Текст книги "Темная Башня"

Глава 3
Телефонный звонок Эдди

1

Эдди вернулся в автомобиль Джона Каллема в состоянии, в каком подростком приходил в себя после кошмарного сна: в смятении, тяжело дыша от страха, совершенно дезориентированный, не понимающий, кто он, не говоря уж о том, где находится.

Ему потребовалась секунда, чтобы осознать, что он и Роланд парят в воздухе, крепко обнимая друг друга, словно еще не рожденные близнецы в чреве матери, только чрева никакого не было. Перед его глазами плавали ручка и скрепка для бумаги. А также желтая пластиковая коробочка, в которой он узнал футляр для бобины с восьмидорожечной магнитной лентой. Не трать попусту время, Джон, – подумал Эдди. – Тупиковый вариант. Эту технику скоро спишут в утиль.

Что-то царапало ему шею. Потолочный фонарь кабины старенького «гэлакси» Джона Каллема? Господи, а он-то думал, что без крыльев…

И тут гравитация взяла свое, и они рухнули вниз вместе со всем, что плавало вокруг. Напольный коврик, дрейфовавший по кабине «форда», упал на рулевое колесо. Эдди грудью приземлился на спинку переднего сиденья, да так, что воздух с шумом вырвался из легких. Роланд – рядом с ним, на больное бедро. Вскрикнул от боли и начал перелезать на переднее сиденье.

Эдди хотел что-то сказать, открыл рот, но тут в его голове раздался голос Каллагэна: Хайл, Роланд! Хайл, стрелок!

Сколько же энергии пришлось затратить бывшему священнику, чтобы голос его долетел до другого мира? А звуковым фоном, едва различимым, но слышным, служили звериные, торжествующие крики. Не слова – завывания.

Широко раскрытые, изумленные глаза Эдди встретились с блекло-синими глазами Роланда. Он схватил левую руку стрелка, подумав: Он уходит. Великий Боже, я думаю, отец уходит.

Найди свою Башню, Роланд…

– …и взойди на вершину, – выдохнул Эдди.

Они вновь находились в автомобиле Джона Каллема, припаркованном, пусть и криво, на обочине Канзас-роуд, в тени деревьев, в предвечерний час летнего дня, но Эдди по-прежнему видел перед собой оранжевый дьявольский свет ресторана, не ресторана вовсе, а людоедского логова. Мысль о том, что такие места существовали, что люди ходили мимо их тайного убежища каждый день, не зная, что творится внутри, не чувствуя жадных глаз, которые, возможно, уже наметили кого-то из них в качестве очередной жертвы…

А потом, не успев продолжить мысль, Эдди вскрикнул от боли, когда воображаемые зубы вонзились в шею, щеки, бока, губы обожгло, как крапивой, мошонку сжало. И продолжал кричать, отмахиваясь свободной рукой, пока Роланд не схватил ее и не опустил.

– Прекрати, Эдди. Прекрати. Их нет. – Пауза. Связь оборвалась, боль исчезла. Роланд, конечно, был прав. В отличие от отца Каллагэна им удалось выбраться из «Дикси-Пиг». Эдди увидел, что глаза Роланда блестят от слез. – Он тоже ушел. Отец.

– Вампиры? Ты понимаешь, людоеды? Они… они?.. – Эдди не смог закончить фразу. Не смог заставить себя спросить вслух: «Неужто отец Каллагэн стал одним из них?»

– Нет, Эдди. Вовсе нет. Он… – Роланд достал из кобуры револьвер. Сталь поблескивала в предвечернем свете. Ткнул ствол под подбородок, выразительно посмотрел на Эдди.

– Он от них ушел, – договорил Эдди.

– Ага, и как же они на него обозлились.

Эдди кивнул, внезапно почувствовав, что совершенно вымотался. И раны вновь разболелись. Нет, запульсировали от боли.

– Хорошо, – кивнул он. – А теперь убери эту штуковину куда положено, а то и сам застрелишься. – Когда Роланд вернул револьвер в кобуру, добавил: – Что с нами произошло? Мы уходили в Прыжок или было еще одно лучетрясение?

