Текст книги "Дипломатия России. Опыт Первой мировой войны"

Глава 3
В заграничной мышеловке

Реальность военного времени потребовала от российской дипломатии выхода на новый, более высокий уровень политической работы, налаживания интенсивных межгосударственных контактов в двустороннем и многостороннем формате. МИД активно содействовал укреплению Антанты, обеспечивая взаимодействие со своими главными партнерами, реализуя информационно-пропагандистские мероприятия. По дипломатическим каналам велась работа по организации зарубежных поставок вооружения и боеприпасов для русской армии.

Однако наряду с перечисленными, «классическими» функциями дипломатии война выдвинула перед внешнеполитическим ведомством ряд краткосрочных, но неотложных задач технического и гуманитарного характера. Прежде всего надо было решить вопрос, каким образом организовать выезд на родину российских подданных, находившихся к началу войны на территории вражеских государств.

В архивных документах они чаще всего именуются «путешественниками», но это определение не совсем правильно. Действительно, в летний период множество представителей различных слоев населения выезжали на курорты Германии и Австро-Венгрии (выше уже приводились данные о том, что только на территории Германской империи летом 1914 г. их оказалось не менее 40 тыс.). Значительное количество россиян искали спасение в санаториях от туберкулеза и других легочных заболеваний. Наряду с «курортниками» в Центральной и Западной Европе находилось немало сельскохозяйственных рабочих, шахтеров, моряков, студентов, представителей творческой интеллигенции.

Теперь, когда неожиданно начавшаяся война перекрыла государственные границы, все эти люди оказались в «заграничной мышеловке». Среди них было немало влиятельных лиц, как гражданских, так и военных, отдыхавших или проходивших лечение в Европе.

Кроме того, с небывалой остротой встал вопрос о судьбе военнопленных, число которых увеличивалось с невероятной скоростью. Уже к осени 1914 г. стало ясно, что воюющие державы явно недооценили масштабов развязанной ими перекройки мира. В отличие от всех предыдущих баталий эта война обернулась невиданным доселе катаклизмом, вовлекая в свое горнило миллионы человеческих жизней. Возросшая мобильность вооруженных сил и новые виды вооружений позволили значительно быстрее продвигаться по захваченной территории, не давая ни малейших шансов на спасение ни отступающим войскам, ни гражданскому населению. В первые же месяцы войны появились большие группы пленных, исчисляемые сотнями тысяч. Солдаты австро-венгерской армии (особенно мобилизованные из числа славянских народов – чехов, словаков и сербов) десятками тысяч складывали оружие перед русскими в Галиции. Германцы, в свою очередь, пленили десятки тысяч русских солдат при разгроме армии генерала Самсонова в августе 1914 г. в Восточной Пруссии.

Реализация гуманитарной миссии по возвращению на родину застигнутых войной в зарубежной «мышеловке» соотечественников, облегчение страданий военнопленных и защита их прав возлагалась на Министерство иностранных дел. Проблема эта оказалась настолько сложной и многоплановой, что МИД взялся за ее решение без большого энтузиазма.

Во-первых, подтвердились опасения, что проведенная в начале 1914 г. реорганизация ведомства, не затронувшая загранучреждений, не дает возможности оперативно перестроить консульские службы для решения столь масштабных задач. Во-вторых, не оказалось ни кадров, ни соответствующих служебных помещений, ни денег. Подавляющее число консульских сотрудников нанималось в стране пребывания из местных граждан, поэтому в Германии и Австро-Венгрии их сразу же уволили, а в других государствах – призвали в армию.

Еще в довоенный период, комментируя состояние русской консульской службы, русский правовед-международник А.В. Сабанин отмечал, что из 474 пунктов земного шара, в которых находятся агенты русского правительства, лишь в 144 пунктах пребывают агенты «штатные», то есть российские чиновники, получившие соответственную подготовку. Только они обладают всей полнотой прав, присвоенных по закону России консулам, могут должным образом отнестись к лежащей на них в силу ст. 47 Консульского устава обязанности прилагать все свое старание к покровительству и защите русских подданных. А в остальных 330 пунктах находятся нештатные («почетные») агенты, которым подчас нет ни малейшего дела ни до России, ни до русских подданных. Уследить за их деятельностью иногда совершенно невозможно, так как ближайшее дипломатическое или штатное консульское представительство находится за тысячи километров.

