревьев расставлены шезлонги. В динамиках играет музыка, вокруг лавируют официантки с бокалами вина, на электронной доске с обратным отсчетом светится «16:43». Перед особняком поблескивает прямоугольный пруд – именно там и должен свершиться «Прорыв». Я пока видела только макет. Струя выстреливает ввысь под самые облака и опадает изящной дугой. Потом покачивается взад-вперед и под конец рассыпает в воздухе мелкие капли. Очень здорово! А по вечерам будет еще подсветка.

Мы подходим к огороженной зоне для вип-гостей, где уже заняли главные места мои мама с папой и наши соседи, Дженис и Мартин.

– Бекки! – зовет мама. – Наконец-то!

– Бекки! Мы по тебе соскучились! – Дженис обнимает меня. – Как там Лос-Анджелес?

– Замечательно, спасибо!

– В самом деле? – Дженис недоверчиво цокает языком, подозревая, что я просто сохраняю хорошую мину при плохой игре. – А как же люди? Все эти пластиковые лица и макдаки?

– В смысле, «дакфейсы»?

– И наркотики, – бурчит Мартин.

– Вот-вот!

– Ты там осторожнее, Бекки, – продолжает он. – Не давай им засорить себе мозги.

– Самый несчастный город на свете, – поддакивает Дженис. – В газете написано.

Оба смотрят на меня сочувственно, будто меня ждет не Лос-Анджелес, а исправительная колония на Марсе.

– Да нет, чудесный город! – убеждаю я. – Ждем не дождемся переезда.

– Что ж, может, хотя бы с Джесс увидитесь, – пытается скрасить мрачную перспективу Дженис. – Далеко Чили от Лос-Анджелеса?

– Не очень, – отвечаю я авторитетно. – Район примерно один.

Джесс, моя сестра по отцу, замужем за сыном Дженис и Мартина Томом, и сейчас они в Чили, собираются усыновить ребенка. Бедняжка Дженис скучает, но вернутся они, насколько нам известно, не раньше, чем через год.

– Не слушай их, милая, – жизнерадостно откликается папа. – Лос-Анджелес – волшебный город. До сих пор помню блеск «кадиллаков». Шелест прибоя. И сандеи – мягкое мороженое. Обязательно попробуй, Бекки.

– Хорошо, – послушно киваю я. – Сандей попробую.

Папа колесил по Калифорнии целое лето перед свадьбой, так что его Лос-Анджелес остался где-то там, в 1972 году. Бесполезно объяснять, что сейчас уже никто не ест сандеи, все перешли на замороженный йогурт.

– Вообще-то, Бекки, у меня к тебе парочка просьб.

Мы отходим в сторонку, и я смотрю на папу вопросительно.

Он за последнее время как-то постарел. Морщин прибавилось, на шее торчат седые волоски. Хотя через калитки по-прежнему прыгает не хуже гимнаста. Сегодня утром показывал класс перед Минни на изгороди в усадебном поле. Мама кричала: «Грэм, стой! Покалечишься! Сломаешь лучезапястный сустав!» (Мама в последнее время подсела на передачу «Кабинет хирурга», возомнила себя профи и сыплет направо и налево всякими «нейтрофилами» и «липопротеинами» – даже за обсуждением меню на ужин.)

– Что за просьбы, пап?

– Во-первых, вот. – Он достает из нагрудного кармана бумажный пакетик, а из него – пожелтевший блокнот для автографов с «кадиллаком» на обложке и белой надписью «Калифорния» затейливым каллиграфическим шрифтом. – Помнишь?

– Конечно!

Папина книжка для автографов – семейная реликвия. Извлекается на свет каждое Рождество, и мы терпеливо слушаем про каждую подпись. В основном там автографы актеров из каких-то старых американских сериалов (нам даже названия ничего не говорят), но папа считает их знаменитостями, а это главное.

– Рональд «Роки» Вебстер. Гремел на всю страну. И Мария Поджес. – Папа ласково поглаживает страницу. – Ох, как она пела…

– Ага, – вежливо киваю я. В миллионный раз слышу от него эти имена, и все равно они для меня пустой звук.

– Марию Поджес заметил мой друг Кори – она сидела в гостиничном баре, – продолжает папа. – Наша первая ночевка в Лос-Анджелесе. Он рванул вместе со мной к стойке, хотел угостить Марию коктейлем. Она, разумеется, отказалась. Но очень мило с нами поболтала. И автограф оставила.

– Ух ты! Фантастика!

– Стало быть… – Папа зачем-то вручает мне раскрытый блокнот. – Теперь твоя очередь, Бекки. Вдохни в него новую жизнь.

