Текст книги "НеЖизнь. В поисках тепла и смысла"

Высшая математика

– Отдавай деньги! Мы-то считать умеем. Тут было сорок восемь, а стало двадцать!

Третий этаж, скользкий потёртый линолеум в чёрных полосочках от подошв обуви, голоса одноклассников. Всё смешивается с приходом перемены, о начале которой кричит долгожданный звонок. Мы бежим сломя голову, восторгаясь окончанию урока, навстречу новым сорока минутам безмолвного повиновения.

– Что смотришь? Верни чужое по-хорошему. Подругой ещё называлась! Гадина!

Я не видела, кто это прокричал. Лишь слышала и чувствовала ту боль, которая поднималась в душе человека, в сторону которого были направлены бурные потоки.

Боль нельзя описать. У каждого она своя. У кого-то – чёрная склизкая неоднородная масса в груди начинает увеличиваться в размерах и поглощать всё то доброе и светлое, что цвело и пахло. У кого-то – белые тонкие липкие нити паутины притягивают живот к позвоночнику, проникают в лёгкие, отбирая воздух. У кого-то – горячая пульсирующая жидкость, уничтожающая всё, что ты так любил и берёг в себе.

Я кручу головой из стороны в сторону, пытаясь понять, что же происходит совсем рядом.

Один? Один! Один… Совсем один. Как много ребят вокруг! У каждого из них по две руки, но есть кто-то, кому не протянут даже мизинец помощи. Тот самый, который помог бы ему идти легче, думать быстрее.

Одна из девочек, лицо которой было обезображено отчаянием и безысходностью, схватила рюкзак и побежала по лестнице вниз. «В туалет…» – подумала я и пошла следом за одноклассницей, оглядываясь по сторонам в страхе быть замеченной.

Чего я боялась? Стать сообщницей той, которую обвиняют и у которой в эту самую секунду нет никого, кроме себя самой. Натягивая маску равнодушия, я неспешно двигалась в то место, которое на протяжении одиннадцати лет обучения в школе становится прибежищем виноватых, униженных и отверженных.

Лишь бы не ушла домой! Лишь бы дождалась!

Я не ошиблась. Алиса сидела на подоконнике, сжав кисть правой руки в кулак, и смотрела вдаль, как смотрит котёнок на своего хозяина в последний раз, перед тем как быть оставленным на помойке. Так выглядит человек, который почувствовал себя никому ненужным. Дело не в том, что думают о нём другие. Просто потерял себя в целом мире, которого почему-то стало мало. Отрешённый взгляд вдаль, потухшие глаза, опущенные плечи выдают это. Бледное лицо и нос, полный соплей, лишь подчёркивают нарастающую пустоту.

– Почему они так со мной? – спросила Алиса, не глядя на меня.

– Но ты же взяла чужое, – ответила ей я.

– Я не брала, – уверенно отпиралась моя собеседница.

Как не брала? К то-то из ребят видел, как Алиса после физкультуры рылась в чужих вещах, и оповестил всех.

– Обидно, что лучшие друзья мне не верят, понимаешь? – всхлипнула Алиса.

Понимаю! И неважно, что ты сделал. Хочется, чтобы приняли таким, какой уж есть.

Я знаю, что Алиса взяла чьи-то деньги, но просто не могу позволить ей разочароваться в людях. «Успокойся, я сейчас рядом. И это мой выбор – поддерживать тебя».

Я посмотрела в её глаза. Там не было слёз. Там хуже – там глубоко. Там безысходность. Ощущение, что сейчас утонешь и всё вот-вот должно закончиться, но почему-то «вот-вот» никак не наступает.

А где-то там, за пределами нашего малюсенького мира с тремя раковинами и пятью унитазами, идёт урок математики. Наших одноклассников учат повелевать цифрами.

А здесь сидит Алиса на широком подоконнике и смотрит глазами-озёрами вдаль. Я стою рядом и молчу, боясь вторгнуться в пустоту, которая безмятежно присутствует в отсутствии смысла. Нас объединяет ожидание. Ожидание конца, которым начинается начало.