Сабанин признавал, что хотя «Министерство иностранных дел ощущает неудобства, возникающие от наличия института нештатных консулов, но устранить этот институт оно не в силах, как не в силах это сделать ни одно государство. Как ни богата страна, никогда она не сможет вынести тех расходов, которые вызвало бы учреждение штатных консульств с дорогостоящим аппаратом вице-консулов, письмоводителей, канцелярий и пр. во всех тех пунктах мира, куда только волею судеб может занести её уроженца. Поэтому всем без исключения правительствам приходится мириться с существованием нештатных консульских чинов, несмотря на общепризнанную нежелательность этого явления»⁷⁴.

Выше уже говорилось, что на начало 1914 г. штаты российских загранучреждений составляли 431 человек, из них около половины – в Европе⁷⁵.

В соответствии с постановлениями Совета министров от 28 июля и 14 августа 1914 г. Министерству иностранных дел поручалось предоставить за счет государственного казначейства загранучреждениям в Европе дополнительно 750 тыс. рублей для выдачи, в случае необходимости, денежных ссуд соотечественникам. Денег этих, разумеется, оказалось недостаточно, и на практике посольствам пришлось обеспечивать нуждающихся из собственного фонда заработной платы.

Нейтральная Дания стала одной из первых стран, куда направились депортируемые из Германии русские.

Королевство Дания к началу XX века было одним из самых «авторитетных» в Европе – датский король Кристиан IX был родным отцом английской королевы, русской императрицы и греческого короля. Не случайно короля и его жену, королеву Луизу, именовали «тестем и тещей Европы». Датский король одновременно носил звание генерала английской и генерал-полковника германской армий.

2 августа 1914 г. Дания объявила о своем нейтралитете в войне. Ее население в этот период составляло менее 3 млн, а армия мирного времени была символической – 13 734 человека, и даже после мобилизации насчитывала бы менее 70 тыс. штыков.

Стратегическое значение Дании заключалось в том, что она контролировала проливы, соединявшие Балтийское море с Атлантикой. Немцы еще в XIX веке прорыли на своей территории Кильский канал, соединив Балтику и Атлантику в обход Дании, но для них было важно не допустить в Балтийское море английский флот. Поэтому уже 4 августа германские миноносцы без уведомления датчан начали устанавливать мины в датских проливах. В ответ англичане сами стали минировать те же проливы. Таким образом, нейтралитет Дании был нарушен сразу обеими воюющими сторонами.

Мобилизацию Дания не начинала, поскольку боевые действия на суше велись далеко от ее границ. Кроме того, в Копенгагене понимали, что даже полностью отмобилизованная армия сможет защищать страну лишь несколько суток.

Российская миссия оказалась неподготовленной к толпам нахлынувших в Копенгаген соотечественников. В составленном позднее отчете миссии говорится: «На третий день после объявления войны в Копенгаген неожиданно прибыла первая партия получивших разрешение на выезд из Германии русских подданных. С утра они уже сотнями осаждали генеральное консульство, заполняя не только помещение канцелярии, но и лестницу, двор и улицу перед домом. На следующий день на смену этим сотням объявились новые, но уже тысячи. И так в течение пяти-шести дней. С утра и до позднего вечера сплошная, всё более сгущавшаяся масса людей закрывала подступы к дому, мешая проходить в помещающиеся на одной лестнице с консульством частные квартиры и торговые конторы, вызывая жалобы и нарекания.

Потребовался особый наряд полиции, чтобы восстановить и поддерживать какую-либо возможность движения. В самом консульстве стремительный напор посетителей на все двери и столы должен был сдерживаться добровольцами из самих посетителей, цепь которых обеспечивала более или менее правильный ход очереди, а потому и возможность работы»⁷⁶.