– Думаю, в какой-то мере и первое, и второе, – ответил Роланд. – Есть такое явление, называется авен кэл. Что-то вроде приливной волны, которая бежит вдоль Тропы Луча. Нас она и подняла.

– И позволила увидеть то, что мы хотели увидеть.

Роланд поначалу задумался, потом решительно покачал головой:

– Мы увидели то, что хотел показать нам Луч. Место, куда хочет нас направить.

– Роланд, ты изучал все это мальчишкой? Этот старичок Ванни читал тебе лекции… ну не знаю, о строении Лучей и Колдовской радуги?

Роланд улыбался.

– Да, полагаю, нас учили и тому, и другому на уроках истории и сумма логикалес[13]13
  Сумма логикалес (Summa Logicales) – свод основ логики.


[Закрыть].

– Логика-что? – переспросил Эдди.

Роланд не ответил. Он смотрел в окно автомобиля Каллема, все еще пытаясь прийти в себя, как в прямом, так и в переносном смысле. Труда это не составляло, особенно здесь; эта часть Бриджтона очень уж напоминала ближайшие окрестности одного пустыря на Манхэттене. Потому что и здесь был генератор. Не сэй Кинг, как поначалу думал Роланд, а потенциал сэя Кинга… то, что он сможет создать, будь у него достаточно времени и места. А может, Кинг тоже несся на авен кэл, может, создал волну, которая его и подняла?

«Человек не сможет вытащить себя за свои же стремена, как бы ни старался», – учил Корт Роланда, Катберта, Алана и Джейми, когда они только-только научились ходить. Говорил он уверенно-радостным голосом, который, однако, становился все строже по мере того, как последние его ученики взрослели, приближаясь к испытанию, доказывающему их право зваться мужчинами. Но, возможно, насчет стремян Корт ошибался. Возможно, при определенных обстоятельствах человек мог вытащить себя за свои же стремена. Или родить вселенную из своего пупа, как вроде бы удалось Гану. А чем Кинг, пишущий истории, не создатель? Если уж на то пошло, творение – сделать что-то из ничего. Это тебе и увидеть мир в песчинке, и вытащить себя за свои же стремена.

Но что это он делает? Сидит, погрузившись в философские размышления, когда два члена его ка-тета неизвестно где.

– Трогай эту повозку с места. – Роланд пытался игнорировать звучащее в голове приятное гудение, то ли голос Луча, то ли голос Гана-Творца, он не знал. – Поедем в этот Лоувелл, на Тэтлбек-лейн, и посмотрим, не сможем ли попасть туда, где находится Сюзанна.

И не одна Сюзанна. Если Джейку удалось убежать от этих монстров в «Дикси-Пиг», он наверняка попытается добраться до той палаты, где они ее видели. В этом Роланд нисколько не сомневался.

Эдди взялся за рукоятку коробки передач (волна пришла и ушла, а двигатель старенького «форда-гэлакси» Каллема продолжал работать, как ни в чем не бывало)… и убрал руку. Повернулся к Роланду, мрачно посмотрел на него.

– Что гнетет тебя, Эдди? Что бы это ни было, выкладывай побыстрее. Роды идут… может, ребенок уже родился. И тогда она станет лишней.

– Я знаю, – кивнул Эдди. – Но мы не можем ехать в Лоувелл. – Он поморщился, словно слова эти причинили ему физическую боль. Роланд решил, что так оно и было. – Пока не можем.

2

Они какое-то мгновение посидели, вслушиваясь в гудение Луча, в котором иногда проскальзывали чьи-то веселые голоса. Смотрели на сгущающиеся тени деревьев, в которых мелькали миллионы лиц и историй. О, ты можешь сказать, ненайденная дверь, ты можешь сказать, о, потерянная.

В глубине души Эдди ожидал, что Роланд сейчас закричит на него, может, и ударит, как поступал старый учитель стрелка, Корт, когда его ученики что-то делали медленно или неправильно. Эдди этого даже хотел. Хороший удар в челюсть – Шардик подтвердил бы – мог прочистить мозги.

