Текст книги "Я наблюдал за тобой"

– Почти пришли, – оповестил Туре, и я стала пристально вглядываться во тьму, пытаясь понять, чем обстановка отличается от той, которая преследовала нас на протяжении всего пути.

Осознала я это лишь спустя несколько шагов, когда слабый луч фонаря упёрся в каменную стену. Ну конечно! Иначе и быть не могло. Башня. Туре привёл меня в Башню в черт-знает-каком часу ночи.

– Давно мы здесь не были. Идём внутрь?

– Небо такое темное, ни одной звёзды не видно… – прошептала я.

– Зато никто не увидит нашего преступления. Пойдём же.

– А что это за шум?

– Котельная в поселке шумит. Ну же, Даша, не тормози, пойдём, – Туре потянул меня за руку и я наконец поддалась.

Мы пробрались через наш лаз. За несколько лет пользования этим входом я наловчилась забираться через него так, что могла бы сделать это даже с закрытыми глазами. Даже не смотря на то, что по сравнению с десятилетней Дашей нынешняя я значительно увеличилась в размерах.

– Тебе нравится? – голос раздался где-то совсем рядом.

Я развернулась. Туре стоял в полуметре от меня. Свет фонарей маленькой искрой отражался в его темных глазах

– Нравится… – прошептала я.

Я впервые испытала чувство, словно между нами может быть нечто большее, чем просто «друзья детства». Впервые почувствовала себя рядом с ним как-то не так. Воздух был заряжен до предела, и в нем витало нечто едва уловимо-сокровенное. И, кажется, это нечто всколыхнуло то, что так долго сидело у меня внутри.

Туре сделал шаг вперёд и оказался так близко, что я неосознанно закрыла глаза. То самое «едва уловимо-сокровенное» стало опутывать нас еще сильнее. Воздух искрился. И в один момент его губы коснулись моих. Мгновенно мысли улетели куда-то высоко, туда, где вспышками взрывались сотни сверхновых.

Когда мои бёдра и груди начали округляться, а в жизни наступил период с прозаичным названием «половое созревание», я все чаще начала задумываться: а какого это – целоваться? Не в щечку, как обычно целует мама на ночь, а по-настоящему, как в кино. Что будет, если поцеловать кого-то, кого любишь? И кто будет первый человек, с которым я поцелуюсь? Туре? Или совершенно чужой мальчик?

Конечно это был Туре.

С тех пор и начались наши отношения длиною в жизнь. По крайней мере, так я думала тогда. Мне всегда казалось, что мы были предназначены друг для друга, посланы друг другу свыше. Это судьба, не иначе. Везде, всегда Туре выбирал меня, а я выбирала его.

Мы все так же проводили вместе чуть ли не каждый день. Этим же летом родители отправили нас в один лагерь. Это было наше первое совместное «путешествие». Там же у Туре впервые появился настоящий друг, не считая меня. Его звали Роберт, и с тех пор мне приходилось делить с ним моего теперь уже парня. Хотя Роберт мне нравился – он был весёлым и жизнерадостным, всегда шутил и смеялся над моими любыми, даже самыми глупыми, шутками. Я часто проводила время с парнями. Роберт был старше нас на год, но разница в возрасте совсем не чувствовалась. С тех пор нас стало трое.

Мы продолжали видеться и после лагеря. Роберт жил не в нашем городе, а в соседнем маленьком городишке, но родители часто привозили его к Туре на выходные. Тогда мы гуляли все вместе, ходили в Макдоналдс, купались в озере и даже показали Роберту Башню.

Когда нам было по шестнадцать, Туре впервые устроился на работу. Он работал на какой-то частной автостоянке, брал плату с приезжающих автомобилей. На мое семнадцатилетие он заявился к нам домой с огромным букетом роз. Их было столько же, сколько мне исполнилось лет – семнадцать. Туре сказал, что купил этот букет на его первые заработанные деньги. Тогда я была самой счастливой девушкой на этой планете.

В этот же год родители Роберта погибли в аварии и он остался один. К счастью, в тот момент он уже жил в нашем городе. Правда, временно – Роберт поступил в политехнический колледж, и там на четыре года ему выделили место в общежитии. Но в этот тяжёлый момент жизни он хотя бы не был один.