Озабоченность российских дипломатов сложившейся ситуацией вполне понятна – личный состав миссии в этот период состоял всего из трех человек – императорского посланника, шталмейстера Высочайшего двора барона К.К. Буксгевдена, первого секретаря барона М.Ф. Мейендорфа и второго секретаря Е.К. Гнотовского. При этом никогда ранее сотрудникам миссии не приходилось иметь дела со столь многочисленным и разнообразным контингентом соотечественников. Работа этого загранучреждения была традиционно нацелена на обслуживание представителей императорской фамилии и сопровождавших их высших чиновников. Как известно, мать императора Николая II Мария Федоровна (при рождении Мария София Фредерика Дагмар) была датской принцессой, что придавало особую важность протокольной службе, которая и являлась основной функцией деятельности российских дипломатов в Копенгагене. Тем более что у посланника сложились особые связи с императорской фамилией. Его дочь – София Карловна – служила фрейлиной последней русской императрицы Александры Федоровны и была одной из ее ближайших подруг. Последовав за царской семьей в ссылку, она впоследствии разделила ее трудности и лишения, но не была допущена в Ипатьевский дом в Екатеринбурге, где царь, его супруга, дети и слуги были убиты. Вместе с П. Жильяром, воспитателем наследника, баронессе Буксгевден удалось уехать через Дальний Восток в Западную Европу.

Глава российской миссии – Чрезвычайный Посланник и Полномочный Министр Карл Карлович Буксгевден (Карлос Матиас Людвиг Константин Буксгевден) – выходец из древнего баронского рода, известного в Бременском герцогстве с 1080 г., переселившегося в Ливонию в XII веке. Родился в современной Эстонии, в городе Дерпт (ныне Тарту).

Мидовская карьера Буксгевдена проходила в элитном подразделении – Департаменте личного состава и хозяйственных дел, в котором он занимал высокие должности – и.о. управляющего (с 1891), вице-директора (с 1892) и директора (с 1897). В 1910 г. получил назначение в Копенгаген⁷⁷.

Архивные документы, содержащие донесения из Копенгагена, заставляют вновь и вновь задуматься о трагедии и несправедливостях войны, жертвами которой становятся ни в чем не повинные люди.

Дипломаты сообщают, что среди депортированных оказалось много больных, которых «выбрасывали из больниц и санаториев, не оказывая медицинской помощи и не делая никаких поблажек в содержании и передвижении по территории Германии».

Самой беззащитной категорией оказались дети, испытавшие на себе неспровоцированную жестокость и унижения. Вместе с родителями они оказывались в тюрьмах, страдали во время переезда в железнодорожном транспорте. Немецкие власти не делали для них никаких послаблений, заставляя вместе со взрослыми нести все тяготы плена. В сутолоке вокзалов и портов дети теряли родителей.

В донесениях отмечается, что стрессовая ситуация вела к появлению у людей различных заболеваний и обострению хронических болезней. Это в свою очередь усугубляло физические и моральные страдания в условиях отсутствия элементарной медицинской помощи. Показателем экстремальности положения россиян в Германии стало значительное количество людей, оказавшихся в последующем в психиатрических клиниках Швеции, Дании и России. Без багажа, без денег, без документов, измученные и часто избитые, родители без детей, жены без мужей, больные физически и морально – в таком виде попадали в Копенгаген наши соотечественники.

Появление большого количества обездоленных русских, переполнивших столицу Дании, вызвало обеспокоенность датских властей, поскольку в соответствии с местным законом для прибывающих в страну иностранцев требуется наличие определенной суммы на проживание.

К.К. Буксгевден официально принял на себя личную ответственность за всех русских беженцев, даже не имеющих необходимых документов.

Российская миссия широко распахнула двери для попавших в беду соотечественников. Ежедневно, с утра и до поздней ночи дипломаты и их жены принимали, кормили, распределяли на ночлег беженцев, заполнявших не только приемные и коридоры, но и часть служебных комнат канцелярии миссии. Получив, таким образом, возможность передохнуть в Копенгагене, соотечественники могли подготовиться к дальнейшему пути в более спокойном состоянии.