Сегодня этим началом буду я. Каждый имеет право быть услышанным. Ведь человека характеризует не количество допущенных ошибок, а то, как он их исправляет. Каждому надо дать шанс на исправление. Разве не так должен проходить урок, кульминацией которого станет вывод о себе, получившем новое знание и трансформировавшем его в навык? Даже если вместо уютного кабинета ты учишься на подоконнике туалета.

И знаете, это был непростой урок. Я бы даже сказала – высшая математика. Когда не надо ничего высчитывать и делать проверку. Ты просто понимаешь, что ответ есть. Его не может не быть, но тебе всё равно, каким он будет, потому что важен сам пример. Пример на сложение двух душ, так нужных другу именно здесь, именно в эти минуты.

Наблюдатели

– Я бабушку на той неделе видела на лавочке, – сказала мне одноклассница. – В лохмотьях, худенькую. Так помочь ей захотелось!

– Помогла? – спросила я, поддерживая разговор.

– Не успела. Пару дней она была там, даже спала на этой лавке. Думала, в приют какой позвонить для бездомных людей. Только нашла телефон – а бабушки и нет уже.

– Может, кто другой помог? – решила подбодрить я сверстницу, разделившую чужую беду.

– Думаю, умерла она. Глазами такими печальными меня вчера проводила. Будто помощи просила безмолвием. А я…

– А что ты могла? – я еле сдерживала слёзы.

Был человек – и нет его. А лавка и равнодушные прохожие остались. И чужие отчаявшиеся глаза, которым ты мог помочь, но уже не можешь.

– Могла, но не успела. Не зря говорят: бойтесь равнодушных, – одноклассница вздохнула. – Человек, может, всю жизнь именно моего душевного тепла и ждал.

Не всё зависит от нас. Но очень на многое каждый из нас способен повлиять. Мы не узнаем, что случилось с той женщиной. Может, это только фантазии одноклассницы, и в помощи никто и не нуждался. Может, бабушке был необходим именно тот опыт, который она и приобрела. А может, эта история случилась для меня. Для того, чтобы больше никогда я не оставалась смиренным наблюдателем.

Своим наигранным спокойствием я хотела поддержать одноклассницу. А я ведь не её, я себя оправдывала и вместе с тем все ситуации, в которых так и осталась наблюдателем, пожалев для другого душевного тепла.

Прикосновение моря

Как часто человеку, задыхающемуся в пыли повседневности, необходимо вдохнуть влажно-солёный морской воздух! Только вдохнуть. Наполнить им каждую клеточку своего тела, чтобы потом снова дальнобойщику вернуться за руль автомобиля, врачу – к тяжелобольному, учителю – к неуспевающему ученику, жене – к разгневавшемуся мужу, маме – к заходящемуся в истерике малышу. Мы едем к морю, потому что оно впечатляет. К ого-то привлекает жизнь вдали от дома, кто-то едет развлечься, кто-то – лечиться. Какой бы ни была цель поездки, отдых на море исцеляет. Такими же целительными (до следующей поездки, если она будет) станут и воспоминания о нём. Не имеет значения, куда вы отправитесь: в Крым, в Анапу, в Геленджик, в Тунис, на Кипр, в Турцию, в Египет. Не может не запомниться время, когда ты был счастлив.

К ому-то и вспомнить нечего, а я была на море, на Чёрном!

Раньше перед сном я представляла себя, плывущую по спокойному морю. Я могла умыться солёной водой, глотнуть немного случайно, ощутив скрип песка на зубах. Могла нырнуть, задержав дыхание на столько, сколько это возможно, чтобы не остановилось биение сердца. Могла кататься на волнах на надувном круге, то поднимаясь на поверхность моря, то утопая в нежных и тёплых потоках.

И это случилось! Я закрывала глаза, доверяя полностью, и чувствовала, как море целует меня. В благодарность за полученное наслаждение и возможность доверить самые сокровенные тайны, мною каждый день возводился замок на берегу. Я знала, что уже на следующий день его не будет – смоет волна, но остаться неблагодарной не могла.

