Текст книги "Огненные цветы"

На сей раз у него все получилось, и Бекки негромко вскрикнула. Но наслаждение быстро пересилило боль, и она яростно впилась ногтями ему в плечи.

– О Боже, сейчас сознание потеряю, – с трудом выдохнула она.

– Сладкая смерть, как говорят французы.

Когда все кончилось, Ребекка откинулась на траву и выгнула спину так, чтобы касаться грудью тела Брайена.

– Хорошо-то как – солнце все тело ласкает.

Брайен нагнулся и прикоснулся губами к розовым соскам, сначала к одному, потом к другому.

– Ну просто сладкие вишни, – пробормотал он.

– Славно. – Бекки заурчала, как кошка. – Брайен?

– Да, любовь моя?

– А может, еще разок?

– Ах ты, развратница.

– Не отрицаю, но только лишний раз ничего не изменит. О Господи, видел бы меня сейчас мой бедный папочка.

– Ага, тем более с гоем, – ухмыльнулся Брайен.

– Папа любит тебя как сына.

– Но не как зятя?

Бекки села и прикрыла наготу платьем. Выглядела она сейчас беззащитной и маленькой.

– Нет, Брайен, этому не бывать.

– Но ведь я люблю тебя, Бекки, и мне кажется, ты меня тоже любишь.

Все правда. Ребекка Соломон ему дороже всех девушек на свете, кроме – тут Брайен разом перенесся в прошлое – Равены Уайлдинг.

– Да, я люблю тебя, но если выйду замуж за человека другой веры, это убьет отца. Он очень религиозен.

– Религия, – горько обронил Брайен. – От нее людям больше вреда, чем пользы.

– Брайен!

– Что «Брайен?» Ведь так оно и есть. Посмотри, что творится в Ирландии. Эта чертова англиканская церковь порабощает католиков, и что в результате? Даже ирландцы готовы друг другу в горло вцепиться. По-моему, твой отец со мною бы согласился. Он сказал мне как-то, что у ирландцев и евреев много общего. И те и другие – гонимые народы, и нам надо держаться вместе.

Брайен собирался поговорить с Соломоном буквально в тот же вечер, но у того случился удар. И хотя впоследствии он частично оправился, разговор о возможной женитьбе так и не возник.

Соломон прожил еще три года, а потом новый удар, которого старик уже не пережил. Случилось это весной 1861 года, через четыре дня после того, как генерал Борегар приказал войскам конфедератов атаковать форт Самтер.

Нью-Йорк был потрясен сокрушительным поражением федеральных войск под командой генерала Макдауэлла в первом сражении при Бул-Ран.

– Здесь говорится, что у бунтовщиков теперь прямой путь на Нью-Йорк, – сказал как-то утром Кейси, закончив читать набранные траурным шрифтом заголовки в «Геральд». – Может, лучше закрыть магазин и перебраться в Бостон?

– Если возьмут Нью-Йорк, то и до Бостона путь не долог. Нет, я бы рискнул и остался здесь. А ты как, Бекки?

Он с улыбкой сжала ему руку.

– Куда ты, туда и я.

Кейси раздраженно отвернулся. Он все еще был безнадежно влюблен в Бекки и болезненно переживал всякий раз, когда Брайен хотя бы притрагивался к ней. Со смертью старика Соломона Брайен и Бекки уже ни от кого не скрывали, что отношения их отнюдь не платонические. Вообще-то они спали вместе уже три года, но только отец об этом и не подозревал. Кейси же не было дано этого блаженного неведения. Он и раньше знал, что происходит, а теперь эта парочка вообще бесстыдно выставляла свои отношения напоказ.

Однажды утром, отдав щедрую дань любовному объятию, Бекки сказала:

– Брайен, я жду уже неделю…

– Чего, дорогая?

– Ну, теперь, когда отец умер…

– А, ясно. – Можно было не продолжать. Теперь ничто не мешало им пожениться. Он притянул ее к себе и прижал щекой к груди. – О Господи, дорогая, ну почему в жизни все так сложно и перепутано? Теперь уже я вынужден сказать «нет». Во всяком случае, на ближайшее время.

– Ты больше не хочешь на мне жениться? – потерянно спросила Бекки.

