Текст книги "Без пяти лет апокалипсис"

Стасс Бабицкий
Без пяти лет апокалипсис

Обмен времени

Времена меняются.

Люди часто повторяют эту фразу, даже не задумываясь: а по какому курсу им однажды предложат совершить обмен. И будет ли эта сделка выгодной…

* * *

Войну Киф помнил смутно. Она началась, когда мальчику исполнилось шесть лет, и закончилась на следующий день. Кто первым запустил ракеты? Теперь-то какая разница… Европа, Азия и обе Америки сгорели в одночасье. Африку не бомбили, черный континент спустя месяц выкосила эпидемия. Немногочисленные беженцы устремились к зеленым берегам Австралии, однако спастись не сумели: приплывшие корабли напоминали «Летучего Голландца» – команда из одних скелетов, а судно движется только по воле ветра и волн.

Через год исчезли волны и ветер. Не стало приливов с отливами. Магнитные полюса Земли сместились к Экватору. Академики пытались объяснить это с научной точки зрения, да только их никто не слушал – оставшихся в живых охватила паника. Телевизоры и радиоприемники замолчали. Телефоны тоже. Карапузы могли бы спокойно совать пинцеты в розетки, электричества там не осталось. Но дети и не думали о подобных шалостях. Они пытались выжить. Любой ценой. Хотя непонятно – ради чего? Перспективы совершенно безрадостные. Планета умирает. Зеленые берега Австралии пожухли и высохли. Стерлись яркие краски. В небе и в душах людей преобладает серый цвет. Даже малыши догадывались: общество обречено. Надежды нет. Лучший выбор – лечь, зажмуриться и ждать смерти. Но инстинкт самосохранения выволакивал их за шкирку, как слепых щенков, из бункеров и подвалов. Заставлял бороться за жизнь, превозмогая боль и страх. Учил воровать еду и сбиваться в стаи.

В банде Западного берега собрались подростки, похожие на доберманов – резкие, злые, вечно голодные. Попробуй, тронь! Зарычат громко и страшно, давая понять, что с ними лучше не связываться. Но Киф был волчонком, свирепым хищником – нападал молча и не щадил соперников. Стоит ли удивляться, что, когда мальчишка подрос и раздался в плечах, его выбрали вожаком?! Юные головорезы грабили караваны с синтетической пищей, единственной ценностью, которая еще осталась у людей. Золото и бриллианты, бензин, патроны, ум, честь и совесть – все что угодно готовы отдать жители уцелевшего континента за сверкающую банку светло-серой питательной пасты. В конце двадцатого века бандиты сделали бы отличный бизнес, продавая награбленное и извлекая нехилую прибыль. Но их далекие потомки предпочитали набить брюхо до сытой икоты да отложить пару консервов про запас, чтобы нажраться еще и завтра. А в послезавтра они не заглядывали.

До восемнадцати лет Киф так и жил. Припеваючи. Потом начались проблемы. Караваны с едой перестали приходить из метрополии. Западный берег стремительно опустел: беженцы тонкими ручейками утекли к южным областям, где, если верить слухам, еще остались относительно чистая вода, лекарства и жестянки с синтетикой. А главное, там был эребус…

Вы ничего не слышали об эребусе? Ха! Ну вы даете. Всем известно, что во время войны одна из ядерных ракет сбилась с курса, пробила тысячелетние льды Земли королевы Виктории и взорвалась в дремлющем вулкане. А позднее на заломе тектонических плит, что тянется под океаном от Австралии до Антарктиды, нашли этот странный зеленый минерал. Кто нашел? И за каким чертом он нырял на эдакую глубину? Откуда мне знать. Фамилию первооткрывателя забыли записать в учебник истории. Да и не осталось школ, в которых такие учебники могли вдруг понадобиться. Газеты тоже давно перестали выходить – кому они сдались на сожженной планете. Благую весть про эребус передавали из уст в уста, опуская все эти неинтересные подробности. Людей волновало иное. Ведь в сером сумраке будней забрезжил луч надежды. Появился шанс увидеть солнце. Голубое небо. Зеленую траву… Правда, исключительно в прошлом. Эребус, разносила молва, давал возможность путешествовать во времени.

