Текст книги "Некрофобия и другие рассказы"

Вылетев на освещенный участок двора больницы, он замедлил бег, часто, как астматик, глотая воздух перекошенным ртом, и оглянулся.

Там, откуда он выбежал, темнел парк, где-то в глубине которого припало к земле и затаилось, словно перед прыжком, низкорослое зданьице морга.

Краем глаза он заметил недалеко от двери приемного покоя одинокую фигуру припозднившегося посетителя. Впереди, за воротами больницы, на дальней стороне небольшой площади на освещенной остановке несколько темных фигур не спеша, загружались в сверкающий огнями трамвай. Он еще раз оглянулся – никого.

Антон перешел на шаг, отдуваясь и вытирая пот со лба. Потом, спохватившись, бросился к остановке, к трамваю, но этой короткой заминки было достаточно, чтобы он опоздал, и трамвай, утробно взвыв, укатил, дергаясь из стороны в сторону, укатил последним островком спокойствия и безопасности.

Антон остановился. Смолкло приглушенное расстоянием позванивание трамвая, ветер перестал шелестеть, перебирая листву. Больничное здание равнодушно светилось неживым белым светом коридорных окон.

И снова он услышал шаги за спиной. К нему приближался, он уже был на расстоянии десятка шагов, тот некто, из приемного покоя. Антон попятился, и незнакомец тоже прибавил шаг. Антон, готовый закричать, бросился от него за ворота больницы. Оглянувшись, он с ужасом увидел, как его преследователь тоже побежал и быстро сокращает расстояние между ними. Выбежав за ворота, Антон понесся наискосок через площадь. В это время, взревев мотором и ослепляя светом, рванулась со стоянки ему наперерез большая черная машина с тонированными стеклами. Уже не сдерживаясь, Антон истошно заорал, но его крик потонул в визге колес и реве двигателя. Антон резко свернул в сторону, перемахнул через высокое металлическое ограждение и побежал по пружинящему под ногами газону в сторону жилых домов. Он видел, как параллельно его движению помчался автомобиль, дергая светом фар на неровном асфальте. За спиной маячила подотставшая фигура другого преследователя.

Он бежал и лихорадочно соображал, что же делать? Можно забежать на крышу дома, автомобиль ведь не сможет подняться ни на лифте, ни по лестнице… От преследователя можно спастись, если разбежаться и полететь. Наверняка тот не умеет летать!.. Только бы успеть добежать, только бы успеть!.. Вот уже и стена дома, еще немного… Но грудь раздирает разламывающая боль, и рот наполняется обильной кислой слюной, и скулы сводит от раскаленного ночного воздуха! Еще,.. Господи, спаси! Что за круги перед глазами? Черт! Это фары черной машины!.. Большая черная… Отдай мое сердце!.. «Я не был мертв… и жив я не был тоже» … Нет!.. а есть ли дверь на крышу?.. Что тогда?.. быстрее, быстрей!.. Колено болит… коленом об каталку… Если бы я заделал течь… если бы Миша был жив… Он жив! Он мне звонил!.. Миша лежит рядом с этим озером формалина… Коцит… ледяной Коцит, и души, вмерзшие в лед… Никогда никто со мной не заговаривал… а они должны стенать и жаловаться… все молчат, только Миша заговорил… ноги не слушаются… тяжелые и ватные… вот какая она вата… скорей… Машина… какая она черная и блестящая… как вода Ахерона… Сволочь! Как она быстро едет!.. Скорей, скорей!

Трава под ногами кончилась, и Антон выбежал на асфальт. Ушибленное колено предательски дрогнуло, и он едва удержался на подкосившихся ногах. Прихрамывая, он засеменил к подъезду ближайшего дома, и в этот момент из глубокой тени навстречу ему выскочил его преследователь. Они налетели друг на друга, и после мгновения растерянности незнакомец вцепился в Антона. Тот взвизгнул и по кошачьи впился ногтями в лицо и глаза нападавшего, потом несколько раз ударил того саднящим коленом в пах, продолжая тащить и рвать кожу лица. Нападавший охнул, присев от ударов, стал заваливаться набок и ослабил хватку. Антон рванулся в сторону, раздирая на плече майку, освободился от захвата и побежал к спасительному подъезду. До двери он добежать не успел: черный автомобиль вылетел из-за соседнего здания и, страшно заскрипев колесами, перескочил бордюр и, вырывая клочья земли с травой, понесся на Антона. Окоченев от ужаса, Антон какое-то мгновение смотрел на приближающийся слепящий свет, потом сделал два шага в сторону и сразу же налетел на что-то твердое и теплое.