Да только путаница в голове – не беда, и ты это знаешь, – подумал он. – У тебя в голове больше порядка, чем у него. В противном случае ты бы давно покинул этот мир и направился на поиски жены.

Наконец Роланд заговорил.

– Что теперь? Это? – Он наклонился и поднял сложенный лист бумаги, исписанный убористым почерком Эрона Дипно. Роланд посмотрел на листок, потом бросил на колени Эдди, недовольно поморщившись.

– Ты знаешь, как сильно я ее люблю, – устало прошептал Эдди. – Ты знаешь.

Роланд кивнул, но не повернулся к нему. Продолжал смотреть на свои разбитые пыльные сапоги и грязный пол у переднего пассажирского сиденья. Эти опущенные глаза, этот взгляд, который не обращался к нему, а ведь для него Роланд из Гилеада практически превратился в живого бога, чуть не разбили Эдди Дину сердце. Тем не менее он не отступился. Если раньше они и могли допускать ошибки, то теперь лишились такой возможности. Потому что игра подходила к концу.

– Я бы поспешил к ней прямо сейчас, если б думал, что это правильный шаг. В эту самую секунду, Роланд! Но мы должны закончить наши дела в этом мире. Потому что этот мир – однонаправленный. Покинув сегодня, 9 июля 1977 года, мы уже никогда не сможем вернуться сюда. Мы…

– Эдди, об этом уже был разговор. – Стрелок по-прежнему не смотрел на него.

– Да, но ты это понимаешь? Можно выстрелить только раз, бросить только одну рису. Вот почему мы и приехали в Бриджтон! Видит Бог, мне захотелось поехать на Тэтлбек-лейн, как только Джон Каллем рассказал нам об этом уникальном месте, но я подумал, что нам нужно повидаться с писателем и поговорить с ним. И я оказался прав, не так ли? – В голосе слышалась мольба. – Ты с этим согласен?

Роланд наконец-то посмотрел на Эдди, чем безмерно его обрадовал: ему и так тяжело, очень тяжело, а тут еще упершийся в пол взгляд его старшего.

– И возможно, наша задержка не будет иметь особого значения. Если мы сконцентрируемся на этих двух женщинах, лежащих на соседних кроватях, Роланд… если мы сконцентрируемся на Сюзи и Миа, какими видели их в последний раз… тогда, возможно, мы попадем в их мир аккурат в тот самый момент. Не так ли?

После долгой-долгой паузы, в течение которой Эдди боялся даже дышать, стрелок кивнул. Такого могло и не случиться, если б на Тэтлбек-лейн они нашли, как говорил Роланд, «дверь древних», потому что такие двери были «привязанными», то есть всегда открывались в одно и то же место. Но если бы где-то на Тэтлбек-лейн в Лоувелле стояла магическая дверь, оставшаяся после отхода Прима, тогда да, они могли бы попасть куда пожелали. Но с такими дверьми тоже все ой как непросто. Они убедились в этом в Пещере голосов, когда в Нью-Йорк дверь вместо Роланда и Эдди отправила Джейка и Каллагэна, тем самым порушив все их планы в Девятнадцатиландии.

– Что еще мы должны сделать? – Злости в голосе Роланда Эдди не услышал, только усталость и неуверенность.

– Точно не скажу, но могу гарантировать, что придется попотеть.

Эдди взял купчую и посмотрел на нее так же мрачно, как Гамлет взирал на череп бедного Йорика. Потом повернулся к Роланду:

– Благодаря этой бумажке мы стали владельцами пустыря, на котором растет роза. Теперь нам нужно передать этот листок Мозесу Карверу из «Холмс дентал индастриз». А где нам его найти? Мы не знаем.

– Если уж на то пошло, Эдди, мы даже не знаем, жив ли он.

