Текст книги "Почему женщины носят то, что они носят"
Автор книги: Софи Вудворд
Жанр: Дом и Семья: прочее, Дом и Семья
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
ГЛАВА 3
«А что на вас было надето?»: одежда и воспоминания
У многих моих собеседниц в гардеробе, наряду с недавно приобретенными нарядами, хранились вещи, которыми информантки владели более двадцати лет. Сам этот факт показывает, как важно исследовать долгосрочные взаимоотношения женщин с одеждой. Если рассматривать гардероб и идентичность в рамках внешней темпоральности системы моды, кажется, что отношения женщин с одеждой легкомысленны и эфемерны. В настоящей главе, однако, я сконцентрируюсь на персональной темпоральности гардероба и на роли, которую одежда играет в конструировании идентичности ее владелиц, складывающейся и развивающейся с течением времени. Речь пойдет о двух аспектах этого процесса: как женщины используют одежду, чтобы вспомнить свои прошлые «я», и как они используют прошлые «я», воплощенные в одежде, чтобы создать себя нынешних.
В предыдущей главе упоминалось, что женщины не носят в среднем 12,2 % вещей из своего гардероба; в некоторых случаях этот показатель достигает впечатляющих 40 %. Иногда это вызвано нерегулярной сортировкой одежды или частой сменой стилей, однако большинство информанток, планомерно проводивших ревизию гардероба, далеко не всегда избавлялись от вещей, которые больше не носили. Таким образом, разбор гардероба превращался для них в повод пересмотреть собственную биографию. Выбор костюма можно рассматривать как акт конструирования «я»; ревизия прежних «я», воплощенных в одежде, – тоже часть процесса самоидентификации. Гидденс определяет самоидентичность как «„я“, подспудно осмысляемое личностью в автобиографическом формате» (Giddens 1991: 53). Биографическая континуальность принципиально значима для «проекта осознания „я“» (Ibid.: 5). Личность сознает себя, рассматривая собственную биографию как непрерывный путь от прошлого к будущему. Важно, что самоидентификация – это проект, и биография, мыслимая как его составляющая, – не заведомая данность; с ней сознательно взаимодействуют и фактически манипулируют ею с целью обретения устойчивой самоидентификации. Хотя Гидденс имеет в виду прежде всего устные и письменные биографические нарративы, в этой главе я покажу, что гардероб также может стать частью автобиографического проекта. В его рамках сортировка гардероба и избавление от одежды подразумевают осуществление двух противоположных процессов: припоминания и забывания (Forty 1999).
Речь пойдет, в частности, об использовании гардероба как инструмента актуализации памяти о прежних «я» (Banim & Guy 2001) и – одновременно – визуализации потенциальных желаемых будущих «я». В отличие от памяти, сущность которой интимна и неосязаема, гардероб объективен и материален. Благодаря физическим, тактильным свойствам одежды сопряженные с ней воспоминания особенно выпуклы. Если сосредоточиться на способах, с помощью которых одежда контейнирует прежние «я», становится очевидным, что она не просто отражает реальные события (Denzin 1989; Stanley 1992). Автобиографию, если она не устраивает рассказчика, можно изложить другими словами; в случае с одеждой возможностей для манипуляций меньше: если вещь не соответствует желаемому нарративу, ее остается только выбросить. Сохраненный наряд возвращает владельца к событиям, о которых он, возможно, хотел бы забыть. Одеждой непросто манипулировать, и прореха на вечернем платье может напомнить не об утонченности и шике, а о теле, которое однажды в это платье не влезло.