Он почувствовал, как взлетает вверх, потом падение, удар, боль до колотья в затылке и, как во сне невозможность ни вдохнуть, ни выдохнуть, еще раз боль, вонзившаяся горящими иглами в грудь, и он покатился куда-то вниз, в темноту. Ему казалось, что его тело, как тряпичная кукла, безвольно размахивая набитыми ватой руками и ногами и мотая раскрашенной головой крутится на месте, то подпрыгивая над бешено вращающейся под ним землей, то глухо ударяясь о нее. Потом вращение замедлилось, кукла окончательно припечаталась к теплому и сырому дерну, потом ее протащило несколько метров еще куда-то, и он ощутил на зубах песок, прохладную землю и вкус травы. В этот момент тело окончательно вернулось к нему.

Из черноты проступили звезды. Он различил клубящуюся дымку и сразу после этого – множество мелких и крупных кристалликов. Звезды. Живые, пульсирующие. Потом по краям соткалась и отделилась от них черная, глухая с неровными краями тень. Деревья. Непроницаемые кроны деревьев.

Антон лежал навзничь, лицом к ночному небу. Он чувствовал спиной сырой холодок травы, где-то под лопаткой давила то ли ветка, то ли камень. По щеке пробежал, щекоча, муравей. Антон услышал голоса.

Мужские голоса. Они звучали откуда-то сверху, оттуда, где не было звезд, где густилась тень. Там же вскоре вспыхнул луч света и, покачиваясь, стал приближаться.

Антон перевернулся на живот и выплюнул забившую рот траву. Он пополз в сторону от шарящего по траве луча фонарика. В какой-то момент его рука провалилась в пустоту, и он нащупал бетонную стену трубы.

* * *

Майя с досадой посмотрела на часы. Она досадовала на саму себя: это ведь надо, уже восемнадцать минут как она сидит в этом кафе, а его все еще нет! Давно надо было встать и уйти! Что же она совсем конченная и никуда не годная дура, чтобы дожидаться опаздывающего на свидание кавалера?! Ну да, не везет ей со знакомствами, но, в конце концов, кроме мужиков есть и другие ценности в жизни! Уже девятнадцать минут… Та-а-а к! Надо бы с собой разобраться, как это она себя загнала в такую западню? И, главное, с чего бы это? Красивая, очаровательная, можно сказать, чертовски очаровательная!.. А вменяемые и симпатичные мужики все равно обходят ее стороной. Нет, не так! Симпатичные, они, как правило, не очень вменяемые. Либо помешены на себе, либо – только и, прежде всего на себе!.. Вменяемые настолько несимпатичны, что хочется купить им билет на самый-самый дальнего-следования-поезд, лишь бы больше не встречаться с их тусклым, рыбьим взглядом и не слышать их самовлюбленного занудства. Господи! Как сложно жить красивой и умной! Да еще угораздило заняться психологией!.. Вот ведь показалось, наконец, встретила что-то среднее между своими ожиданиями (надо, подруга, честно признаться, излишне завышенными!) и унылой действительностью. Встретила! Сдержанно, контролируемо обрадовалась и начала вить тонкую нить отношений. Кропотливый, как у сапера труд… Старше! От этого никуда не деться, старше ее, но пусть бросит в меня камень, кто сам никогда не отчаивался!.. Рассудительный, но не рассудочный. Подолгу молчит. Сама знаю, что чаще всего молчат от отсутствия мысли, но все равно понравился!.. Уже двадцать две минуты!..

