Текст книги "Русалим. Стихи разных лет"

Станислав Александрович Минаков
Русалим. Стихи разных лет

Непраздное стояние

«Свет мягкий, образ неконтрастный» русской медитативной лирики, обогащённый матовой, как налёт на поспевшей сливе, «южинкой», нежными на вкус украинизмами, – в изобилии присутствовал в поэзии Станислава Минакова всегда. Когда же он явил (а явил!) нам «совершенно другого поэта» (В. Соколов)? Когда «в неизбежное небо прыгну́л»? Когда победил в себе главный порок нашего перепичканного всяким суемудрием поколения – чрезмерную привязанность к словесности, порождающую подростково невротическую отвязанность или не зависящую от возраста старческую болтливость?

Не сделанный вовремя выбор мешает элементарно разобраться, что к чему в этом лучшем из миров. Выбор ложный – или навязанный – порождает стилистически безформенное ни то ни сё.

Почему именно Минаков умудрился разобраться в неразбираемой целостности христианства, сие есть великая тайна сообщения с Богом живым. Как, между прочим, и поселение именно этого поэта на Украину – в эпицентр сегодняшней – прежде всего духовной – смуты и брани. Как бы то ни было, Минаков воплощает антикафкианское превращение сразу нескольких поэтических поколений. На наших глазах поэзия безблагодатного и беззвучного самовещания (большинство стихов там наглухо лишены звука) становится поэзией Благовещения.

На пути к чуду Преображения возникает много страхов. Самый из них сильный – вдруг стать этаким неузнанным Одиссеем, чужим среди своих. Преодолевать эту фобию, а с ней «тотальный хутор» поэтического провинциализма, учиться «стоять стоянием непраздным» тяжко. Но только такое стояние задаёт маршрут дальнейшего движения. И за него в награду, будто новое небо и новая земля, даруется новый язык и новая – не натужно новаторская – поэтика.

Какие борения предшествуют кому-то ещё невидному, кого-то слепящему, как встречные фары, Евангельскому свету в русской поэзии? Что теряется вместе с наскучившей до одури самовыразительной медитативностью и что обретается постижением жёсткой науки писания от Писания? Далёк ли путь и посилен ли? Не входит ли трудная церковная жизнь, пост и молитва в противоречие с праздной и созерцательной природой поэзии?

Перед вами книга – в ней ответы. Не для всех – для тех, кто идёт тем же «путём зерна».

Марина Кудимова

Прежде всего надо сказать о удивительном поэтическом языке Станислава Минакова. Древнерусский язык и церковнославянизмы органично сосуществуют с современным литературным языком. Для поэта не существует устаревших слов: архаизмов и историзмов, они живы, они актуальны в его поэтическом мире. Абсолютно все пласты живого великорусского языка явлены здесь и сейчас!

В 2005 году, в праздник Крещения Господня, Минаков написал стихотворение «Новая походная песня Слободских полков». В нём есть такие строки: «Наши жизни, / солдат, не напрасны, / потому что написан у нас / на хоругви родимой на красной / образ истинный – Харьковский Спас!». Сейчас эти строки не просто актуальны, они нужны русскому человеку как хлеб и вода, как воздух и свобода – свобода в любви к Богу и людям.

…В творчестве Минакова, в составе его «литературной крови» явлено бесценное качество – верность Православию, соборному сознанию народа, глубинное понимание отечественной и личной истории как служения высшим началам бытия. Станислав Минаков раскрывает перед читателями лики своих героев, даруя радость причастия «раю русской души», приобщения к «русскому коду», явленных в великих произведениях отечественного искусства. Своей поэзией, и своей прозой и публицистикой Станислав Минаков показывает, что русская святость и русское искусство – два крыла Ангела-хранителя Святой Руси.

Светлана Кекова

Станислав Минаков своими стихами сразу и сильно вошёл в моё сердце. Читаю его книгу и радуюсь ей во всякую свободную минуту. Экая какая свободная уличность и какая свобода в Церкви! И какая любовь! Идет себе в посконной рубахе от села к селу, поет Лазаря, славит Господа Сил самыми родными глаголами, будто и без выбора, а прямо первыми, что под рукой. И все ему родные, и будто и не посвящения пишет, а молится о каждом с улыбкой и радостью быть рядом.