Согласно теории Гидденса, люди объясняют и упорядочивают прошлое, чтобы легитимизировать свою актуальную идентичность как итог непрерывной и рационализированной биографии. Однако зачастую прежние идентичности, воплощенные в предметах гардероба, никуда не исчезают. Надевая старую вещь, женщины актуализируют прошлое, и обычная автобиографическая траектория «развития от прошлого к предполагаемому будущему» (Giddens 1991: 75) ставится под сомнение. И устная, и письменная биографии, фиксируя жизненный путь человека от колыбели до могилы, строятся по принципу линейной непрерывной темпоральности (Gullestad 1996). В традиционных биографических нарративах подразумевается, что «я» телеологично, развивается хронологически последовательно, «прогрессирует, собирается» из состоявшихся событий и поступков (Stanley 1992: 12). Между тем, если женщины, актуализируя свои прежние «я», вновь начинают носить вещи, долго провисевшие в гардеробе, последние перестают ощущаться лишь как часть жизни, безвозвратно ушедшей в прошлое.
Автобиография сквозь призму гардероба: разрывы и прежние «я»
В этой главе речь пойдет о том, как женщины используют одежду для пересмотра своей биографии. Так, Тереза организует гардероб, принимая в расчет свои воспоминания и прежние «я»; сортировка вещей помогает ей упорядочивать и контролировать жизнь в целом. Четверть принадлежащей ей одежды она уже не носит. Подобно другим женщинам с обширным пассивным гардеробом, Тереза пережила биографический и сарториальный разрыв. Он предполагает изменение либо рабочего, либо матримониального статуса (обретая постоянного партнера, женщины часто отказываются от одежды, которую носили, будучи в поиске). В случае с Терезой мы имеем дело с первой ситуацией. Тереза и ее муж недавно переехали в сельский пригород из центра Лондона, где моя собеседница работала в корпоративном секторе. Тереза – белая англичанка, родившаяся в окрестностях Лондона. Ее гардероб идеально организован; отношения, семейные связи, сезоны, события и даже биография – все это аккуратно структурировано. После рождения двоих детей Тереза продолжила работать, но едва младенцы превратились в любознательных малышей, а слезы и крики сменились болтовней и бесконечными вопросами, женщина решила оставить работу и полностью посвятить себя материнским обязанностям. У ее мужа собственный бизнес, и финансовое положение позволяет ей не работать. Теперь она поглощена домашним хозяйством: присматривает за детьми, декорирует новый дом, кормит животных и ухаживает за садом.
Тот факт, что она хранит старую одежду, – не случайный побочный эффект плохой организации домашнего пространства; как упоминалось в предыдущей главе, в идеально организованном гардеробе Терезы даже воспоминания четко систематизированы. После прекращения профессиональной деятельности она перебрала свой гардероб; многие костюмы, платья и рубашки в хорошем состоянии Тереза отдала матери для продажи в магазине подержанных вещей. Многое она решила оставить. В левой части гардероба висят упакованные в пластиковые чехлы вещи, напоминающие о работе. Терезе хотелось сохранить и сами костюмы, и ассоциирующиеся с ними аспекты своей личности. Она сохранила те вещи, в которых, по воспоминаниям, «чувствовала себя очень хорошо». Например, у нее есть приталенный длинный меланжевый серый жакет, который был ее счастливым жакетом: «В нем я чувствовала себя очень уверенно». Тереза знает, что никогда больше не наденет вещь такого цвета и фасона, поскольку она слишком офисная; однако мистические свойства, которые Тереза приписывает жакету, не позволяют ей расстаться с ним. Сохраняя эту вещь, она хочет сохранить память о своем прежнем профессиональном «я». Эти предметы одежды важны для Терезы, они воплощают в себе ее прежнюю сущность, поскольку женщина носила их постоянно; вся ее офисная жизнь прошла в этой одежде. В течение десяти лет она одевалась в одном стиле: носила платья-шифт и приталенные пиджаки; этот образ был доминантой рабочего гардероба, и он резко контрастирует с нынешним стилем Терезы. Поскольку эти вещи надевались только на работу, они живо напоминают о профессиональной жизни. По словам Дж. Хоскинс (Hoskins 1998), материальные объекты могут служить стимулом для «рефлексии и самоанализа, инструментом создания автобиографии, самопознания, способом осмысления себя посредством вещей» (Ibid.: 198).