Работа с соотечественниками не ограничивалась решением срочных задач по их пропитанию и размещению. Она включала организацию поиска лиц, по тем или другим причинам оставшихся в Германии, Австро-Венгрии и Бельгии, получение информации об их здоровье и материальном положении. На втором этапе – в случае нахождения требуемых лиц – нужно было помочь им установить контакты с родственниками в России. С учетом деликатности этой миссии посланник направлял соответствующие письма задержанным русским подданным в Ростоке, Гамбурге, Заснице, Бад-Наугейме, Бад-Гомбурге, Лаубахе, Дрездене и Берлине на своем официальном бланке и за своей подписью.

Формируя списки незаконно задержанных или пропавших без вести русских подданных, посланник обращался через испанских представителей с требованиями к германскому правительству об освобождении или розыске указанных лиц, а в случае отказа или отсутствия ответа направлял повторные требования. За короткий период миссия в Копенгагене составила и направила списки более чем на 20 тыс. фамилий⁷⁸.

Помимо установления контактов с военнопленными и передачи в обе стороны медицинских свидетельств и других запрашиваемых документов большая работа велась по финансовым вопросам. Речь шла не только о денежных переводах за границу для задержанных гражданских лиц и военнопленных, но и об установлении доверительных отношений с крупнейшими датскими банками с целью оплаты аккредитивов русских подданных и различных государственных бумаг под контролем миссии. Немало времени занимала рассылка огромного количества частных писем и пакетов, поскольку в условиях военного времени просмотр и цензура частной корреспонденции были обязательны.

Дипломатам приходилось заниматься также розыском потерянного багажа и пересылкой имущества убитых или умерших военнослужащих.

С учетом вышеупомянутого объема работы, в том числе административной и финансовой, миссия вряд ли справилась бы с поставленными задачами в одиночку. Выручала поддержка общественных организаций.

Посланнику удалось оперативно подключить к оказанию помощи беженцам попечительство местной Русской православной церкви, которое открыло с разрешения местных властей в здании городского училища временный приют для русских и оборудовало его за свой счет. Попечительство размещало в копенгагенской богадельне по 400 человек русских, которых заменяло по мере выбытия новыми беженцами. Такая же договоренность была и с приютом «Армии Спасения». Кроме того, удалось получить разрешение властей на содержание части беженцев за счет города Копенгагена и организовать бесплатные обеды от «Общества кухни датских женщин». Частные лица активно привлекались к пожертвованию одеждой, бельем, пищей и деньгами. Датчане бесплатно размещали русских беженцев в частных домах, а некоторые гостиницы соглашались предоставить им ночлег в кредит.

Позитивную роль сыграла местная еврейская община во главе с купцом Н. Мельхиором и обер-раввином А. Шорнштейном, пожертвовавшая на помощь русским беженцам без различия вероисповедания солидную сумму – 50 тыс. крон.

Со своей стороны, дипломаты постоянно предоставляли справки о дальнейшем порядке следования в Россию, печатали необходимую информацию в газетах и вывешивали ее на вокзалах, пристанях и в гостиницах.

Среди обращавшихся за помощью в генеральное консульство соотечественников некоторым удалось сохранить свои заграничные паспорта и достаточные на дорогу денежные средства. Поэтому их просьбы ограничивались чистой формальностью. Как правило, они выясняли, есть ли необходимость визировать их паспорта, и стремились как можно скорее известить родных о своем благополучном выезде из Германии. После того как консульство стало вывешивать официальную информацию о путях следования в Россию на станциях и в других публичных местах, количество обращений по этим вопросам заметно сократилось.

Гораздо больше времени отнимали те, кто, будучи в Германии насильственно отделены от своих родственников и не имея о них сведений, не знали, что предпринять. Как оказалось, в стремлении унизить и поиздеваться над беззащитными жертвами немцы во многих случаях сознательно отделяли не только мужчин от женщин, но даже малолетних детей от их родных или старших спутников. Распределив их в различные группы, одних задерживали, других высылали и, таким образом, прерывали между ними всякую связь. В подобном положении находились многие посетители консульства. Они долго и подробно рассказывали дипломатам о своих злоключениях, женщины со слезами и нередко доходя до истерики.

Беженцы все же не теряли надежду, что с ними произошло случайное недоразумение и что их родственники, отправленные, возможно, по ошибке с поездом другого направления, воссоединятся с ними, как только получат сведения об их местонахождении. Они просили совета – стоит ли оставаться в Дании в ожидании встречи с родственниками, не рискуя быть совершенно отрезанными от России. Ответить четко на подобные вопросы не представлялось возможным.