– Чушь собачья! – скривил губы Киф, услышав новость впервые. – Сказки беззубых старух.

– Надо бы съездить и проверить, – предложил один из старейшин шайки, двадцатилетний Пит по прозвищу Гадюка.

– На другой конец материка?! Уймись, придурок. Нам и здесь неплохо живется.

– Придурок? – обиделся бандит. – Да я твоя правая рука!

– А мне ближе и полезнее левая. Особенно по ночам.

Шипение Гадюки утонуло в дружном хохоте гнилозубых ртов.

Ватага еще год разоряла родные места. Изредка удавалось поживиться запасами какого-нибудь богатея, живущего в бункере, или перехватить обоз с переселенцами. Крохи. Для полного счастья уже не хватает. Однажды утром разбойники окружили Кифа.

– А-де-ла-и-да! А-де-ла-и-да!!! – скандировала толпа.

Вожак поразмышлял с минуту и, видя, как вокруг него сжимается кольцо голодных отморозков, приказал собираться в дорогу. Аделаида – благословенный город, который прямо-таки напрашивался, чтобы его захватили и разграбили. Путь туда не близкий, но колес на всех хватит – у их своры много транспорта, есть даже бронированный автобус.

– Я в арестантскую колымагу не полезу, – сплюнул сквозь зубы Пит, – и тебе не советую. Хреновая примета! В этой душегубке братков до тюрьмы возили. Накликаешь беду на наши головы.

– Кончай дрейфить, погнали!

Моторы взревели медвежьим басом. Дорога стонала под тяжестью железной армады два дня, на третий вокруг рассыпалась пустыня. Несколько машин тут же завязли в красном песке по самое брюхо. Забуксовал и мотоцикл Гадюки. Он начал отцеплять коляску, чтобы мчаться дальше налегке, но быстро одумался. Там же канистра с водой и консервные банки, а без провианта в этих поганых краях тяжко придется. Впрочем, и с провиантом тоже. Эх, провались все пропадом! Пока не поздно, надо выбрать другой маршрут и ехать вдоль побережья. Крюк, конечно, получится невдолбенный, но…

Оперенное древко вонзилось под ребра. Пит с удивлением глянул на прыщавого подростка, опустившего тяжелый арбалет.

– Ты, шкет, совсем охре…

На большее воздуха не хватило. Бездыханное тело сползло на песок, и мальчишка тут же стянул с него патронташ и кобуру. Потом свистнул двум приятелям и велел разворачивать мотоцикл, чтобы ехать обратно. Банду уже не догнать, а вожак вряд ли вернется за неудачниками.

– Не тормозить! – скомандовал Киф. – Кто выживет, тот догонит. А нам надо поскорее миновать гиблое место.

Глупцы. Мертвая пустошь раскинулась на две тысячи километров и каждый, вступивший сюда, заранее подписал свой смертный приговор. Вскоре двигатели перегрелись и начали взрываться. Водители бросали дымящиеся драндулеты, бежали к автобусу. Цеплялись за бампер. Лезли в разбитые окна.

– Не бросайте нас, сукины дети! – выли обреченные, вращая безумными глазами. – Мы же подохнем здесь! Сжальтесь, изверги!

Но балласт сбрасывали пинками, а самым навязчивым стреляли в башку из карабинов. Лишние рты никому не нужны. Перегруженная колымага не сдюжит. Слышите, как фырчит, зарываясь носом в барханы? Вот-вот заглохнет. Поэтому валите к дьяволу, дорогие товарищи!

Железный монстр, со струпьями голубой краски на ржавом боку, тащился через пески еще сутки. Направление Киф указывал по надтреснутому компасу, а баранку крутили по очереди. Солярка кончилась неожиданно. Автобус проехал по инерции еще чуть-чуть и встал намертво.

– Заливайте полный бак!

– Нету больше топлива. Все запасные канистры вычерпали.

– Хреново… Но тут уж ничего не изменишь. Набивайте рюкзаки едой, сколько влезет. Пешком доберемся!

– А далеко еще шагать, командир?

Киф почесал бровь.

– Завтра встретим рассвет уже в Аделаиде!