Хоскинс (Ibid.) рассматривает биографический статус вещей на примере сумки для листьев бетеля, которые носят коди (жители провинции Коди. – Прим. пер.) с острова Сумба в Восточной Индонезии. Как пишет исследовательница, в этом обществе нет традиции биографического нарратива: связь с прошлым и его осмысление осуществляются посредством вещей. Мешок для листьев бетеля взрослые постоянно носят с собой, он неотделим от их личности настолько, что в некоторых случаях его хоронят вместо владельца (в случае, если не представляется возможным предать тело земле. – Прим. пер.). Представление об одежде как проекции личности полезно, когда мы размышляем о вещах, которые женщины не хотят выбрасывать. Мешок для бетеля – постоянный спутник коди; Тереза также носила свою рабочую одежду каждый день, а потому эти вещи неотделимы от ее профессиональной идентичности. Если «я» находит продолжение в материальных объектах, их владелец может взглянуть на себя со стороны; поэтому, разбирая гардероб, Тереза видит в костюмах и платьях-шифт свое прежнее профессиональное «я». Сохраняя вещи, она хранит воспоминания о нем, не полагаясь на ненадежную эфемерную память.
Старая одежда помогает Терезе оформить и легитимизировать свою нынешнюю жизненную позицию. Не желая возвращаться к прежнему образу жизни, она все же не хочет забывать, какой когда-то была. М. Баним и Э. Гай (Banim & Guy 2001), размышляя, почему женщины хранят одежду, которую больше не носят, указывают на связь между старыми вещами и новой идентичностью их владельцев. Иногда прошлое и настоящее связаны отношениями преемственности, однако в случае Терезы ключевым фактором, обеспечивающим такую связь, служит контраст, несоответствие между ее прежним и нынешним стилями. Сохраняя прежнюю одежду, она признает, что может быть абсолютно другим человеком и одновременно легитимизирует свой нынешний статус, выбор нового образа жизни, роли домохозяйки и матери. Несмотря на то что Тереза не носит старые наряды, они не уходят в прошлое полностью, поскольку служат для конструирования и оправдания сегодняшней идентичности их обладательницы. Подобно любым воспоминаниям, эти вещи тесно связаны с настоящим.
Сохраняя рабочую одежду, Тереза сохраняет непрерывность идентичности на основе контраста; в других случаях акцент на непрерывности идентичности еще более значим. Тереза до сих пор хранит эластичное платье из хлопка и вискозы, которое она носила во время беременности и которое постепенно растягивалось, обнимая ее растущий живот. Обычно волокна эластана тянутся при взаимодействии с телом, а когда вещь снимают, они снова сжимаются и одежда принимает исходную форму. Но это платье растягивалось слишком сильно, и Тереза носила его постоянно в течение девяти месяцев, поэтому материал в центральной части деформировался. Она «не может его выкинуть», поскольку хочет помнить о времени, когда готовилась стать матерью. Большинство других хлопчатобумажных платьев свободных фасонов, которые Тереза носила во время беременности, она выбросила. Эта же вещь сохранила главное: отпечаток ее собственной телесной формы. Благодаря ей динамичное состояние беременности конкретизируется и обретает стабильность. Обычно одежда, безжизненно висящая на вешалках в гардеробе, развоплощена. Эта же вещь, растянутая и постоянно носившаяся в прошлом, сохраняет эффект присутствия уже отсутствующей телесности. Для Терезы выбросить это платье все равно что выбросить свое собственное материализованное беременное тело. Хотя беременность безвозвратно осталась в прошлом, тот период очень важен для теперешней жизни женщины, ставшей матерью, а потому важно и платье, воплотившее его в себе.
