Текст книги "Последний из шестерки"

ГЛАВА IV
СТРАХ ПЕРЕД ГРОЗОЙ

– Дорогая! – прошептал Жернико, заключив Асунсьон в объятия.

Поцеловав молодую женщину в губы, он, легонько оттолкнув ее, двинулся к Сантеру и молча обнял его. Затем отступил на несколько шагов, и тут только Жорж смог хорошенько разглядеть его, заметив, как он изменился.

Жернико, всегда такой спокойный, уверенный в себе, вернулся похудевшим, с заросшим бородой лицом, с растерянными глазами, глядевшими в одну точку. Волосы взлохмачены, галстук повязан кое-как. Вцепившаяся в пуговицу пиджака левая рука дрожала…

Эту глубокую перемену Асунсьон, должно быть, заметила точно так же, как и Сантер. Она застыла па месте от удивления, когда Марсель оттолкнул ее, чтобы схватить в объятия друга. Какое-то время она, видимо, ждала, что Жернико после братских излияний вернется к ней. Но этого не случилось. Он остался стоять посреди гостиной, сгорбившись и глядя прямо перед собой.

Тогда она сама подошла к нему и, положив руки ему на плечи, приподнялась на мысочках, подняв к нему свое прекрасное, взволнованное лицо. Но он, казалось, не видел ее, его хмурый взгляд по-прежнему был устремлен в одну точку.

– Как ты вошел, черт возьми? – вмешался Сантер.

– Через дверь, – не поворачивая головы, ответил Жернико. И добавил: – Ты плохо закрываешь двери.

– Но консьерж обязан…

– Его там не было.

– Ты пришел пешком?

– Я приехал па такси.

– А почему мы ничего не слышали?

– Потому что я остановил машину на углу улицы.

И во второй раз осторожно, но решительно высвободившись из объятий Асунсьон, Жернико упал в кресло.

– Боюсь, скоро разразится гроза… – пробормотал он и добавил как бы про себя: – Я не выношу грозы.

Асунсьон взглянула на Сантера. На лице ее была написана растерянность. Она не узнавала этого человека, сидевшего перед ней с удрученным видом, с землистого цвета лицом, объятого непонятным страхом. Неужели это он говорил ей тогда: «Я сделаю вас королевой…»?

Вдалеке прогремел глухой раскат грома. Жернико вздрогнул.

– Гроза! – прошептал он. – Гроза!..

В голосе его слышался неподдельный ужас.

И Сантер вспомнил… Еще пять лет назад Жернико, который в ту пору, казалось, не боялся ни Бога, ни черта, приходил в неописуемое волнение при виде молнии и, пока бушевала гроза, пребывал в состоянии полной прострации. Тем не менее только этим нельзя было объяснить охватившую его теперь тревогу.

Сантеру неловко было расспрашивать Жернико, но страдальческое молчание Асунсьон вынудило его пойти на это.

– Марсель! – начал он. Жернико поднял на него глаза.

– Как погиб Намот?

– Его, должно быть, выбросили за борт, – ответил Жернико.

Сантер содрогнулся.

– Марсель! Давай начистоту. Уж не хочешь ли ты сказать, что Намота убили?

Жернико понуро опустил голову.

– Да, – молвил он, – именно это я и хочу сказать. Сантер придвинул к нему свое кресло и взял его за руку.

– Что с тобой? – с тревогой спросил он. – Ты болен?.. Да говори же ради всего святого!

– Я боюсь грозы, – едва слышно повторил Жернико. Сантер возмущенно пожал плечами.

– Безумие! Не станешь же ты утверждать, что только это довело тебя до такого состояния! Ты погляди на себя, старик! У тебя вид испуганного, затравленного человека… Да, затравленного!

– Замолчи! – глухо произнес Жернико. – Откуда тебе знать…

– Вот я и хочу узнать. Выкладывай.

– Так вот…

Жернико умолк в нерешительности, бросил на Асунсьон отчаянный взгляд и наконец сказал:

– …Я приговорен.

– Что? – воскликнул Сантер. – Приговорен! К чему приговорен?

– К смерти, – прозвучал едва внятный ответ. Сантер вскочил на ноги.

– Ты пьян или сошел с ума! – закричал он. – Что все это значит? А-а! Клянусь, либо ты объяснишься, причем немедленно, либо…

Оглушительный удар грома не дал ему договорить, по стеклу забарабанил дождь.

– Гроза! – простонал Жернико. – Боже, как мне тяжко!..

И он заломил руки.