Месяц спустя их осталось лишь пятеро. Проснувшись, по традиции, бросили жребий: кто спасет приятелей и станет завтраком, обедом и ужином. Короткую спичку вытянул вожак. На него набросились скопом, не давая опомниться, двое зашли со спины – все, как положено. Бандиты не приняли в расчет одного: победу в драке приносит не число бойцов, а внутренняя злость. У Кифа ее было больше.

Дальше он побрел один, забрав у мертвых соратников все самое ценное, и на следующее утро вышел на берег залива. От темно-свинцовых вод поднималась нестерпимая вонь. Но скиталец так устал от унылой безнадежности красного песка, что впервые в жизни обрадовался серости. Да что там, он чуть не сбрендил от счастья.

* * *

Или все-таки сбрендил?

В Аделаиде сказки беззубых старух стали реальностью. Киф увидел машину времени. Его буквально ткнули носом в синее стекло, за которым вспыхивал лампами и разбрасывал искры чудной агрегат с железным креслом посредине.

– Отсюда мы вас и запустим, – сказал рекрутер.

Вас? Киф обернулся в поисках других людей – никто прежде не обращался к нему «на вы». Полицейские, что тащили волоком по улицам огромного города, орали: «чертов бродяга» и еще что-то непристойное. Судья был лишь чуточку мягче: «в тюрьму этого гнуса!» Повезли, однако, сперва в Корпорацию, и здесь уже начальник отдела по подбору персонала, проявил неожиданную вежливость. Даже приказал снять наручники. Стражи порядка пытались возразить, но он прикрикнул:

– Совершенно очевидно, что он – бандит и убийца, а вы – трусливые идиоты. Значит, с ним мы найдем общий язык, с вами же вряд ли. Выметайтесь и ждите за дверью!

Его глаза горели зеленым. Эта зелень уже о многом сказала Кифу, как и ровный загар, покрывающий лицо и руки собеседника. Рекрутер отличался от всех прочих людей, встреченных прежде – те быстро угасали, выцветали и иссушались, превращаясь в серые тени, даже если регулярно обжирались консервами. Этот же, прямо-таки неприлично бодр и энергичен.

– Каждые выходные провожу на пляжах в 1999 году. Не верите? Давайте устроим вам обзорную экскурсию.

Бродягу заставили сбросить лохмотья, переодели в красно-черные плавки и водрузили на нос очки с большими темными стеклами. От солнца. Трижды предупредили – не снимай, иначе ослепнешь с непривычки. Привязали к креслу гибкими ремнями. Вкололи что-то в руку, она моментально онемела. Вокруг заискрился зеленоватый туман. А спустя мгновение Киф очутился в другом мире. Красочном, жарком, оглушительно-громком и… прекрасном. Дети барахтались в море, не опасаясь акул-мутантов. На горизонте вода вдруг встала отвесной стеной, но никто не закричал в ужасе, наоборот, по волнам тут же заскользили десятки юношей и девушек на каких-то плоских рыбах… Или это доски? Отсюда не разглядеть. Высокий дядька на водных лыжах мчится за катером, за его спиной надувается оранжевый воздушный змей и выдергивает долговязого вверх, к облакам. Йу-ху! Подростки съезжают с горки и плюхаются на мелководье. Радостный визг ребятни звенит в ушах, перекрывая все прочие звуки. Киф скосил глаза влево и заметил блондинку, которая загорала без лифчика. Как раз сейчас она начала мазать кремом свою шею, вот ее ладонь совершает нежные волнообразные движения, спускаясь постепенно к груди…

Зеленоватая волна смыла приятную картинку. Он снова очутился в лаборатории, немного смущаясь по поводу предательски узких плавок.

– Вижу, вам понравилось, – кивнул рекрутер. – Минута в приятном прошлом и главное, совершенно бесплатно. Но если захотите туда вернуться, или выбрать любое другое время и место… Придется заплатить.

– Сколько? – перебил Киф.

Он был готов на все: отнять, украсть, убить если потребуется.

– О, нет! Вы не так поняли. Путешествие в прошлое нельзя купить, – улыбнулся загорелый. – Только обменять по особому курсу. Стоимость каждого временного отрезка рассчитывается персонально. Скажем, час на пляже в 1999 году обойдется в килограмм эребуса. А за час, проведенный в 1888 году, придется отдать три кило. Это грубый подсчет, разумеется.