Помимо платья для беременных и множества офисных нарядов, в гардеробе присутствуют вещи, которые нельзя больше носить из‐за их физического состояния. У Терезы до сих пор хранится шелковая рубашка цвета морской волны, которую она купила почти двадцать лет назад. Ткань порвана в нескольких местах и кое-где истерлась от чрезмерной носки. Рубашка мягкая и гладкая на ощупь; Тереза нежно поглаживает ее, рассказывая, сколько воспоминаний с ней связано: первая дерзкая вылазка в паб в шестнадцать лет и первая вечеринка по случаю восемнадцатилетия, куда Тереза отправилась. Она помнит волнение, связанное с покупкой этой вещи, это была ее первая в жизни шелковая рубашка от Hobbes, и тогда она казалась ей ужасно дорогой. Это была ее «самая нарядная и восхитительная вещь», и даже сейчас она помнит, как топорщились ее волосы, когда она ее носила, как мягкий шелк ластился к коже и как при движении ее тело купалось в чувственной пышной ткани. Прикасаясь к ней, Тереза снова видит себя прежнюю; этому способствуют тактильные свойства материала: она вспоминает, что ощущала, когда надевала рубашку.
Важность тактильных свойств одежды очевидна, если рассматривать одежду феноменологически, как воплощение жизненного опыта ее владелицы (Entwistle 2000). Семантика одежды обусловлена не только ее внешним видом, но и тем, как она ощущается, пахнет и воспринимается на слух (Barnes & Eicher 1993: 3). Восприятие и переживание реальности тесно связаны с телесной ситуативностью – ситуативностью тела, облаченного в костюм. Прикосновение к ткани возвращает Терезе эту ситуативность, помогает ей вспомнить, как она ощущала себя, когда носила рубашку. Именно с помощью тактильных ощущений, актуализирующих синестезийные возможности памяти, владелец костюма вновь обретает свое былое «я» (Kuechler 1999: 54). Рассказывая о коллекционерах вина, Р. Белк (Belk 1995) пишет, что во время дегустации люди в точности припоминали, где они находились, когда впервые попробовали тот или иной сорт. В случае с одеждой так же работают тактильные стимулы. Прикосновение к шелковой рубашке пробуждает чувства, ассоциирующиеся с ее ношением.
Сейчас Тереза редко надевает эту рубашку, в основном из‐за ее ветхости; она так часто носила эту вещь в молодости, что ткань истончилась и изорвалась. Вещи стареют и противятся нашему желанию хранить память (Forty & Kuechler 1999); шелковая материя ветшает и рассыпается, и Тереза уже не может интегрировать ее в собственную идентичность. Она по-прежнему любит рубашку и хранит ее в гардеробе, но не может носить, как раньше, поскольку боится, что та окончательно развалится. Вместе с тем прорехи и потертости подтверждают, что эту вещь очень любили и много носили. Рубашка приобретает ценность благодаря самой своей древности (Riegl 1982), не потому, что в ней воплощен тот или иной период жизни владелицы и ее память о нем, а скорее потому, что ее носили постоянно, потому, что она обладает собственной материальной биографией; вещь ценится, поскольку в ней запечатлено движение времени как таковое, сам процесс обветшания.
Как показывает история с шелковой рубашкой, женщины хранят старые вещи по разным причинам и не всегда окончательно оставляют их в прошлом. Некоторые офисные наряды Терезы обрели новую жизнь. В ее летнем гардеробе по-прежнему имеется льняной жакет без воротника, с длинными рукавами. Хотя льняная ткань легко ниспадает вдоль тела, конструкцию наряда формируют громоздкие подплечники – модный тренд 1980‐х годов, когда Тереза еще ходила на работу. Поэтому, несмотря на тонкую ткань, жакет словно упаковывает тело в коробку, придавая ему квадратную форму. Тереза любила надевать эту вещь в офис, поскольку жакет довольно свободный и «не слишком тесно облегает тело»; она контрастно сочетала его с короткими обтягивающими юбками и топом. Для нынешней жизни Терезы, дома, с детьми, этот жакет не годится; вместе с тем однажды, когда я зашла к ней, она как раз раздумывала, не надеть ли его на родительское собрание. Ей не нравились подплечники, ассоциировавшиеся с модой 1980‐х годов, поэтому она решила распороть швы и убрать их.