Эдди расхохотался:

– Ты говоришь правильно, я говорю, спасибо тебе! Почему бы мне не развернуть автомобиль, Роланд? Вернемся в дом Стивена Кинга. Мы сможем занять у него двадцать или тридцать баксов, потому что, братец, не знаю, заметил ты это или нет, но на двоих у нас нет ни цента. А что более важно, мы можем попросить его специально для нас ввести в историю крутого частного детектива, который будет выглядеть, как Богарт, и крушить челюсти, как Клинт Иствуд. Пусть он и найдет нам этого Карвера! – Он покачал головой, словно пытался прочистить ее. В ушах звучало мягкое гудение голосов – прекрасное противоядие от отвратительного звяканья колокольцев. – Я хочу сказать, моя жена в другом мире, на волосок от смерти. Может, ее уже жрут заживо вампиры или вампировы жуки, а я вот сижу на деревенской дороге, рядом с парнем, основное занятие которого убивать людей, и пытаюсь понять, что же нужно сделать, чтобы основать эту гребаную корпорацию!

– Остынь. – Смирившись с тем, что им придется немного задержаться в этом мире, Роланд заметно успокоился. – Скажи мне, что, по-твоему, нам необходимо предпринять, прежде чем мы сможем навсегда стряхнуть с наших каблуков пыль этого где и когда.

Вот Эдди и сказал.

3

Многое Роланд слышал и раньше, но не осознавал в полной мере, в каком сложном они положении. Им принадлежал пустырь на Второй авеню, все так, но их право собственности подтверждалось одним листком, который в любом суде выглядел бы крайне неубедительно, учитывая, что оспаривать его законность будут высококлассные юристы, нанятые «Сомбра корпорейшн».

Эдди хотел переправить этот документ Мозесу Карверу, сообщив также и о том, что его крестная дочь, Одетта Холмс, пропавшая тринадцатью годами раньше лета 1977 г., больше всего на свете хочет, чтобы Карвер взял под свою опеку не только означенный пустырь, но и растущую на нем розу.

Мозеса Карвера – если он, конечно, жив – следовало убедить, и убедить исключительно словами, что жизненно необходимо включить так называемую «Тет корпорейшн» в «Холмс индастриз» (или наоборот). Убедить в большем! В том, что он должен посвятить остаток жизни (почему-то Эдди думал, что Карвер в том же возрасте, что и Эрон Дипно) созданию корпорации-гиганта с единственной целью: при каждом удобном и неудобном случае вставлять палки в колеса двум другим корпоративным гигантам: «Сомбре» и «Северному центру позитроники». Придушить их, если удастся, не дать превратиться в монстра, который оставит разрушительный след в умирающем Срединном мире и нанесет смертельную рану самой Темной Башне.

– Может, нам следовало оставить купчую у сэя Дипно, – предположил Роланд после того, как Эдди выговорился. – По крайней мере он смог бы найти этого Карвера, встретиться с ним и рассказать нашу историю.

– Нет, мы поступили правильно, забрав листок. – Как раз в этом Эдди ни капельки не сомневался. – Если б он остался у Эрона Дипно, то сейчас ветер уже разносил бы оставшийся от него пепел.

– Ты думаешь, Тауэр пожалел бы о том, что согласился на сделку и уговорил своего друга уничтожить купчую?

– Я это знаю, – ответил Эдди. – Но даже если бы Дипно устоял перед уговорами давнего друга, не поддался бы бесконечным: «Сожги его, Эрон, они вынудили меня поставить подпись, а теперь они точно меня обманут, ты это знаешь не хуже моего, сожги его, а потом мы вызовем полицию, чтобы она разобралась с этими хмырями…» – ты думаешь, Мозес Карвер поверит такой безумной истории?

Роланд невесело улыбнулся:

– Я думаю, Эдди, дело не в том, поверит он или нет. Если уж на то пошло, какую часть нашей безумной истории слышал Эрон Дипно?

– Маленькую. – Эдди закрыл глаза, потер их. Сильно. – Я знаю только одну особу, которая может убедить Мозеса Карвера сделать то, о чем мы собираемся его попросить, но она занята в другом месте. В 1999 году. А к тому времени Карвер точно умрет, как и Дипно, а может, рухнет и сама Башня.

– А как нам обойтись без нее? Что бы тебя устроило?