Взгляды Асунсьон и Сантера снова встретились. Возвращение Жернико, казалось, скорее сблизило их, нежели отдалило друг от друга. Обоих постигло жестокое разочарование. Асунсьон заподозрила, что два года жизни потратила впустую, теша себя иллюзией, а Сантер горевал о том, что потерял друга.

Он первый опомнился… Этот жалкий на вид человек был когда-то открытым и крепким парнем, верным товарищем и в радости и в горе. Ему во что бы то ни стало надо помочь.

– Послушай, старина, – начал Сантер, стараясь переубедить его, – я не знаю, что с тобой сталось за эти два года. Сегодня ты выглядишь больным. Поверь, рядом с нами тебе нечего бояться. Почему ты не хочешь довериться мне? Ты сказал, что Намота выбросили за борт… А кто выбросил?

Жернико с беспокойством огляделся вокруг.

– Я не могу сказать тебе кто. Но возможно… Дверь хорошо заперта? Тебе бы следовало проверить…

Сантер безропотно повиновался. Он и сам ощущал теперь какую-то нервозность, испытывал легкое беспокойство. Однако настроенный весьма решительно, он наполнил стаканы коктейлем и выпил свой залпом.

Жернико к стакану не притронулся, он поднес руки к вороту и резким движением расстегнул его. Лицо его блестело от пота.

– Да… да… Я скажу тебе… Но как быть?.. Мне самому мало что известно. Я скорее догадываюсь, понимаю… Да, я понимаю, и это главное!..

Удары грома следовали теперь один за другим. Вцепившись в подлокотники кресла, Жернико продолжал:

– Сантер, ты веришь в предчувствия?.. Тебе доводилось когда-нибудь переживать наяву самый настоящий кошмар?.. Со мной это случилось… Первое предупреждение я, думается, получил еще в Пекине, уже тогда я в какой-то мере предвидел драму на «Аквитании». Накануне я встретил Намота. Он сказал мне, что разбогател, стал, как и я, богат. Но и он тоже, как мне показалось, опасался какой-то неведомой беды. «Хочу поскорее уехать из Пекина, – признался он мне. – Здесь трудно не нажить себе врагов, к тому же многие теперь, конечно, знают, что денег у нас пропасть. Мне это не нравится!» Мне тоже это не правилось, я испытывал такое же точно беспокойство, а после разговора с ним встревожился еще больше. Однако, по мере того как мы удалялись от берегов Азии, Намот приходил в себя, повеселел. Он с энтузиазмом рассказывал мне о своих приключениях, без конца вспоминая тебя и остальных наших друзей. Да и сам я стал гораздо спокойнее и готов уже был во всем винить тамошний климат, сыгравший, видимо, с нами шутку на свой лад, как вдруг произошла эта драма. Бесполезно расспрашивать меня об этом. Я знаю не больше того, что рассказали газеты… Но…

– Но? – переспросил Сантер.

– Я первым очутился на верхней палубе, понимаешь?

И…

– И?

– Я заметил убегавшего человека…

– Ты в этом уверен? Жернико покачал головой.

– Нет, ни в чем я не уверен. Видишь ли, ночные тени… Если бы я был уверен!.. Но нет, я не могу ничего утверждать, и это самое ужасное…

Воцарилось молчание. Гроза, видимо, стихала. Дождь продолжал стучать в стекла. Часы пробили половину.

– Бедняга! – молвил Сантер. – Неужели ты не понимаешь, что твои страхи – плод воображения, их породили предчувствия или просто злая лихорадка! Ведь доказательств нет никаких, вполне возможно, что Намот по чистой случайности упал в море. И уж совсем я не могу взять в толк, почему ты считаешь себя приговоренным…

Прежде чем ответить, Жернико несколько раз вытер платком пот со лба.

– Я не собираюсь убеждать тебя. Но берегись! Приговорен не я один. Другие тоже, в том числе и ты.

– Вот как! – воскликнул Сантер. – Ты что, смеешься над нами?

– Ты осужден, – сказал Жернико. – Тебе следует знать это.

– Послушай, а не курил ли ты, случаем, в Пекине опиум?

– Конечно, курил! Только не думай, что это помутило мой разум. Напротив! Совсем напротив, благодаря этому снадобью я так быстро все понял.

Сантер только руками развел.

– Марсель, ради нашей дружбы с тобой, ради… ради любви Асунсьон, завтра же ты начнешь курс лечения.