…Словно мы оба под епитрахилью оказались, и Бог весть кто кого исповедует – я ли Минакова, он ли меня. Такой горячий задышливый шёпот. Не “во ушию”, а прямо в сердце. Слава Богу, нет-нет перебьётся дыхание “песнью песней”, плотью и страстью, вспомнишь свою “плоть человечу”, вылетишь “на улицу”, поглядишь незряче на прохожего человека, как на диковину, да и обратно в храм – спасаться от этого уличного видения или от самого себя. И сам-то уж наловчился прятаться от себя, накидывать какую-никакую одежонку, а он все вон “нагишом”, и меня заставляет ряженье-то оставить, а как Господь сложил со всею тьмою в душе, так и вставать перед Ним, потому что иначе её не выжжешь и не выведешь. С непривычки-то чижало. Но, спаси Бог, бьюсь с Минаковым у святых мощей, мокну под оптинскими дождями, “макаюсь” в шамординские воды, ищу “камушек” в Дивееве и светаю понемногу.

Валентин Курбатов

«Поставь на полочку, где Осип и Никола…»

Памяти Н. Клюева и О. Мандельштама

 
Поставь на полочку, где Осип и Никола,
Осенний томик мой: я там стоять хочу.
Мне около двоих родны словес оковы,
Где – колоколом течь, приколоту к лучу!
 
 
Реченья их – речны, свечение – угодно
Тому, Кто чин даёт журчале-словарю.
Коль-ежли иордань жива, хотя подлёдна,
Тогда и я, гордясь, глаголю-говорю.
 
 
Кто – с этими двумя, тот не избегнет злата:
Кто складень растворит, тот и обрящет клад.
За косным языком искомая палата
Венчает звукосмысл и затевает лад.
 
 
И впредь усладу вить доколе? А дотоле:
Хмельною птахой – фить! – в глаголемый силок.
Я стану так стоять: я к Осипу, Николе
При-льнущий-ка щекой доверчивый телок.
 
 
Что слабые тела палач забил железом,
То слёзно вспомянёт желёзка-железа.
Но дождик золотой не смят, не перерезан —
Его глотает ртом зелёная лоза.
 

5.08.02 г.

I
2014–2023

«Это я, чужерiдное семя…»

 
Это я, чужерiдное семя
в помрачённой и злобной ботве.
Мне досталось чугунное бремя,
мне обрезали свет в голове,
 
 
прорубив несогласное темя.
Но уже никогда не умру,
даже если замолкну на время
в невменяемом здешнем миру.
 
 
Я возглавлю грядущее племя —
по безсмертному праву певца,
облачённый в победное стремя,
джинсы сына и куртку отца.
 

10-13.09.23 г.

Памятник танкисту

Памяти А. И. Попова (1921–1943), на первом танке ворвавшегося в Белгород

9 февраля 1943 г. и героически погибшего

 
Андрей Иванович Попов,
живей сгоревшей в битве стали,
стоит на чёрном пьедестале —
сказать о Родине готов,
когда у всех уста устали.
 
 
Навек комвзвода, офицер,
в остуде зимней, в жарке летней —
красивый, двадцатидвухлетний,
отдавший жизнь за СССР
на улице своей последней.
 
 
Андрей Иванович Попов
глядит на улицу Попова,
сжимая каменное слово,
и с наших сумрачных голов
слетает шелуха-полова.
 
 
Андрей Иванович Попов
в танкистском шлеме, трёхсаженный,
на самом трудном из постов
глядит на храм Преображенский,
прося простить сей мир скаженный.
 
 
Андрей Иванович Попов —
с душой, спасённою во аде, —
в оптимистической бригаде
готов стоять хоть сто годов.
Стой, стой, Андрей, Победы ради.
 

28-31 августа 2023 г.

«Дождь идёт-не-идёт в Монастырском лесу…»

 
Дождь идёт-не-идёт в Монастырском лесу,
сквозь листву не пробиться капели.
Слыша авиарокот – во всю полосу —
мы ныряем в прохладу купели.
 
 
Борт уносит в заоблачье новых бойцов,
покидая «груз 200» и «300».
Рёв моторов, угрюм и, как небо, свинцов,
заглушает протест пацифиста.
 