Майя обвела глазами зал. Столики на двоих вдоль стен. Вечер пятницы, полно народа. Все сидят парами, и только она одна торчит как печная труба на пепелище, без слов всем рассказывая, как у нее «обломился» и провалился весь этот вечер, черт его дери!.. Надо выпить! В конце концов, я взрослая и могу себе позволить: «хочу печенье ем, хочу – халву!» Что за вкус?!…Кампари с апельсином… Как раз под настроение: горчит, кружит голову и в глазах – томная грусть… Такие вот глаза были у этого парня археолога… Грусть, горечь и кружиться голова… Наглец! Мало того, что меня в грош не ставит, так еще и позвонил, чтобы ткнуть мне в глаза своими успехами! Вот мол, какой вы, Майя Валентиновна, хреновый психолог!.. Да подавись ты своими успехами!.. Глаза хорошие… Вот ведь, что за судьба?! Хороший парень, и тот – пациент!.. А нам с пациентами – ни-ни!.. Господи, уже тридцать минут жду…

На столике между стаканом с остатками коктейля и подсвечником запрыгал и затрещал мобильный телефон.

Сделав строгое и холодно-пренебрежительное лицо, Майя раскрыла «книжку» телефона и отстраненно спросила:

– Да, Валерий? – в полной уверенности, что звонит не явившийся кавалер.

То был не провинившийся Валерий, а непонятно кто. Надтреснутый голос, дыхание прерывистое.

– Майя, нужна ваша помощь.

– Да кто вы?.. – пытаясь представить, как номер ее телефона оказался у незнакомого мужчины, спросила Майя.

– Майя Валентиновна, это Антон… Помните, ваш клиент.

– Господи, Антон, что случилось? Вы где? – всполошилась Майя, потому что услышала пугающие затравленные интонации.

– У меня кажется глюки… Я, наверное, сорвался… Я боюсь, я очень боюсь!.. Вы не поверите, меня хотят убить… – голос слабел.

– Антон! – почти крикнула Майя. Девушка за соседним столиком осуждающе покачала головой.

Майя решительно поднялась:

– Антон, быстро говорите, где вы? Я сейчас приеду за вами!..-

– Говорите тише!.. чтобы… чтобы они не слышали… посмотрите внимательно, их там нет?

Еле сдержавшись, Майя сказала, как можно спокойнее:

– Их здесь нет!

– Торговый центр «Подиум», второй этаж, я к вам сам подойду – прошелестел телефон и умер.

«Подиум» находился на окраине города, в спальном районе. Центр работал допоздна, и сейчас вечером в конце недели люди бродили по ярко освещенным этажам, глазели на витрины, набивали ленивые рты попкорном и наполняли здание неспешным варевом праздной толпы.

Встав на эскалатор и медленно поднимаясь на второй этаж, Майя стала озираться по сторонам, пытаясь выискать среди гуляющих, долговязую фигуру своего пациента.

Внутренняя часть здания представляла собой широкий колодец, вдоль стен которого располагались магазины с множеством полуобнаженных неподвижных манекенов. Их серые, изломанные, словно телесными муками, тела были драпированы яркими лоскутами одежды и кривлялись в бесконечных мельтешащих отражениях витрин.

Свободное, до четвертого этажа пространство «колодца» позволяло рассмотреть людей почти сразу на всех этажах. Антона не было видно нигде.

Она шла вдоль хромированного поручня, отделявшего ее от пропасти проема, и беспокойно озиралась по сторонам.

– Майя!.. – услышала она откуда-то сверху. Подняв голову, она увидела Антона, который стоял на противоположной стороне «колодца» этажом выше и показывал ей на эскалатор – «Спускайся!». Через мгновение, когда она снова повернула к нему голову, Антон уже исчез.

Спустившись и беспомощно озираясь по сторонам, она топталась возле магазина «Л’Этуаль». Внезапно кто-то схватил ее сзади за руку и потащил к выходу из центра. Это был Антон.

Стремительно лавируя в толпе, они почти выбежали из здания, и Антон, не сбавляя шаг, потащил ее дальше, к освещенной улице.

– Постойте!.. Куда мы несемся?.. Антон!.. – она сделала попытку высвободить руку. Ее попутчик только крепче прижал ее к себе, почти приобнял, и Майе пришлось засеменить рядом, мелко и быстро перебирая ногами, чтобы поспевать за его широким шагом.

– Нельзя задерживаться на одном месте, – убежденно и горячо проговорил Антон.

– Куда мы… куда мы несемся? – нужно было вывести его из несомненно навязчивого состояния и направить его мысли в какое-нибудь рациональное русло.

– Антон, давайте остановимся и все обсудим.

Не сбавляя шаг и волоча ее за собой, Антон ответил, словно все уже давно продумал:

– Мы едем к вам. Они не знают вашего адреса. Мой адрес они наверняка уже узнали и ждут там.