– Но… Где достать этот… Килограмм?

– Только в одном месте.

Рекрутер выдержал паузу, давая возможность попрощаться со сказочным видением навсегда. А потом достал из папки, которую держал в левой руке, квадратик белого пластика с выбитыми золотыми буквами. Помахал в воздухе.

– Это стандартный контракт, дающий право работать на шахте Корпорации. Сколько минерала наковыряете, на столько и погуляете в прошлом. Подпишите здесь и вас без промедления доставят к рабочему месту. А прекратить сможете в любой момент, когда решите, что накопили достаточно.

Строчки расплывались перед глазами. Нет, читать юный бандит худо-бедно умел, и если поднапрячь мозг, отдельные слова сложатся в предложения, но его мозг объявил забастовку. Какие буквы? Какие цифры? Зачем отвлекаться на такую ерунду, когда все мысли заняты пляжной блондинкой. Ни о чем другом подумать все равно не удастся, как ни старайся.

– Годится, я с вами! – Киф приложил большой палец правой руки к идентификатору личности под документом. – Не сбивайте настройки, завтра отправите меня в то же место и в то же самое время.

На этот раз рекрутер не улыбнулся. Распорядился выдать новому сотруднику защитный костюм и инструменты, после чего незамедлительно доставить в Купол.

– Насчет завтра не загадывайте, – напутствовал он на прощанье. – Мало ли что.

– А хоть что! – ухмыльнулся свежеиспеченный шахтер. – Уж кило этой зеленой срани я за день по-любому наковыряю.

Судно на воздушной подушке натужно скользило по серым водам через залив и далее, в океанскую ширь да гладь. Купол показался только через пять часов, большую часть этого времени Киф вспоминал блондинку, ощущая кожей солнечные лучи и приятные мурашки. С такими у него пока не складывалось. Раньше ему попадались женщины двух типов. Первые продавали себя за еду в борделях Западного берега, вечно усталые, грязные и равнодушные. Вторые убивали себя, только чтобы не стать добычей бандитов. Поразительно, эти скромницы предпочитали вскрыть вены или броситься с обрыва. Даже страшненькие, хотя им-то с чего носом крутить?! Как бы то ни было, смерть девушек обычно не останавливала Кифа и его собратьев. Зов плоти был сильнее…

* * *

Купол появился уже после заката, поэтому впечатление произвел грандиозное. Прямо из океана поднимался столб света, широченный, как баобаб. Он врезался в черное небо, разгоняя копошащиеся там тучи, а по волнам во всех направлениях ползли бело-желтые дорожки, словно лучи экзотической звезды. Основная часть сооружения пряталась под водой, над поверхностью выступал округлый бок, высотой в девять ярдов, напоминая чуть сплюснутое гигантское яйцо.

Скорлупа разошлась, пропуская катер в герметичный шлюз. Мощные насосы откачали излишки воды, плеснувшей следом. Встречали Кифа два охранника с мощными ружьями. Его проводили в столовую, накормили поздним ужином – две банки синтетики, роскошный пир! – и отвели в спальный отсек. Двухъярусные кровати оказались вполне удобными, одеяло было не слишком кусачим, а подушек сразу две. Чем не жизнь? Соседи мрачные, тут не поспоришь. Но они в миллион раз милее тех отморозков, с которыми приходилось водиться прежде. Прикиньте, не стали устраивать ему «темную» в первую ночь! Киф нарочно не спал, сжимая в кулаке украденный из столовой нож, ждал какой-нибудь подлости, но всем, похоже, было плевать на него.

Утром бригадир проверил, правильно ли салага надел защитный костюм и шлем, после чего подозвал седого великана – тот возвышался над строем шахтеров на целую голову.

– Сегодня присматриваешь за этой слизью.

– А оно мне надо?

– Это не просьба, Хан, – взвился бригадир. – А будешь бузить, я тебе цифры за месяц обнулю!

Старик хмуро протянул цепь от своего ремня.

– Пристегни к поясу, – сказал он Кифу. – Иди за мной. Делай как я и не болтай попусту.