Может, моё «спасибо» было не услышано? Может, стоило строить чуть дальше от берега? Но когда в твоём распоряжении только песок, ты осознаёшь недолговечность постройки. Да и нравилось мне, как вода прикасается к красивому замку, в который строитель вложил всю душу, поглощает его, уносит с собой, укладывает на дно, чтобы потом опять вынести на берег по крупицам. Круговорот песка в природе.

Прикосновения… Как это много! Когда вы в последний раз дотрагивались до кого-то, чтобы поделиться своим теплом, одолжить другому немного своей энергии? Когда чувствовали живительное тепло близкого человека, дарующее благодать? Ведь два человека неслучайно в эту минуту решили пустить другого в своё личное пространство, нарушив его целостность. Это им обоим нужно.

Побывав на море однажды, туда захочется снова. Любоваться закатом, лежать на шезлонге, собирать ракушки или камни причудливой формы, фотографироваться… У каждого свой список любимых дел, но он есть. Достаточно изображения моря, если вы его любите, чтобы вспомнить, как было хорошо. Чтобы опять ощутить себя свободным человеком, готовым творить и идти вперёд с широко открытыми глазами. Идти ногами, полными сил. И где бы вы ни были в момент, когда воспоминание посетит вас, на душе станет светло. Вы мысленно окунётесь с головой, смоете всю грязь-рутину, о которой даже не подозревали, но которая мешала коже, без того прикрытой одеждою, чувствовать. Опять задышите полной грудью и вспомните, что пришли в этот мир любить и быть любимыми.

И это тоже было в моей жизни.

Но я забыла, что в море можно утонуть. Если заплыть глубоко или не рассчитать силы. Если вдруг покажется, что жизнь на суше не имеет никакого смысла. Тогда вас совсем не будет видно. Вас не станет. Совсем.

А море? Ему всё равно. Оно бескрайнее, вечное, всеми любимое. Оно не заметит вашего подвига, о котором, собственно, никого и не просило. Спасение утопающих – дело рук далеко не водной стихии. Да и вообще, следует разобраться, какие чувства толкнули человека на это безумие и насколько это сознательный поступок – стать частью моря, покинув мир людей, не понимающих тебя.

И я тонула…

Но меня вытащили. Говорили что-то обо мне, о том, что мои замки из песка кому-то нужны, что строить их можно на берегу Азовского моря, которое на пару градусов теплее, но тот, кто был на Чёрном и полюбил его, никогда не променяет на другое. Однако я хлебнула слишком много воды. Что-то внутри лопнуло от такого количества жидкости. И осталась боль. Физическая боль, которую можно терпеть, запив «Найз» или «Кеторол» стаканом воды.

Разве этого я хотела, купаясь в море? Вспоминая о нём? Мечтая? Оно не оправдало моих надежд. Да и не должно было.

Теперь, когда мне нужны силы, я вспоминаю только первые дни отдыха. В начале июня была плохая погода, и мы с дочкой садились на влажный песок по-турецки и смотрели на море. Бескрайнее, манящее, величественное, успокаивающее. Оно будет всегда. Мы мечтали о том, что скоро будем купаться, надеясь на благосклонность солнца и нежность волн, без которых, конечно же, нельзя обойтись.

Встреча с бесконечностью

Вечер пятницы. В мою комнату сочится приглушённый свет фонаря. Я не стала от него прятаться. Пододвинула кресло поближе к окну, отложила на пару минут ноутбук и впервые за этот вечер, а может, и за весь последний месяц, посмотрела в окно с любопытством новорождённого зверька. Почему я не делала этого раньше? Был ли вчера этот свет?

Фонарь не стал героем того вечера. Он был проводником и прекрасно справился со своей задачей привлечь моё внимание к небу. Смотрю в него… Легко так! Дух захватывает!

Я закрыла глаза и отдалась этой лёгкости. Она струилась откуда-то сверху. Больше не было крыши, не было кресла, не было меня. Раз-два-три, раз-два-три… Зрачки танцевали, как и тело. Влево-вправо, влево-вправо. Я не чувствовала бёдер, но они словно вырисовывали в воздухе бесконечность – восьмёрку, положенную на лопатки.