– Да никакой я не наркоман! – в ярости воскликнул Жернико. – Ты не веришь моей проницательности. Ты упрекаешь меня в том, что я полагаюсь на предчувствия. Но…

Голос его дрогнул.

– …вспомни, каким я был пять лет назад. Разве я похож был на труса? А вы… – в смущении обратился он к Асунсьон, – разве два года назад я не был достоин вашего доверия? Ведь вы обещали ждать меня, поверив нескольким словам, которыми мы обменялись где-то меж небом и морем…

Сантера охватило волнение.

– Марсель, я готов тебе поверить. Если тебе угрожает опасность, тебе или всем нам, что ж, будем бороться с ней вместе, бок о бок… и мы победим! Но для этого ты должен сказать мне все… Не может быть, чтобы ты рассказал мне все, что знаешь.

Жернико долго смотрел на друга, потом прошептал:

– Мне кажется, наш враг носит темные очки и у него рыжая борода…

В этот момент на улице послышался свист. Словно кто-то подавал сигнал.

ГЛАВА V
ТЕМНЫЕ ОЧКИ, РЫЖАЯ БОРОДА

– Вы слышали? – спросила Асунсьон.

– Должно быть, швейцар из гостиницы хочет остановить такси, – заметил Сантер.

– Кстати, моя машина все еще ждет на углу улицы, – спохватился Жернико. – Я оставил там вещи Намота и собственный багаж.

– Что за идея – остановить такси так далеко!.. Значит, ты боялся, что за тобой следят?

Жернико кивнул головой и знаком призвал друга к молчанию. А сам тем временем, казалось, прислушивался к доносившимся с улицы шумам. Сантер подумал было, что Марсель надеется опять услышать свист или что-то в этом роде, но вскоре понял свою ошибку.

– Гроза уходит? – спросил Жернико. Потом, немного помолчав, добавил: – Думаю, что на сегодня все…

– Конечно! – обрадовался Сантер. – Теперь ты можешь вздохнуть спокойно!

Он подвинул к Жернико коктейль, приготовленный незадолго до его прихода.

– Выпей. Это сразу ставит человека на ноги. Жернико последовал его совету, и легкий румянец не замедлил появиться на его щеках.

– Мне уже лучше! – с удовлетворением отметил он. – Гораздо лучше! Наверное, я произвел на вас странное впечатление… тягостное впечатление? Но гроза – ты-то это знаешь, Сантер, – страшно действует мне на нервы, отнимает все силы. Если во время грозы загорится дом, я пальцем не смогу пошевелить, чтобы погасить пожар… Будь любезен, Жорж, сделай мне еще коктейль.

– С удовольствием, – отозвался Сантер.

Не пройдет и двух минут, как с Жернико можно будет поговорить всерьез. Он искренне радовался этому, хотя и не мог избавиться от назойливого чувства беспокойства.

Что же касается Асунсьон, то она, не поднимая глаз, теребила в руках свой золотой крестик. Лицо ее снова стало непроницаемым, и Жернико избегал смотреть на нее.

К величайшему удивлению Сантера, он первым нарушил молчание.

– Этого человека я встретил как-то вечером на одной из улиц Пекина, – рассказывал Жернико. – Глаза его скрывали темные очки, но я готов поклясться, что они смотрели на меня. Когда же на «Аквитании» я оказался на верхней палубе всего через несколько секунд после смертельного падения Намота, мне почудилось, будто я видел убегающего человека, помнишь, я говорил тебе об этом. Мне почудилось также, что у человека этого была борода; осанка и весь его облик напомнили мне того… Хотя, конечно, я мог и ошибиться, ведь стоит однажды увидеть чье-то лицо и запомнить его, как оно будет потом всюду мерещиться… Беда в том, что эти темные очки и эту яркую бороду мне довелось увидеть еще раз!.. Случилось это в тот момент, когда такси, на котором я к тебе приехал, отъезжало от вокзала. Незнакомец неподвижно стоял на краю тротуара, причем нисколько не таясь, и в ту же минуту меня пронзила уверенность, что он следовал за нами от самого Пекина, что это он бросил Намота в море – возможно, сначала оглушив его, – и что завтра, если не раньше, он возьмется за меня, за всех нас…

– Но почему? – изумился Сантер.

– Почему?.. Мне пришла в голову одна мысль, – ответил Жернико. – Конечно, это всего лишь предположение, которое, однако, все объясняет. Представь себе на минуту, что этот человек – либо кто-то другой – узнал, что мы с Намотом разбогатели, узнал и о том, какой договор мы заключили пять лет назад, договор, который связывает нас всех шестерых…

– Ну и что?