Сначала дипломатам казалось, что оставаться в Дании для некоторых лиц имело смысл, и если они располагали достаточными для проживания в стране денежными средствами, то никаких препятствий к тому не встречалось. Риски военного времени предугадать невозможно, и утверждать, что они окажутся совсем отрезанными от России, оснований не было. Вскоре, к сожалению, выяснилось, что подобные ожидания беженцев на скорую встречу с родственниками оказались необоснованными.

Наиболее многочисленную группу лиц, обращавшихся в консульство, составляли беженцы, заявлявшие о своем желании вернуться на родину, но вместе с тем и об отсутствии средств. Они рассчитывали на предоставление пособия.

В безусловной необходимости помочь им не могло быть сомнений. Во-первых, вопрос касался достоинства России. Во-вторых, датские власти начали принимать ограничительные меры по въезду русских. Во всех случаях, когда русские массами прибывали на судах в Копенгаген, полиция отказывала им в разрешении сходить на берег до тех пор, пока их личность не будет подтверждена консульством. Кроме того, требовалось представить письменное обязательство, что все неимущие будут приняты на попечение российской стороной.

Вопрос о выдаче пособий упирался в необходимость подтверждения заявителем собственной личности, так как у многих беженцев паспорта были либо утеряны, либо отобраны в Германии. Нередко вместо российского паспорта консульству предъявлялись выданные германскими властями свидетельства о выселении данного лица по причине его принадлежности к русскому подданству.

Подобный документ вызывал подозрение у консульских работников не только потому, что германские власти сами не были уверены в принадлежности данного лица русскому государству, но и потому, что подобные «свидетельства» нередко использовались для засылки в Россию нежелательных лиц. Не могли быть признаны достаточными доказательствами подданства и заявления о принадлежности к нему, сделанные датским властям неизвестными, не имеющими бумаг лицами.

Несмотря на, казалось бы, убедительную аргументацию, которую сотрудники консульства неоднократно приводили датским властям, опасаясь огульно брать на себя ответственность за всех прибывающих беженцев, датчане настаивали на безусловном признании этих по существу липовых документов. Доводы местной полиции сводились к тому, что даже в случае подлога документов датчане лишены возможности возвращать в Германию лиц, именующих себя или признаваемых германскими властями русскими подданными. Поэтому, утверждали местные власти, генеральное консульство обязано принимать всех подобных лиц на свое попечение и возвращать их в Россию.

Вступать в споры не имело смысла. Тем более что по сведениям местного железнодорожного управления, за первой партией депортированных ожидались другие, более многочисленные, причем в неопределенном количестве. Возникала реальная угроза накопления в Копенгагене такой массы депортированных, которых будет просто негде разместить.

Исходя из этого, генеральное консульство не стало придираться к юридической стороне предъявляемых документов, приступив к немедленной выдаче пособий на возвращение в Россию. В связи с нехваткой средств необходимые суммы пришлось взять из фонда заработной платы сотрудников. В течение трех дней пособия получили 534 человека на общую сумму свыше 8800 датских крон.

Значительная часть нуждающихся воспользовалась тем, что императрица Мария Федоровна при проезде через Копенгаген приказала за ее счет снарядить поезд для возвращающихся в Россию.

26 июля стало последним днем массовой депортации русских из Германии. В дополнение к ним в эти же дни в Данию прибыло 155 человек пароходом из Северной Америки.

Особо следует сказать о моряках торгового флота. Лишенные возможности продолжать плавание в Балтийском море, русские и финские суда укрылись в нейтральных, в том числе датских, портах. Вынужденные к бездействию и неся большие расходы по содержанию экипажей, судовладельцы распустили команды, возвращая людей в Россию при содействии генерального консульства. Через некоторое время стали возвращаться и капитаны, оставляя свои суда под охраной портовых учреждений.