– Что? – изумляюсь я. – Пап, я не могу его взять!

– Там половина пустая. – Он перелистывает чистые страницы. – Ты ведь в Голливуде будешь. Завершишь начатое.

Я с тревогой гляжу на блокнот.

– А вдруг я его потеряю, мало ли…

– Не потеряешь. Зато окунешься в приключения. – Папино лицо на миг становится загадочным. – Бекки, детка, как я тебе завидую! Таких приключений, как тогда в Калифорнии, мне за всю жизнь больше не выпадало.

– Родео, например? – Эту историю я тоже слышала миллион раз.

– Оно, – кивает папа. – И… еще много чего. – Он похлопывает меня по руке, глаза его блестят. – Добудь мне автограф Траволты, порадуй отца.

– А вторая просьба? – спрашиваю я, осторожно убирая блокнот в сумку.

– Это вообще пустяк. – Он вытаскивает из кармана сложенный листок. – Загляни к моему старому приятелю Бренту. Он где-то в Лос-Анджелесе, вот его тогдашние координаты. Передай от меня привет.

– Хорошо. – Под именем «Брент Льюис» на листке записан адрес в Шерман-Оукс и телефон. – А может, ты ему позвонишь? Или скинешь эсэмэс? Или можно по «скайпу» – это же просто.

При слове «скайп» папа вздрагивает. Мы как-то пытались пообщаться по «скайпу» с Джесс в Чили, но получилось не сказать чтобы блестяще. Картинка то и дело застывала, поэтому сеанс пришлось прервать. А потом вдруг включился звук, и мы услышали, как Джесс с Томом, готовя ужин, ссорятся из-за Дженис. Неудобно вышло.

– Нет, лучше ты лично передай привет, – настаивает папа. – Если захочет, возобновим знакомство. Все-таки столько воды утекло. Может, ему уже и неинтересно.

Нет, не понимаю я старшее поколение. Пещерные жители. Если бы мне нужно было выйти на связь с потерянной приятельницей, я бы просто отправила ей эсэмэску: «Привет! Надо же, сколько лет ни слуху ни духу! Как это мы так?» Или нашла бы ее на «Фейсбуке». Но для папы с мамой это все параллельный мир.

– Ладно, – соглашаюсь я и вкладываю листок с адресом в книжку для автографов. – А остальные двое твоих друзей?

– Кори и Реймонд? – Папа качает головой. – Они слишком далеко живут. Кори в Лас-Вегасе. Реймонд, кажется, где-то в Аризоне. С ними-то я еще контачил… более или менее. А Брент совсем запропал.

– Жаль, что у вас тогда не было «Фейсбука».

– И правда, – кивает папа.

– О, спасибо, мне так приятно! Это недавний подарок от мужа! – доносится сквозь гул толпы мамин голос, и я оборачиваюсь. Какая-то незнакомая дама восхищается ее жемчугом, мама горделиво прихорашивается. – Красиво, правда?

Я улыбаюсь папе, тот подмигивает в ответ. Мама просто без ума от своих жемчугов. Это старинное колье 1895 года с рубиновой застежкой в обрамлении бриллиантов (я помогала выбирать, так что помню все в подробностях). Папин ББ в этом году оказался крупнее обычного, поэтому мы позволили себе шикануть. ББ расшифровывается как Большой Бонус, так мы его между собой называем. Папа много лет проработал в страховой сфере, теперь вышел на пенсию, но по-прежнему дает консультации и получает за это поразительно круглые суммы. Несколько раз в год он является в костюме с галстуком на совещания, а потом ему выплачивают единовременный гонорар, обеспечивающий нам приятные сюрпризы. В этом году улов получился богатый: маме достался жемчуг, мне – ожерелье от Алексиса Биттара, а Минни – новый кукольный домик. И даже Люку перепали красивейшие запонки.

Люк говорит, что папа, судя по всему, редкий, но востребованный специалист в узкой сфере, раз его услуги так щедро оплачивают. Папа на этот счет, как ни странно, скромничает.

– Ты у меня золото! – Мама нежно целует папу.

– А ты у меня просто красавица! – лучится улыбкой папа. На свою часть ББ он купил твидовый пиджак, который ему очень идет. – Ну и где же этот знаменитый фонтан?

В нескольких шагах от нас Таркин дает интервью на камеру. Бедный Тарки… Вот уж кому далеко до звезды экрана. Он нервно ломает пальцы, кадык прыгает в расстегнутом вороте клетчатой рубашки.

– Хм, – откашливается Таркин. – Хм-хм, мы хотели… гкхм… украсить дом…

– Чушь собачья! – басит кто-то у меня за спиной.