– Ну разумеется, хочу, любовь моя, но сейчас не время говорить о женитьбе. Надо выполнять свой долг.

– Долг? Перед кем?

– Перед этой страной. В течение последних шести лет я видел от нее только добро – теперь настала пора платить по счетам. Свобода, равенство и справедливость просто так не даются.

– Неужели ты собираешься на военную службу, Брайен? – потрясенно воскликнула Бекки. – Нет, только не это! Тебя же убьют. Да и что ты в этом понимаешь? Война – дело профессионалов.

– С ними-то как раз сейчас и туго. И правительство обратилось к добровольцам. Я уверен, что лишним не окажусь. Видишь ли, у меня военное образование по кавалерийской части.

– Снова выдумываешь! Его сиятельство, милорд Киллерни.

– Вообще-то Тайрон, но лучше оставим это. Надеюсь, ты поймешь мое решение, Бекки.

– Нет, как раз понять его я не могу и сказать, что оно мне нравится, тоже не могу, но ведь выбора у меня нет, верно? Значит, остается лишь подчиниться.

Услышав, что его друг собирается записаться в армейские части, Кейси так и застыл от изумления.

– Ничего себе! Знаешь, мне это никогда не приходило в голову, но ты совершенно прав. Мы всем, всем, что у нас есть, обязаны Соединенным Штатам. Я с тобой.

Брайен положил ладонь ему на руку.

– Нет, Ларри, ты – дело другое. К тому же должен же кто-то помогать Бекки в торговле. Слышал, министерство обороны собирается сделать нам крупный заказ на военную форму?

– Да, Бекки говорила что-то в этом роде.

– Твое место здесь. Снабжение фронта – тоже вклад в общее дело, да еще какой. Думаю, как только вопрос с этим заказом решится окончательно, нужно нанять несколько новых работников. А ты разбираешься в делах лучше моего, – покривил душой Брайен.

– Может, ты и прав, – сдался Кейси. В глубине души у него снова загорелся слабый огонек надежды. Если Брайен уйдет на войну, то они с Бекки… Нет, даже страшно поверить в такую возможность. Ведь если ничего не выйдет, как жить с утраченными надеждами?

И все же, все же…

Глава 5

Почти пять лет понадобилось Равене, чтобы примириться с утратой Брайена, якобы погибшего в огне. Разумеется, она его не забыла и никогда не забудет. Но Равена была еще юна душой и телом, и большая часть жизни по-прежнему оставалась впереди.

Немалым утешением ей служил Роджер. Он был братом Брайена, пусть эти двое и не питали друг к другу никакой любви. Он был похож на Брайена – настолько похож, что нетрудно было, если сосредоточиться на этом, заставить себя поверить, что перед нею просто иное воплощение Брайена. В конце концов, если бы волею Провидения клетки в чреве матери не разделились, Брайен и Роджер сделались бы одним человеком. Следовательно, Брайен просто переселился в тело Роджера. За видимыми всем чертами внешности Роджера они искала особенности, отличающие Брайена.

Роджер же просто боготворил Равену, и Ванесса Уайлдинг неустанно напоминала об этом дочери.

– Он обожает тебя, всякий каприз готов исполнить. Таких мужчин не часто встретишь. Да и вообще все при нем – воспитание, богатство, внешность.

– Я не уверена, что люблю Роджера, мама.

Герцогиня рассмеялась:

– Любовь! Да что ты знаешь о любви, дитя мое? Только то, что читаешь в своих обожаемых дамских романах? И ты думаешь, это и есть настоящая любовь?

– Не знаю, мама. – Равена с трудом удержалась от того, чтобы сказать, что кое-что о любви ей таки известно. Известно то, что было у них с Брайеном на Доунгэльском лугу.

– Позволь мне сказать тебе кое-что, Равена. Если в браке один любит другого так, как Роджер любит тебя, это неизбежно передается. Со временем и ты его полюбишь.

Все так. Зов плоти, который Брайен пробудил в Равене, не уменьшился с его исчезновением. Теплыми весенними ночами она металась на своей одинокой девичьей постели, мечтая о прикосновении мужских губ. О мужском объятии. О мужских руках на своем обнаженном теле. О мужской силе. Она дрожала, стонала, почти физически ощущала, как ею овладевают.