Майя, поразмыслив, решила, что ничего вразумительного на ходу она все равно сказать не сможет, и поэтому лучше уж, действительно, к ней домой, чем… В общем… там будет видно.

Так они зашли в метро: он, крепко прижимая ее к себе, она – покорно семеня рядом. В полупустом вагоне сели рядом – Антон так и не выпустил ее руку. Он заснул мгновенно, словно где-то у него внутри выключили свет. Завалившись в угол и склонив голову на плечо, он спал. На шее были видны комочки земли и возле кадыка прилепилась травинка. Шов майки на левом плече разъехался, сквозь прореху было видно острое плечо с рельефом мышцы. Худые полусогнутые ноги в испачканных землей джинсах перегородили проход вагона. Детские веснушки мелкой пылью усеивали его лицо с заостряющимся книзу подбородком, просыпались на шею и устремлялись звездным водопадом дальше за ворот и еще дальше.

– Господи, о чем я думаю! – Майя постаралась сосредоточиться.

– Первое – это дать ему выспаться. Потом, попробуем разговорить. В крайнем случае… нет, галоперидол – это себя не уважать! Тогда уж сразу – «скорую»! Нет, крайнего случая не будет!

Она снова стала разглядывать его брови, ресницы прикрытых век.

– Кампари с апельсином… Ну что уж и подумать нельзя?

Мягко щелкнул замок, и они вошли в темную прихожую. Свет от уличных фонарей ложился вытянутыми прямоугольниками на пол гостиной. Прямо по коридору темнел вход на кухню, и оттуда красным глазом светил таймер плиты.

Антон быстро прошелся по квартире, задергивая шторы и выглядывая перед этим на опустевшие в сумраке улицы. Майя зажгла лампу с низким абажуром над кухонным столом и включила чайник. Вернувшись в затемненную гостиную, она застала Антона, стоящего в простенке между шторой и книжным шкафом. Он стоял, ссутулив плечи, опустив голову и закрыв лицо ладонями.

– Тебе страшно? – она дотронулась до его рук.

Антон кивнул, потом с видимым усилием убрал ладони с лица. Они сели на диван. Майя гладила ему руку, ожидая, когда тот заговорит. Антон стал рассказывать, рассказывать с самого начала: про напарника, про Данте, про подвал и липкую тошноту, про работу и так до самой смерти Миши. Дальше рассказ его стал сбивчив, он не мог точно сказать, что было, а что ему примерещилось. Все теперь казалось мороком или наоборот, чудовищной действительностью.

– Помните, Майя, вы сказали: кошмар станет вашей реальностью, а реальность – вашим кошмаром?.. Знаете, этот кошмар… я ничего не могу понять, я взрослый… хотя это не важно! Майя,.. мне как в детстве хочется где-то спрятаться, сжаться в комок, чтобы меня никто не видел, не заметил!…И у меня не выходит из головы Миша и… Данте!.. Толпы теней, бредущих к Ахерону… бегущих и не находящих спасения от огненного дождя!,.. бесплотные тени, вмерзшие в лед Коцита,.. представляете, сквозь прозрачный лед видны заледеневшие прозрачные тени. Множество тел, сплетенных в одно неподвижное нечто, множество голов, которые жалуются и бранятся у тебя под ногами… И уже нет со мной учителя и заступника в этом царстве мертвых!.. Миша-Вергилий мертв, и я снова виновен в этой смерти! И нет заступницы Беатриче!…Майя, Майя – Беатриче, дай мне силы!.. И левый рукав Потока образует Лету, а правый – Эвною… Майя… омой меня Летой!..

Лихорадочное бормотание пугало Майю, она, чем дальше, тем меньше понимала смысл сказанного, но Антон стал затихать, его тело стало расслабляться, а голова – клониться к подушкам. Наконец он затих.

Майя посидела еще, пригорюнившись, глядя на спящего, потом встала, прошла на кухню и взяла телефон:

– Валерий… да не надо извиняться! Тут другое… Приезжай ко мне, пожалуйста… Что? Нет, да нет!.. Тут такое дело… В общем, ты мне можешь помочь? Прямо сейчас! Спасибо…

Валерий приехал минут через двадцать. Зайдя в квартиру, он озадаченно остановился на пороге гостиной, разглядывая Антона:

– Однако… – протянул он. Потом вопросительно и с явным беспокойством посмотрел на Майю.