Цепь, связавшая их, была не длиннее двух метров. Пришлось подлаживаться под широкий шаг гиганта, чтобы не выглядеть собачонкой, которую тащат на поводке.

В нижней части Купола располагался такой же шлюз, как и вверху. Здесь стояли квадратные батискафы. Как только задраили люки, отсек заполнился водой и огромные кубы рухнули вниз, крутясь словно игральные кости. Киф, однако, не почувствовал головокружительного погружения, кабина с шахтерами оставалась неподвижной.

Первый рабочий день запомнился надолго. Да и как забыть, если потом каждую смену делаешь одно и то же? Шахтеры спустились в глубокий фурнель на трясущемся грузовом лифте. Хан запрыгнул в пустую вагонетку. Новобранец забрался следом. Не так ловко, конечно, еще и локоть ушиб, но это с непривычки. Остальные работяги притулились, где придется. Поезд резко тронулся с места и Киф, не удержавшись на ногах, врезался лицом в железный бортик.

– Сучий хвост! – он слизнул кровь с разбитой губы. – Мог бы и предупредить.

– Мог бы, – кивнул Хан. – Но это мелочь. А вот, что действительно важно: сейчас мы приедем к Стене…

Да ну, на фиг! Он уже достаточно наслушался про эту чертову Стену. Рекрутер даже картинку показал и дотошно объяснил, что прессованный пласт редчайшего минерала залегает глубоко под океанским дном от Купола до вулкана Эребус, мирно спящего на антарктическом острове. Собственно, по имени огнедышащей горы уникальный камень и окрестили боссы Корпорации. Шахтеры же называли его без малейшего почтения – «зеленухой». Кому это интересно? Другое дело, что над ними сейчас океан. Долбанная прорва воды, которая давит на потолок хлипкого тоннеля. Не ровен час… Киф беспокойно вертел головой, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в тусклом свете фонарей, мимо которых проносилась вагонетка. Вот там, кажется, уже капает…

Оплеуха выбила из головы тревогу и страх, оставив только ярость.

– Я тебе горло вырву, старый хрен! – вспылил Киф. – Зачем руки распускаешь?!

– Не отвлекайся, гаденыш. Повторять не буду. Там, в забое, каждый сам за себя и если бы мне не навязали с тобой нянькаться, то мы бы и словом не обмолвились, – Хан смотрел на юношу пустыми глазами. – Но раз уж навязали… Слушай. Резать можно лишь светло-зеленый камень. Пока куски сохраняют прозрачность, все зашибись. Увидел, что начинается темный, малахитовый пласт, с прожилками – сразу прекращай работу. Это предвестник беды. Но если ковырнешь случайно, еще не смертельно. А вот дальше пойдет черный слой и это уже кирдык: малейший удар, даже ногтем чиркнешь, – сразу взорвется. Усек?

Киф нервно сглотнул. Рекрутер об опасности не предупреждал.

– А Корпорация-то знает?

Шахтер, сидящий чуть поодаль, почесал бритую голову и расхохотался.

– Само собой. Думаешь, зачем они шахту затапливают? Хотят свести потери к минимуму. Под водой взрыв эребуса не так разрушителен, да и у человека шансов выжить больше. Руку, конечно, оторвет, зато соседи уцелеют. Авось доволокут до лазарета, – он снова поскреб затылок. – Или нет.

– «Чернышей» мы не жалуем, – кивнул Хан. – Неосторожный мудак – угроза для всех нас. Спасать такого никто не кинется, пусть подыхает в корчах.

– Верно! Верно говоришь! – зашелестело со всех сторон.

– Да бросьте, парни, – Киф поморщился от боли, но все же сумел выдавить наглую ухмылку. – Если здесь выживают такие неудачники, как вы, то и я сумею!

На этот раз он удержался на ногах, когда поезд резко затормозил. Надел защитный шлем, включил лампу-коногонку, сделал глубокий вдох, потом еще и еще – воздух из баллона на спине подавался настолько чистый, что от него слегка закружилась голова. А потом старый наставник рванул цепь и они толчками покатили вагонетку по наклонной. В затопленный штрек.