Эдди думал о том, что Сюзанна, возможно, смогла бы вернуться в 1977 год без них, поскольку там еще не побывала. То есть появлялась во время Прыжка, но Эдди полагал, что это не в счет. Впрочем, он опасался, что доступ в 1977 год ей закроют, потому что она из одного ка-тета с ним и Роландом. Или по каким-то другим причинам, которых Эдди не знал. Не привык вчитываться в те пункты договора, что набирались мелким шрифтом. Он повернулся к Роланду, чтобы спросить, а что думает он, но стрелок заговорил, прежде чем Эдди открыл рот.

– Как насчет нашего дан-тете?

И хотя термин Эдди понял – он означал «крошка-бог», или «маленький спаситель», – до него не сразу дошло, о ком речь. Потом понял. Разве не их дан-тете одолжил им автомобиль, в котором они сидели в этот самый момент?

– Каллем? Ты говоришь о нем, Роланд? О парне, коллекционирующем бейсбольные мячи с автографами?

– Ты говоришь правильно. – Сухой тон Роланда свидетельствовал о легком раздражении. – Избавь меня от своих восторгов по поводу этой идеи.

– Но… ты же велел ему уехать. И он согласился!

– Очень ему хотелось навестить своего друга в Вермонте?

– Монте. – Эдди не смог подавить улыбку. Однако, с улыбкой или без, он встревожился. Подумал, не вызван ли крайне неприятный скрип, который он слышал в своем воображении, движениями трехпалой правой руки Роланда, обследующей самое дно бочки с шансами на благополучный исход.

Роланд пожал плечами, как бы показывая, что ему без разницы, куда собирался поехать Каллем, в Вермонт или баронство Гарлан.

– Ответь на мой вопрос.

– Ну…

Каллем действительно не стремился к отъезду. И с самого начала повел себя так, словно он – скорее один из них, чем один из травоядных, среди которых жил (Эдди без труда отличал травоядных, поскольку сам был таким до того, как Роланд «извлек» его и начал учить жизни). Стрелки определенно заинтриговали Каллема, и ему хотелось знать, что занесло их в его маленький город. Но Роланд умел настоять на своем, и люди обычно выполняли его просьбы.

Теперь же он вновь крутанул правой рукой, демонстрируя нетерпение. Поторопись, ради своего отца. Просрись или слезай с «очка».

– Как я понимаю, ехать ему не хотелось, – ответил Эдди. – Но это не означает, что он сейчас в своем доме в Ист-Стоунэме.

– Тем не менее он там. Никуда не поехал.

Немалым усилием Эдди удалось удержать отваливающуюся челюсть.

– Откуда ты знаешь? Прикосновения, да?

Роланд покачал головой.

– Тогда как?

– Ка.

– Ка? Ка? И что ты хочешь этим сказать?

На осунувшемся лице Роланда отражалась усталость, сквозь загорелую кожу просвечивала бледность.

– Кого еще мы знаем в этой части мира?

– Никого, но…

– Значит, это он. – Роланд не повышал голоса, тем же тоном ребенку объясняли прописные истины: верх – над головой, низ – там, где ноги упираются в землю.

Эдди уже собрался ответить, что глупости все это, не более чем суеверия, но предпочел промолчать. За исключением Дипно, Тауэра, Стивена Кинга, отвратительного Джека Андолини, Джон Каллем действительно был единственным человеком, которого они знали в этой части мира (или на этом уровне Темной Башни, если вы предпочитаете оперировать такими категориями). А после того, что Эдди довелось увидеть в последние месяцы… черт, даже в последнюю неделю… мог ли он посмеиваться над суевериями?

– Хорошо, – кивнул Эдди. – Давай попробуем.

– Как нам с ним связаться?

– Мы можем позвонить из Бриджтона. Но в любой истории, Роланд, третьестепенный персонаж вроде Джона Каллема никогда не поднимается со скамьи запасных, чтобы спасти игру. Реализмом тут и не пахнет.

– А вот в жизни, – ответил Роланд, – я уверен, такое случается сплошь и рядом.

Эдди рассмеялся. А что еще ему оставалось делать? Ничего другого ждать от Роланда и не приходилось.