 
Как всегда, до победы осталось – чуть-чуть.
И лишь сорок шагов – до криницы,
чтоб по белым холмам вновь отправиться в путь,
вдаль и вдаль от целебной водицы.
 

23 июля 2023 г.

12 июля 2023 г

На 80-летие Танкового сражения под Прохоровкой

 
Пили мы Победное красное вино
по пути из Прохоровки в Тетеревино.
 
 
Было то в июле-то, в самый жар ветров,
в ясный день двенадцатый – праздник, день Петров.
 
 
Вспоминали доблестный сорок третий год —
как водил нас Ротмистров в танковый поход.
 
 
Пей, дружок, за Родину, за родимый край!
Бей, защитник, гадину, как велел Барклай!
 
 
Красная смородина – с кровью на просвет.
Станет перед ворогом новый Пересвет.
 
 
…С Куликова – к Прохоровке, сквозь Бородино.
Отчество. Отечество. Красное вино.
 

12-17 июля 2023 г.

Песенка,
сочинённая ночью во время безсонницы

Светлане Кековой

 
Не́ плачь, Светик, не́ плачь, Светик,
друг мой, цветик золотой!
Подарю тебе билетик
в город светом залитой,
 
 
где у всех отверзты вежды,
где всё видимо насквозь,
где не надобно надежды —
поели́ку всё сбылось.
 
 
Где избыты все печали,
где окончена война,
где о солнечном причале
ложь разбилась как волна.
 
 
Не́ плачь, Светик, не́ плачь, Светик,
друг мой, светик золотой!
…Скоро нам держать ответик
пред Рождественской звездой.
 

7 апреля 2023 г., Благовещение

Рахманинов

Валентине Чайкиной

«две недели молчит ПВО…»

Максим Бессонов

 
Замолчали галки и вороны,
онемели прочие грачи.
Противовоздушной обороны
не слыхать дней пять. И ты молчи.
 
 
Не слыхать хлопков и взрывов, воя
душераздирающих сирен.
Есть такое дерево – секвойя.
Есть такая музыка – «Сирень».
 
 
Слышно, как ребёнок спящий дышит.
Небо знает, чья и в чём вина.
Говорят, война все вины спишет.
Есть такая музыка – война.
 

28 марта 2023 г.,

80 лет со дня кончины Сергея Рахманинова

Последний

 
Хуже всех придётся тому, кто останется тут один —
озирать опустевшее время вокруг себя —
помрачённый ядом напрасных своих седин,
угасающей памяти ниточки теребя.
 
 
Он бы рад за усопшими следом сбежать, уйти,
но земля зачем-то носит его, хранит.
Ибо неисповедимы Господни пути,
и непостижим оснований Его гранит.
 
 
А оставшийся шепчет: «Боже, я так устал!»
«Господи, – он бормочет, – как всё болит!»
Он доел всю овсянку и даже допил фестал,
но Господь его даты всё длит и длит.
 
 
Нескончаем урок. Одиночества двести лет.
Он встаёт и, качаясь, бредёт – за шажком шажок.
Он бормочет псалом, посылая друзьям привет.
И они с облаков помавают: держись, дружок!
 

9 февраля 2020 г.,

новомучеников и исповедников российских

«Жизнь закончилась, а он ещё жив…»

 
Жизнь закончилась, а он ещё жив…
Непостижное продление дня,
напряжение измученных жил,
несвечение былого огня.
 
 
Сотрясанье изнурённых костей,
угасание натруженных глаз.
Что, не ждал таких весёлых вестей?
Ан настала их пора – вот те раз!
 
 
Даже близкое – теперь далеко.
А впотьмах и не найти ничего.
По привычке, тщетный, льёт молоко
он в кувшин, который старше его.
 
 
Да, кувшин прекрасен, прочная вещь —
пережил войну и переживёт
наливающего… Вещая пещь
суждена тебе иль вечный живот?
 

6 февраля 2020 г.,

св. блж. Ксении Петербургской

«Приезжай, закроешь мне глаза…»

 
Приезжай, закроешь мне глаза
и скрестишь мне руки на груди.
Прозвенела зельная лоза
жизнью, что осталась позади.
 
 
Страшно жить, но сладко – умереть,
спать, не пробуждаясь, до Суда.
Затвори ж повапленную клеть!
Может быть, она не навсегда.
 

