Текст книги "Каракатица, или Гирканическое мировоззрение"

Станислав Игнацы Виткевич
Каракатица, или Гирканическое мировоззрение
Пьеса в одном действии

Не сдаваться – даже самому себе.

Посвящается Зофъе Желенской[1]1
  Зофья Желенская – жена Тадеуша Бой-Желенского, известного критика, переводчика, поэта.


[Закрыть]

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Павел Бездека – выглядит моложе своих 46 лет (возраст выясняется по ходу действия). Блондин. В глубоком трауре.

Статуя Алисы д'Ор – 23 года. Блондинка. Одета в плотно облегающее платье из чего-то вроде крокодиловой кожи.

Король Гиркании – Гиркан IV. Высокий, худощавый. Бородка клинышком, длинные усы. Густые брови, довольно длинные волосы. Пурпурная мантия, шлем с красным султаном. В руках меч. Под мантией шитое золотом одеяние (что под ним, станет ясно позже).

Элла – 18 лет. Шатенка. Хороша собой.

Двое пожилых господ – в длинных сюртуках и цилиндрах. Возможно, одеты по моде тридцатых годов. Две матроны – во всем лиловом.

Одна из них – мать Эллы.

Тетрикон – лакей. Серая ливрея с крупными серебряными пуговицами, серый цилиндр.

Юлий II – папа римский XV века. Одет как на портрете кисти Тициана.

Сцена представляет собой комнату с черными стенами, покрытыми ажурным узором «vert émeraude».[2]2
  изумрудно-зеленый (франц.).


[Закрыть] Справа перед сценой окно, задернутое красной шторой. В моменты, обозначенные (X), за шторой загорается красный свет, в моменты, обозначенные (+), свет гаснет. В левой части сцены строгий, без украшений, прямоугольный постамент черного цвета. На постаменте, подперев голову руками, лежит на животе Алиса д'О р. Павел Бездека, схватившись за голову, ходит из угла в угол. Слева от постамента кресло. Ближе к середине сцены – другое. Справа и слева двери.

Бездека. О боже, боже, тщетно взываю я к имени твоему – ведь, собственно говоря, я в тебя не верю. Но должен же я хоть к кому-то воззвать. Жизнь растрачена впустую. Две жены, каторжная работа неизвестно ради чего, в конечном счете философия моя так и не признана официально, а остатки картин уничтожены вчера по приказу начальника Синдиката Рукотворных Пакостей. Я совершенно одинок.

Статуя (оставаясь неподвижной). Но у тебя есть я.

Бездека. Что с того, что у меня есть ты. Я предпочел бы, чтоб тебя вовсе не было. Ты только напоминаешь мне о том, что нечто вообще существует. А сама ты – лишь убогий суррогат чего-то более существенного.

Статуя. Я напоминаю тебе о твоем пути, ведущем в пустыню. Все гадалки предсказывали, что на старости лет ты посвятишь себя Тайному Знанию.

Бездека (презрительно отмахивается). Э! Я впал уже в абсолютную манерность, предъявляя бедному человечеству бесконечные претензии, но так ни от чего и не нашел лекарства. Я как бесплодное, никому не нужное угрызение совести – на нем не распустится и самый скромный бутон надежды на лучшее.

Статуя. Как ты далек от истинного трагизма!

Бездека. Все потому, что мне недоступны сильные страсти. Жизнь, растраченная впустую, безвозвратно уходит в серую даль прошлого. Что может быть ужасней, чем серое прошлое, в котором ты вынужден вечно копаться?

Статуя. Подумай, скольких женщин ты мог бы еще полюбить, сколько встретить новых рассветов, сколько раз ты мог бы коснуться полуденных тайн, сколько, наконец, вечеров мог бы ты провести за странной беседой с женщинами, очарованными твоим падением.

Бездека. Не говори мне об этом. Не вторгайся в сокровенную область странного. Все потеряно – все навсегда отнято у меня безумной, беспросветной скукой.

Статуя (с жалостью). Как ты банален…

Бездека. Покажи мне того, кто не банален, и я принесу себя в жертву на его алтаре.

Статуя. Я.

Бездека. Ты женщина, точнее – ты воплощение всей женской немощи. Всех неисполнимых обещаний жизни как таковой.

Статуя. Радуйся, что ты вообще существуешь. Подумай – даже приговоренные к пожизненному заключению рады дарованной им жизни.