Свет без конца и без края, взявшийся из ниоткуда и бывший всем сразу, захватил меня в свои объятия. Он поднимался из глубин моего тела. Интересно, из сердца или головы всё-таки? Напитывал белизной всю меня от макушки до пяток. И этого ему было мало – он выходил за пределы, образуя большой неровный шар. Это всё… я. Настоящая, бескрайняя, безграничная. Оставляющая лёгкое послевкусие сладкого чая с молоком, выпитого на ночь дождливым осенним днём.

Но сейчас не осень, сейчас лето. Я сижу перед ноутбуком и думаю о том, что очередной год моей жизни – какой-то никчёмной, быстротечной, бесполезной – прошёл зря. Мне так многого хотелось достичь, сделать, увидеть. А что в результате? Вот этот вот комочек света, который не может разместиться во мне и всё время просится наружу, разрывает меня на части вопреки логике и здравому смыслу.

Смотришь в него и не понимаешь, где он, а где ты. Его конец – начало тебя. Но когда его нет, есть ты. Мелодия, льющаяся из глубины души, заставляет тело двигаться в такт, покачиваться, сливаться с этим миром в единую музыку. Я есть мир. Мир есть я.

Я на свидании с небом впервые. Оно так долго смотрело в меня, ожидая моего ответного внимания, но я ждала пробуждения способности быть искренней настолько, чтобы в сердце зазвучали самые тонкие струны, никогда никем не тронутые ранее. Способности восхищаться на равных.

Я уже бывала на таких встречах с бесконечностью. С морем. Оно спокойное, бескрайнее, чёрное. Море качало меня на своих волнах, убаюкивая бдительность и приглашая начать новую историю моей жизни, в которой не будет места злости, огорчению, безысходности, разочарованию. Оно приглашало отдаться, но я ждала своего, была верна ему заранее, никого не подпуская к дверям своей души.

Чудес не бывает. Существует лишь та история, которую ты создаёшь для себя и в которую веришь. Таки здесь. С морем у меня несерьёзно. Я поверила небу. Приняла его. Там, за ним, целый мир, тщательно скрываемый от человеческих глаз. Я смотрела не то вверх, не то в себя, надеясь, услышать звук. Тот самый, который станет знаком того, что всё не напрасно. Когда язык обездвижен, ты можешь только слушать, но внутри, как и снаружи, царила тишина.

В тот вечер я сходила с ума по небу. Смотрела в него, упиваясь синевой и видя в нём проекцию собственной безграничности. Завтра я снова буду смотреть в людские лица, в асфальт либо в экран ноутбука, но сегодня в меня с отцовским пониманием смотрит небо. И мы с ним сливаемся в два кольца одной восьмёрки – в бесконечность.

Кошки-мышки

То ли холодно было очень, то ли сумка была тяжелее обычного, то ли просто лень заставила меня в очередной раз набирать знакомые цифры шестизначного телефонного номера.

– Вас приветствует служба заказа такси. Откуда вас забрать?

…Заказ оставлен, но никто его не берёт. Медленно плетусь в сторону площади Ленина. Скользко, ветер дует в лицо. Приходится натягивать перчатки. Сумки в обеих руках мешают, как могут. Наконец получилось! Шаг, ещё один шаг, третий. Вдруг – звонок. Приходится снимать бордовую кожаную перчатку с правой руки, убирать её в карман на время. А как иначе?

– Такси заказывали? – спросил приятный мужской голос. – Где вы конкретно находитесь? Через две минуты буду.

Бегу на то место, куда просила приехать машину. Радостно на душе! Снова идти, но скоро я буду дома.

…Долго ждать не пришлось. Расположив сумки на заднем сиденье, я плюхнулась рядом с водителем.

– Добрый вечер, – говорю я ему.

В голове – только мысли о пушистом пледе, который скоро накроет меня. Уже чувствую горечь обжигающего чая и сладкие объятия дочки.

– Здрасте, – буркнул водитель.

На этом наше многообещающее общение закончилось. Я смотрела в окно, любуясь красотами вечернего города, а он… Таксист хорошо выполнял свою работу.