– Прекрати! Не думай об этом! – раздраженно прикрикнула она на себя.

Равена встала с постели и, накинув ночную рубашку, спустилась на первый этаж. В доме было темно и тихо. Только издали доносились собачий лай да уханье совы. Равена пересекла кабинет и вышла через застекленные двери на террасу. Лица ее коснулся теплый ветерок. Сад заливал свет полной луны.

Равена подняла голову и медленно пошла по дорожке к бассейну в дальнем конце сада. Чувство было такое, словно она путешествует во времени. Назад. Древняя Греция. Бассейн со стенками из белоснежного мрамора. Сумрачные тени. Статуи вокруг оживали, приходили в движение. Одна из них надвигалась прямо на нее.

Равена судорожно прижала к груди руки и отскочила назад.

– Господи, не сон ли это?

– Равена?

У нее от ужаса волосы зашевелились на затылке.

– Прочь отсюда!

– Это я, Роджер.

– Роджер О’Нил?

– А ты что, знаешь других Роджеров? – засмеялся он.

И вот тень воплотилась в капитана драгун в роскошной форме и шлеме с плюмажем.

– Я только что с особого задания. Молли Мэгваэры снова устроили налет на поместье сэра Роберта Диллона. Увели двух превосходных скакунов и в придачу прихватили несколько пистолетов и ленты с патронами. Мерзавцы! Их надо на месте приканчивать. Они понимают только один язык – силу!

– Но ведь у них лучшие учителя в мире, разве не так? – спросила Равена. «Англичане», – ответила она самой себе. Эти слова Равена не раз слышала от отца и его друзей, страстно обсуждавших ирландский, как его теперь называли, вопрос.

Во время одного из таких разговоров сэр Роберт Диллон в ярости вылетел из комнаты и с тех пор перестал даже разговаривать с герцогом Ольстерским.

– Равена! – Роджер был явно шокирован. – Нельзя так говорить. Это речи не только предательские, но и опасные. Да и отцу твоему хорошо бы быть посдержаннее в своих публичных заявлениях.

– Отец как-нибудь сам за себя постоит.

– На твоем месте я не был бы так уверен. – В голосе Роджера зазвучали угрожающие нотки. – В течение последнего года Ирландия, по существу, живет по законам военного времени. Скоро Корона перестанет мириться с любой помощью бунтовщикам, материальной или моральной. Знаешь, до чего дошли эти мерзавцы? Устроили на прошлой неделе в Голуэе какой-то балаган – суд, видите ли, над премьер-министром, признали его виновным в убийстве и сожгли чучело.

Равена подавила смешок.

– Жаль, что меня там не было.

Роджер остановил на ней долгий, холодный оценивающий взгляд. Временами его посещали сомнения. Как бы очаровательна ни была Равена, как бы страстно ни желал он всецело обладать ею, все же порой Роджер задумывался, может ли он позволить себе жениться на такой девушке, как Равена Уайлдинг. Не в житейско-финансовом смысле, конечно. Не получится ли так, что она станет помехой его армейской, а затем, если все пойдет как надо, политической карьере?

– А как ты сюда попал, Роджер?

– Проезжал мимо, и мне показалось, что где-то совсем рядом открывается дверь. Ну и решил, что стоит на всякий случай проверить: а вдруг здесь тоже орудует какая-нибудь банда.

– Ладно, давай наконец покончим со всеми этими серьезными разговорами. Я рада, что ты здесь. Мне не спалось и очень захотелось, чтобы кто-нибудь оказался рядом. Присаживайся. – Равена указала на одну из каменных скамеек, расставленных по всему периметру бассейна.

Только тут Роджер обратил внимание на то, как она одета.

– Это что? Это…

– Ночная рубашка? Ну да, разумеется.

У Роджера голова пошла кругом.

– Равена, нельзя разгуливать в одной ночной рубашке. То есть я хочу сказать, ты не должна… – Роджер хрипло откашлялся. – Э-э, ведь под ней…

– Ничего нет, – подтвердила Равена, и эхо ее серебристого смеха прошуршало по листве застывших в молчании деревьев.

– О Господи! Пожайлуста, потише. Окажись я здесь в одной пижаме, не знаю, чем бы это закончилось.