– А то, что этот человек, убив Намота, убьет потом и меня, убьет тебя, убьет нас всех, одного за другим!

– Это совершенно немыслимо! – возразил Сантер.

– Отчего же? Послушай… Мы должны поделить пашу… нашу добычу. Не знаю, добились ли чего остальные, но…

– Перлонжуру не повезло.

– Неважно! Тиньоль и Грибб тоже могут вернуться ни с чем, бедными, как Иов. Но в результате дележки они станут богатыми. И вот что получается… Нам шестерым – шестерым минус один уже! – причитается определенная доля богатства, которое исчисляется миллионами. Каждый раз, как один из нас исчезает, доля тех, кто остается, соответственно увеличивается. Если дьявольская сила, которая, как я чувствую, нацелена именно на это, обрушится па пас, возможно, очень скоро в живых останется лишь кто-то один из наших. В руках его сосредоточится значительное состояние… И тогда тот нанесет свой последний удар!

– Воображение у тебя сказочное, – усмехнулся Сантер. – То, что ты рассказываешь тут, намного увлекательнее любого американского фильма. Только не выдерживает никакой критики.

– Это почему же?

– Жизнь далеко не роман с продолжением. Тебя послушать, так человеку этому пришлось бы дожидаться целых пять лет, причем без всякой уверенности в нашем успехе: мы все могли вернуться с пустыми карманами!

– Необязательно, он мог узнать об этом много времени спустя после нашего отъезда, например, два года назад или год, а может, и всего-то полгода.

– Но как? От кого?

– Одному Богу известно.

Несмотря па все свое желание со вниманием выслушать невероятную историю, изложенную другом, Сантер не мог согласиться с доводами Жернико. Тот почитал мельком увиденного незнакомца поистине злым духом, наделяя его нечеловеческими возможностями, и на основании чего?.. Какого-то кошмара, неясных предчувствий. Рыжий человек, которого он встретил час назад?.. Да в мире столько рыжих людей!

– К тому же твоему предполагаемому убийце пришлось бы уничтожить не шесть, а восемь человек, может, даже и больше! – продолжал Сантер. – Вспомни, о чем мы договаривались: если Перлонжур и Грибб умрут, их старые матери должны получить причитающуюся им долю. Ты, Намот, Тиньоль и я не сочли нужным указывать наследников, однако Тиньоль может вернуться женатым…

– Гм, в глазах человека с рыжей бородой, если он действительно таков, каким мне представляется, человеческая жизнь ничего не стоит… Одной больше, одной меньше!..

Сантер покачал головой.

– Нет, старик, нет! Тебе меня не убедить. Намот, должно быть, попросту упал в воду.

– Каким образом? Остается предположить, что в ту ночь он был пьян. Но это неправда. Я расстался с ним за четверть часа до несчастного случая, оставил его веселым, жизнерадостным. Надеюсь, ты не думаешь, что у него закружилась голова или что он шагнул за борт под воздействием злого недуга? Это еще более невероятно, чем все мои домыслы и предположения.

– Но полиция тем не менее согласилась с версией несчастного случая.

– Естественно, это так удобно…

Помолчав немного, Жернико заговорил вновь:

– Возможно, это не спасет меня от уготованной мне участи, но все утро и отчасти вторую половину дня я занимался тем, что прятал в надежное место все, что привез оттуда. В этом отношении я теперь спокоен, никто, кроме меня, не знает места, где вам следует искать мою долю, если… если я стану жертвой несчастного случая, который произошел с беднягой Намотом. У меня не было времени открыть его чемоданы, но мы пошлем за ними и, если ты не против, проверим вместе их содержимое. Я почти уверен, что у него ничего не могли украсть…

– Ты поступил крайне неосмотрительно, оставив их в такси, ведь шофера ты наверняка не знаешь!

– О! Я записал номер машины… и было бы еще неосмотрительней остановиться возле твоего дома.

Сантер был иного мнения. Жернико оказался во власти навязчивой идеи. Он придумал себе преступного демона, но нисколько не опасался самых обычных воров. Поэтому Жорж немедленно позвонил по внутреннему телефону консьержу, попросил его расплатиться с водителем такси и доставить вещи Намота и Жернико в вестибюль, куда он собирался прийти за ними вместе со своим другом.

– Ты останешься здесь, вместе со мной и Перлонжуром, – решил он. – Будешь спать в моей постели. Выглядишь ты усталым и больше нас нуждаешься в отдыхе. Перлонжура положим на диван, меня – в кресло. А завтра видно будет. Может, получим весточку от Тиньоля и Грибба.