Мои бесформенные мысли оборвало уведомление, пришедшее на телефон. «Вашу поездку можно оплатить через приложение Сбербанк Онлайн. Чтобы сделать это…»

«Здорово», – подумала я, последовательно нажимая кнопки «Далее». И двести девяносто рублей улетели с моего счёта в одночасье.

– Вы зачем перевели деньги на карту? – прервал своё молчание таксист.

Я почувствовала себя сидящей рядом с тигром. Большим, громким, хищным. Зверь с густой полосатой тёплой шерстью ждёт от меня ответа.

– А в чём проблема? – спрашиваю я, не понимая.

– А-а-а! Всё ясно! Вы сейчас поездку отмените, и я не получу свои деньги! Мой сын так всегда делает! – его зрачки медленно сужаются.

– Да нет, что вы! – моему возмущения нет предела. – Смотрите, вот СМС от Сбербанка, с моего счёта деньги списаны. Вам они пришли?

– А при чём тут я? Оплачивайте наличными! Карты помогают государству нами манипулировать. Почему за моими финансами кто-то должен наблюдать? Это моё дело, куда тратить заработанные деньги. Вы что, не знаете? Карт скоро не будет!

– Вам деньги на счёт поступили? – в очередной раз с безысходностью спрашиваю я.

И почему не поинтересовалась у водителя, как для него лучше оплатить поездку?

– Мне всё равно. Да, поступили, но на карте долг за обслуживание, его сейчас спишут, и я окажусь в минусе! Я вас через весь город вёз. Зря? – один рык тигра сменяется другим.

– Я сейчас позвоню оператору, мы всё решим, – предлагаю я, набирая номер диспетчера.

– Да хоть Путину звони! Двести девяносто рублей оплачивай!

– Девушка, подскажите, могу ли я оплатить поездку онлайн? – обрадованно спрашиваю я, слава богу, диспетчер ответил.

– Да, конечно, – ответило мелодичное сопрано.

– Но я так и сделала, однако водитель просит оплатить наличными. Как быть? – взмолилась я, не надеясь, что кто-то мне поможет.

– Платёж проведён, вы больше ничего не должны, – ответил тот же голос. – Всего доброго!

Да уж, добрее не бывает. Надо было идти пешком.

– О чём задумалась, платить будем? – рычит на меня тигр. – Я целый день тут катаюсь, а такие, как ты, так и норовят меня обмануть! Если деньги с вашей карты списали, то можно через банк вернуть. Я так делал, когда меня в магазине надули.

Я открываю кошелёк. В магазине надули, государство финансы контролирует, ещё и я отменять поездку собираюсь! Только именно его сын обманывает таксистов. Никакой солидарности к способу заработка отца!

– Вот, возьмите, – протягиваю я триста рублей и почему-то улыбаюсь. – Что же вы из-за денег так нервничаете?

Таксист закуривает сигарету, извлечённую секундой ранее из пачки «Тройки». Думала, их уже не производят.

– Да я не нервничаю. – Он ищет сдачу в банке с мелочью. – Я же работаю для чего? Понимаете, чтоб деньги были. Вы с банком быстро разберётесь, я уверен.

– Не надо сдачи, – говорю я, переводя дыхание. – Всего доброго.

Хлопая дверью машины, замечаю надпись жёлтыми буквами на двери: «Такси». Двадцать минут таксист потратил на выяснение отношений со мной. Двадцать минут рабочего времени, двадцать минут своей жизни. Они стоят трёхсот рублей?

Одни думают, как сэкономить, как бороться с нечестным государством, как получить побольше от пассажиров, которые платят за поездку сущие копейки, но кто решил жить именно в этой стране? Кто устроился на эту работу? Кто воспитал сына мерзавцем? Кто не заработал к пенсии на собственную машину?

Другие же открывают для себя новые возможности, отталкиваясь от былых неудач, анализируя допущенные ошибки.

Чему научила меня эта поездка? Наверное, тому, что под костюмом злобного тигра может скрываться раненая мышка, когда-то кем-то загнанная в угол. Она не понимает, что из него уже давно можно спокойно если и не выйти, то хотя бы выползти.