Потом мы перешли в десятый класс. Настало время выбирать будущую профессию. Я мечтала стать врачом еще с самого детства. Наверное, в семьях врачей редко бывает по-другому. Туре же интересовался информатикой, даже занимал призовые места на всевозможных олимпиадах. Но не меньше ему нравилась химия. Школа, в которой мы учились, была с химико-биологическим уклоном, поэтому среди учителей естественных наук здесь собрались настоящие профессионалы. Светлана Анатольевна, наша учительница химии, сумела привить самую неподдельную любовь к этому сложному предмету. Она всегда говорила, что у Туре есть большой потенциал, что из него выйдет замечательный врач. Поэтому между информационными технологиями и медициной он все-таки выбрал медицину. Так мы оказались в медицинском университете. Еще подавая документы, мы уже знали, что однажды вместе откроем свою частную клинику и на деньги, которые она нам принесет, купим огромный дом где-нибудь в солнечной Италии, а по этому дому будут бегать наши детишки.

Звучит глупо, наивно и слишком сладко, правда?

Не иначе. Так и оказалось – глупо и наивно. Наша «вечная» история закончилась, когда нам было всего двадцать. Мы не жили долго и счастливо и не умерли в один день. Все оказалось куда проще: Туре бросил меня. Бросил, как маленькая девчонка, отправив какую-то жалкую записку. Он больше не любил меня, но так и не смог признаться в этом лично.

Глава 4

ДАША

Даже сейчас, когда Туре ушёл, меня все равно посещают воспоминания из детства. То и дело вечером я закрываюсь в своей комнате, включаю ноутбук и пересматриваю наши фотографии, а по щекам катятся непрошеные слезы. Смотрю на дерево, по которому Туре залазил в мою комнату – за несколько лет оно выросло настолько, что из-за его густой листвы в комнате почти всегда царит полумрак. Иногда захожу на его страницу в соцсетях. Там нет ничего нового еще с прошлой зимы – фото с нашего совместного празднования Нового года было последним выложенным на его странице. Но почти всегда он «в сети». Он не удалил меня из друзей и тем более не кидал в чёрный список. Он просто исчез.

Но со временем я научилась справляться с этим. Туре больше нет рядом, и с этим нужно как-то жить, нравится мне это или нет. Предстоял самый тяжёлый курс в университете и в какой-то степени это даже радовало: чем больше проблем с учебой, тем меньше времени думать о глупостях.

Курс начинался с оперативной хирургии. Не самое лёгкое начало, но так мне нравилось даже больше. Говорят, с трудностями бороться легче, если посмотреть им в глаза. В конце концов, я любила этот предмет, а потому проблем ни с хирургией, ни с Германом Андреевичем, который вел ее у нас уже полгода, у меня никогда не было.

В корпус, где находится нужная кафедра, добираться мне примерно как до Луны, если не дальше. Уже третий год меня не покидала мысль о том, что хотя бы к шестому курсу я наконец-то обзаведусь машиной. Это очень облегчит мои страдания. Пользуясь общественным транспортом, я всегда боялась, что в дороге случится что-нибудь непредвиденное и я опоздаю на пару. И именно поэтому всегда выходила из дома за несколько часов до начала и всегда приезжала очень рано. Так рано, что кроме меня в корпусе были лишь уборщица да охранник. Все нормальные студенты обычно подтягиваются ближе к восьми.

– Опять Дашка с ночи в универе, – кто-то хлопнул меня по плечу, и в этом ком-то я узнала Ника.

Ник – мой одногруппник. Вообще-то он Коля Разумовский, но, цитирую его собственные слова, «Коля – это звучит так просто для моей слишком крутой личности», так что весь первый курс Ник боролся за то, чтобы быть Ником.

Парень обнял меня, а вслед за ним появился наш общий друг Ромыч. Ромыч с Ником приехали из одного провинциального городка и, кажется, даже учились в одной школе, а здесь вместе поселились в шикарной «трешке», которую родители купили Нику в честь его поступления. Отец Ника – мэр их родного городка, все-таки, может себе позволить.