Бездека. Какое отношение это может иметь ко мне! Я что, должен радоваться, что не сижу в эту минуту на колу где-нибудь на одиноком бугре посреди степей, или что я не чистильщик сточных канав? Или ты не знаешь, кто я?

Статуя. Я знаю только то, что ты смешон. Ты не был бы смешон, если бы мог полюбить меня. Тогда бы ты понял, в чем твоя миссия на этой планете, именно на этой, ты был бы единственным, самим собой, несравненным – именно собой, а не кем-то другим…

Бездека (с беспокойством). Значит, ты признаешь абсолютную, повторяю – абсолютную иерархию Единичных Сущностей?

Статуя (смеется). И да, и нет – когда как.

Бездека. Заклинаю – скажи, какие у тебя критерии?

Статуя. Вот ты сам себя и выдал. Не философ ты и не артист.

Бездека. А, так ты в этом все-таки сомневалась. Да, я не философ и не артист.

Статуя (смеется). Неужели ты всего лишь честолюбивое ничтожество? А ведь для них, несмотря ни на что, ты нечто– гений новых метафизических потрясений.

Бездека. Я притворяюсь – притворяюсь от скуки. Зная, что даже в этом нет красоты – нет красоты в моем притворстве.

Статуя. Однако есть в тебе что-то, чего не было ни в одном из моих прежних любовников. Но без любви ко мне – ни шагу дальше.

Бездека. Не говори мне больше про этих своих вечных любовников. До чего же ты любишь ими хвастаться. Знаю – ты имеешь влияние на ход практической жизни, с твоей помощью я мог бы стать черт-те кем. То есть действительно кем-то, а не только для себя самого.

Статуя. Не надо выдумывать, величие – вещь относительная.

Бездека. А теперь я тебе скажу: ты банальна, хуже того – Ты умна, еще того хуже – ты, в сущности, добра.

Статуя (смущенно). Ошибаешься… Вовсе я не добра… (Резко изменив тон.) Просто я тебя люблю! (Простирает к нему руки.)

Бездека (вглядываясь в нее). Что? (Пауза.) Это правда, и потому абсолютно меня не интересует. Для меня померк свет единственной Тайны… (X)

Стук справа; статуя принимает прежнюю позу.

…непостижимость которой…

Статуя (раздраженно). Тихо, папа римский идет.

Бездека (изменив тон). Умоляю, представь меня папе… Это единственный призрак, с которым я еще хотел бы поговорить…

Входит папа римский.

Юлий II. Привет тебе, дочь моя, и ты, неизвестный сын мой…

Павел опускается на колени, папа протягивает ему туфлю для поцелуя.

Только не будем говорить о Небе. Алигьери был абсолютно прав. Это знает каждый ребенок, и все-таки я должен повторить: неземное блаженство недоступно человеческому воображению. И потому наш сын Данте так талантливо изобразил преисподнюю. Я бы даже сказал, что иллюстрации Доре довольно хорошо выражают несоизмеримость человеческих понятий и фантазии с такого рода, так сказать…

Статуя. Скукой…

Юлий II. Тихо, доченька. Ты сама не знаешь, что говоришь. (С нажимом.) С такого рода счастьем. (Шутливо.) Итак, сын мой, встань и скажи, кто ты…

Статуя. Ваше святейшество, это великий артист и философ Павел Бездека.

Юлий II (в ужасе воздевая руки). Так это ты?! Ты, жалкий маловер, осмелившийся посягнуть на плоды Высшей Тайны?

Бездека (встав, с гордостью). Я.

Юлий II (кротко, сложив руки на животе). Я не имею в виду тебя как художника. Тут ты велик. О, я был строгим меценатом. (+) Теперь уж нет, о нет! Я научился ценить в искусстве извращение. Они этого не понимают, а между тем сами живут только этим. Я говорю о людях вашего времени. (В негодовании.) Какой ужас – они сожгли все твои картины. Сын мой, в Небе тебя ждет вечное блаженство.

Статуя. В небе? Ха-ха-ха.

Юлий II (добродушно). Не смейся, дочь моя. Небо тоже имеет свои преимущества. Там никто не страдает, а это что-нибудь да значит.

Бездека. Святой отец, я философ, но остаюсь при этом добрым католиком. Эта ложь для меня больше невыносима.

Юлий II. Да – ты католик, мастер Павел, но ты не христианин. Тут большая, очень большая разница. И какая же это ложь для тебя невыносима, сын мой?