В отчетах российской миссии нет точных данных относительно проехавших через Данию русских беженцев, но, согласно датской полиции, с начала войны через Копенгаген по пути из Германии и Англии проехало не менее 30 тыс. русских подданных. В подтверждение приводятся данные о том, что не только все обычные поезда, но и дополнительные, а также формируемые по просьбе миссии, уходили переполненными. Только через станцию Гедсер в течение первых 20 дней войны проследовало не менее 4 тыс. русских. Основная же часть беженцев прибывала в Копенгаген через станцию Вамдруп. Через нее направлялись и дополнительные поезда.

Вынужденное внимание к оказанию помощи русским беженцам грозило датчанам осложнениями с Германией, которых Копенгаген стремился по возможности избежать.

Главной опасностью и проблемой Дании в годы войны стали нарушения морских торговых перевозок – жизнь и экономика страны критически зависели от поставок угля, зерна, нефти, хлопка и т. д. До 1914 г. главным датским товаром на экспорт была продукция мясомолочного животноводства – 60 % шло в Англию, 30 % в Германию. С началом войны импорт датского продовольствия в Англию резко сократился – мясо и масло Дании почти полностью пошли в близкую Германию, отрезанную фронтами и морской блокадой от иных источников продовольствия. Дополнительные поставки продовольствия из Дании позволяли Берлину прокормить два десятка дивизий.

К 1914 г. в Дании работал 21 большой завод по производству мясных консервов. За время войны их число выросло в 7 раз – до 148, а экспорт мясных консервов в соседнюю страну вырос более чем в 50 раз. В результате поголовье крупного рогатого скота и свиней в нейтральной Дании сократилось в тех же пропорциях, что и в воюющей Германии.

Расчетливые датские бизнесмены для увеличения прибыли продавали немцам в основном так называемый «гуляш» – консервы низкого качества, в которых мяса было меньше, чем соуса и «растительного содержания», а само мясо разбавляли субпродуктами. Но голодающая Германия покупала и такую продукцию в любом количестве. Нуворишей, сказочно разбогатевших на поставках продовольствия немцам, в скандинавском королевстве тогда именовали «гуляшбаронами». За годы войны они понастроили по всей стране настоящие дворцы, даже породив особый архитектурный стиль.

Еще большие прибыли нейтральной Дании приносила перепродажа стратегического сырья и материалов, закупавшихся в основном в США. Так, уже к ноябрю 1914 г. королевство закупало там меди в 13 раз больше, чем в довоенное время. Занимавшаяся такими операциями датская «Восточноазиатская компания» в 1916 г. выплатила своим акционерам дивиденды в размере 30 % на вложенный капитал. Золотой запас Дании за годы мировой войны вырос более чем в 2,5 раза.

Война всколыхнула практически все российское общество – не только тех, кто оказался на вражеской или оккупированной территории, но и соотечественников, проживавших в государствах Антанты. В том числе в Великобритании.

Несмотря на тесное англо-русское сотрудничество и совместную борьбу против центральных держав, количество лиц, пожелавших срочно вернуться на родину, оказалось значительным. В первые три месяца после начала военных действий сотрудникам генерального консульства в Лондоне приходилось принимать по 200–300 посетителей. При этом штаты консульства состояли из 2 сотрудников, включая самого генерального консула, а в посольстве работало четыре дипломата, включая посла⁷⁹.

Подобное штатное расписание и в мирное время не соответствовало стоявшим перед посольством задачам. Согласно внутримидовскому справочнику, изданному в начале 1914 г. (буквально в канун войны), отмечалось: «Служебная деятельность консульских чинов в Лондоне касается отечественного судоходства, торговли и промышленности, нотариальной части, исполнения различных поручений от центральных ведомств, императорского посольства и частных лиц, забот по благотворительности. В их функции входит также содействие отдельным соотечественникам, информирование по всем предметам, способным иметь интерес для России, проведение совещаний и переговоров с заинтересованными в торговле и промышленности русскими и великобританскими подданными. Число текущих номеров корреспонденции генерального консульства, обрабатываемой ежегодно, превышает 9000. В течение года генеральное консульство имеет дело с 230–250 судами под русским флагом. Разнообразие занятий в генеральном консульстве можно сравнить лишь с калейдоскопом, а круг его деятельности – с заколдованным кругом, из которого нет возможности выйти, чтобы наслаждаться жизнью в Лондоне»⁸⁰.