P. S. Спасибо, Бог, что взял деньгами!

Горячие руки

Ненавижу понедельники. В этот день приходится осознавать масштабность собственного одиночества. В понедельник я убегаю от самой себя. В первый день недели приходится что-то планировать после бурных или провальных выходных. Остаться наедине с собой – непозволительная роскошь.

Вокруг меня всегда много людей. Они слились в один образ. Туманный, густой. Не различаю их по крику, запаху, лицам, походке. Люди для меня – это только маска, которую по очереди надевают миллионы случайных прохожих. Однообразная и неинтересная.

Я перестала не только видеть, но и чувствовать. Сначала мне казалось это благом и неоспоримым преимуществом. Достаточно только натянуть на себя ту самую маску, как использованные бахилы, вытащенные из мусорки, когда нет мелочи в сумке на покупку, а без них не пускают.

Вы не подумайте, что мне одиноко! Бесконечный поток гостей приходил и уходил, но никто не оставался, не задерживался. Им не нужна я, они зашли за моей добычей, к которой я не притрагиваюсь – как паук, который поймал насекомое в свою сеть, но не ест его.

Наверное, мне будет спокойнее в пустом доме без людей, котов и тёплого коврика из меха кролика. Лишь паутина прошлого была моей соседкой по коммуналке. Иногда казалось, что она держала меня, как могла. Или я её?..

Я не особенная. Одна из тех, кто утром прячет своё убогое лицо под маску общепринятых идеалов красоты. Впервые ты надеваешь её с наивным расчётом. Потом привыкаешь. Со временем забываешь и про надежды, и про мечты. Сначала хотела поставить себя на ноги. Теперь приоритеты изменились. Мечтаю удержаться на ногах, не плюхнувшись на пыльный асфальт, ободрав колени, и не завыть от отчаяния.

Вот и сейчас – держусь. Когда рассматриваю живой фотоальбом прошлого в своих мыслях, время пролетает незаметно.

Раньше мне казалось, что настоящие встречи происходят только на улице. Подходит к тебе случайный прохожий, и ты понимаешь, что какую-то часть жизни вы проведёте бок о бок. Интересно узнавать о незнакомце, рассказывать о себе, строить башни иллюзий. И неважно, кто перед тобой – мужчина или женщина, старик или юнец, высокий или небольшого роста, красавец или на любителя. Раз вы встретились в этой жизни, значит, так нужно. И тебе, и ему. Именно такой и была наша первая встреча с Лидой. Случайной, но с навязчивым привкусом вечности.

* * *

Когда ты заходишь в чей-то дом, то попадаешь сначала в коридор. Там ты можешь раздеться, осмотреться, попытаться предположить, сколько комнат в помещении, в которое ты попал. Коридоры бывают разные. Узкие и длинные, квадратные и широкие, а бывают крошечные, со спичечную головку. В них и стоять-то тесно. Из малюсенького коридора своей квартиры в то утро понедельника я вышла из дома в поисках нового жилища.

Есть такие люди, которые помогают хозяевам жизней выбрать домик для души правильно. Они называются риэлторами – проводниками в мире недвижимости.

Мне хотелось большего, хотелось лучшего, хотелось счастья. И казалось, что если бы не этот маленький коридор, то всё было бы иначе.

Риэлтор, которого мне посоветовали, пригласила меня в свой офис на следующий же день после созвона. Я знала, что люди, как маги – бывают тёмные и светлые, но я доверяла тем из них, которые отправили меня к Лиде.

* * *

Длинный лестничный пролёт, зелёные грязные стены, немытые полы. «Надо же, где люди работают!» – подумала я. Но делать нечего – уже пришла. Я просто знала, что Лида уже на месте, сидит на лавке перед столом с открытым ноутбуком и ждёт. Ждёт меня: то поглядывая в даль неба через давно немытое окно, то задумчиво постукивая мягкими подушечками пальцев по клавишам переносного компьютера.

Белая дверь. Облупившаяся белая краска. Стеклянная ручка. Высокий порог. Дёргаю, открываю, переступаю. Я оказалась в длинном-длинном, как шеи пяти жирафов, коридоре.

Женщина невысокого роста и плотного телосложения подняла на меня глаза.

– Здравствуйте, Соня. Я вас жду, – сказала она.