Резать породу под водой – занятие муторное. Надо отбивать кусок побольше, достаточно весомый, чтобы не всплывал из кузова, но при этом не слишком тяжелый, чтобы не надорваться. Смена-то длинная, двенадцать часов, а плечо никто не подставит. Каждый набирает зеленуху только на личный счет. Воровать не станут, даже у новичка, – за такое ночью в Куполе тихо придушат, – но и пальцем не пошевелят, чтобы помочь. Каждый сам за себя, да. И только Киф в связке с долговязым.

За смену удалось нарезать восемь камней, причем каждый весил не меньше трех килограммов. Руки дрожали и болели от напряжения, но настроение было отличное. Заработал себе жаркий день на пляже и не менее жаркую ночь с красавицей-блондинкой.

– Размечтался, – хмуро пресек восторги Хан. – Шахтеру с каждого добытого кило причитается один процент. Ты даже вздрочнуть на свою кралю не успеешь, за такие-то крохи. Времени не хватит.

Говорил великан без злорадства, ситуация его скорее раздражала. Ведь и сам он получал тот же мизер. Другие работяги, наперебой начали объяснять сопляку, что Корпорация выжимает все соки из простофиль, которые не читают мелкий шрифт в контрактах. А также активно вербует преступников, этим дается нехитрый выбор – казнь прямо сейчас или жизнь до тех пор, пока вкалываешь на Стене.

Зеленухи нужно добывать все больше и больше. От нее зависят Аделаида и окрестности, а также бесперебойная работа Купола. Всю энергию дает эребус, от него работают прожекторы, фильтры для очистки воды и вентиляторы, с тягучим гулом изгоняющие наружу духоту и запах сотен потных тел. Кроме того, совет директоров Корпорации уже несколько лет живет безвылазно в благополучном прошлом. Администраторы пониже рангом получают гарантированные поездки на выходные и ежегодный отпуск в деревне у дедушки. Как ты думаешь, тупица, чьим потом и кровью все это оплачивается?

Отпуск у дедушки – это так, для красного словца. Дед твой к тому времени еще не родится. Путешественникам во времени запрещено появляться в любом году после 2000-го: мера предосторожности, чтобы избежать необратимых катаклизмов. Много кому хочется изменить недавнее прошлое, остановить войну и уничтожение планеты. А нельзя, говорят. Ведь без войны не возникнет эребус, а без него машина времени работать не сможет. Значит, в прошлое никто не полетит. Вот уже и парадокс – бдыщ! Наша реальность лопнет, как мыльный пузырь.

Киф не слушал. Драл он такую реальность, в мелкие лоскутки. Сейчас куда больше занимали подсчеты на пальцах. Так-с. По тридцать грамм зеленухи за смену. Значит, чтобы попасть на тот самый пляж придется горбатиться… Месяц? Или два?

– Ублюдки! – завыл Киф.

По всему выходило, что его поимели.

– Проклятущие твари! Как же я ненавижу…

Хан усмехнулся и отстегнул цепь.

– Добро пожаловать в команду неудачников, малыш.

* * *

Месяц в пустыне казался немыслимо тяжелым, но теперь Киф вспоминал его с приятной ностальгией. По сравнению с шахтой там был сущий курорт. Работа каторжная. Резаки не справляются с породой, приходится наваливаться всем телом и давить на рукоятку изо всех сил. Тогда пористая поверхность поддается. Мелкие осколки всплывают, сверкая, как драгоценные камни. Шахтеры никогда не видели изумрудов, да и не слышали про них, потому обходились без громких сравнений. Неторопливо снимали с пояса вакуумные сачки и ловили кусочки эребуса. Говорят, во времена лихорадки на Клондайке старатели брезгливо морщились, намывая золотой песок. Самородки им подавай! Здесь же никто на станет разбрасываться песчинками, слишком дорогой ценой достаются.

Киф быстро научился врубаться в стену, придерживая резак под правильным углом. Долбил не сверху, как остальные, нет. Он вспарывал Стену снизу, словно брюхо своей первой жертвы – байкера в кожаной куртке, не сходящейся на огромном животе. Тот мерзавец хотел… Чего? Сейчас уж и не вспомнить. Да и не важно. Работай, не отвлекайся! Сожми железную рукоять двумя руками. Бей. Еще! Отлично, вон какой кусище отломился. Бригадир, конечно, засчитает не целиком. Мухлюет, гнида. Весы подкручивает. Но тут уж для шахтеров условия одинаковые. Все терпят. И ты терпи.