Бездека. Да та, что я как художник все время притворяюсь, то есть до сих пор притворялся. Все мое искусство – ложь, программная ложь.

Юлий II. Я уж не говорю о том, что об Истине нет и речи с той самой минуты, как мы пускаемся в рассуждения о Красоте вообще. Но в том-то и самое страшное, что Истина есть только в искусстве – твоем и тебе подобных. Ты придумал себе последнее утешение, но мне придется отнять его у тебя. (Торжественно.) Твое искусство – единственная на земле Истина. До сих пор я не был знаком с тобой лично, но хорошо знаю твои картины по превосходным небесным репродукциям. (Угрюмо.) Это единственная Истина.

Статуя. А догматы веры?

Юлий II (поспешно). Это тоже Истина, но в другом измерении. Вера – Истина для нашего убогого земного разума. Но лишь там (указывает пальцем в потолок) тайна ее воссияет во всей полноте перед пораженным взором освобожденных.

Бездека (нетерпеливо). Святой отец, теология – не моя специальность, а о философии я предпочел бы не говорить. Сделайте одолжение, ваше святейшество, побеседуем об Искусстве. Я знаю, что лгу, и этого с меня довольно. Никто не внушит мне, что мое искусство истинно, даже ты, гость с истинного Неба.

Юлий II (по-прежнему указывая пальцем в потолок). Там, откуда я прибыл, об этом знают лучше, чем ты, ничтожество. А впрочем, цена артисту – либо бунт, либо успех. Чем был бы Микеланджело, не будь меня и других меценатов, покарай их господь. Кучка безумцев, жаждущих новой отравы, возносит ее изготовителя к вершинам, а потом толпы малых мира сего склоняются перед ним, взирая на сладострастные муки отравленных. Разве не доказывает твоего величия факт, что твои творения сожжены Синдикатом Рукотворных Пакостей?

Статуя. Ты побежден, Павел. Склонись перед мудростью его святейшества.

Бездека становится на колени.

Бездека. Произошла страшная вещь. Я уже не знаю, лгу ли я. И это я, который знал о себе все. Святой отец, ты отнял у меня последнюю надежду. Только в одном я был абсолютно уверен, но и это ты уничтожил, жестокий старик.

Юлий II (статуе, указывая на Бездеку). Вот результат стремления к абсолюту в жизни. (Бездеке). Относительность, сын мой, – единственная мудрость и в жизни, и в философии. Я сам был абсолютистом; боже мой, да кто из порядочных людей им не был? Так же, как вы не понимаете того, что не всякая двуногая тварь, знающая, кто такой Сорель или Маркс, принадлежит к высшей земной иерархии Сущностей, так же вам не понять и того, что, например, я и вы – два разных вида существ, а не просто две разновидности рода человеческого. Только Искусство, несмотря на свою извращенность, удержалось на высоте.

Бездека (вставая, в отчаянии). То же самое говорит и она. Я окружен предательством со всех сторон. У меня нет даже врагов. Я ищу их днем и ночью, тут и там, а нахожу вместо достойных противников только какую-то мразь. Вы понимаете меня, святой отец?

Юлий II (положив руку ему на голову). Кто же лучше, чем я, мог бы понять тебя, сын мой? Неужели ты думаешь, что меня в этом смысле устраивает история? За кого ты меня принимаешь? Уж не думаешь ли ты, что я, Юлий Делла Ровере, был счастлив, имея главным противником этого хлыща Людовика Двенадцатого? (С пафосом.) О! Богу без Сатаны и Сатане без Бога подобен тот, кто не снискал себе достойного врага.

Статуя. Опасно строить свое величие на негативных качествах врагов. Это хуже, чем признавать относительность Истины.

Юлий II (приближается и треплет ее по щеке). Ах ты, мой маленький диалектик! Кто же тебя так воспитал, милашка?

Статуя (печально). Несчастная любовь, святой отец, и вдобавок любовь к человеку, которого я презираю. Ничто не может научить нас, женщин, диалектике лучше, чем вышеупомянутая комбинация.

Юлий II (Бездеке). Бедный мастер Павел, как ты, должно быть, намучился с этой précieuse'ой.[3]3
  жеманной, манерной особой (франц.).


[Закрыть] В наше время этот тип женщин был несколько иным. Это были подлинные титаны. Я и сам, бог ты мой, даже я…

Слева вбегает Элла. Она в голубом платье. Мужская соломенная шляпа с голубой лентой. Серые перчатки, в руках масса разноцветных пакетов. За ней следует Тетрикон в серой ливрее и сером цилиндре, в обеих руках у него тоже множество свертков. Оба не обращают никакого внимания на Алису д'Ор.