2-5 июня 2021 г.

«Мама стала махонькая, как котик…»

 
Мама стала махонькая, как котик.
Мама стала тихонькая, как мышка.
Мама еле-еле по дому ходит.
Гречку перебирая, лапкой гребёт, как мишка.
 
 
Мамины дни теперь ни пестры́, ни пёстры —
мелкой моторикой их не унять, итожа.
Старощь и немощь – тоже родные сёстры,
так бы поэт сказал, если б только до́жил.
 
 
Мама крючком салфетки плетёт, платочки,
превозмогая тернии Паркинсона.
Если идти, то надо идти до точки —
где золоты́ цветы на кайме виссона.
 

15 декабря 2016 г., Курская Коренная пустынь

«Свечка – тоненький цветочек, свечка – странный огонёк…»

 
Свечка – тоненький цветочек, свечка – странный огонёк,
света надобный глоточек, окормительный денёк,
 
 
рвущий тьму непрободну́ю, эту тягостную жуть,
эту родину родную, помрачённую не чуть,
 
 
эту сладкую заразу, этот морок, этот гной,
этот ад, нависший сразу над тобой и надо мной.
 
 
А всего-то – колыханье золотого мотылька.
Однократное дыханье, но посланье – на века.
 
 
И сияет как ребёнок благодарный имярек…
Свечка – стойкий стебелёнок, свечка – верный человек.
 

22-23 июля 2017 г. и Успение Богородицы, 2016 г.

«Дышит ветер неспешный заветный…»

 
Дышит ветер неспешный заветный,
овевая невидимый сад.
Ходит тихо Господь безответный
посреди обезумевших стад.
 
 
Никакого им сада не надо
и не надо для сада рассад,
потому что рассада для ада
им отрадней, как собственно ад.
 
 
Потому что не кущи, а рощи
разрастаются в тёплой крови.
Потому что бездумней и проще,
и привычнее жить без любви.
 

Осень 2017 г.

Белгородский триптих

Протоиерею Николаю Германскому

 
Серафим по фамилии Тяпочкин
был обычный на вид серафим.
Хоть носил он обычные тапочки,
свет нездешний струился над ним.
 
 
Проживал он в посёлке Ракитное,
возле яблоньки, в малом дому́,
и невидное небо блакитное
было видно ему одному.
 
 
Приближалися дали бездонные
от доселе неведанных слов,
и слетались мы, птахи бездомные,
на прокорм – к Серафиму под кров.
 
 
Кто старался у домика этого,
тот такую калитку открыл! —
в обиталище света всепетого,
в помаванье немыслимых крыл.
 
 
Не ослабились узы нисколечко
на просторе пустом и потом,
когда лёг возле храма Никольского
Cерафим под дубовым крестом.
 
 
В огородиках тяпают тяпочки,
я за тяпочку тоже берусь…
И хранит серафимовы тапочки
слободская засечная Русь.
 

Август и 16-17 сентября 2015 г., свт. Иоасафа Белгородского

На 200-летие Макария (Булгакова), митрополита Московского и Коломенского

 
Серый, синий, зелёный иль карий
невнимательно, быстро скользнёт —
но несёт послушанье Макарий,
на проспекте, года напролёт.
 
 
Как ковригу иль даже веригу,
что тяжка, поели́ку легка,
держит шуйцей Великую Книгу
и читает её сквозь века.
 
 
Он читает, да кто его слышит!
Ты ли слышишь? Иль, может быть, ты?
Ветер книжных листов не колышет —
неподъёмны у правды листы.
 
 
Но предчертаны альфа, омега —
и проспавшим, и тем, кто без сна,
и для всех – после хлада и снега —
красной Пасхой приходит весна.
 
 
Чтоб очнулась душа-Эвридика
в той ночи, где поют соловьи,
просвещающей дланью, владыка,
сирых страждущих благослови!
 

3 мая 2016 г., Светлая Седмица

Наталье Дроздовой

 
Богородцева синька женская небеса проясняет снова
и сияет Преображенская бирюзой на углу Попова.
 
 
Коли дадено нам задание во спасение, не для штрафа, —
назначаю тебе свидание у гробницы Иоасафа;
 
 
что влечёт в гравитационную, но ведущую ввысь воронку —
под команду дистанционную испечённому жаворо́нку.
 