Ни для кого не секрет, что парни – редкость в медицинском университете. Наверное, не такая, как в каком-нибудь гуманитарном ВУЗе, но и здесь их чрезвычайно мало. Нашей группе даже повезло: у нас парней было аж целых четыре. Ромыч, Ник, тихий и немного странный Артур, который почти ни с кем не общался, и Туре. Правда, до сегодняшнего дня. Туре больше не в счёт. Наверное он уже забрал документы. Или скоро это сделает. Ходить на пары в любом случае не будет – иначе не повёл бы себя со мной так, как он это сделал, ведь тогда в университете ему бы пришлось смотреть мне в глаза.

Ближе к началу пары пришла Вика. Она всегда заявлялась поздно, а зачастую даже опаздывала. Да, та самая Вика, с которой я дружила еще с начальной школы. Из-за химико-биологического уклона школы в медицинском оказалось больше половины нашего класса.

– Я нам место заняла, – сообщила я, встретив ее в холле. – Вещи уже в кабинете.

– Герасим уже пришёл? – Вика впопыхах стянула верхнюю одежду. – Отнеси в гардероб, будь другом, пока я сменку переодеваю.

Такой была Вика: суматошной, немного взбалмошной и всегда любила покомандовать.

– Не знаю, я его не видела.

– Надеюсь нет, я планировала отдохнуть перед этими адскими двумя часами на ногах.

– Но ты снова на каблуках, – усмехнулась я.

Специфика пар по предмету Германа Андреевича заключалась в том, что все занятие мы стояли у тела, которое десяток (а может, и не один) лет назад было лицом без определённого места жительства. А сейчас на занятиях его, бедного, изучало не одно поколение студентов-медиков. Рассказывали теорию, показывали, что и где кроется в этом удивительном организме, учились простым хирургическим швам.

– Надо же чем-то брать нашего Герасима.

Если до этого вы думали, что Герасим – профессор с лысиной и тремя седыми волосинами на голове, вы ошибались. Герман Андреевич был молодым и очень прогрессивным преподом, который закончил ординатуру всего пару лет назад. И, как это обычно бывает, родился на свет жутким красавчиком. И, конечно же, по нему сходила с ума добрая половина женского населения университета. К слову, Вика не была в их числе. Кокетничать ради собственной выгоды – это у нее в крови, а про Герасима она всегда говорила: «Его как будто корова облизала».

В этом университете у Вики был другой интерес: Ник. Она запала на него еще с самого первого курса, хотя какое-то время очень тщательно это скрывала. Подруга считала себя выше «этой вашей любви», но я то видела, каким взглядом она пожирала Ника на лекциях. Пока все слушали преподавателя и писали конспекты, Вика всегда смотрела на него. А ему как обычно не было никакого дела до отношений, поэтому Ник периодически морочил Вике голову своими то ли свиданиями, то ли дружескими прогулками, а потом мог пропасть недели на две.

Пока мы всей группой ждали начала пары, Ромыч, выйдя в центр кабинета, проскандировал:

– Слу-шай-те, товарищи! У нас остаток недели почти не загружен. А по такому поводу, а также в честь начала третьего курса, предлагаю отметить сие знаменательное событие!

– Да, можем собраться у нас в, так скажем, семь вечера, – поддержал его Ник. Еще бы он этого не сделал! Где Ник – там и тусовки, а где тусовка – там обязательно Ник.

– Выпьем за третий курс, пока мы еще можем это сделать! Кто за?

Но никто не успел ответить – возле двери словно из ниоткуда возник Герасим.

– Здравствуйте! – прозвучал его громкий голос.

Вот вам и здравствуйте. Сейчас снова подсунет две абсолютно одинаковые веревки и заставит продемонстрировать, какая из них артерия, а какая – вена, как это было в прошлом году. Небольшой спойлер: сделать это на нашем трупном материале практически невозможно. И посыплются первые двоечки в этом учебном году.

После пары Ромыч еще раз продублировал своё приглашение в общий диалог. Большинство ребят согласились. За исключением Артура, конечно, – он в принципе почти никогда ничего не писал в общую беседу. Как и предложил Ник, сбор был назначен на семь вечера в его квартире. «С каждого – по бутылке алкоголя. Чем крепче напиток, тем крепче любовь хозяина квартиры», – добавил он.