Боже, это отец Тарки, граф Как-его-там, подкрался незаметно. (Вечно забываю, каких, собственно, земель он граф. Каких-то шотландских, кажется.) Он худой и высокий, с жидкими седеющими волосами, одет в свитер с ирландскими косами (Тарки тоже из таких не вылезает). Я с ним никогда не общалась толком, но страх он наводить умеет. И вот теперь он грозно тычет заскорузлым пальцем в сторону пруда.

– Говорил я парню, триста лет этот вид никто пальцем не трогал. На кой черт портить?

– Зимой на пруду будут пускать фейерверки, – заступаюсь я за Тарки. – По-моему, красиво.

Обдав меня презрением, граф отворачивается к протянутому официанткой блюду с закусками.

– Что это?

– Суши, сэр.

– Суши? – свирепеет он. – Какие еще суши?

– Рис с сырым лососем, сэр. Японская кухня.

– Чушь собачья!

К моему облегчению, граф удаляется, но стоит мне потянуться за порцией суши, как по ушам бьет знакомый пронзительный вопль.

– Можно! Мо-о-ожно!

Боже. Это Минни.

Коронным словом моей дочери очень долго было «Мое!». Наконец после долгих мытарств нам удалось переучить ее на «Можно?». Казалось бы, так лучше…

Я резко оборачиваюсь и отыскиваю Минни глазами. Покачиваясь на каменной скамье, она тянет из рук сына Сьюз Уилфрида красный пластмассовый грузовик.

– Мо-о-ожно! – вопит она возмущенно. – Мо-о-ожно! – А потом, к моему ужасу, начинает колотить Уилфрида грузовиком, сопровождая каждый удар громким «Можно! Можно! Можно!».

Беда в том, что назначение этого слова Минни так и не уловила.

– Минни! – Я бросаюсь к ней через газон. – Отдай Уилфи грузовичок.

Люк, спешащий к ней с другой стороны, обменивается со мной сконфуженным взглядом.

– Можно грузовик! Мо-о-ожно! – вопит Минни, намертво вцепившись в игрушку.

Вокруг раздается смех, и Минни одаряет зрителей сияющей улыбкой. Вот ведь актриса! При этом такая умилительная, что сердиться на нее никак не получается.

– Бекки! – раздается сзади жизнерадостный голос. Это Элли, няня Сьюз, наше сокровище. (Есть еще «нянюшка», смотревшая в детстве за Тарки и живущая в доме до сих пор. Но она только слоняется без дела и одевает всех в жилеты.) – Мы с детьми идем вон туда, где повыше, – она показывает на уступ по другую сторону пруда. – Оттуда лучше видно. Может быть, Минни тоже взять?

– Ой, спасибо, – искренне благодарю я. – Минни, если хочешь смотреть с уступа вместе с остальными, грузовик нужно отдать Уилфи.

– Уступа? – пробует незнакомое слово Минни.

– Да-да! Уступ! Отличный уступ! – Я выхватываю у нее грузовик и возвращаю владельцу. – Иди с Элли, солнышко. Таркин! – окликаю я шагающего к нам хозяина поместья. – Все просто грандиозно!

– Да… – Вид у Таркина удрученный. – Надеюсь. У нас проблемы с напором. По всему району. Так некстати.

– О нет!

– Включайте! – с отчаянием произносит Таркин в рацию. – Чего бы это ни стоило! Нам не годится тонкая струйка, нам нужна мощь! Вот уж не думал, что фонтаны – такие мерзавцы, – морщится он.

– Все будет хорошо, – успокаивает его Люк. – Проект-то отличный.

– Надеюсь. – Тарки утирает пот и смотрит на табло с обратным отсчетом. Там светится «4:58». – Мама родная! Побегу.

Толпа разрастается, съемочных групп с телевидения уже две, берут интервью у зрителей. Люк подхватывает с подноса два бокала вина, один передает мне, мы чокаемся и идем к огороженной вип-зоне. Сьюз о чем-то оживленно беседует с бизнес-менеджером Таркина, Ангусом.

– Наверняка у Тарки имеются деловые интересы в Штатах. Ему обязательно нужно туда съездить. Вы согласны?

– В этом нет никакой необходимости, леди Клиф-Стюарт, – уверяет Ангус. – Все американские активы под контролем.

– У нас есть инвестиции в Калифорнии? – не сдается Сьюз. – Апельсиновая роща какая-нибудь? Мне кажется, их нужно проведать. Если хотите, я могу слетать.

Она оглядывается на меня и подмигивает, а я отвечаю сияющей улыбкой. Так его, Сьюз!