– Да я шкуру с тебя спущу, негодяй ты этакий, – сказала Равена, передразнивая своего отца. – Будешь знать, как пятнать честь моей дочери.

– Знаешь, у тебя какое-то извращенное чувство юмора. – Роджер невольно оглянулся.

– Да не бойся, здесь никого нет. – Внезапно Равену словно молнией ударило. Чистейшее безумие. – Слушай, давай поплаваем, а?

– Равена! Что это на тебя нашло?

Ничего и никого, слишком давно никого не было. Равену охватило такое желание, такая теплая волна захлестнула все тело, что голова закружилась. Она наклонилась и не спеша потянула вверх подол рубашки.

– Немедленно прекрати! – воскликнул Роджер.

Ответом ему стал издевательский смех.

Когда рубашка доползла до бедер, он резко отвернулся и закрыл глаза. В воздухе что-то зашелестело, а затем послышался всплеск.

– Славно-то как. А ну-ка прыгай, ведь ты наверняка после погони за этими скверными Молли Мэгваэрами потом изошел.

– Равена, в последний раз говорю: немедленно вылезай из воды и одевайся.

Вместо ответа Равена игриво рассмеялась и плеснула в него пригоршней воды.

– Ну ладно, с меня довольно. Ухожу.

– Куда ты? Хорошо, больше не буду, прости.

Но Роджер уже зашагал прочь.

– Роджер! – Теперь голос ее изменился. В нем зазвучала тревога, даже страх. – Роджер, у меня судороги. На помощь!

– Равена! – Роджер повернулся и побежал назад, сбрасывая по пути мундир и шлем. Он прыгнул в воду и быстро поплыл к Равене, поднимая кучу брызг.

Равена, когда он добрался до нее, покачивалась на спине, казалось, лишившись чувств; длинные темные волосы колыхались на поверхности воды.

Соображая, как бы поудобнее обхватить ее, Роджер вдруг с удивлением обнаружил, что тут совсем мелко – вода едва доходит до пояса.

– Это еще что за шутки?.. – Глаза у Равены открылись, и, уловив ее улыбку – улыбку Чеширского кота, – Роджер остановился на полуслове.

– Ну, ты рад, что вернулся? – Равена протянула ему руки.

Только тут Роджер в панике заметил, что на ней ничего нет. Ее грудь и живот белели в лунном свете, как алебастр.

– До чего же ты прекрасна! – Слова застревали у него в горле.

Роджер подхватил Равену на руки и двинулся к боковой стенке бассейна. Руки ее сплелись у него на шее.

– Лесенка там, в конце, – мотнула она головой.

Под ивами, склонившимися над водой, было совсем темно. Роджер вынес Равену из бассейна и уложил на траву. Она прерывисто дышала, нащупывая пуговицы у него на рубашке.

– Ну что, дурашка, сам разденешься или помочь? – Смех ее прозвучал хрипло и зазывно. В темноте она вполне могла сойти за деревенскую девчонку в стоптанных туфлях, но уж никак не за леди Равену Уайлдинг. Сопротивляться Роджер больше не мог. Сгорая от яростного желания, он скинул одежду и буквально набросился на Равену. Сомкнув губы в жадном поцелуе, они катались по траве, словно два диких зверя, сошедшихся в смертельной схватке. Роджера изумило и даже привело в смятение, насколько легко он овладел ею.

Равена Уайлдинг не была девушкой!

Ее тело жаждало его ласки. У Роджера было такое чувство, будто его затягивает в кипящую белую лаву. Даже в самых разнузданных своих фантазиях он и представить себе не мог, что женская страсть может превзойти мужскую. Равена заставила его убедиться в этом заблуждении. Во всяком случае, именно Роджер, не выдержав до конца оргии, первым запросил пощады.

Застегивая дрожащими пальцами рубашку, он не мог заставить себя посмотреть на Равену.

– Если кто-нибудь узнает о том, что произошло, мне конец.

– Тебе конец? – засмеялась Равена. – А что же тогда говорить обо мне? Падшая, обесчещенная женщина. Дитя, чистое, как свежевыпавший снег. И вот когда оно, это дитя, невинно прогуливается по саду, из кустов выскакивает грубое животное в драгунских эполетах, набрасывается на него, срывает одежду и безжалостно насилует.