 
Благодать проберёт «до рёбрышков», в маловерии онемевших, —
словно мальчик Христос воробышков оживляет окаменевших.
 
 
Возрождаются в нас тождественность упования, жертвы, слова,
торжество торжеств и торжественность Православия золотова.
 

27 марта 2016 г.,

свт. Григория Паламы, архиеп. Солунского

«Бегство (читай – изгнание) – та же смерть…»

 
Бегство (читай – изгнание) – та же смерть,
в нём душа устремляется в духоту,
впредь не в силах выситься, быть и сметь,
покидая вещное на лету.
 
 
И, попав в непонятное, как шпана
озираешься, странный: некуда дальше бечь,
потому что повсюду – хана одна,
и лишь изгнанный может про то просечь.
 
 
Вроде б – ходишь и выглядишь так, как все,
но не ловишь больше наземный кайф,
а родимых, отрезанных в чортовой полосе,
слышишь сердцем, издали, даже не тронув Skype.
 

8-9 июня 2015 г.

Skype

 
Сын по скайпу показывает ему пятимесячного внука.
Внук, солнечный малый, лыбится и пищит.
Он говорит сыну: «Какой смешной глазастый пищун!».
 
 
Дочь по скайпу показывает ему его собаку.
Та сопит, кладёт башку на лапу и глубоко задумывается.
Он говорит дочери: «За эти три года она ещё больше стала
                походить на тюленя. И пятачок у неё поседел».
 
 
Жена по скайпу показывает ему большие сливы из их сада.
«Ты в новой красивой блузе, тебе идёт, – говорит он жене. —
                                                                Сладкие?»
«Да, очень», – отвечает жена.
 

Собакин складень

Люсе, Ане и Саше

«Одни только пси делали ему небольшую отраду, облизывая гной в ранах его, и ложась коло него, согревали»

Из жития Св. Антония

 
Коль указал Андрюха Дмитриев
на лад созвучий дактилических,
живу, по-прежнему не вытравив
в себе позывов злых мелических,
 
 
хожу тропою сей и сицею, —
хоть выпало нам время то ещё, —
с весёлой толстенькой мопси́цею,
похожей на Кота Котовича.
 
 
На чью ж любовь ещё надеяться?
Покрыта шёрсткой мягкой палевой,
мне косолапица-младеница
не скажет: «Надоел, проваливай!»
 
 
Легчают тяжести житейския;
у ней спасительная функция
Иосифа Аримафейского
иль Спиридона Тримифунтского.
 
 
Собака может быть водителем,
почти родителем, радетелем,
душевной кожи заменителем,
твоей судьбы живым свидетелем.
 
 
Одна, глазятами библейскими,
следит за утренней молитвою
и вслед идёт, и видит: бреешься —
когда по горлу водишь бритвою.
 
 
И ведь совсем не в наказание
потычет в ухо мордой искренной,
а в назиданье, в указание, —
кто любит нас любовью истинной.
 

5.09.11 г.

 
«Соня, спи»! Не спит собачка, не спит —
задыхается, трясётся, хрипит.
Он ей делает в загривок укол
и выносит подышать на балкон.
 
 
А на холоде ночном – лепота!
Погляди на небеса, лапота:
можно лапою достать Гончих псов
и Медведиц увидать меж усов.
 
 
Страшно, страшно, даже если шутя!
И, прижав к себе зверька как дитя,
он полночи на балконе стоит
и чудное говорит-говорит.
 
 
У собаки, – говорит, – не боли!
И у кошки, – говорит, – не боли!
И у Сашки, – говорит, – не боли!
И у Ашки, – говорит, – не боли!
 

2012 г.

 
У грешника болит рука. Он болью, будто тряпка, выжат.
Рука нужна ему пока. Урча, собачка руку лижет.
 
 
Зверёныш – верный терапевт, зубастый ангел безусловный.
Он жизнь, сходящую на нет, кропит всерьёз слюной солёной.
 
 
Крепись – до Страшного суда. Греми, собакина посуда!
Нам сказано: «иди сюда», и никогда – «иди отсюда».
 

 
Человек тоскует по собаке.
То и есть та самая тоска:
слышится как будто паки, паки —
ближний лай из дальнего леска.
 