Он умолк, с изумлением глядя на Жернико. Тот расстегнул жилет и распахнул рубашку.

– Вот, посмотрите!

Сантер и Асунсьон подошли поближе.

На груди Жернико они увидели татуировку, расположенную таким образом:

– Что это? – спросила Асунсьон свойственным ей бесстрастным тоном. – Мне кажется…

– С помощью этого можно отыскать место, где я спрятал то, что… привез! – прервал ее Жернико. – На борту «Аквитании» находился матрос, слывший мастером в искусстве татуировки. Я давно уже принял решение сбить с толку нашего неведомого врага, замести следы, прибегнув к излюбленному пиратскому способу, кроме того, в тот момент я уже знал, где спрячу свою долю, и потому обратился за помощью к этому матросу. Завтра…

Он умолк в нерешительности, потом продолжал:

– Завтра, Сантер, ты получишь ключ к этой шифровке… И тут в первый раз после своего возвращения он засмеялся:

– …потому что этой ночью в твоем обществе да еще в присутствии Перлонжура, я думаю, мне нечего бояться!

– Madré! – с живостью отозвалась Асунсьон. – Не следует говорить таких вещей, дорогой, не стоит искушать судьбу.

Сантер оторвал наконец взгляд от груди Жернико. Встретившись глазами с Асунсьон, он невольно опустил их, почувствовав, как к щекам подступает румянец. Ибо под татуировкой Жернико, расположенной слева, он успел различить другую, сделанную несомненно раньше, молодой женщине лучше было бы не видеть ее.

А та, взяв Жернико за руку, молвила с ласковым укором в голосе:

– Я надеялась побыть с вами какое-то время наедине, но теперь, мне думается, лучше отложить это на завтра, не так ли?

– Я могу оставить вас… – начал было Сантер, но тут же умолк: на улице снова раздался свист.

Жернико взглянул на него.

– Здесь поблизости есть гостиница?

– Да, напротив.

– Ну что ж, вполне возможно, что неутомимый швейцар опять ищет такси, но мне хотелось бы внести в это дело ясность!

Жернико подошел к окну и распахнул его настежь. В комнату ворвался свежий воздух.

Сантер тоже приблизился к окну и в одном из окон гостиницы на противоположной стороне пустынной улицы увидел свет.

Затем на фоне освещенного окна появился чей-то силуэт. То был высокий, широкоплечий человек. Казалось, он стоял неподвижно, однако, приглядевшись повнимательнее, Сантер заметил не только бороду с очками, но увидел, что тот медленно поднимает правую руку.

– Боже милостивый! – воскликнул он в ужасе. – Марсель, пригнись!..

– Поч… – только и успел сказать Жернико. Раздался выстрел.

Безуспешно попытавшись уцепиться за шторы, Жернико рухнул на пол.

ГЛАВА VI
НАПАДЕНИЕ

Сантер опустился на колени.

– Марсель! – простонал он. – Бедный мой Марсель!

Смертельная бледность разлилась по лицу Асунсьон, откинувшейся на спинку кресла. Губы ее дрожали, руки сомкнулись на маленьком золотом крестике.

– Неужели?.. – прошептала она. Но закончить фразу так и не смогла.

Осторожно приподняв Жернико, Сантер положил его голову себе на колено. Его охватило жестокое отчаяние, яростное, безмолвное отчаяние. Машинально гладил он мокрые от пота виски своего друга.

– Прости, старина… – шептал он. – Это из-за меня… Моя вина… Я не хотел тебе верить… Прости!..

Жернико открыл глаза и разжал губы. Лицо его исказилось от боли. И все-таки он нашел в себе силы изобразить некое подобие жалкой улыбки.

– Он… Он все-таки доконал меня! – удалось ему наконец сказать.

После этого Жернико снова закрыл глаза, и Сантер почувствовал, как дрожь пробежала по его могучему телу.

– Отнеси… Отнеси меня на кровать!

Сантер подхватил его на руки, точно перышко. Распрямившись у самого окна, он отметил, что фасад гостиницы на противоположной стороне улицы закрыл свой светящийся глаз, все вокруг дышало спокойствием. Стало быть, никто не слышал выстрела, никто не подал сигнала тревоги?

Сантер с Жернико на руках повернулся к Асунсьон, застывшей, словно статуя.

– Скорее! Сообщите в полицию!.. Нельзя терять ни минуты!