– Равена! – хрипло взмолился Роджер. – Не надо говорить таких вещей, даже в шутку. Вдруг тебя кто-нибудь услышит. – Роджер в панике огляделся, как зверь, угодивший в ловушку. – О Господи! Чудо еще, что вся округа пребывает в неведении. Нет, я положительно сошел с ума.

– Это еще почему? Потому что переспал с женщиной?

– Всему свое время и место, – жестко сказал Роджер. – Одно дело – освященное брачное ложе, и совсем другое…

– Чушь. – Глаза Равены весело поблескивали, отражая лунный свет. – Важно что, а не где. Все едино – на кровати, на траве, на сеновале. Брайен, ты, мои братья – все четверо, когда были еще сластолюбивыми мальчишками, играли в такие игры со служанками. Не думай, что я ничего не замечала, Роджер О’Нил.

Он зажал уши:

– Не желаю слышать таких речей от моей невесты.

Это слово вырвалось у него случайно. Широко раскрыв рот, Роджер воззрился на Равену.

– Я… я… то есть…

– Сделал мне предложение? Да сейчас у тебя скорее всего нет выбора. Как, впрочем, и у меня. Думаю, я забеременела. Ты ведь у нас прямо-таки племенной жеребец.

Роджер повалился на траву, широко раскинув руки. Так выглядит человек, признавший свое поражение. Равена низко наклонилась над ним. Он ощущал на щеках ее жаркое дыхание.

– Ты меня любишь, Роджер? – Равена склонилась еще ниже, так что грудь ее, похожая на спелую грушу, почти касалась его губ. Обхватив руками все еще обнаженное тело, Роджер резко притянул Равену к себе и зарылся лицом в ложбинку между грудями.

– Я твой раб, – невнятно пробормотал он. – Твой вечный раб. И от этого раба тебе никуда не уйти.

1857 год был ознаменован в жизни Равены Уайлдинг двумя событиями. Она была официально помолвлена с Роджером Фитцем О’Нилом. И она покинула Ирландию. Радости в том было мало, но в сложившихся обстоятельствах О’Нилам следовало благодарить судьбу, что они могут покинуть эти края.

Несмотря на предупреждения своего будущего зятя, герцог Ольстерский по-прежнему продолжал публично высказываться о несчастной судьбе голодающих ирландских крестьян и призывал к реформам, которые вернули бы им хоть толику человеческого достоинства.

Однажды, на банкете в честь лорда Кларендона, вице-короля Ирландии, Эдвард Уайлдинг обратился к собравшимся с пламенной речью:

– Тот, кто порабощает себе подобного, сам с неизбежностью становится рабом. В настоящее время Ирландия подобна оспенной язве на теле Британской империи. Но со временем инфекция распространится и Англия сама погибнет от этого страшного заболевания. Терпеть сложившееся положение долее невозможно. Лицом к лицу сошлись хозяин и работник. Крытая соломой хижина и дворец. Бьющая в глаза роскошь и нищета, достигшая последней стадии.

На герцога дружно обрушились лорд Джордж Галифакс и сэр Роберт Диллон. Последний буквально брызгал слюной:

– Сэр, вы – предатель интересов своего класса и своей страны. Вы просто подлец, сударь. Собравшимся здесь хорошо известно, что в кругу видных членов своей семьи вы выше всех ставите некоего Даниела О’Коннела, некогда дублинского мэра-католика, а затем единственного представителя этой веры в английском парламенте. Этот человек открыто призывает к бунту и гражданской войне против Англии. Но его хотя бы можно уважать за мужество и откровенность… А вы, сэр…

– Одну минуту! – возмущенно перебил его герцог. – Вы что же, сэр Роберт, хотите сказать, что я предатель?

Круглое, невыразительное лицо, на котором выделялись кривая щель рта и глубоко посаженные кабаньи глазки, напоминало кусок сырого теста. Диллон с шумом втянул понюшку табаку и вытер нос шелковым платком.

– Ни на что я не намекаю. Ваши слова и поступки сами за себя говорят.

– Стало быть, я предатель, потому что призываю по-человечески относиться к людям? Потому что считаю смертным грехом обжорство, в то время как дети моего соседа умирают от голода? Потому что убежден, что мир Божий и земля принадлежит всем, а не горстке ненасытных, эксплуатирующих и угнетающих большую часть человечества?