Я решила не ехать домой, а провести время у Вики. Она пообещала дать мне «что-нибудь поприличнее, платье, например» и даже разрешила помыть голову.                   Перед тем, как отправиться к Нику, мы зашли в магазин и купили одну на двоих бутылку вина. Я не очень люблю вечеринки и громкие тусовки с реками алкоголя, но собраться с одногруппниками перед началом учебного года – дело святое. К тому же пить в тот день больше, чем это вино, я не собиралась.

Как я уже говорила, Ник с Ромычем жили в шикарной трёхкомнатной квартире. Кроме всего прочего, эта квартира находилась в новенькой высотке почти что в самом центре города и была оформлена в стиле хай-тек. Не очень типично для обычного студента, но вполне сойдёт для сына мэра.

Поддерживать чистоту и порядок помогала мама Ника, которая периодически приезжала в наш город именно ради этого. Без нее это чудо дизайна давно бы превратилось в холостяцкий раздрай.

Но стоит отдать должное, к нашему приходу парни заправили кровати и даже убрали разбросанную где попало одежду.

– Мы первые? – поинтересовалась Вика.

– Нет, Лина, Катя и Марго уже пришли. Проходите, – Ник любезно открыл перед нами дверь и подмигнул Вике. Та в свою очередь кокетливо тряхнула своими длинными волосами. Мы вошли в квартиру.

– Ромыч, убери за мной туфли, куда вы их там обычно убираете, – попросила я и прошла на кухню. – Я кладу вино в холодильник. Ежевичное – наше с Викой, к нему не прикасаться!

– А жаль, – подвигал бровями в своей обычной манере Ник. – Я хотел выпить с тобой бокальчик.

– Пошёл ты, – в шутку ударила его по плечу я, боковым зрением заметив как подруга бросила колкий взгляд в его сторону. Я тут же едва заметно подняла руки вверх, давая Вике знак: «Спокойно. На твоего Ника я точно не претендую».

Ближе к половине восьмого наконец-то собрались все. У нас было негласное правило: не пить, пока группа не будет в полном составе, поэтому до прихода последнего гостя мы играли в «Правду или действие» и обменивались ожиданиями от будущего семестра.

Было весело. Наверное, именно из-за таких посиделок я и любила студенческую жизнь. Не сказать, что мы были очень дружной группой, но всякий раз, когда собирались где-нибудь раз в полгода, любые границы между нами стирались. Мы пели песни, танцевали, кричали «Халява, приди!» и просто веселились. Просто жили эту жизнь, прежде чем тяжёлое бремя учебы вновь в полную силу обрушится на наши головы.

– Слушай, Дашка, – произнес Ромыч заплетающимся языком, когда мы уже немного выпили. – А где Туре?

– А, – махнула рукой я. Портить веселье воспоминаниями о Туре совершенно не хотелось. – Долгая история. Как-нибудь в другой раз расскажу.

– Так нечестно! – громкая музыка перекрикивала слова Ромыча. – Когда меня Кристина бортанула, я тебе сразу рассказал! Как настоящему другу!

– Тут громко! – прокричала я в ответ. – Плохо слышно!

– Тогда пойдём на балкон, покурим.

– Я не курю, ты же прекрасно это знаешь.

– Тогда я покурю, а ты постоишь.

– Ладно, пошли, ты же не отстанешь.

Друг протянул мне толстовку, и мы вышли на общий балкон. Оттуда как раз возвращались Лина и Марго. Ромыч достал сигарету и закурил. Клубы табачного дыма ударили в лицо, и я невольно поморщилась.

– Ну, рассказывай.

– Да расстались мы, что тут рассказывать…

«Глаза по пять рублей» – в тот момент это точно было про Ромыча.

– Че-го?! Расстались? Вы? Да ты шутишь! Вы же сладкая парочка твикс! Вы и «расстались» – понятия, существующие в двух разных вселенных, которые никогда не пересекутся.

– Увы, уже пересеклись… – задумчиво проговорила я.

– Да ладно! Да не может быть! Что случилось-то хоть?