Граф с графиней пробираются в передние ряды, прокладывая себе дорогу стульями-тростями и критически посматривая на пруд.

– Хочешь что-то соорудить, – не унимается граф, – поставь беседку. Где-нибудь подальше, в кустах. Но фонтан? Чушь собачья!

Я сердито сверкаю на него глазами. Приехал, понимаете ли, критикан.

– Не согласна, – кидаюсь я на защиту. – Этот фонтан еще не одно столетие послужит графству визитной карточкой.

– Вот как, значит? Не согласны? – Он меряет меня недобрым взглядом, и я упрямо задираю подбородок. Нам не страшен старый граф.

– Да! Сегодняшний день войдет в историю. Вот увидите.

– Шестьдесят! Пятьдесят девять! – выкрикивает парень с мегафоном, и я чувствую небывалый подъем. Наконец! Фонтан Тарки! Я хватаю Сьюз за руку, и подруга, сияя, оборачивается ко мне.

– Двадцать три… двадцать два… – считает вся толпа хором.

– Где Тарки? – перекрикивая гомон, спрашиваю я. – Он должен быть здесь, в гуще событий!

Сьюз пожимает плечами.

– Наверное, где-то с техниками.

– Пять… четыре… три… два… один… Дамы и господа… Прорыв!

Толпа оглашает окрестности радостным воплем, взметнувшаяся из водной глади струя достигает…

Ой. М-да. Футов пять. Для «Прорыва» маловато. Может, она сейчас еще поднимется?

Да, поднимается, футов до двенадцати, и толпа ликует с новой силой. Но у Сьюз на лице ужас.

– Нет! Он должен быть раз в пять выше.

Струя опадает, потом неимоверным усилием выталкивается футов до пятнадцати. Снова слегка опадает, снова приподнимается.

– И все? – презрительно цедит граф. – Я бы из шланга и то мощнее выдал. Что я тебе говорил, Марджори?

Теперь и в толпе ликование постепенно сменяется смехом. Каждый подъем струи встречают радостным воплем, каждое опадание – разочарованным: «А-а-ах!»

– Проблемы с напором! – вдруг осеняет меня. – Тарки говорил, там какие-то неполадки.

– Его это убьет. – Глаза Сьюз наполняются слезами. – Поверить не могу! Настоящее убожество…

– Никакое не убожество! – вскидываюсь я. – Это великолепно. Очень… изящно.

На самом деле зрелище действительно жалкое.

И тут струя с оглушительным хлопком выстреливает прямо в небо, футов на сто.

– Вот! – кричу я, в экстазе хватая Сьюз за руку. – Заработал! Это потрясающе! Это сказка! Это… о-о-ой… – Вопль застревает у меня в горле.

Что-то не так. Не знаю что. Но так быть не должно.

Водяной заряд несется прямо на нас, словно из пушки. Мы застываем в ступоре, и водяная масса обрушивается на троих людей у меня за спиной – сзади раздаются визги. Фонтан тут же выплевывает еще одну водяную бомбу, мы все пригибаемся, закрываясь руками. Миг спустя другая пара стоит облитая с головы до ног.

– Минни! – отчаянно машу я дочке. – Уходи!

Но Элли уже уводит малышню на самый верх уступа.

– Женщины и дети – в укрытие! – рокочет граф. – Покинуть корабль!

Вокруг хаос. Все разбегаются в разные стороны, уворачиваясь от водяных бомб. Карабкаясь по скользкому склону, я замечаю Тарки – он стоит в стороне от толпы, промокший до нитки.

– Перекрыть! Перекрыть! – кричит он в рацию. – Выключите все!

Бедный Тарки в полном отчаянии. Кажется, вот-вот заплачет. Я уже хочу подойти и обнять его, но тут к нему подбегает Сьюз. В глазах ее сплошное сочувствие.

– Тарки, ничего страшного! – кидается она ему на шею. – Ни одно великое изобретение не обходилось без сбоев.

Тарки не отвечает. Похоже, онемел от горя.

– Это не конец света, – делает еще попытку Сьюз. – Это всего лишь фонтан. Идея-то все равно блестящая…

– Блестящая? Пропащая! – Перешагивая через лужи, к нам подходит граф. – Пустая трата времени и денег. Сколько ты спустил на этот позор, Таркин? – Он тычет в воздух своим складным стулом-тростью. (Ух, я сейчас его самого чем-нибудь ткну!) – Фонтанам положено поднимать боевой дух, а не топить бойцов! – Граф саркастически фыркает. – Может, теперь, разорив дом и выставив нас на посмешище, ты возьмешь наконец несколько уроков правильного содержания исторической достопримечательности. А?