Книга: Мироныч, дырник и жеможаха. Рассказы о Родине - Софья Синицкая

Давно не получала такого удовольствия от чтения. Прекрасный язык, хороший, добрый юмор, обаятельнейшие, живые персонажи. Я не представляю где София их разыскивает, огромное ей спасибо за это знакомство.⠀

В этой книге собраны три чудесные истории, казалось бы ничем не связанные между собой. Все они произошли в России, в разные эпохи. Героев связывают сложные, наполненные перепетиями судьбы и чудесные, фантастически- реально-нереальные встречи. Вся эта книга о таких вот встречах.

Главные герои наивные, порядочные  и невинно  пострадавшие от злобы и козней. На помощь им приходит случай,   который,

как известно, один из псевдонимов  Бога.   Но не только случай, а и добрые люди. А когда человек добрый, он и сам немного волшебник.

⠀ps: прочла, что на обложке кукла Петрушка, символ освобождения героев от кукловода , символ их независимости и самостоятельности.

Автор ни на кого не похожа, у неё свой стиль, своё видение, мне очень понравилось. Она , на мой взгляд вполне заслуженно, вошла в шорт- лист премии Нос 2019года .

Советую к прочтению.

В книге три части. Две повести и рассказ, связанные общей темой — человек искусства внутри жестокого социума.

Артист театра кукол, воспитатель от бога, «знаток детских душ» в повести “Гриша Недоквасов”, без оглядки любил свой Театр и его зрителей. От малолетних беспризорников времен НЭПа до «сбившихся с прямого социалистического пути обитателей ползунковых, младших, средних и старших детских групп». В его поле растут несмышленые «враги народа” И к “каждому Гриша находит правильный подход, каждого может захватить и заинтересовать”

Ганнибал Квашнин элегия о детстве одного ребенка. Маленький сирота африканского студента и его русской невесты. Оставшийся один малыш растет под опекой тети и соседки. Обе они, по своему, мечтают сделать мальчика счастливым. Ганя растет в мире музыки и любви, кочуя от одной тетки к другой.

Самая маленькая часть книги — притча о блаженном Митрофанушке. Что по воле доброго сердца и случая попал из российской деревни в Альпы, выжил и помог русской армии.

Ритмично, легко читается, особенно понравилась идея описывать такую тяжелую тему как лагерная жизнь детей и дикую жестокость эпохи языком гротеска, балаганного кривляния. Возможно, не используй автор такой прием, я бы не смогла дочитать книгу до конца. История, для меня лично, болезненная.

Жаль, что описание нескольких персонажей вышло плоско. Черно-бело, двухмерно. Вот Иадова, в первой части: «лагерных детей Тата называла «враженята». Она их ненавидела всей душой.» Или Мешкова в Ганибале: «В душе она надеялась, что у Гани...обнаружатся дурные наклонности, и тогда всем станет ясно, что «она была права». Но почему-то ничего плохого не происходило.»

Рассказ о Митрофанушке меркнет, на фоне повести про Гришу, это повествование гораздо сильнее и глубже.

Среди грандиозных перемен и событий живут между сказкой и былью герои Синицкой, обычные люди, в колесе времени. Человеческое течет на фоне монументального, меняется страна, обстоятельства, режимы, и можно или выживать или жить. Всегда есть выбор.

Тут ключевые слова "насколько можешь". Больше. чем в тебя положено способности: видеть, знать, любить, верить - ты физически не воспримешь. Одному и небо в чашечке цветка, а другому Ниагарский водопад просто много бестолково падающей воды. Нормально. Софья Синицкая о тех и для тех, кому небо.

Сборник "Мироныч, дырник и жеможаха" в списках всех наиболее значимых российских литературных премий: НОС, Большая книга, Нацбест, и везде дошел до финала. Для дебюта несомненный успех, но читать не спешила, отпугивало название. Какой-то Мироныч, непонятный дырник и вовсе уж невразумительная жеможаха, кто вы такие, я вас не знаю. Ну одного-то, положим, знаем, о Сергее Мироновиче Кирове, с убийства которого начался Большой террор, все слышали, про жеможаху во фразе, вынесенной в эпиграф, а про дырника надо отдельно.

Первая повесть сборника "Гриша Недоквасов" о гениальном кукольнике, сыне известного хирурга, в чью квартиру вселился пламенный большевик. Нет, никаких обид на новую власть, мальчик ее горячий приверженец, мы наш,мы новый мир построим, и всякое такое. А кроме того, он с детства увлечен кукольным театром, сам мастерит из папье-маше, сам придумывает и ставит уморительные репризы для своего любимого Петрушки, сам разыгрывает. И великий человек с пониманием к такой увлеченности. Пока не убили.

Книга ни разу не документальная, целиком художественный вымысел, и версия убийства Кирова здесь неканоническая, и арестованного кукольника в его окружении искать не стоит. Не было конкретного Гриши, было много других, которым прямая дорога на лесоповал. "Жеможаха..." лагерная повесть, но ни в коем случае не "оставь надежду, всяк сюда входящий". Тебя могут убить, и сделают это даже без удовольствия, равнодушно, одним механическим усилением давления. Даже и скорее всего ты умрешь, но может и так случится, что найдется один-два человека среди всеобщего зверства и начальник, который не окончательная сволочь, и в аду будет просвет. Даже в пекле надежда заводится...