– Он уезжает в Швецию. Навсегда. У отца там новая работа. Написал записку о том, что уезжает, что нам нужно расстаться и что наши отношения себя изжили, сопроводил это пафосной цитатой из «Гранатового браслета» и кинул в мой почтовый ящик.

– Уезжает… – протянул Ромыч. – Ситуация сложная. Я бы даже сказал, патовая. С одной стороны, против родителей не попрешь. Но с другой, да будь у меня такая девушка, как ты, я бы любую Швецию на тебя променял. Дурак. А сообщить о расставании в письме – это же вообще удел слабаков! Даже мужества не нашёл тебе об этом лично сказать! – кажется, в парне вскипела злость. По крайней мере, его эмоции выглядели искренними.

– Ладно тебе, Ром, что произошло, то произошло. Он сделал свой выбор.

В душе я сама себе усмехнулась. Надо же, как мастерски удается делать вид, будто мне абсолютно все равно!

– И все равно паршивый поступок.

Еще несколько минут мы стояли в тишине, смотря как сторож парка, на который выходили общие балконы, закрывает ворота. Докурив сигарету, Рома потушил бычок о перила и запустил его в бездну.

К тому времени, как мы вернулись из обители тишины, все мало-помалу разбились на небольшие компании. Подружки Лина, Катя и Марго стояли около окна и что-то бурно обсуждали, изюминка нашей группы – сестры-близняшки Ирина и Марина вместе с Машей Кудряшовой отжигали под новую песню популярного исполнителя, а чуть в сторонке от них, сосредоточившись на светящемся экране, Анжела что-то усиленно печатала в телефоне. Наверное, очередное любовное послание своему парню, который в этом году не поступил в университет в нашем городе и был вынужден вернуться в родной посёлок.

– А где Ник? – поинтересовался Ромыч, перекрикивая музыку.

– Ты спрашиваешь так, будто не я сейчас стояла с тобой на общем балконе! Кстати, Вики тоже нет.

– Погнали выпьем, что ли, – с этими словами друг потянул меня на кухню.

Но до туда мы так и не дошли. Точнее сказать, застыли в проходе. Увидеть происходящее на кухне не входило в наши планы: около барной стойки, прильнув друг к другу, стояли Ник с Викой и самозабвенно целовались.

Мы простояли около минуты, не смея разорвать их идиллию и в то же время слишком поражённые, чтобы уйти. Но в какой-то момент Вика отстранилась, полезла в карман пиджака, достала телефон и только после этого заметила нас. В тот момент наши с ней взгляды встретились. Ее глаза ясно дали понять: «Все расскажу позже!» Никто из этих двоих не выражал даже жалкого подобия смущения.

– Из деканата звонят, – пояснила подруга. – Где здесь, блин, самое тихое место?

– Иди на общий балкон, – посоветовал из личного опыта Ромыч, – там тихо.

Вика тут же испарилась. Еще с несколько секунд мы стояли молча, прежде чем Ник решил наконец покинуть кухню.

– Отойди, Ромыч, – слегка пихнул он друга. – Пройти мешаешь.

– Сегодня меня уже точно ничем не удивишь… – едва слышно протянул Рома. – Так, Дашка, мы кажется выпить собирались?

– У нас с Викой вино уже кончилось, – пожала плечами я. – Так что я на сегодня все.

– Да ладно тебе! Третий курс начинается, какой «все»? У нас с Ником есть кое-какие запасы, сейчас все будет.

Лишь с третьего раза он нашёл нужный шкаф, где у парней хранились несколько бутылок вина, две бутылки водки, бутылка виски и еще какой-то напиток, названия которого я не знала. Ромыча изрядно пошатывало: градус алкоголя в крови поднялся до приличных значений.

– Слушай, к бокалам тебя подпускать точно нельзя. Разнесешь все, как слон в посудной лавке. Скажи, где, я сама достану.

– А, ну, это… Вон там. Или там. Не помню, найди сама, Даха.

«Ясно», – пробурчала я у себя в голове, и стала методично обследовать каждый шкаф в кухне Разумовского. К счастью, это не заняло много времени.

– Ты тоже будешь, достать на тебя?