– Уж не намекаете ли вы, что сэр Роберт – обжора и скряга? – послышался чей-то голос с дальнего конца стола.

Все рассмеялись, но это только подлило масла в огонь.

– Говоря словами самого сэра Роберта, – улыбнулся герцог, – я ни на что не намекаю. Его слова и поступки говорят сами за себя.

Смех стих. В наступившем молчании сэр Роберт Диллон вскочил и, обогнув стол, направился к герцогу.

– Ради всего святого, Эдвард, – негромко произнес сидевший от него по правую руку граф Тайрон, – не задирайте его. Это исключительно опасный тип, и к тому же он пользуется большим влиянием при дворе.

Герцог поднялся и сверху вниз посмотрел на напыжившегося человечка. В этот момент сэр Роберт напоминал разъяренную раздувшуюся красноглазую жабу.

Все вскрикнули – сэр Роберт вытащил из кармана кожаную перчатку и хлестнул герцога по щеке. Тот отшатнулся – больше от неожиданности и удивления, чем от боли.

– О Господи, что за мелодрама! И это в наши-то дни и в вашем-то возрасте. Вам бы на сцене играть, Роберт, – насмешливо бросил он.

– Я не шучу, ваша светлость. Вечером у вас будет мой секундант, чтобы обговорить все условия. Выбор оружия, естественно, за вами.

Герцог отказывался верить своим ушам.

– Не может быть, что вы это всерьез. Вам ведь великолепно известно, что по закону дуэль считается преступлением. А кто у нас здесь главный законник и любитель порядка, как не вы?

– Так оно и есть, коль скоро речь идет о законах, направленных против всякой швали, дикарей, истребляющих друг друга. Хотя, на мой вкус, лучше бы дать им в этом волю. Но к людям нашего положения эти законы не относятся, и вам это известно не хуже моего. Увидимся на рассвете, сэр, на поле чести.

Он по-военному сделал поворот кругом и вышел из зала.

К вечеру весь Белфаст знал о том, что произошло на банкете у лорда Кларендона. Даже торговцы рыбой, даже нищие крестьяне толковали об этом. А уж в барах и на улицах и темы другой не было.

– Надеюсь, герцог свернет эту чугунную голову.

– Хорошо бы. Он добрый человек, этот герцог, храни его Бог.

В течение буквально каких-то минут на площади собралась целая толпа сторонников герцога Ольстерского. По кругу пошли бутылки, и постепенно людьми овладел боевой пыл.

– Да здравствует герцог Ольстерский!

– Гип-гип-ура!

– Долой королеву Викторию! Герцога Ольстерского – в короли Ирландии!

На улицах и в проулках, выходящих на площадь, появились конные драгуны. Действуя дубинками и нанося удары саблями плашмя, они врезались в толпу.

Из рассеченных лбов и разбитых носов потекла кровь. Иных затоптали копытами, кому-то переломали кости. По прошествии недолгого времени на площади остались только драгуны да раненые.

Капитан Роджер О’Нил выстроил своих людей и мрачно осмотрел поле битвы:

– Хороший урок этим мерзавцам. В другой раз будут умнее.

На лице его заместителя лейтенанта Бейтса застыла мстительная ухмылка. Он до глубины души ненавидел капитана. В Сэндхерсте он учился на класс старше, но теперь роли переменились и Бейтс оказался в подчинении у Роджера.

– Похоже, этот герцог Ольстерский зажигает им кровь. Революционер-протестант, вот потеха-то.

– Герцог Ольстерский отнюдь не революционер, – холодно возразил Роджер. – Может быть, он недостаточно строг со своими арендаторами, может быть, у него слишком мягкое сердце, но он верный слуга Короны.

– Да неужели? Гм. Что это они здесь орали? «Долой королеву»? И еще: «Герцога Ольстерского – в короли»? Да, что-то в этом роде. – Бейтс по-женски округлил брови. – Да, только сейчас пришло в голову. Вы ведь помолвлены с дочерью этого малого?

– Возвращайтесь в свой взвод, лейтенант, – прорычал Роджер.