А дырник-то, дырник что? Ох, там запутанная история про детский дом для детей врагов народа, где главняней как раз такая женщина, которая ад умеет в чистилище превратить, дарит неустанными трудами маленьким враженятам счастливое детство. Пока директриса детдома потворствует. А как ее сменит товарищ Иадова, да как пойдет все рушиться, вот тогда и случится зверине зоновской начальнице бросить в тайге на верную смерть Гришу с мальчишкой Костиком, луководителем театра, которого кукольник приобщает понемногу к тайнам ремесла - на зонах развлечения тоже нужны и артистам везде послабление.

Вот у лесного молельщика, который по отцовскому завету возносил молитвы в дыру на крыше, чтобы лучше до Бога доходили (купола в России кроют чистым золотом, чтобы чаще Господь замечал). У него, у дырника, они и укроются. Нет, не пересказ, Синицкую бессмысленно пересказывать, надо читать. Это в языке, в интонациях, в общем строе этой прозы, в но пока мне рот не забили глиной, из него раздаваться будет лишь благодарность. "Митрофанушка Дурасов" повесть суворовских времен. Немного "Формулы любви" без счастливого финала честным пирком, да за свадебку, но с темой оставленности беспомощного человека в беде. Кстати, мотив "я заблудился в сумрачном лесу" сквозной для всех трех повестей сборника. И всякий раз это спасешься божьей милостью".

"Ганнибал Квашнин", наше время, афророссиянин Ганя, плод любви русской девушки и студента из Африки, павших жертвами лютости толпы. А Крошка Цахес, взятый на воспитание теткой матери при большом участии дачной соседки Птицыной наделен талантом любви к миру, вырастет счастливым, станет музыкантом и, ну в общем, все у нас получится.

Стоящая книга, простой язык сочетает напевные сказовые интонации с ощущением несомненной принадлежности автора к кругу интеллектуальной элиты. Пафоса не минимум даже, а вообще ноль. Читается легко, в процессе чистит и высветляет кусочек мира вокруг. Что немало, согласитесь

Магия у Синицкой местами присутствует — это такой специально питерский вычурный язык, которым любят играться стилистически одарённые писатели. Этот язык может кого-то раздражать, кому-то нравиться, кого-то оставит равнодушным, но он становится фишкой, по которой проза Синицкой опознаётся.

Обилием инверсий, словотворческими экспериментами и смелыми тропами он задаёт общий стиль — крутит-вертит Синицкая маленький кукольный театрик с забавными деревяхами в качестве героев и персонажей, всё под дребезжание шарманки и… оттого все кажется не настоящим.

Так Мироныч из заглавной повести, давшей название всему сборнику, оборачивается Сергеем Мироновичем Кировым, первым секретарём Ленинградского обкома. Мироныч в книге у Синицкой убит не по канону — его не застрелили в коридорчике Смольного, а зарезали ночью в каком-то городском скверике. Дальше история скачет зигзаообразно: по обвинению в сговоре с убийцами-террористами (!) хватают живущего в одной квартире с Кировым Гришу Недоквасова, артиста-кукольника, отправляют в лагеря, где он на протяжении всей повести продолжает веселить кукольными деревяшками детдомовцев и начальников лагерей; потом Гриша вместе с одним из детей-подопечных случайно сбегает из лагеря и попадает в избушку лесного сектанта-дырника, тут же обретается и главный антагонист — детдомовская начальница Тата Ядова (она же «жеможаха» — от церковнославянского «якоже можаху») и т. д.

Заканчивается вся эта странная круговерть, понятное дело, ничем, не имеет смысла рассказывать — будет даже не спойлер, а пересказ довольно бредовой истории ни про что. Синицкая просто разложила свой небольшой театрик из плоских, деревянных, взятых наобум персонажей и, тут же на ходу выдумывая сюжет, продемонстрировала пару-тройку сценок. Но спасибо, что предупредила. В предисловии к повести приведена пара строк из стихотворения Хармса «Сон» — с намёком на то, читатель-зритель, что это всё прикол ни на что не претендующей фантазии.

Таким же приколом оборачиваются, по сути, и истории двух других повестей сборника — «Митрофанушка Дурасов» и «Ганнибал Квашнин». С долей удалой сюрреалистичности, доходящей местами до абсурда и чернушного гротеска, Синицкая демонстрирует благожелательному читателю ещё несколько сцен театрика своей безграничной фантазии.

И ладно, если читатель попадётся благожелательный, принимающий правила непростой для восприятия игры, — не исключаю, могут найтись любители. Но что-то мне подсказывает, что простой читатель, не привыкший к словесным вычурностям и ироничным подмигиваниям, останется от театра имени Синицкой в недоумении: к чему городить симпатичный сюрный огород, если особого смысла в историях не прослеживается, а иногда они банально заканчиваются ничем?

Книга Синицкой, пожалуй, самым наглядным образом представляет собой ту символическую эссенцию новой словесности-2019, в которой литература рассыпается вслед за стремительно меняющимся миром. И бессмысленно уже делить прозу по жанрам (фикшн, нон-фикшн — какая, в сущности, разница?), вкладывать в художественную прозу хоть какие-то идеи, прочерчивать хоть какие-то рамки и границы — постмодернизм пожирает самое себя, постправда оборачивается правдой, а «НоС» фиксирует тренды — се ля ви.