Бездека. Спасите! Я и забыл, что у меня есть невеста.

Элла (взвалив свои пакеты на Тетрикона, подбегает к Бездеке). Миленький мой! Но ведь теперь, когда ты вспомнил о ней, ты рад, что она у тебя есть. Единственный мой, посмотри на меня.

Прижимается к нему. Тетрикон стоит нагруженный; Юлий II проходит налево и останавливается, опершись на постамент статуи.

Бездека (слегка обняв ее левой рукой, безумным взглядом смотрит прямо перед собой). Подожди, у меня такое чувство, будто я свалился с четвертого этажа. Я сам себя плохо понимаю. Знаешь, господин Делла Ровере доказал мне, что мое искусство – Истина. Моя программная ложь потеряла последнюю точку опоры.

Элла (щебечет). Я дам тебе все. Тебе надо только на меня опереться. Я чудесно обставила нашу квартирку. Диваны уже обиты – знаешь, такой золотистой материей в розовую полосочку. И буфет просто прелесть. Весь столовый гарнитур очень красивый, но буфет – это что-то удивительное. Какая-то страшная тайна скрыта в этих лицах из железного дерева. Работа самого Замойского. Там будут храниться твои наркотики. Я не буду тебе мешать. Все тебе разрешу, но в меру.

Бездека глупо улыбается.

Ты не рад? (Вдруг становится печальной.) А будуарчик мне обставила мама. Все под розовым шелком в голубые цветочки.

Бездека (обнимает ее в порыве внезапной нежности). Ну конечно же я рад. Бедная моя малютка… (Целует ее в лоб.)

Юлий II (статуе). Смотри, дочка, как щебет этой пташки усыпляет нашего доброго, покладистого дракона.

Элла (оглядываясь). Кто этот пожилой господин?

Бездека. Ты не знаешь? Это папа римский Юлий Второй, он явился прямо с Неба, чтобы нас благословить.

Элла (обращаясь к Юлию II). Святой отец…

Становится на колени и целует ему туфлю. Тетрикон роняет свертки на пол и, преклонив колени, целует папе другую туфлю.

Как я счастлива!

Юлий II (статуе). Ну как быть с такой невинностью и добротой? (Всем присутствующим.) Благословляю вас, дети мои. Желаю тебе смерти скорой и внезапной, доченька. Ты будешь самым прелестным ангелочком из роя, вьющегося у престола Вседержителя.

Бездека (падая на колени). О, как это прекрасно! Я чувствую, что с этого дня мог бы начать рисовать, как Фра Анжелико. Вся извращенность рассеялась бесследно. Благодарю тебя, святой отец.

Юлий II (статуе). Смотри, как вопреки своей воле можно стать сеятелем добра в этом мире. Взгляни на блаженные лица этих детей. Мастер Павел помолодел по меньшей мере лет на десять.

Статуя. Не надолго, ваше святейшество. Ты себе не представляешь, как быстро уходит наше время. Время относительно, святой отец. Ты ведь знаешь теорию Эйнштейна. Переносом в физику концепции психологического времени рожден чудесный цветок знания о мире, несокрушимая конструкция абсолютной Истины.

Элла встает и подходит к Павлу, он тоже встает. Они упоенно целуются. Тетрикон поднимается и в умилении смотрит на них.

Юлий II. Та-та-та. У нас на Небе никто не верит в физику, дитя мое. Это всего лишь схема математического истолкования явлений, удобная для ваших мозгов, застрявших на уровне зачаточной метафизики. Каждая ступень в иерархии Единичных Сущностей имеет свой предел. Человеческая философия застопорилась. Коэффициент общего знания бесконечен лишь теоретически. Но что делается на планетах Альдебарана? Хо-хо! Хо-хо! Там тоже поклоняются своему «Эйнштейну», однако сумели локализовать его в надлежащей сфере.

Статуя (обеспокоенно). Так, значит, мир действительно безграничен?

Юлий II. Разумеется, дитя мое.

Статуя. И ты не будешь вечно жить, святой отец? А небо?

Юлий II. Небо – это только символ. Надо принять теорию разнородности элементов, составляющих отдельного индивида. Однако число этих элементов конечно. Когда-нибудь все мы умрем окончательно. Единственная тайна – это Бог. (Указывает в потолок.) (X)

Статуя. Ах!