– Здравствуйте, мне бы квартиру подобрать… – я не знала, с чего начать разговор.

Завидую тем, кто знает, чего хочет. Я явно не из их числа.

Казалось, что Лиде и не нужно вовсе меня слушать. Она словно чувствовала холодный бриз моего страха на своей спине и знала, как меня успокоить.

– Прежде нам нужно научиться быть в коридоре, – растягивая слова, начала она объяснять мне, будто бы уже знала то, что только стремлюсь познать я.

– А потом? – я удивилась.

Незавидная участь – жить в коридоре!

– Потом мы с вами вместе выберем комнату. И вы решите, нужна ли вам другая квартира и в коридоре ли дело. Хорошо?

Есть такой маркетинговый ход. Закончил фразу этим «хорошо» – и человек сразу соглашается с тобой. Но мне так уютно было в этом сером коридоре, лишённом всякой мебели, без совсем ненужных обоев, навязчивых ярких ламп и безвкусного декора. В нём было что-то, чего не было в моём коридоре, в моём доме, в моей жизни. Суть, что ли?

В центре коридора стояла только скамейка, на которой и сидела Лида. Я ничего не понимала. Я ждала разговора, картинок, пафоса, а вместо этого я слышу смысл, которого нет там, где есть бутафория изящества, которой мне так хотелось заткнуть дыру пустоты внутри себя.

Из коридора в комнаты вели двери. Их было так много, посчитать было бы можно, но я стеснялась в присутствии Лиды делать это.

Она смотрела на меня. Нет, не улыбалась, не приглашала присесть. Просто смотрела, будто на мне что-то было написано и она жадно читала книгу, которую вот-вот унесут. Я, как вкопанная, стояла, не двигаясь.

Кто же знал, что вот на таком фоне чётче люди проявляются?

Я не люблю смотреть в глаза, но заставляю себя это делать. Потому что так правильно. Мол, в душу смотреть надо, а не на внешнюю оболочку. Лидины глаза будто разбрасывали искорки в разные стороны. Такие малюсенькие кусочки света и доброты, которые в воздухе тут же гасли, но за свой недолгий срок жизни успевали очаровать каждого, кто их заметил.

Увидев их, я вспомнила, как сильно, до скрипа зубов, мне не хватает в людях искренности. Только в момент отчаяния, когда ты понимаешь, что уже нет смысла притворяться, да и сил на это действо не осталось, ты можешь позволить себе такую роскошь, как быть собой. Потому что уже неважно, что подумают другие – они уже повернулись к тебе спиной. И пока они вдруг не развернулись обратно и не заметили твою слабость, скорее надо действовать, спасая самое дорогое, что у тебя есть.

И всё, что у тебя осталось – это ты сам. И либо ты разворачиваешься к себе, принимаешь себя таким, какой ты есть, либо остаёшься в полном одиночестве. Страх второго сильнее. Все выбирают первое. Вот так обижаешь, не смотришь в сторону себя всю жизнь. А потом – бац, и понимаешь, что всё остальное – химеры и мистификации, которые долго водили вас обоих за нос и мешали встретиться. Ты берёшь себя за руку, вытираешь слёзы и шепчешь: «Прости». И, конечно же, прощаешь. Потому что в поисках искренности в других забыл о том, что сам давно потерял её. Точнее, оставил в тот момент, когда предал себя, подумав, что плох, и решив подражать другим и жить для них.

Жизнь – штука, работающая на автомате. Она не издаёт последних звуков, как, впрочем, и первых. Она просто подёргивает струны арфы людских судеб так, чтоб звучащие мелодии отличались друг от друга. Жизнь – тот ещё критик. Мелодия именно твоей арфы ей может не понравиться. И тогда программа включает её снова и снова, повторяя до тех пор, пока хозяева струн не займутся их настройкой.

У Лиды были очень горячие руки. Я бы даже сказала, что огненные. Тепло, исходящее от глаз, можно представить, но нельзя прочувствовать. Можно нафантазировать, но нельзя знать наверняка намерения того, кто смотрит на тебя.