Отсутствие ворота, легкая ткань, плавные формы, которые жакет приобрел после удаления подплечников, – все это позволило Терезе прийти к выводу, что вещь впишется в новый стиль, если носить ее с джинсами. Формальный жесткий силуэт офисного наряда оказался сглажен, и теперь он сочетается с образом заботливой матери. В этом случае вещь из прошлой жизни актуализируется и служит для создания нового образа: непринужденно стильной и энергичной матери. Терезе хватило умения не только сделать жакет пригодным для носки, но и реанимировать частицу своего прежнего профессионального «я», переосмыслив ее как составляющую своей новой жизни в роли матери. Это оспаривает представление Гидденса о характере взаимодействия биографии с самоидентификацией (Giddens 1991). Оказывается, прошлое не исчезает навсегда: благодаря одежде оно может превратиться в настоящее. Пусть профессиональная карьера Терезы завершилась, но пока она продолжает сочетать вещи из разных периодов жизни в своем гардеробе, биография, воплощенная в этих костюмах, продолжается. Элементы ее профессиональной идентичности могут актуализироваться в наряде, сочетающем в себе старые и новые вещи. Такой костюм бросает вызов привычным представлениям о линейности биографии, выражаемой посредством гардероба.
Замороженная/спящая одежда
Льняной жакет – это офисная вещь, которую Тереза может снова носить, поскольку та поддается модификациям, позволяющим привести ее в соответствие с актуальной идентичностью владелицы. Многие женщины, однако, не могут надеть свои старые наряды, поскольку те больше не вписываются в их жизнь. Пример тому – Мумтаз, женщина сорока лет, британка азиатского происхождения, невестка Терезы. Сейчас она живет у своих родителей в северо-восточном Лондоне с мужем и двумя детьми. Раньше она жила в Уганде, Кении, Индии, где вышла замуж за своего первого мужа, и в Лондоне, где встретила своего нынешнего мужа Адама. Затем Адам переехал работать в Париж, и она уехала к нему, а теперь вернулась и окончательно обосновалась в Лондоне. Она занята неполный рабочий день в семейном бизнесе; они с мужем очень хорошо обеспечены, и ей не нужно работать. После долгой разлуки с Британией Мумтаз наслаждается жизнью рядом с семьей. Ее гардероб поражает воображение: из всех моих собеседниц у нее больше всего нарядов и семь платяных шкафов. Несмотря на финансовое благополучие, она, впрочем, не тратит много денег на одежду, предпочитая покупать ее в недорогих магазинах. В обширном ассортименте вещей, хранящихся в ее шкафах, есть множество коротких эластичных юбок из лайкры; больше всего она любит матовую шоколадно-коричневую юбку с леопардовым принтом. Живя в Париже, Мумтаз обычно носила эти юбки со свободными топами, так что узкий подол примерно на дюйм выглядывал из-под струящейся поверх ткани. Теперь, живя с родителями, Мумтаз больше не носит такие наряды. Хотя ей уже за сорок, она боится обидеть мать, которая предпочитает сари и считает короткие юбки неприличными. Мумтаз по-прежнему любит эти юбки; она больше не носит их, однако рассчитывает, что возможность сделать это вновь представится. Они с Адамом собираются купить собственный дом в Лондоне; и вот тогда, вдали от бдительного родительского ока, она снова сможет носить короткие юбки, не выказывая неуважения к старшим. Юбки словно спят, ожидая, когда их разбудят. Мумтаз не планирует перешивать их, чтобы привести в соответствие с ее нынешним статусом; она просто надеется, что однажды снова будет их носить.