Падает на постамент. Юлий II садится на стул слева.

Элла (отстраняется от Бездеки). Что это? Я слышала внутри себя какой-то голос, он говорил о вечной смерти. (+)

Бездека (указывая на лежащую Алису д'Ор). Говорила вон та статуя. Она только что упала в обморок. Это символ будущего, которое я посвящаю тебе.

Элла (изумленно). Но там никого нет!

Бездека. Разве ты не слышала, как они с его святейшеством философствовали?

Элла. Павел, не надо шутить. Святой отец говорил сам с собой. Не смотри таким безумным взглядом, я боюсь. Скажи мне правду.

Бездека. Ты все равно ничего не поймешь, дитя мое. Давай-ка лучше не будем об этом.

Юлий II. Да, дочь моя, мастер Павел прав. Хорошая жена не должна слишком много знать о своем муже. Муж, в известном смысле, всегда должен оставаться для нее загадкой.

Э л л а. Я должна знать все. Ты меня измучил, Павел. Наша квартирка – а я так ей радовалась – теперь вызывает у меня ужас на фоне той картины будущего, которую вы нарисовали тут вместе с папой римским. Какая-то тень легла мне на сердце. Хочу к маме.

Бездека (обняв ее). Тихо, детка. Зато я поверил в будущее. Я возвращаюсь в Искусство и буду счастлив. Мы будем счастливы оба. Я начну писать спокойно, без всяких извращений формы и кончу дни свои как добрый католик.

Юлий II (взрывается хохотом). Ха-ха-ха!

Элла. Ты кончишь дни свои? Я только начинаю жить с тобой.

Бездека. Я стар – однажды ты должна это понять.

Элла. Тебе сорок шесть – я знаю. Почему же лицо твое говорит об ином? Может ли душа быть иной, чем лицо?

Бездека (нетерпеливо). Ах, оставь ты в покое мою душу. Это настолько сложная материя, что мне и самому-то никогда не удавалось увидеть себя целиком. Это были только иллюзии. Перестань думать и прими меня таким, какой я есть.

Элла. Павел, скажи мне хоть раз – какой ты? Я хочу узнать тебя.

Бездека. Даже для самого себя я непознаваем. Посмотри на мои старые картины, и ты узнаешь, кем я был. Увидев, что я делаю сейчас, ты поймешь, каким я хочу стать. Остальное – химера.

Элла. Значит, это и есть любовь?

Бездека. Что такое любовь? Если хочешь, я тебе расскажу. Утром я разбужу тебя поцелуем. Приняв ванну, мы выпьем кофе. Потом я пойду рисовать, а ты будешь читать книги – те, что я тебе посоветую. Потом обед. После обеда пойдем на прогулку. Снова работа. Полдник, ужин, несколько существенных разговоров, и наконец ты заснешь, не слишком утомленная наслаждением, чтобы сохранить силы на завтрашний день.

Элла. И так без конца?

Бездека. Ты хочешь сказать: и так до конца. Такова жизнь тех, кто лишен абсолютных страстей. Мы ограничены, нас окружает Бесконечность. Все слишком банально, чтобы говорить об этом.

Элла. Но я хочу жить! Я так надеялась на это, когда обставляла нашу милую квартирку, я так старалась все предусмотреть! Я должна жить по-настоящему.

Бездека. И что же это такое – жить «по-настоящему», скажи на милость.

Элла. Я уже ничего не знаю, и это ужасно.

Бездека. Не заставляй меня бросать слова на ветер. Я мог бы рассказать тебе о вещах прекрасных и жутких, глубоких и безмерно далеких, но тогда стало бы лишь еще одной ложью больше.

Статуя (очнувшись). (X) Начинается маленькая драмка. Павлик решил быть искренним.

Элла. Опять я слышу в себе злой голос чужого существа. (Оглядывается.) Странно – я чувствую, что тут есть кто-то еще, но не вижу никого, кроме тебя и папы римского. (+)

Статуя. Я римская папесса павших титанов. Я обучаю их мудрости серого, обыденного существования.

Элла (в страхе). Павел – не гипнотизируй меня. Я боюсь.

Бездека. Молчи. Мне тоже становится страшно. Сам не пойму, откуда мне знакома эта дама.

Элла. Какая дама? О боже, боже – я умру от страха. Я боюсь тебя. Спаси меня, святой отец. Ведь ты явился с неба.