Трудности закаляют: юноша раздался в плечах и существенно подрос. Уже через полгода он мог позволить себе провести целые сутки с блондинкой или с любой другой красоткой. Хоть с тремя! Но внутренний голос нашептывал: не спеши, а то попадешь в петлю и уже не выберешься. Киф наблюдал за соседями. Все они возвращались из краткого путешествия опустошенными, еще более серыми, чем прежде. Боссам Корпорации прошлое шло на пользу, поскольку они жили в нем с завидным постоянством, иногда приезжая в конец двадцать первого, на работу. А потом снова убегали от реальности, прятались в любимом времени – спокойно-ленивом или развратно-озорном, тут уж каждый по себе выбирал. Шахтеры же окунались в былые века на краткий миг, пьянящий и волшебный, однако потом наступало похмелье. – жестокое пробуждение. Осознание того, что ради нового опьянения придется трудиться не покладая рук долгие недели, месяцы, годы.

Зиг, сосед по койке, немецкий солдат-дезертир. Он заступил в караул как раз в тот день, когда началась война. Наблюдал на экране гибель мира, слышал панические сообщения по секретной связи – генералы союзных и вражеских армий кричали, молились, рыдали. Не выдержал, сбежал… Теперь каждый месяц отбывает в прошлое на четверть часа. Выбирает один и тот же бар в Берлине 1924 года. Залпом выпивает рюмку шнапса и приглашает незнакомую фройляйн на медленный фокстрот, который наигрывает маленький оркестрик – кларнет, скрипка и пианино. Танцует Зиг неважнецки, часто наступает своей нелепой ножищей на лаковые туфельки Гретхен или Труди, а может и Баси. Не важно. Он смущенно бормочет извинения. Зарывается носом в белокурые локоны, жадно вдыхая ароматы духов. Чувствует трепет изнеженного тела под тонким платьем, когда проводит рукой по спине или сжимает ладонь на талии. А в награду за столь явный интерес получает от барышни влажный поцелуй в плохо выбритую щеку. Почти всегда. И потом у него остается целая минута, чтобы выйти на улицу, прямо в мирную весну, купить мороженое у веселого торговца на углу, отсчитывая звенящие пфенниги. С этим белоснежным чудом Зиг возвращается в серое настоящее, но никогда не ест. Смотрит, как оно тает и жирные липкие капли стекают по рукам.

Или, к примеру, Хан. До войны он был актером, прямо скажем – средненьким. Играл в каких-то телесериалах, в рекламе. Для многих теперь это был пустой звук. Да и раньше, в принципе, тоже. На шахты пришел одним из первых, ради мечты – раз в полгода улетать в золотой век Голливуда. Киф не знал, что это за страна, но догадывался, что там днем и ночью снимают кино. Актер попадает в массовку каких-то пеплумов и возвращается счастливым. Охотно делится подробностями в столовой, в батискафе, в душевой, в спальном отсеке – уже отбой, всем охота на боковую, а его не заткнешь… Приходится терпеть. Все знают, что на следующее утро Хан снова замкнется в угрюмом молчании на полгода: лишнего слова не выжмешь. Будет сидеть и пялиться в афишу, которую захватил из Голливуда.

Привезти из прошлого что-то стоящее, – пистолет или золотое колечко, – невозможно. Вдруг отсутствие именно этого кольца в ювелирной лавке не позволит стеснительному молодому человеку сделать предложение любимой девушке, и не родится Важная Историческая Личность. Или без оружия погибнет другой Ключевой Персонаж. Любой предмет вплетен в ткань пространства-времени и способен повлиять на ход истории. Кроме мусора. Поэтому привозили путешественники сломанные безделушки, скоропортящуюся еду или оборванные уличные афиши.

– Кто это? – спросил Киф.

– Клеопатра, – старик уже замкнулся в своем внутреннем бункере, потому и цедил слова в час по чайной ложке.