И предметы гардероба, и воплощаемые ими прошлые «я» Мумтаз временно пребывают в замороженном состоянии; их реанимация ассоциируется с воображаемым будущим. У Мумтаз семь шкафов; в шести хранится одежда, которую она называет европейской, один отведен под индийские наряды. В нем лежат груды искусно расшитых шелковых и атласных тканей небесно-голубого, изумрудно-зеленого, серебристого, белого, розового и ярко-красного цветов. Когда Мумтаз жила в Париже и в Индии, у нее был целый шкаф для сари, и каждое висело отдельно; теперь они сложены стопками в дальнем шкафу, и она редко их надевает. Живя в Индии со своим первым мужем, Мумтаз часто носила сари и наловчилась стоять и двигаться в них. Теперь женщина надевает их, только когда ходит в храм (она сикх) или посещает индийские торжества или свадьбы, где от нее требуется просто стоять и смотреться, как она выражается, декоративно. Мумтаз предпочитает шальвар-камиз и считает сари непрактичными и неудобными, поскольку отвыкла их носить; теперь ей требуется прилагать сознательные усилия, чтобы надевать их правильно и выглядеть в них достойно.
Эта одежда много значит для Мумтаз; она хранит ее, поскольку та неотделима от базовых аспектов ее идентичности. Женщина надеется, что когда-нибудь сари будет носить ее дочь, которая воспитывалась в Париже и Лондоне, но которую растили как сикха и учили урду; Мумтаз стремится привить эту идентичность своей дочери. Одежда играет ключевую роль в социализации детей, усвоении ими гендерно приемлемых ролей (Barnes & Eicher 1993); покупая одежду детям, родители проецируют на них свои гендерные ожидания. Паттерны социализации складываются под воздействием разных факторов, таких как этническая или классовая принадлежность, а также характер семейных отношений. В данном случае сари – материальное воплощение индийской гендерной идентичности Мумтаз, и, соответственно, вместе с ними эту идентичность можно передать следующему поколению. Сари – это длинный отрез ткани, драпирующийся на теле; такой наряд может надеть женщина любого размера и телосложения, так что сари Мумтаз точно подойдут ее дочери. «Беременное» платье Терезы воспроизводило формы ее тела, что и способствовало персонализации вещи; для Мумтаз, напротив, важно, что сари безразмерно: это позволит дочери встроить одежду матери в собственную идентичность. Как замечает С. Холл (Hall 2005: 94), мы все этнически ассоциированы, но это не значит, что мы обязательно хотим или вынуждены открыто манифестировать эту связь как один из ключевых аспектов нашей идентичности. Мумтаз же явно стремится передать дочери сознание своей этнической принадлежности, используя для этого традиционную одежду. Если дочь согласится носить сари, она, в свою очередь, также будет активно и открыто позиционировать эту часть своей идентичности. Сегодня сари, хранящиеся в шкафу, принадлежат прошлому, однако прошлое используется для конструирования воображаемого будущего; вещи «перебрасывают мостик через утраченное настоящее к желанному будущему» (Kuchler 1999: 60). Актуальная идентичность сари заморожена или утрачена, но даже лежа без движения в шкафу, наряды по-прежнему маркируют связь между прежней идентичностью Мумтаз и ее надеждами на будущее; одежда манифестирует и реальную, и желаемую идентичность матери и дочери. Это характерно для предметов гардероба, передаваемых детям или друзьям: они репрезентируют отнюдь не только индивидуальную идентичность. По словам Л. Стэнли, вербальные биографии часто представляют собой изолированную историю жизни одного человека; другие люди отходят в таком нарративе на второй план (Stanley 1992). В случае с одеждой, переходящей от матери к дочери, дело обстоит иначе: здесь в ткань вплетается множество историй и равноправно сосуществуют биографии нескольких женщин.