– Только ты, пожалуйста, ничего не придумывай! – раздраженно тряхнула светло-русой челкой Майя, – он мой пациент и у него тяжелейший нервный срыв! Не могла же я его оставить на улице?

Она утащила его за рукав на кухню.

– Я хочу дать ему выспаться, а потом провести рациональную терапию. Я думаю, я смогу обойтись без нейролептиков. Но мне кто-то нужен для подстраховки! Ты мне поможешь?

В это время из гостиной послышался какой-то шум, и на пороге кухни возник заспанный, с торчащими на макушке жесткими волосами Антон.

– Валерий Андреевич? – щурясь от яркого света, он разглядывал мужчину, стоящего рядом с Майей.

Это действительно был Валерий Андреевич. Без халата он выглядел более мужественным: ненамного ниже Антона, гордая голова с седеющими темными волнистыми волосами, широкая и мускулистая грудь под канареечного цвета тенниской.

– Добрый вечер Антон, – спокойно глядя на него, ответил тот. Смешинки в его синих глазах собрали кожу на висках в тонкие морщины.

Майя озадаченно смотрела на двух мужчин и невольно сравнивала их друг с другом.

– Вы что, знакомы? – наконец выдавила она из себя.

Валерий Андреевич по-хозяйски сел за стол:

– Мы с Антоном, можно сказать, коллеги. Мы вместе работаем. – улыбнулся он Майе.

– Где работаете? – она все еще не понимала, – ты что, стал археологом?

– Ну, в известной степени я был им всегда. – Валерий Андреевич благодушно рассмеялся.

– Нет, лапушка, это Антон переквалифицировался в патологоанатома. Надеюсь, это не роняет его репутацию в твоих глазах?

Он повернулся к Антону:

– Антон, садитесь, сейчас почаевничаем. Да, Майя?

– Как вы узнали, что я здесь? – Антон настороженно заглядывал ему в глаза, присаживаясь на самый край стула.

– Мы с Майей Валентиновной с некоторых пор добрые друзья. Так, Майя? – продолжая чему – то улыбаться, спросил Валерий Андреевич, – вот она по-дружески и пригласила попить чаю. Так ведь, лапушка?

Майе стало почему-то неловко, словно она сделала что-то неправильное, пока Антон спал.

– Валерий Андреевич, – удовлетворившись объяснением, Антон доверительно наклонился к тому через стол, – я с Мишей по телефону разговаривал. Верите? Нет? Вот и я не могу этого понять!.. Он меня про какого-то Кирьянова спрашивал… Как он мог спрашивать, если я его в подвал сгрузил?!

– Майя, так ты нальешь нам чаю? – снова весело спросил патологоанатом.

Хозяйка зазвенела чашками, достала и поставила перед ними сахарницу. Валерий Андреевич поднялся из-за стола и со словами «Где-то я видел печенье…» вышел в гостиную, откуда тотчас же послышался его голос:

– Майя Валентиновна, не могу без спросу копаться в вашем буфете, подойди, пожалуйста!

Когда Майя в некотором недоумении зашла в гостиную, он прижал ее к буфету и зашептал:

– Ты что, не видишь, в каком он состоянии? Какая психотерапия? Он у тебя сейчас в окно сиганет! Ты о карьере своей подумала? Тебя же лицензии лишат! На улицу его, на улицу, вон! Да подальше от твоего дома! Пускай «психушка» его подбирает и занимается им!

И не давая ей опомниться, стал нашептывать указания:

– У тебя в доме есть транквилизаторы? Есть?.. Уговоришь его выпить хотя бы капсулу! И убедишь его ехать домой,.. к другу, к любовнице,.. хоть к черту на рога!.. А я вызову такси… Договорились?

Майя шепотом запротестовала:

– Ты с ума сошел! Как в таком состоянии – и на улицу?!

– А ты хочешь, чтобы потом о тебе говорили, что ты среди ночи принимаешь на дому людей в остром психозе?! Да еще и отказываешь им в медикаментозной помощи?! Тебя, если не под суд отдадут, то поганой метлой будут гнать отовсюду! Ты этого хочешь?!

– Нет, ну подожди… так нельзя… Ну придумай что-нибудь!