 
Человек глядит на юго-запад,
видит там коричневый закат.
А слезоточивый пёсий запах
не уходит никогда, никак.
 
 
Может быть, пора угомониться,
и наступит в целом благодать.
Ты жива ещё, моя мопси́ца?
Трудно с расстояньем совладать.
 
 
Но помеха ль сотня километров
нам для броневого марш-броска?
Заиграйте на рояле «Petroff»,
чтобы враз покинула тоска!
 

15.01.15 г.

 
Ты стареешь. Но всё ж не очень.
А собака – стареет быстро.
Увядает от ночи к ночи,
как карьера премьер-министра.
 
 
Отвисают у пёски ушки,
как тесёмки у старой шапки,
льнёт седая башка к подушке,
не вмещаются лапки в тапки.
 
 
Окликаешь зверька из бездны
и моргаешь на мониторе,
но старания безполезны —
даже если полезно горе.
 
 
Понапрасну твой голос дышит,
ничего у тебя не выйдет:
даже если собака слышит,
то мерцаний твоих – не видит
 
 
в нетех тщетного интернета.
Кроток сфинкс у камней Хеопса.
Нет на свете грустней портрета —
носогубные складки мопса.
 

1.11.16 г.

«Блажен, иже и скоты милуяй» (Прит. 12,10.)

 
Человечек – собачья обличка – нас на здешней земле посетил.
Притулился, душа-невеличка, погрустил, подышал, отпустил.
 
 
Где ты, Сонька, родная мопсо́нька, где теперь твои машут крыла?
Что ж так мало, столь кратко-тихонько ты меж нас пожила-побыла?
 
 
Говорят, у преддверия Рая ты нас встретишь в положенный срок,
подбежишь, золотая, играя, и с собой поведёшь за порог.
 
 
А покуда – с тревогой незрячих, в непонятке, нахлынувшей враз,
помним глубь человечьих собачьих понимающих преданных глаз.
 
 
И когда мы гребём, заметая по углам ежедневную персть,
к нам слетает, летит золотая, золотая собакина шерсть.
 

19.07.2019 г.

«Никто никуда не вернётся…»

 
Никто никуда не вернётся.
Никто не придёт ни к кому.
Над чо́рной отравой колодца
замри в невозвратном дыму.
 
 
Напрасно, недолго, несильно
гримаса скользнёт по лицу
претензией блудного сына
к заблудшему вусмерть отцу.
 
 
И коль не успел попрощаться,
над прошлым по кромке скользя,
не смей всё равно возвращаться —
не надо, не надо, нельзя.
 
 
Загну́тое – не разогнётся.
Морщины загладил пластид.
Никто никуда не вернётся.
Никто ничего не простит.
 

11.02.16 г.

«Наши придут – на плечах неприятеля, на костях…»

 
Наши придут – на плечах неприятеля, на костях.
Наши придут и победный воздвигнут стяг.
 
 
Наши придут – красивые, в орденах.
Наши придут и крикнут ублюдкам: «Нах!»
 
 
Наши придут и скажут: «Заткнись и слазь!»
Наши придут, размажут любую мразь.
 
 
Наши придут, отпоют – нас, павших на рубеже.
Наши придут, когда не надо уже.
 

28.11.16 г.

II
2012–2014

«Проснёшься – с головой во аде…»

 
Проснёшься – с головой во аде, в окно посмотришь без очков,
клюёшь зелёные оладьи из судьбоносных кабачков.
 
 
И видится нерезко, в дымке – под лай зверной, под грай ворон:
резво́й, как фраер до поимки, неотменимый вавилон.
 
 
Ты дал мне, Боже, пищу эту и в утреннюю новь воздвиг,
мои коснеющие лета продлив на непонятный миг.
 
 
Ты веришь мне, как будто Ною. И, значит, я не одинок.
Мне боязно. Но я не ною. Я вслушиваюсь в Твой манок,
 
 
хоть совесть, рвущаяся в рвоту, страшным-страшна себе самой.
Отправь меня в Шестую роту – десанту в помощь – в День
седьмой!
 
 
Мне будет в радость та обновка. И станет память дорога,
как на Нередице церковка под артобстрелом у врага.
 

2012 г.