Сложно устроенная целостность и истории нового времени
Большую часть своих сари Мумтаз почти не носит; она держит их в шкафу в надежде, что они с дочерью смогут носить их в будущем; среди них, однако, есть одно, которое Мумтаз по-прежнему надевает при каждом удобном случае, поскольку это помогает ей поддерживать непрерывность своей идентичности. Это сари у нее уже пятнадцать лет; ткань для него, кружево шантильи, которое кажется ей очень красивым, она купила в Париже. Чтобы изготовить полотно нужного размера, она отвезла кружево в Индию, к портному, который шьет или подгоняет для нее одежду, когда Мумтаз приезжает сюда, дважды в год. Кружево шантильи просвечивает, поэтому оно посажено на белую подкладку. В этом сари сочетаются страсть Мумтаз к красивым тканям и ее представление о себе как о модной женщине, которую украшает прекрасная парижская ткань. Превращенная в сари, ткань в то же время манифестирует индийскую идентичность владелицы. Этот наряд ассоциирован сразу с несколькими культурами, как и сама Мумтаз; в нем переплелись разные нити ее жизни. Разнообразные аспекты прошлого, сформировавшие нынешнюю идентичность женщины, слились воедино в сари, и оно служит связующим звеном между разными этапами ее биографии.
Последние пятнадцать лет Мумтаз надевала это сари по торжественным случаям. Когда вещь носят долго на протяжении жизни, она помогает владельцу сохранить связь с прошлым. В следующей главе я поговорю подробнее о Вивьен, политической активистке, сейчас уже практически отошедшей от дел; ей за пятьдесят, и у нее много вещей, надевавшихся в разные периоды жизни. Вивьен родилась в Британии, ее мать была австрийской еврейкой, а отец – чехом. У нее есть родственники в обеих странах; два ее мужа (с которыми она сейчас разведена) были выходцами из Ирана и Палестины, и у нее есть знакомые по всему миру. Вивьен много путешествовала, занимаясь исследованиями в рамках кампаний, над которыми работала. В ее гардеробе есть хлопчатобумажное платье из Пакистана – длинное, свободное, с богатой вышивкой. Бросаются в глаза крупные яркие цветные фрагменты ткани: бордовый, зеленый, королевский синий, ярко-красный. Платье было куплено по случаю свадьбы сестры Вивьен несколько лет назад и надевалось несколько раз, например на вторую свадьбу самой Вивьен (она была замужем трижды, но сейчас живет одна). Вивьен тогда была беременна, и свободное платье пришлось кстати. Эта адаптивная и многофункциональная одежда ассоциируется с разными событиями и переменами в жизни Вивьен. Благодаря платью разные нити ее биографии сплетаются воедино; оно помогает женщине сохранять единство «я» в меняющейся реальности.
И Мумтаз, и Вивьен поддерживают связь с прошлым, сопрягают воедино разные истории своей жизни и благодаря одежде восстанавливают целостность и непрерывность своей личности. Другие женщины создают такие же связи, встраивая одежду из прошлого в новые наряды. Делая выбор в пользу старой вещи и надевая ее вместе с новой, они актуализируют свое прошлое и опираются на него. Если выбор костюма – это закулисная подготовка к публичной презентации «я», то акт ношения одежды можно рассматривать как осуществление перформанса. Его стержень – габитус личности (Bourdieu 1977), интериоризированные социальные сценарии, репрезентируемые через телесное поведение. Процесс выбора нового костюма придает презентации осознанность и целенаправленность, поскольку женщины прикидывают, как они будут двигаться, как будут вести себя в новом костюме. Новый наряд часто служит поводом примерить на себя ту или иную идентичность; в этом случае женщины пытаются понять, соответствует ли костюм их личности, спрашивают: «я ли это?». Когда женщины подбирают костюм, скомбинированный из новых и старых вещей, они задают другой вопрос: «это все еще я?».