Преодолев в несколько шагов расстояние, отделявшее его от двери, ведущей в спальню, он толкнул ее ногой. Затем осторожно положил Жернико на кровать.

Что делать? Бежать в гостиницу напротив, перетрясти ее сверху донизу и убить как собаку первого попавшегося человека с рыжей бородой и в темных очках? А может, лучше, не теряя ни секунды, поднять на ноги ближайший полицейский участок или вызвать врача? Хотя прежде всего следует, наверное, самому оказать помощь раненому…

Сантер безотчетно последовал этому последнему решению. С мокрым полотенцем в руках он вернулся к Жернико, но тот энергично затряс головой.

– Нет-нет! – задыхаясь, прошептал он. – Но… не стоит труда… Я… Я свое получил…

У Сантера сжало горло. Понадобилось время, чтобы он пришел в себя и смог ответить, схватив Жернико за руки и пытаясь оторвать их от раны:

– Не валяй дурака!.. Я все сейчас сделаю…

– Нет, Жорж, – упорствовал Жернико, явно терявший последние силы. – Я… Прошу тебя!.. Беги скорее в гостиницу… надо…

– О! Клянусь, я отомщу за тебя!.. Но сначала…

– Оставьте его! – послышался голос.

Сантер обернулся: перед ним стояла Асунсьон.

– Оставьте его, я буду за ним ухаживать, а вы бегите за врачом.

Сантер отбросил всякие сомнения.

– Вы правы. Оставляю его на ваше попечение. Мужайся, старик! Мы тебя вытащим…

Дверь спальни с другой стороны выходила на лестничную площадку. На пороге Жоржа Сантера вновь одолели сомнения. Разумно ли бросать сейчас друга? Однако над ним уже склонилась Асунсьон, лицо ее озарилось нежностью. Разве можно найти более преданную сиделку, столь же заинтересованную в спасении Жернико?

Сантер буквально скатился по лестнице и наткнулся в вестибюле на консьержа, который согласно полученным указаниям вносил последние чемоданы Жернико.

– Что вы здесь делаете? – воскликнул Жернико.

– Но… – начал было тот.

– Неужели вы ничего не видели, ничего не слышали? Консьерж отрицательно покачал головой.

В нескольких словах Сантер ввел его в курс событий. Затем велел ему мигом бежать за помощью в полицейский участок, расположенный на углу улицы.

Сам же он кинулся в противоположную сторону. Сантер знал, где живет доктор Тьено, это было совсем недалеко, и счел более разумным положиться на проворство собственных ног, нежели дожидаться такси или частной машины, чтобы вступать потом в переговоры с ее водителем.

Несмотря на частые, настойчивые звонки, Сантеру пришлось ждать добрых пять минут – целую вечность! – прежде чем отворилась дверь. Затем еще пришлось объяснять ситуацию доктору, помогать ему натягивать пиджак, искать его чемоданчик…

На улице оба припустились богом. Однако доктор Тьено был несколько тучен, и это затрудняло их быстрое продвижение. И сколько бы Сантер, сгорая от нетерпения, снедаемый беспокойством, ни торопил его, пытаясь увлечь за собой, долго бежать толстяк все равно не мог.

Но вот наконец они у цели. Оба ринулись в вестибюль, Сантер открыл дверцы лифта, расположенного в глубине, возле двери черного хода, от которой его отделяло несколько ступенек.

– Входите скорее!

Доктор повиновался, однако, захлопнув дверцы и нажав на кнопку, молодой человек обнаружил, что лифт и не думает трогаться с места.

– Черт возьми! – выругался он.

Пришлось снова открывать дверцы, возвращаться назад и бежать вверх по лестнице. Тут они услыхали чьи-то шаги.

– Кто там? – крикнул Сантер.

– Перлонжур, – раздался спокойный голос. – Это ты, Жорж?

Сантер с доктором догнали Перлонжура на площадке второго этажа. Нескольких слов оказалось достаточно, чтобы рассказать ему о случившемся.

На третьем этаже дверь, ведущая в спальню, оставалась полуоткрытой. Сантер толкнул ее и в изумлении остановился на пороге…

Жернико на кровати не было, простыни валялись на ковре.

Молодой человек с криком бросился в соседнюю комнату и снова замер.

Возле застекленной двери, соединявшей спальню с гостиной, раскинув руки, лежала на спине Асунсьон, голова ее была закутана плотной серой кисеей, крепко стянутой на шее тонким шелковым шнурком.