– Я тебе и говорю: сейчас – транквилизатор, а потом – домой, к родственникам, в больницу!

– Нет-нет! В больнице его сразу на галоперидол посадят, он потом полгода будет отходить… Да, ты прав: домой или к родственникам… А завтра… завтра я ему позвоню, и… если нужно, я Свидерского к нему приглашу…

Они вернулись на кухню. Антон, облокотившись о стол, о чем-то напряженно думал. Увидев перед собой усевшегося Валерия Андреевича, он какое-то время смотрел изучающе на его лицо, а потом спросил:

– А почему Миша умер, Валерий Андреевич?

– Сердце, Антон, сердце, – тот горестно вздохнул, – не выдержало! Физические нагрузки в его возрасте бывают очень коварны. Опять же эта течь в бассейне… вроде мелочь, а все ж нагрузка…

– Да не было там никакой течи!.. Я сегодня проверял – заупрямился Антон.

Тут подошла Майя:

– Антон, выпей-ка таблетку, это снимет напряжение…

Антон, не отрывая взгляда от собеседника, взял в рот капсулу, запил ее водой, и снова повторил:

– Я ведь проверял!

– Ты не волнуйся. Не было, так не было, – примеряющее согласился Валерий Андреевич и тут же предложил, – про Мишу расскажи, что он тебе говорил?

Антон помолчал. Было видно, что ему уже трудно сосредоточиться.

– Кирьянов… из третьего отделения… где, говорит, куда подевал? …А я откуда знаю?.. Миша сам им занимался… потом, номера нет.

Валерий Андреевич, сделав глазами знак Майе, выбрался из-за стола и, шепнув ей, «такси вызову!..» вышел в коридор.

Майя уселась на его место напротив Антона и участливо погладила его руку:

– Антон, вам сейчас нужно отдохнуть. Отправляйтесь домой, выспитесь, а завтра я к вам заеду. Ваш адрес у меня есть. Хорошо? Договорились? Вот и молодец…

Антон помотал головой:

– Что-то я… совсем расклеился… Майя, – он поднял мутные, плывущие глаза, – мне нельзя домой… Майя, пожалуйста …разрешите мне… у вас… я вас не стесню… нисколько… я тут, у порога…

У Майи снова сжалось сердце от предчувствия, что она делает что-то не так. Потом она убедила себя, что ей просто жаль Антона, такого несчастного и одинокого! …а в этом случае надо поступать жестко, как и говорит Валера!.. И это нужно сделать во благо, его Антона благо…

– Нет, Антон, нет! Поверьте – так будет лучше! Вам лучше поехать домой!

Вошел Валерий Андреевич и со словами «Вот карета уж у крыльца!» подхватил Антона за подмышки, вытягивая его из-за стола.

Тот, выпрямившись, резко повел плечами, сбрасывая участливые руки:

– Не надо!.. я сам – и, пошатываясь, направился к выходу.

Майя сделала движение, чтобы пойти за ним, но Валерий остановил ее и молча покачал головой. Потом шепнул на ухо:

– Пусть сам выйдет. Тебя не должны видеть рядом с ним, поняла?

Когда Антон скрылся за дверью, Майя передернула плечами и вернулась на кухню. Валерий тоже вернулся, подошел к окну и выглянул на улицу. Майя закурила. Потом вышла в гостиную и там, в темноте присела на диван. Загасив сигарету, спросила, крикнув из гостиной:

– Слушай, что такое Эвноя?.. Понимаешь, Антон в этом его состоянии все твердил, что его хотят убить, потом стал что-то бормотать про Лету и про… Эв…

Валерий в последний раз взглянув в окно, повернулся:

– Эвноя, Майя, Эвноя. – он зашел и сел рядом с ней в темноте.

– Это из христианской мифологии, Маечка, о Земном Рае. Лета и Эвноя – два рукава одной реки, Потока, которая течет через Земной Рай. Лета смывает память о всех грехах, совершенных людьми, Эвноя – воскрешает в человеке воспоминание о всех добрых делах.

Он обнял ее и почувствовал, как она, судорожно всхлипнув, вздохнула.