Юлий II (вставая, свирепо). Откуда ты знаешь, что Небо – не символ самого ужасного отказа? Отказа от истинной личности? Я тень, так же как и она. (Указывает на статую.)

Элла. Но там никого нет, святой отец. Смилуйся надо мной. Все это похоже на какой-то страшный сон.

Юлий II. Спи дальше, дитя мое. Быть может, эта минута ужаса – самая прекрасная в твоей жизни. О, как я вам завидую.

Элла закрывает лицо руками.

Бездека. В меня снова входит чуждая сила. Элла – с тобой я не смогу преодолеть извращение.

Элла (не открывая лица). Теперь я тебя поняла. Мне придется либо погибнуть ради тебя, либо перестать тебя любить. (Открывает лицо.) Я люблю тебя, когда вижу, как ты катишься в пропасть. В этом моя настоящая жизнь. Статуя. Эта девчонка делает бешеные успехи. Мне тебя никогда не вернуть, Павлик.

Элла. Опять этот голос. Но мне теперь ничего не страшно. Все, что могло случиться, уже случилось. Моя гибель предрешена. Только бы поскорее. Павел, я не вернусь к маме. Сегодня я остаюсь с тобой.

Юлий II. Не торопись, дочка. Ты вступила на путь истинный. Но это не значит, что надо так спешить.

Бездека. Святой отец, и меня тоже пугает быстрота моих превращений. В любую минуту я могу стать государственным мужем, изобретателем, черт-те кем. Целые пласты нового обрушились на мозг как лавина.

Юлий II. Погоди – я слышу шаги в нижнем коридоре. У меня сегодня здесь рандеву с королем Гиркании…

Бездека. Что? Гиркан Четвертый? Он жив? Это же мой школьный приятель. Он всегда мечтал об искусственном королевстве в старом стиле.

Юлий II. И он его создал. Ты, как видно, совсем не читаешь газет. (Прислушивается.) Да, это он – узнаю его властную, могучую поступь.

Ожидание.

Элла. А он настоящий или тоже что-нибудь вроде вашего святейшества?

Юлий II (возмущенно). Вроде!! Ты слишком много себе позволяешь, дочка.

Элла. Теперь мне нечего бояться.

Юлий II. Ты уже умерла – бояться нечего.

Элла. Глупости. Я жива и обеспечу Павлу вполне сносную жизнь. Он будет постепенно опускаться, создавая замечательные произведения. Я вовсе не так уж глупа и невинна, как вы думаете. Во мне тоже есть яд… (X)

Справа входит Гиркан IV в пурпурной мантии до пят.

На голове у него шлем с красным султаном. В руке огромный меч.

Гиркан IV. Добрый вечер. Как дела, Бездека? Не ждал меня сегодня? Я слышал, ты собрался жениться. Ничего не выйдет. (Быстро преклоняет колени перед папой и целует ему туфлю; вставая.) Я рад, что ваше святейшество здоровы, пребывание на Небе идет вам на пользу. (Приближаясь к статуе.) Как дела, Алиса – Алиса д'Ор, не так ли? Ты помнишь наши оргии в том славном кабаке – как бишь он назывался? (Пожимает статуе руку.)

Статуя. Perditions Gardens.[4]4
  Сады Вечных Страданий (англ.).


[Закрыть]

Элла оборачивается на звук ее голоса.

Гиркан IV. Exactly.[5]5
  Здесь: совершенно верно (англ.).


[Закрыть]

Элла (указывая на статую.) Это она здесь была! Ее голос я все время слышала внутри себя. Некрасиво с вашей стороны подслушивать чужие разговоры таким образом.

Статуя. Не моя вина, что ты не видела меня здесь, Элла…

Элла. Прошу не называть меня по имени. Я требую, чтобы вы покинули этот дом. Сегодня я остаюсь у Павла. (Бездеке.) Кто эта женщина?

Бездека. Моя бывшая любовница. Она живет в этой комнате с моего разрешения. Мне было страшно одному в этом огромном доме, вот я и…

Элла. Можешь не объясняться. С сегодняшнего дня здесь буду жить я. Изволь немедленно выпроводить эту даму.

Юлий II. Не спеши так, дочь моя. Ты можешь просчитаться.

Элла. Я не хочу, чтобы она здесь оставалась, и точка. Павел, ты слышишь? (Садится в кресло слева.)