Эта справка писалась в связи с подготовкой мероприятий по реорганизации центрального аппарата МИД, но, к сожалению, осталась «под сукном». О лондонских предложениях в Петрограде вспомнили лишь после начала военных действий, когда требования к консульским учреждениям в Великобритании возросли многократно.

Посол в Лондоне – граф Александр Константинович Бенкендорф – начал службу в МИД России в феврале 1868 г. в миссии во Флоренции и Риме. В марте 1871 г. получил звание камер-юнкера российского императорского Двора, а в 1883 г. назначен церемониймейстером Двора с оставлением в штатах МИД России.

В 1886 г. Бенкендорфа направляют первым секретарем посольства в Риме, в 1893-м – советником посольства в Вене, где он довольно быстро вырос до должности временного поверенного в делах в Австро-Венгрии. Связи при дворе ускорили дальнейший рост Бенкендорфа вверх по служебной мидовской лестнице. С 1897 по 1902 гг. он руководит в качестве Чрезвычайного Посланника и Полномочного Министра посольством в Дании, по-прежнему совмещая свою должность с придворной – сначала церемониймейстера, а с 1899 г. – гофмейстера (почетный титул, привнесенный в дворцовый табель о рангах из средневековой Германии). Принадлежал к ближайшему окружению императора Николая II.

В 1902 г. А.К. Бенкендорфа назначают Чрезвычайным и Полномочным Послом в Великобритании. Как политический работник он очень активен, обладает прекрасными связями на самом высоком уровне. Принимал личное участие в англо-русских переговорах 1903 и 1907 гг. относительно политики на Среднем Востоке и в Лондонской конференции послов великих держав в декабре 1912 г. За участие в конференции получил высочайшую благодарность Николая II «за ревностные и успешные труды».

Небезынтересна оценка личности Бенкендорфа одним из его коллег – посланником России в Испании Ю.Я. Соловьевым, возвращавшимся в октябре 1914 г. из Петрограда в Мадрид через Лондон.

«В течение многих лет наш посол граф Бенкендорф с большим авторитетом занимал в Лондоне этот пост, а перед тем, как и Извольский, был довольно продолжительное время посланником в Копенгагене. Во всяком случае, надо отдать ему справедливость – Бенкендорф гораздо беспристрастнее своего парижского коллеги относился к политической обстановке, вызвавшей войну. На него ни в коем случае нельзя возвести того обвинения, которое по справедливости возводится на Извольского. К сожалению, к его голосу в Петербурге меньше прислушивались, чем к словам Извольского. К тому же он был гораздо скромнее последнего и не пытался вести за собой министерство. Как курьез могу привести слова Сазонова. Последний мне как-то говорил, что ему всегда трудно читать частные письма Бенкендорфа: он писал их от руки, весьма неразборчивым почерком, к тому же его стиль, хотя и литературный (писал он по-французски), был чересчур витиеват»⁸¹.

В отличие от депортированных из Германии беженцев, обращавшихся в российское посольство в Копенгагене, посетители лондонского генерального консульства имели необходимые документы, и проблем с подтверждением их личности не было.

Проблемы в основном финансовые – требовались ссуды на приобретение билетов и пособия на временное проживание в ожидании парохода. Кроме того, поскольку большинство русских отправлялись домой через Скандинавию, их снабжали не только деньгами, но и теплой одеждой.

Способ возвращения в Россию для всех одинаков – пароходом в первые два месяца войны через Копенгаген, а в последующем через Стокгольм, Христианию (ныне Осло) или Берген. Ссуды выдавались небольшие, для контроля ставился штамп в загранпаспорт. Имелось в виду, что когда, вернувшись домой, заемщик будет обменивать свой загранпаспорт на внутренние российские документы, с него удержат выданную сумму.

Беспрепятственно выдавались ссуды возвращавшимся из Канады и США эмигрантам призывного возраста. Как правило, они добирались за свой счет до Англии, а, высадившись, шли в миссию просить о помощи. Особым внимание и почетом пользовались в обществе те немногие солдаты и офицеры, которым удалось бежать из немецкого плена и добраться до Лондона. Но подобные случаи были немногочисленны.