А про себя добавил: «Право, если этот старый дурак не будет поосторожнее, он действительно попадет под суд за предательство. Хоть бы сэр Диллон вышиб ему завтра мозги. Это избавило бы Равену и всю семью от многих неприятностей. Да и мне, говоря откровенно, будет спокойнее. Король Ирландии! Этого только не хватало».

Равена пришла в ярость, а герцогиня поникла, когда герцог рассказал, что произошло на банкете в честь лорда Кларендона.

– Надеюсь, ты свернешь ему шею, папа, – свирепо сказала Равена. – Отвратительная жирная старая жаба.

Герцог отлично стрелял и из пистолета, и из винтовки.

– Беда в том, – грустно сказала его жена, – что победить ты просто не можешь. – Если убьешь сэра Роберта, все его друзья консерваторы, что здесь, что в Англии, будут жаждать твоей крови, и в конце концов сломят тебя, как сломили Дана О’Коннела. Знала же я, с самого начала знала, что когда-нибудь из-за этих семейных связей нам туго придется. Но к тебе-то они чего привязались? Ведь это мой родич.

– Это еще что за разговоры, Ванесса? – хмуро покосился на нее герцог. – Дан О’Коннел был великим патриотом и государственным деятелем, и я бы гордился, если бы в моих жилах текла и его кровь. А как это понять: «сломили Дана О’Коннела»? Вся королевская конница и вся королевская рать не смогли бы сломить его дух. Старого Дана спалил огонь верности. Но он осуществил то, ради чего был рожден, и даже больше.

– Браво! – воскликнула Равена. – Знаешь, папа, я так горжусь, что ты не позволяешь свиньям вроде сэра Роберта Диллона и лорда Галифакса становиться себе на горло. Помнишь предреволюционный плакат американских патриотов? На нем была изображена свернувшаяся в кольцо змея, а внизу подпись: «Не наступай!»

Снизу донесся приглушенный расстоянием звонок в дверь.

– Догадываюсь, кто это, – поморщился герцог. – Прошу извинения, дорогие дамы, но не перейдете ли в какую-нибудь другую комнату?

Герцогиня и Равена отправились в музыкальный салон. Мать присела за клавесин и принялась наигрывать вариации на темы «Турецкого рондо» Баха. Она была прекрасной пианисткой и нередко развлекала своей игрой гостей на званых вечерах. Равена тоже прилично владела инструментом, но, обнаружив, что с матерью на этом поприще тягаться трудно, играть в общем-то избегала. Ну а Ванесса Уайлдинг, прикасаясь к клавишам, целиком погружалась в мир музыки.

Воспользовавшись этим, Равена незаметно выскользнула из комнаты и вернулась в холл. Она просто обожала подглядывать и подслушивать.

Как и положено в таких случаях, лорд Галифакс был облачен в выходной вечерний костюм и шляпу с высокой тульей. Дуэльный кодекс отличался исключительной строгостью, ни в чем не отступая от средневекового ритуала.

Галифакс походил на задиристого петушка. У него были густая вьющаяся рыжая шевелюра и лицо, о котором герцогиня говорила, что по нему можно читать карту Ирландии. Несмотря на свое гэльское происхождение, он был убежденным и даже фанатичным англофилом.

«В любом стаде найдется своя паршивая овца», – заметила как-то Роза в разговоре с Равеной.

– Стаканчик хереса, Джордж?

– Ваше сиятельство, сейчас нам обоим вряд ли до светских любезностей. – Галифакс покраснел как рак. – Я здесь в качестве секунданта сэра Роберта Диллона, и нам с вами следует обговорить все детали завтрашней дуэли. Выбор места, разумеется, за вами, но я бы, со своей стороны, предложил Карсонский луг. Сэру Роберту это подходит.

– Прекрасно, никаких возражений, Джордж. – Герцог, явно насмехаясь над собеседником, упорно избегал официального обращения «лорд».

Карсонский луг располагался в самом центре королевского заповедника. Каждое воскресенье местная знать, утоляя жажду крови, направлялась сюда на охоту. Здесь же чаще всего устраивались и дуэли. Официально запрещенные законом, они тем не менее практиковались довольно часто. Трудно было ожидать, что полиция будет принимать меры против тех, кто придумал этот закон и кто платит ей за службу.

– Теперь насчет оружия.

– Может быть, пистолеты? – слегка улыбнулся герцог.

– Идет, – коротко кивнул Галифакс. – На пяти шагах.