– Не-е, ты чего. Градус понижать негоже, у меня своё лекарство, – и с этими словами он высоко поднял полупустую бутылку виски и доверху наполнил стоявший рядом с ней стакан.

– Тебе плохо не будет, дружище? – я с ужасом посмотрела на желтовато-коричневый напиток, плескавшийся в его стакане.

– От виски бывает только хорошо!

– Тяжёлый случай, – пробурчала я, налила себе вино и поспешила вернуться к остальным.

Ромыч оставил мою скромную компанию и переключился на Ирину с Мариной, я же решила присоединиться к девчонкам у окна: они бурно обсуждали, насколько их бесят «некоторые курицы» с потока. Все мы, девочки, иногда любим посплетничать, особенно когда в голове играет вино.

А потом громкая музыка вдруг затихла, и комната погрузилась в оглушительную, давящую тишину. Все разом мы обернулись. В комнате стояла Вика. Ее палец лежал на кнопке магнитофона, а под глазами красовались две чёрные дорожки потекшей туши. Она…плакала?

– Что за… – начал было Ромыч, но Вика не дала ему договорить.

– Туре умер.

Тишина, которая воцарилась в комнате, усилилась в сотни, тысячи раз. Казалось, еще секунда – и от нее разорвёт голову. Лишь часы с кукушкой, сделанные «под старину» монотонно отбивали секунды. По светло-серой стене медленно плыли тени, перемешиваясь с отсветами уличных фонарей. Казалось, этот мир поставили на паузу – все герои кино замерли, их пустые взгляды смотрели в одну общую несуществующую точку. Даже высокие тополя за окном перестали шуршать еще не опавшими листочками.

А потом в этой тишине, точно взрыв, катастрофа, цунами, которое стирает целые города с лица земли, вдруг раздался звук битого стекла. От пола отскакивали, рассыпаясь фейерверком, маленькие стеклышки. По белоснежному паркету алым пятном расплывалось вино.

Лишь спустя несколько секунд, показавшихся вечностью, я поняла, что это был мой бокал.

– Что?! – прошептала я.

– Любой обманчив звук, страшнее тишина, когда в самый разгар веселья падает из рук бокал вина… – задумчиво пробормотал Ник, цитируя песню группы «Сплин».

Кулак Ромыча просвистел в сантиметре от его уха и замер в воздухе.

– Эй, ты нормальный вообще?! – вскипел Ник, точно вышел из ступора.

Он схватил Ромыча за джемпер и развернул его к стене, готовясь нанести ответный удар.

– Это ты ненормальный! Чертов псих! Совсем не различаешь, где твои тупые шуточки уместны, а где – нет.

– Заткнись! – вены на шее Ника вздулись. – Я все, блин, различаю! Туре был моим другом! К чему твоя бравада? Хочешь показаться хорошим? В глазах Даши? Да ты никогда не сможешь занять его место, ты, чертов дебил!

– Тебе лечиться пора! – в эту секунду Ромыч попытался вырваться, но кулак Ника сжался еще сильнее.

– Замолчите! Успокойтесь! Оба! – даже не прокричала, а проорала я. – Угомонитесь же!

И я закрыла лицо руками. Боли не было. И слез не было. Вообще ничего не было – из меня точно огромным насосом разом выкачали все эмоции.

– Черт, – Ник наконец отошёл и сел на рядом стоящий диван, уперевшись локтями в колени. – Не знаю, что на меня нашло. Туре… Туре умер… Нет, этого не может быть. Это какая-то шутка. Бред. Вика, скажи же, это шутка? Розыгрыш, да?

– Нет, – ответила подруга, и слезы новой волной покатились из ее глаз. – Это не шутка. И не розыгрыш. Нет больше Туре.

Комната снова погрузилась в тишину, лишь изредка нарушаемую лёгкими всхлипываниями Вики. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем она смогла заговорить вновь.

– Позвонили из деканата. Сказали, что Туре больше не будет с нами учиться. В доме его семьи случился пожар. Кажется, загорелась проводка. В их квартире… – подруга снова всхлипнула. – Когда потушили огонь, было уже поздно. В их квартире нашли два тела.

– Два тела… – в растерянности повторила я.