Глаза того, кто близок по духу, зажигают, не теряя своего тепла и искр. Они приглашают тебя танцевать, приглашают присоединиться, но никогда не позволят тебе вести, каким бы хорошим танцором ты ни был. Они говорят тебе: «Спасибо, что со мной!».

С руками же иначе. Они делятся теплом. Если человек искренний, то его костёр, пылающий в душе, никогда не погаснет. И ему важно, чтобы рядом были те самые угольки и дрова, способные перенять огонь, заразиться импульсом, движением потока искр. Чтобы он не гас, а разгорелся. Уголёк, может, и не сейчас вспыхнет, но сохранит жар внутри на долгие годы, пока сам не готов будет стать огнём.

Волшебство уходит, а тепло остаётся. Огонь, вспыхнувший однажды, будет зажигать всё новые и новые сердца. Не для того, чтобы казаться ценным и искать место для вывески малодушия, а для того, чтобы этот мир становился прекраснее с каждой искринкой, компенсирующей оброненные в детстве слезинки.

– Что делать будем? – спросила я, скрывая неуверенность.

– Наслаждаться, – ответила Лида.

Она ничего не требовала. Так много было внутри неё того, что не помещалось внутри ладошек, наливавшихся жаром всякий раз, когда рядом появлялся нуждающийся человек.

Я подумала… (Именно с этих слов начинаются все оправдания. Мы боимся признаться себе в том, что не готовы. Что хотим честности, открытости от других, но не способны даже себе признаться в своих истинных желаниях).

Я подумала, что это ненормально. Мне было жаль. Жаль себя, жаль чужого времени, жаль ещё не вложенных в меня сил. Я пыталась убежать от своего унижения, которое тенью стояло за моей спиной. И ближе не подходило, и не уходило, мешая шее двигаться свободно.

– Знаете, у меня не получится. Кажется, что моих сил не хватит, чтобы жить по-новому, – придумывала я на ходу.

Придумывать не так уж сложно, когда это делают другие, а когда тебе предстоит стать создателем пусть даже не своей маленькой вселенной, а крохотной идеи, то до Бога тебе явно далеко. Родители этому не учат, в школе нет такого предмета. И мы делаем так, как можем, забывая о существовании учебников для юных чародеев, не желающих становиться учениками. Стремясь возродить, мы добиваем. Желая починить – ломаем. Вместо воскрешения – хороним навечно.

Я ожидала, что Лида начнёт меня уговаривать, будет просить попробовать, но она равнодушно показала рукой на дверь.

Я сразу вышла, но, оказавшись за пределами судьбоносного коридора, поняла, что единственное, на что сил точно не хватит – это на прежнюю жизнь. В неё уже не получится вернуться. Не потому что дорогу снегом замело, а потому что выглянуло солнце, которое требует улыбки на лице каждого без исключения прохожего, даже случайного. Но эти ощущения сменяются и другими. По песку приятно ходить, когда он сухой и тёплый. А влажный, смоченный слезами и похолодевший от обид, он становится причиной воспаления. И хорошо, если лёгких. Может быть ещё хуже. Воспаление мозга лечится дольше. И порой жизни мало, чтобы понять причину недуга. Мы же не помним, как доверяли песку, наслаждаясь каждым шагом, каждой песчинкой под стопами. И я разочаровывалась в песке. Считала его недостойной себя. Или же умаляла его достоинства, считая, что эти ничтожные песчинки даже не камешки.

Лида… Она другая. С ней и я без маски, без грима, без нарочитого оптимизма и сдержанного смеха. С Лидой я та самая, которая зачитывается Маяковским, коллекционирует плюшевых ёжиков, сдувает пенку с обжигающего губы какао.

Там, по ту сторону ещё не захлопнутой двери сидит человек, к которому я пришла. Сидит и ждёт следующего гостя. Там ждёт кого-то тот, кто может научить меня смеяться. Я шагнула обратно, по-прежнему стесняясь смотреть в глаза.

Лида не поднимала голову и думала о чём-то своём. Наверное, о моей глупости и наивности, а может, о том, с каким вином – красным или белым – лучше подавать мясо мужу на ужин.

– Давайте притворимся, что я вернулась попрощаться, – взмолилась я.