– Нет-нет, на десяти, – быстро возразил герцог.

Галифакс удивленно округлил брови.

– Должен напомнить вам, ваше сиятельство…

– Нет, это я должен напомнить вам, лорд Галифакс, – резко перебил его герцог. – Потрудитесь справиться в уставе Королевского клуба. Право на выбор расстояния принадлежит человеку, которому брошен вызов, то есть мне.

– Как вам будет угодно. – Лорд Галифакс отвесил глубокий поклон. – Итак, завтра на рассвете?

– Договорились.

Лорд Галифакс уже дошел до порога, когда герцог окликнул его:

– Слушайте, Джордж, а может, все-таки попробуете уговорить этого болвана отказаться от его дурацкой затеи?

Галифакс медленно обернулся и бросил с презрительной усмешкой:

– Нет. Разве что вы готовы принести в ежедневных газетах публичные извинения за свои высказывания.

Герцог пожал плечами и тяжело вздохнул:

– Завтра на рассвете.

Едва лорд Галифакс вышел из дома, Равена влетела к отцу и порывисто прижалась к нему.

– Здорово ты поставил его на место, папочка, – усмехнулась она. – «Прекрасно, никаких возражений, Джордж», – повторила Равена, очень точно копируя отцовскую интонацию.

Он с притворной строгостью посмотрел на нее:

– Опять подслушиваете, юная леди? Учтите, вы еще в том возрасте, когда и добрую порку можно заработать.

Она проворно отскочила в сторону.

– Сначала поймай. Нет, папа, серьезно, можно мне завтра прийти?

– Совсем от рук отбилась. Прямо не знаю, что с тобой делать. Нет, нельзя. Каково тебе будет увидеть лежащего на земле, обливающегося кровью старика отца?

– Да брось ты, такого и быть не может, – фыркнула Равена. – Кто будет твоим секундантом?

– Собирался попросить Эдварда, графа Тайрона.

Равена одобрительно улыбнулась.

– Самое лучшее. Ведь у тебя нет друга ближе. Вас даже зовут одинаково.

– В королевских семьях это имя в ходу – признак крови, – рассмеялся герцог. – Есть такой старый анекдот. Забеременела одна статс-дама королевы Виктории. Старуха пришла в такую ярость, что поклялась повесить негодяя, обрюхатившего придворную даму. Когда та сказала, что его зовут Эдвардом, половина мужчин при дворе, включая принца Уэльского, попрятались по домам.

Равена от души расхохоталась:

– Представляю, как бы понравилась эта история Брайену.

Смех вдруг резко оборвался, и отец с дочерью с молчаливым пониманием посмотрели друг на друга.

– И с чего это я вдруг вспомнила Брайена? – проронила девушка.

Герцог улыбнулся и взял Равену за руку.

– Это хорошо, это совершенно естественно, что мы думаем о любимых людях, которых больше нет с нами.

– А почему ты решил, что я любила Брайена О’Нила? – удивленно спросила Равена.

Она подошла к отцу и спрятала лицо у него на груди, чтобы он не видел, как предательски увлажнились ее глаза.

Герцог Ольстерский в сопровождении своего секунданта графа Тайрона появился на Карсонском лугу, когда солнце еще не поднялось над горизонтом. Но на верхушках деревьев уже смутно мелькали розовые пятна, предвещая скорый восход.

Сэр Роберт Диллон и лорд Галифакс, а также трое наблюдателей – двое по выбору секундантов и один от правления Королевского клуба – уже поджидали их.

Распахнув дверцу экипажа, Карли, старый герцогский кучер, поклонился хозяину.

– Да поможет вам Бог, ваше сиятельство.

– Спасибо, Карли. Отведи лошадей подальше, а то еще выстрелов напугаются.

Герцог с графом прошли в центр небольшой вырубки, где овцы общипали траву почти до самой земли, и обменялись учтивыми поклонами с сэром Робертом, лордом Галифаксом и наблюдателями.

Роль рефери в предстоящей дуэли исполнял секретарь Королевского клуба Бушрод. Сын английского адмирала, он был вынужден уйти в отставку с флота ее величества, после того как его едва не унесла в могилу оспа. Лицо Бушрода все еще хранило следы этой страшной болезни.