– Туре и его отец. Отец задохнулся, а он…он… – из-за рыданий Вике было сложно говорить. – Он сгорел заживо.

Комната снова погрузилась в тишину.

– Это произошло два дня назад, но сказали только сейчас, – продолжила подруга, чуть совладав с эмоциями. – Похороны завтра. Наша группа освобождается от занятий.

– Но пожар… Об этом ведь даже не писали в новостях, – стабильно каждое утро я читала местные новости.

Вика лишь пожала плечами.

– Та записка, которую он отправил тебе, – задумчиво проговорил Ромыч, – он расстался с тобой перед самой смертью. Он будто знал, что погибнет.

– Записка? – в голосе Ника сквозило непонимание.

– Потом расскажу, – отмахнулась Вика.

И именно тогда до меня наконец дошло: Туре умер. Кажется, все это время я даже не в полной мере понимала, что здесь вообще происходило. И поняла лишь сейчас. И в этот же миг на меня тяжёлым камнем обрушилось горе. Сковало по рукам и ногам. Из глаз потекли солёные слезы. Стекали по щекам, падали на грудь, оставляли следы на шее и лились, лились, лились, точно их запас в моем теле был нескончаем.

Затуманенным от слез взглядом я не видела, как ко мне подошла Вика. Я поняла это уже тогда, когда она положила свои руки мне на плечи. Новый приступ горя окутал с еще большей силой, и так, в полнейшей тишине, мы просидели целую вечность, прежде чем Катя сказала:

– Наверное, нам лучше пойти.

Я не слышала и не видела ничего вокруг. Не слышала, как один за другим уходили ребята. Как Рома допил свой стакан виски. Как в темной квартире включили свет. Как уносили посуду на кухню, как складывали бутылки в мусорный пакет. Существовали лишь двое: я и мое горе.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я снова вернулась в реальность. Час? Два? Вечность? Вика все так же сидела рядом и гладила меня по спине. Ник расположился на противоположном конце дивана и закурил. Судя по количеству бычков в стоящей около него пепельнице – далеко не первую сигарету. Рома мерил комнату шагами от угла до угла.

– Слушай, Ромыч, может ты сядешь, а? Глаза мозолишь!

Ромыч лишь одарил друга презрительным взглядом.

– Ром..

В ответ на мой голос все встрепенулись. Кажется, никто уже не ожидал моего «оживления».

– Ты правда думаешь, что та записка…она была не случайной?

– Да что там у вас за записка? – вновь спросил Ник.

– Да так…мы расстались недавно, – и я повторила все, что недавно рассказала другу на балконе.

Ромыч лишь пожал плечами:

– Это может быть совпадением. Но если это так, это чертовски стремное совпадение.

– Не поджег же он проводку в собственном доме, чтоб устроить пожар, в конце концов, – заметила Вика. – Если здесь и есть какой-то скрытый смысл, то он явно в другом.

– А мне кажется, – вступил в разговор Ник, – он любил тебя. И все, что там написано, в этой вашей записке, это все ложь. Он написал это для того, чтобы тебе было легче отпустить его. И ему тебя тоже. Перед отъездом в Швецию, а не перед смертью. Но потом случилось непредвиденное.

Как бы хотелось, чтобы Ник оказался прав. Но даже если это действительно так, это все равно больше не имело никакого значения. Туре мёртв. Какая разница. На самом ли деле он меня разлюбил – эта тайна навечно уйдёт с ним в могилу.

– Нам тоже пора. Вы, наверное, спать хотите, – нашла в себе силы произнести я, хотя идти куда-то именно сейчас – меньшее, чего мне хотелось.

– Бред. Оставайтесь у нас. Мы расстелем вам в комнате Ромыча, а его выселим на пол в гостиную.

– А может, тебя выселим? Хотя он прав, девчонки. Оставайтесь. Ради вас я даже готов и правда расстаться со своей любимой тёплой кроваткой. Но только ради вас!

– Ребята правы, – согласилась Вика. – Нечего нам сейчас ехать. Да и некуда.

Я слегка улыбнулась. Наверное, если бы не друзья, пережить эти часы мне было бы в сотни, тысячи раз труднее.