Но если запастись терпением, то за несколько дней можно набрать целый стакан. Хан рассказал о царице Египта – который и до войны-то считался древним. Молодая, красивая и очень порочная: выбирала себе любовника на одну ночь, но чтобы после не хвастался в тавернах и не докучал алчными просьбами, травила их особым ядом. Выпил чашу – и в постельку, а на рассвете умрешь во сне, с улыбкой…

Вот оно, решение! Киф понял – это то, что нужно. Только так можно избежать последующих душевных мук и терзаний. Этой чертовой зависимости от прыжков в лучшие времена… Корпорация заманивает их миражами, подсаживает как на наркотик. Все ради того, чтобы вернувшись, шахтеры с удвоенной силой вгрызались в пласты породы, наполняя закрома. А он разорвет этот круг. Чем возвращаться в постылую реальность, лучше умереть в прошлом, испытав прежде неземное блаженство. Здесь ведь ничто не держит, какой смысл цепляться за серый мир?!

Киф влюбился. Не в вульгарную брюнетку с афиши. Не в королеву древних песков, которую его скудное воображение не могло даже представить. Влюбился в мечту. Поэтому и не вздрогнул, когда услышал сколько еще придется откалывать эребус ради столь далекого путешествия.

– Три тысячи долбанных дней в шахте обменять… На одну ночь, – удивился бригадир, окончив расчеты. – Ты в своем уме? Почти десять лет жизни…

– Разве тут жизнь? Настоящая жизнь начнется с Клеопатрой, – парировал Киф.

И добавил мысленно: «С нею же и закончится».

* * *

Мечта быстро переросла в навязчивую идею. Такое рано или поздно происходило со всеми в Куполе. Подобная идея еще наполняет радостным предвкушением, но от нее всего один шаг до болезненной мании. Этого Киф тоже навидался у Стены. Шахтер из второго отряда, – кажется, Джек, – горбатится, чтобы раз в год улетать на один вечер в Лондон 1888 года, а там, представьте себе, режет горло первой встречной проститутке. Они ведь с точки зрения истории такой же мусор, как и сломанные игрушки или обрывки афиш – режь, сколько хочешь, на будущем это никак не отразится… Дальше Потрошитель (так его прозвали лондонские газетчики) сидит в пабе, попивая темное пиво, пока не выдернут обратно в будущее. Таким образом завалил уже пятерых шлюх. В промежутках между путешествиями этот одержимый рассказывает в подробностях, как смердят викторианские трущобы, и хуже всего несет от гулящей Энни и других продажных девок – поскольку те льют на себя дешевые духи, которые должны бы маскировать неприятные запахи, но на деле наоборот, только подчеркивает тошнотворную мерзость… Вбил себе в башку, что должен очистить Лондон от грязных лахудр. Настоящий маньяк, кто бы спорил.

– Слушай, Джек, а правду говорят, что ты пробовал задержаться в прошлом? – спросил однажды Киф, когда они поднимались в батискафе.

– Да, – ответил тот.

– Получилось?

– Нет.

Каков, а? О своей маниакальной страсти готов часами трепаться, наловчился крики и хрип жертв изображать, вполне натурально. А по делу слова не вытянешь. Но Киф сумел собрать правду по обрывкам фраз и полунамекам.

Доктора Корпорации делают укол каждому путешественнику: вводят точно рассчитанную дозу жидкого эребуса. Никто не знает, как они превращают камень в жижу, да и какая разница?! Главное, что это работает. Под воздействием излучения машины времени, эта суспензия начинает медленно растворяться в крови и как только последняя капля исчезнет – все. Человека выбрасывает обратно в настоящее. В то самое кресло за синим стеклом.

Джек после первого убийства решил остаться в Лондоне насовсем. Надо только избавиться от зеленухи, подумал он. Нашел топор возле старой конюшни и отрубил себе левую руку. Тут же оказался в лаборатории, заливая кровью машину времени и вопя от жуткой боли. Врачи не удивились: флегматично обработали рану. Сели ждать. Спустя три часа рука, слегка погрызенная бродячими псами, появилась в воздухе с влажным звуком и шлепнулась на пол. Пришили, работает как новенькая.