Антон спускался по лестнице опустошенный и безучастный. Временами он врезался то плечом, то локтем в ледяную и твердую стену, нога пару раз соскальзывала со ступеньки, и он чуть было не шлепался всей своей нескладной конструкцией из костей и резиновых мышц на цементные ступени, но продолжал спускаться к ожидающему такси. Он с усилием собирал свои мысли вместе, словно разбросанные и тяжелые чугунные болванки, которые перекатываются с места на место синхронно с покачиванием его непослушного тела и больно жалят пальцы при каждой неосторожной попытке сдвинуть их вместе.

– Только не домой… на вокзал… или в медвытрезвитель… или в кино… важнейшее из искусств…

В лицо ему пахнуло свежестью ночи. Он осторожно переступил порог подъезда и поднял голову.

Прямо перед ним, у крыльца стояла большая черная машина с тонированными стеклами.

Его везли быстро. Глаза не поспевали за мелькающими неоновыми пятнами улицы. Свернув, автомобиль прошелестела шинами по глухой с высокими каштанами аллее и въехал, не сбавляя скорость, в металлические ворота. Мягко сбросив скорость, машина остановилась.

Антон вглядывался в темноту за окном и отказывался верить. Машина, черный Мерседес стояла перед дверями морга.

Его возница, молодец с исцарапанным маловыразительным лицом, выгреб Антоново тело из машины и незлобиво подтолкнул к дверям. Внутри вспыхнул свет, и они прошли в ординаторскую. «Исцарапанный» указал Антону на стул «Садись!», а сам прошел к рукомойнику в дальнем углу комнаты и помочился в раковину.

Сидели молча и чего-то ждали. Антон придремывал, рискуя свалиться со стула. Наконец, снаружи хлопнула дверь машины, и в комнату вошел Валерий Андреевич. Не останавливаясь, он подошел к Антону и коротким ударом сбоку в челюсть свалил его на пол. Потом присел возле шевелящегося тела, крепко, так, что Антон почувствовал сквозь пелену обморока, как выскакивают из кожи головы пучки волос, схватил его за затылок и несколько раз ударил лицом об пол.

– Эй, Морген, не перестарайся! – лениво обеспокоился со своего стула «оцарапанный».

Валерий Андреевич поднялся и вытер руки носовым платком.

Первое, что ощутил Антон, выныривая из забытья, был холод цементного пола, прижатого к его лицу. Он сделал попытку подняться, но рука, на которую он оперся, подогнулась, и он завалился куда-то вбок и так и остался лежать. Снизу от пола пространство комнаты казалась перекошенным и мало узнаваемым. Узкая щель под шкафами и тумбочкой была забита пылью, каким-то мусором, и потерянный когда-то колпачок от шариковой ручки лежал прямо перед его лицом. Он снова зашевелился, и, в конце концов, ему удалось сесть, привалившись спиной к ножке стола.

Валерий Андреевич наблюдал, как копошиться на полу Антон. Потом подсел рядом.

– Так, Антон, объясняю. – деловито начал Валерий Андреевич и, встретив мутный взгляд Антона, подбодрил его – Соберись-ка! Давай-давай, прочухивайся! Время не ждет!

Он приобнял Антона за плечи и стал ему втолковывать:

– Понимаешь, Антоха, мы на самом деле никак не можем найти этого Кирьянова. Друг твой Миша сыграл с нами плохую шутку – запрятал его куда-то. Ты же знаешь, Миша сам вел всю эту бухгалтерию: нумерация кадаверов, приход-уход, сам их распределял по бассейнам… так ведь, Антон?

Он тряхнул его за плечи, и голова Антона сама по себе качнулась в знак согласия.

– Ну вот… Миша, чудак-человек, взял, да и сыграл с нами в кошки-мышки! Да как-то очень неудачно для себя. Понимаешь, решил сам поплавать в наших бассейнах, да сердце вот не выдержало… И потом, ты может этого и не знаешь, формалин – чертовски вредная и неприятная штука для здоровья: слизистая глаз, легких, глотки так и плавится, так и плавится от этого формалина, особенно, если плавать в нем… Просто ужас какой-то! А Кирьянов этот нам ох, как нужен! Понимаешь? Так что на тебя одного надежда! Ты уж, того, не подведи!

Антон слышал слова, обращенные к нему, слышал и ничего не понимал. Он только снова согласно кивнул, да так и поник головой.

Валерий Андреевич огорченно вздохнул, поднялся с пола и попросил «оцарапанного»:

– Перетащи-ка его в зал, Костя.