Бездека. Ну конечно, моя дорогая. Какие пустяки. (Направляется к статуе.) Алиса, мы должны расстаться. Слезай с постамента и проваливай. Все кончено. Деньги получишь в банке. (Достает чековую книжку и пишет.) (+)

Гиркан IV (Бездеке.) Позволь, кто эта девочка? (Указывает на Эллу.) Очередная любовница или невеста, о которой я уже наслышан?

Бездека (перестает писать, стоит в нерешительности). Невеста.

Гиркан IV (Элле) .О – в таком случае разрешите представиться: Гиркан Четвертый, король искусственного королевства Гиркании. Будьте любезны не командовать моим другом – со мной шутки плохи.

Статуя. Отлично сказано, Гиркан.

Гиркан IV. Твои советы, Алиса, мне тоже ни к чему. С тобой я разберусь, когда придет время. Если абстрагироваться от моего королевства – а только в нем есть нечто необыкновенное, – ситуация самая что ни на есть банальная. Друг решил освободить друга от женщин, от обычных баб, кокетонов и бабонов, обложивших его со всех сторон.

Бездека. Чего ради? Разве твое королевство – всего лишь не замаскированное безумие, мой дорогой?

Гиркан IV. Сейчас узнаешь. Оставаясь на свободе, ты уже страдаешь тюремным психозом. Псевдоинтеллектуальный эротизм, осложненный метаниями между извращенностью и классицизмом в искусстве. Прежде всего, к дьяволу искусство! Искусства нет.

Юлий II. О, прошу прощения, сир. Я не позволю сделать из мастера Павла пешку в руках вашего королевского величества. Он должен погибнуть как творец.

Элла. И я про то же…

Гиркан IV (не обращая внимания на ее слова, папе). Он вовсе не должен погибнуть. Все это болтовня коварных девок, вынюхивающих падаль, да затеи растленных меценатов. Павел не погибнет, он заново создаст себя – совершенно иного. Вы себе и представить не можете, какие условия в моем королевстве. Это единственный оазис в целом мире.

Юлий II. Мир отнюдь не ограничен нашей планетой…

Гиркан IV. Святой отец, у меня нет времени разгадывать посмертные тайны вашего святейшества. Я реальный человек, точнее – реальный сверхчеловек. Я созидаю действительность, воплощая гирканические стремления.

Статуя. Таких стремлений не бывает.

Юлий II (статуе, учтиво). Именно это я и хотел сказать. (Гиркану.) Такого слова нет, это бессмысленный, пустой звук.

Гиркан IV. Если дать его определение, пустой звук превратится в понятие и с этой минуты будет вечно существовать в мире идей.

Юлий II. Но только впредь, а не в прошлом, сир.

Гиркан IV. В этом-то все и дело. Ничто оставшееся в прошлом меня не волнует. Я предопределяю ход событий, жизнь тоже идет только вперед, а не назад.

Бездека. Знаешь, Гиркан, ты становишься мне интересен.

Гиркан IV. Вникни – все это чудесные вещи. Как только ты познаешь все, ты сойдешь с ума от наслаждения, от чувства собственного могущества. (Папе римскому.) Так вот: гирканическим стремлением я называю стремление к абсолюту в жизни. Только веря в абсолют и его достижимость, мы можем создать в жизни нечто.

Юлий II. Кому и зачем это нужно? Что из этого следует?

Гиркан IV. Это старческий скепсис, точнее – старческий маразм. Ах да, я и забыл – ведь вашему святейшеству уже лет шестьсот. Из этого следует, что всю жизнь на этом проклятом шарике мы проживем на пределе того, что возможно, а не погрязнем в вечных компромиссах с нарастающей силой общественного сцепления и организации. Кое-кто считает меня анархистом. Мне плевать на их гнилые мыслишки. Я создаю сверхлюдей. Двоих-троих – этого достаточно. Остальное – дрянь, сыр для червей. Our society is as rotten as a cheese.[6]6
  Наше общество прогнило как сыр (англ.).


[Закрыть] Кто это сказал, что наше общество прогнило как сыр?

Юлий II. Не важно, сир. Я прибыл сюда на конференцию по спасению искусства от упадка. По борьбе с так называемым пюрблагизмом. Пора наконец доказать, что Чистый Вздор невозможен. Даже Бог, хоть он и всемогущ, не сумел бы тут быть последовательным до конца.

Гиркан IV. Блеф. Направляясь сюда, я обдумал проблему Искусства. Искусство кончилось, ничто его не воскресит. Наша конференция не имеет смысла.