Интерпретация выбора костюма как интеграции прошлого в настоящее посредством перформанса перекликается с рассуждениями С. Кучлер (Kuchler 1999) о поминальном обряде малангган, принятом у жителей острова Новая Ирландия. Хотя в этой работе речь идет о культурно и контекстуально специфическом ритуале оживления прошлого, она предоставляет полезный материал для сравнения и проведения аналогий. Кучлер пишет, что меланезийцы сначала возводят сложные архитектурные конструкции для размещения ритуальных изображений и проведения обряда, а затем разрушают их, освобождая душу умершего. Примечательно, что, по ее словам, обряд не мыслится как акт воспоминания о прошлом; правильнее сказать, что с помощью иконокластического действа прошлое ненадолго оживляется. Суть ритуала связана не с памятью, а именно с кратковременной реанимацией. Различать оживление и воспоминание важно, интерпретируя желание женщины носить старую одежду в сочетании с новой. Когда Тереза решила переделать и надеть старый офисный жакет, она не пыталась воссоздать или припомнить свое прежнее профессиональное «я». Старая вещь в комбинации с нынешними привычными джинсами создали костюм, подразумевающий единство прошлого и настоящего. Надевая обе вещи одновременно, Тереза может собрать воедино свое прежнее и нынешнее «я», поскольку в этой ситуации прошлое обретает возможность сосуществовать с настоящим, хотя бы на то время, пока костюм носится. То же можно сказать и о Мумтаз и ее сари; в обоих случаях мы видим, как разные периоды прошлого интегрируются в настоящее.
Познание «я»: время выбрасывать одежду и время ее хранить
Все три женщины – Мумтаз, Тереза и Вивьен – сознательно продолжали хранить предметы гардероба, которые больше не носили. В этом разделе речь пойдет о различии между вещами, которые женщины хранят, но не носят, и теми, что они выбросили, но о которых есть что вспомнить. Во время интервью я просила всех информанток рассказать о себе, и, что примечательно, все они говорили о провалах и успехах, связанных с выбором костюма. Хороший пример тому – Рози, тридцатилетняя женщина, консультант по вопросам управления, которая живет в Хэмпстеде со своим новым мужем. Она выбросила много старых вещей, но рассказы о них вызывали у нее очень живые воспоминания. Во времена ее юности в моде были наряды готов, хиппи, сексуальный стиль. Подростком Рози любила носить готические вещи. Она не сохранила их, но хорошо помнит, как после школы подолгу подводила глаза черным и облачалась в мрачные наряды. Она училась в школе для девочек, где не разрешалось краситься и носить украшения. Пэт, ее мать, вспоминает, что однажды в торговый центр неподалеку приехал Бой Джордж. Рози была его поклонницей; после школы она очень старалась успеть встретиться со своим кумиром, и у нее не было времени нанести замысловатый макияж или хотя бы переодеться. Хотя Рози немного расстроилась, что Бой Джордж не увидел ее в готическом наряде, девушка не переживала: ведь никто из ее друзей не мог об этом узнать. Однако местный фотограф запечатлел на пленке момент, когда она брала у Боя Джорджа автограф, и на следующий день в газете появилась фотография Рози в школьной форме. Девушка была в ужасе. В ее гардеробе в те времена присутствовала одежда двух типов: школьная форма, которую она вынужденно и безропотно носила, и готические наряды, соответствовавшие ее самоощущению и образу жизни, демонстрировавшие, какие клубы она посещает и какую музыку слушает. Форма не соответствовала ситуации, в которой оказалась Рози, и она чувствовала себя униженной. Приверженцам субкультур свойственно полное погружение в образ (Hodkinson 2002); переход к новой субкультуре не предполагает постепенного отказа от старой; речь тут идет скорее о полном отречении от прежнего имиджа. Впоследствии Рози увлеклась культурой хиппи; их стиль сильно контрастировал с суровой мрачностью ее старой одежды, и Рози выбросила свои готические костюмы.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?