Шатающегося Антона вывели в зал и толчками и пинками заставили взгромоздиться на один из мраморных столов. Валерий Андреевич надел шелестящий клеенчатый фартук и взял в руки шланг.

Тугая струя ледяной воды ударила Антону по глазам, в нос, потом в лоб, заливая уши, прошлась по телу, выбивая дробь на ребрах, больно ударила в пах и снова полоснула по лицу. Антон закашлялся и сел на столе, свесив ноги в мокрых, прилипающих к бедрам джинсах.

– Антон, давай серьезно. – Валерий Андреевич убрал шланг, – если ты не хочешь, чтобы тебя здесь обмывали как кадавер, то ты нам должен помочь… Ну, давай, шевели извилинами! Миша наверняка тебе что-нибудь сказал. Вспоминай, вспоминай!.. Любая подробность, мелкая деталь может оказаться важной!..

– Эт-т-т.. какой-то бред.

Антона бил озноб, и он обхватил себя руками.

– Не буду спорить, может и бред. Но мы вот, очень к этому серьезно относимся!.. Для начала давай согласимся, что ты нам поможешь.

Струя воды снова ударила Антона в грудь, опрокинув его на стол. Он замахал руками, отбиваясь и захлебываясь водой.

– Да, да, да! – крикнул он, кашляя и отплевывая воду.

– Ну, слава Богу, а то я уже стал волноваться… – Валерий Андреевич закрутил кран.

В этот момент «оцарапанный» Костя, стоявший в ленивой позе ожидания в проеме двери, вдруг напрягся и поднял руку «Тихо!» Потом, неслышно ступая, исчез. Валерий Андреевич сделал знак Антону молчать, приложив палец к губам, и осторожно снял с себя фартук.

Костя вернулся так же бесшумно, как и исчез. Приблизившись к Валерию Андреевичу, он зашептал:

– Там твоя бабенка ходит, чего-то высматривает. Что будем делать?

Валерий Андреевич взглянул недобро на Антона, подошел к нему и потрепал по щеке.

– Уж не ты ли ее пригласил сюда, Антоша?

Антон энергично замотал головой.

– Ну ладно… Костя, я займусь ею, а ты – запри этого в подсобке, потом возьмешь машину и жди меня возле ее дома через полчаса. Давай!

Костя брезгливо ткнул Антона в мокрое плечо, показывая на дверь крошечной комнатки, которая обычно была завалена ведрами, какими-то палками и тряпками. Втолкнув Антона внутрь, Костя захлопнул дверь. Щелкнул замок. Спустя минуту погасла неровная щель между дверью и косяком. Все стихло.

Влажная темнота. Глаза никак не могут приспособиться к ней. Антон пялится в темноту до ломоты в висках, но ничего кроме узкой бархатной черно-синей полосы наверху, где-то под потолком, он не видит. Растопырив руки и поворачиваясь из стороны в сторону, он пытается на ощупь пройти к дверям: гремят пустые ведра, какая-то палка падает ему на спину, больно ударяет его своим концом по затылку. Наконец он натыкается на дверь, шарит и находит ручку, дергает ее вверх-вниз, вверх-вниз. Дверь слегка шевелится в перекошенной раме. Он нащупывает окошко замка, затем, порывшись в карманах джинс, выуживает скрепку. Через минуту замок щелкает, и дверь, скрипнув, отваливает в сторону.

Он стоит какое-то время посреди зала залитого нереальным синим светом бактерицидной лампы, затем присаживается на ближайший стол.

Вот он и свободен. Свободен от морока сегодняшнего дня: никакой шизофрении, все банально – какая-то «уголовка». Слава Богу – живые люди, хоть и убийцы. Теперь можно спокойно, не торопясь уйти отсюда. Спасибо Майе —Беатриче… Сесть в поезд и укатить прочь из этого города, и пропасть, затеряться… Или пойти в милицию. Нет, милиция… нет, это прямая дорога в психушку. Отпадает.

Уйти? Сбежать?.. От чего? От своей вины перед смертью Миши? От того, что здесь произошло? Это ли решение?.. Нет, этот морок его не отпустит. Так же, как и Валерий Сергеевич – этот точно не отстанет… так же, как и прошлое, которое сидит в нем и тоже не отпускает… Нет уж, нужно рубить эти узлы!.. Пора… Пора!