Юлий II. Но, сир, ваше королевское величество, как я вижу, являетесь последователем Ницше, по крайней мере в социальных вопросах. А Ницше признавал искусство самым существенным стимулятором могущества личности.

Гиркан IV (грозно). Что? Я – последователь Ницше? Прошу меня не оскорблять. Это был житейский философ для болванов, готовых дурманить себя чем попало. Я не признаю никаких наркотиков, в том числе и искусства. Мои идеи возникли совершенно независимо. Лишь теперь, создав свое государство, я прочитал этот вздор. Довольно. Разговор окончен.

Юлий II. Хорошо. Но вот еще одно: не есть ли такая постановка вопроса, если понять ее цель, Чистый Прагматизм? Можно верить в абсолют в жизни или нет, но ведь программно верить только для того, чтобы прожить на пределе, как выразилось ваше королевское величество, жалкую жизнь на этом шарике – также твое выражение, сын мой, – значит, противоречить самому себе, значит, обесценивать эти самые, гирканические, да, гирканические стремления! Ха-ха!

Гиркан IV. Это чистая диалектика. Возможно, в Небесах она чего-то стоит. Но я – творец действии-тель-но-сти. Понимаешь, святой отец? И довольно – прошу не выводить меня из равновесия.

Юлий II. Сир, умоляю, только один вопрос.

Гиркан IV. Ну?

Юлий II. Как там у вас с религией?

Гиркан IV. Каждый верит во что ему заблагорассудится. Религия тоже кончилась.

Юлий II. Хо-хо. Это забавно. Он хочет властвовать как прежде – но без религии. Действительно, сир, это напоминает дурацкий фарс. Извольте взглянуть на самые дикие народы, на австралийские племена из пустыни Арунта или как ее там. Даже у них есть религия. Без религии нет государства в прежнем понимании. Возможен только муравейник.

Гиркан IV. Нет-нет – только не организованный муравейник. Одно большое стадо разобщенных скотов, власть над которым принадлежит мне и моим друзьям.

Юлий II. А сам ты во что веришь, сын мой?

Гиркан IV. В самого себя, и с меня этого довольно. А если мне будет нужно, я поверю во что угодно, в любой фетиш, в крокодила, в Единство Бытия, в тебя, святой отец, в собственный пупок – мне все едино. Понял?

Юлий II. Ты – помесь обычного довольно способного бандита с прагматиком худшего сорта. Никакой ты не король, во всяком случае для меня. С этой минуты мы незнакомы.

Идет налево и устало садится в кресло. Гиркан, злой, стоит, опираясь на меч.

Статуя. Эк тебя подравняли, царек ты мой туземный. Святой отец действительно первоклассный диалектик. Бездека. Знаешь, Гиркан, а его святейшество отчасти прав. Кроме того, я должен заметить, что с момента твоего прихода тон разговора в нашей компании резко изменился к худшему. Беседа приняла прямо-таки вульгарный оборот.

Юлий II. Ты абсолютно прав, сын мой: с хамьем надо разговаривать по-хамски.

Бездека. Да и по существу затронутых вопросов я тоже не во всем с тобой согласен.

Элла. Ах, Павел, значит, еще не все потеряно! Гиркан IV (пробуждаясь от задумчивости). Да – я хам, однако – единственный в своем роде. Советую прислушаться ко мне. В последний раз я говорю с вами как равный с равными. Павел – решайся. Александр Македонский тоже был хамом. А впрочем, среди нас есть еще один властитель. В любом учебнике истории вы найдете рассказ о господине Делла Ровере и его темных делишках.

Юлий II (вскакивая). Молчать! Молчать!

Бездека (тихо, Гиркану). Оставь ты его наконец в покое. (Громко.) Даже королю Гиркании я не позволю оскорблять в моем доме святого отца.

Юлий II. Спасибо тебе, сын мой. (Садясь.) Прагматист на троне! Нет, это просто неслыханно. Это просто смешно. Ха-ха-ха!

Гиркан IV. Ну, Павел, говори. Возможно, твои обвинения будут более основательны. Поверь мне, твое счастье – все, чего я хочу. Если ты не поедешь со мной в Гирканию скорым поездом сегодня в одиннадцать, ты пропал. Я сюда больше не вернусь. С дипломатией покончено, начинаю серию войн. Чтобы разворошить и поджечь все эти муравейники и кретинейники. Отличное занятие.