Ромыч, несколько минут назад усевшийся на пол, встал и куда-то исчез, а спустя какое-то время вернулся, держа в руках нечто наподобие книги.

– Это альбом, – пояснил друг. – Смотрите, это был конец первого семестра, последняя пара. Помните?

Мы все придвинулись ближе, чтобы разглядеть. С фотографии смотрели тринадцать гордых и счастливых лиц в белых халатах: двенадцать нас и один преподаватель. Здесь Лина еще носила брекеты, Анжела не успела перекраситься в блондинку, а Ира стояла в больших дурацкой формы очках. Сейчас она сменила их на линзы.

Но красивее всех на фото вышел Туре. Он стоял позади преподавателя, высокий, статный, красивый, с густыми каштановыми волосами. Улыбка на его лице сияла в тон нашим халатам. Казалось, с того дня он совсем не изменился: в моей памяти он навсегда останется таким же счастливым и свободным, как на этой фотографии.

– Ты хранишь альбомы с фотографиями? – улыбнулась я.

– Ромыч у нас всегда одной ногой на шаг позади.

– Вообще-то, печатные фотки – это круто, – оскорбился друг. – Если твоя пустая голова этого не понимает, то ты просто бесчувственный сухарь, который не умеет видеть прекрасное в обычных вещах.

Ник лишь презрительно хмыкнул.

– Я думаю, нам нужно устроить что-то вроде…поминок? Нет, звучит отвратительно. Что-то вроде вечера памяти, – предложил Ромыч. – Прямо завтра, после похорон. Соберёмся все. Вспомним все хорошее, что нас связывало. Посвятим ему песню. Мне кажется, нам всем это нужно.

– Это хорошая идея. Я спрошу в деканате, возможно, нам даже выделят аудиторию.

– Если они этого не сделают, это будет высшей степени кретинизм, – отметил Ник.

Мы пошли спать, когда фонари за окном начали гаснуть, а где-то на горизонте забрезжил рассвет. Времени на сон оставалось не так много, но спать все равно не хотелось.

Парни на самом деле постелили нам в комнате Ромыча и даже любезно дали свою одежду. Специальных средств для снятия макияжа у них, разумеется не было, но сейчас для этой цели отлично подошло и обычное мыло.

Вика легла рядом и положила голову мне на плечо.

– Ты как? – спросила она.

– Жить можно. Просто это…это все свалилось так неожиданно.

– Смерть в принципе никогда не ожидаешь.

– Кажется, на втором курсе ты ненавидела философию, – впервые за это время улыбнулась я.

– И правильно делала. Скука смертная для ленивых. Предмет обо всем и ни о чем одновременно. Тьфу.

Я улыбнулась еще шире. Как хорошо, что даже в такие тяжёлые минуты мы не утратили способности шутить.

– Что у вас с Ником? – спросила я, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о произошедшем.

– Он классно целуется.

– Это мы с Ромычем и без слов поняли.

– Я думаю… Не знаю, все сложно. Да и как-то не до этого теперь.

– А мне с первого курса казалось, что ты ему нравишься, – постаралась все же поддержать разговор я. – Хоть иногда он и вел себя как полнейший идиот.

– Не знаю, Даш, не знаю…

Через несколько минут подруга заснула, а я еще долго лежала и размышляла о том, что произошло.

Я думала, что этой ночью не смогу уснуть, но из-за слез веки налились свинцом и я даже не заметила, как под тяжестью веса опустились сами собой. Я погрузилась в пропасть, чёрную, глубокую, бездонную и совершенно без сновидений. Впервые после нашего расставания я так крепко спала. В медицине это называется «компенсаторно-приспособительная реакция» – организм просто хотел спрятать меня от стресса. Как бы я хотела спрятаться от него навечно. Или хотя бы на завтра – завтра будут хоронить Туре, и я не уверена, что смогу это вынести.

Глава 5

ДАША

Наверное, организм все еще пытался вытащить меня из ямы, но на похоронах я держалась стойко. Думала, что не смогу пробыть и пяти минут, прежде чем меня разорвёт от отчаяния, но сосуд боли вперемешку с эмоциями опустошили. Лишь на дне оставили пару капелек. Для приличия.