4

БРИДЖТОН ХАЙ-СТРИТ 1

ОЗЕРО ХАЙЛЕНД 2

ГАРРИСОН 3

УОТЕРФОРД 6

СУИДЕН 9

ЛОУВЕЛЛ 18

ФРАЙБУРГ 24

Они как раз миновали щит-указатель, когда Эдди обратился к стрелку:

– Пошарь в бардачке, Роланд. Посмотри, не оставили ли нам ка, Луч или кто-то еще немного мелочи для телефона-автомата.

– В бар… Ты про эту панель?

– Да.

Роланд сначала попытался повернуть хромированную кнопку на передней панели, потом смекнул что к чему, и нажал на нее. Панель откинулась. Внутри оказалось «сорочье гнездо», которое перетряхнуло во время короткого периода невесомости. Квитанции кредитных карточек, очень старый тюбик чего-то, названного Эдди зубной пастой (Роланд смог разобрать только два слова, набранные крупными буквами: ХОЛМС ДЕНТАЛ), фоттеграф маленькой улыбающейся девочки на пони, должно быть, племянницы Каллема, какая-то трубочка, похожая на взрывчатку (Эдди сказал, что это фальшфейер, сигнальный факел на случай чрезвычайного происшествия на дороге), журнал с непонятным названием, что-то вроде ЯНКМИ… и коробка из-под сигар. Роланд не смог понять слова, написанного на коробке. Подумал, что «своры». Такого слова он не знал. Протянул коробочку Эдди, у которого тут же вспыхнули глаза.

– Тут написано СБОРЫ[14]14
  Речь идет о сборах при въезде на платные дороги.


[Закрыть]. Может, ты прав насчет Каллема и ка. Открой ее, Роланд, открой, пожалуйста.

Ребенок, который, должно быть, подарил эту коробочку Каллему, снабдил ее защелкой, не дававшей крышке подняться. Роланд отвел защелку, открыл крышку и показал Эдди множество серебряных монеток.

– Этого хватит, чтобы позвонить в дом сэя Каллема?

– Да, – кивнул Эдди, – хватит, чтобы позвонить в Фэрбенкс, что на Аляске. Но все эти монетки ничем нам не помогут, если Каллем уже едет в Вермонт.

5

Одну сторону городской площади Бриджтона занимали аптечный магазин и пиццерия, противоположную – кинотеатр («Волшебный фонарь») и универмаг («Ренис»). Между кинотеатром и универмагом находился маленький скверик со скамейками и тремя телефонами-автоматами.

Эдди порылся в коробке с мелочью и выдал Роланду шесть долларов четвертаками.

– Я хочу, чтобы ты пошел туда, – он указал на аптечный магазин, – и купил мне пузырек с таблетками аспирина. Ты поймешь, что это он, когда увидишь?

– Астин. Да, я знаю, как он выглядит.

– Возьми самый маленький, какой только у них будет, потому что шесть баксов – деньги небольшие. Потом зайди в соседний дом. С вывеской «Пицца и сандвичи». Если у тебя останется не меньше шестнадцати момент, скажи, что ты хочешь hoagie[15]15
  Hoagie – сандвич (англ., сленг).


[Закрыть].

Роланд кивнул, но Эдди этим не удовлетворился:

– Хочу услышать, как ты произнесешь это слово.

– Hoggie.

– Hoagie.

– HOOG-gie.

– Ho… – Эдди замолчал. – Роланд, скажи-ка «poor boy»[16]16
  Poor boy – бедный мальчик (англ.).


[Закрыть].

– Poor boy.

– Хорошо. Если у тебя останется не меньше шестнадцати четвертаков, попроси «poorboy»[17]17
  «Poorboy» – вид сандвича, в частности, французский батон с ростбифом, салатом, ломтиками помидора и майонезом.


[Закрыть]. Сможешь сказать «lots of mayo»[18]18
  Lots of mayo – много майонеза (англ.).


[Закрыть]?

– Lots of mayo.

– Годится. Если останется меньше шестнадцати, попроси сандвич с салями и сыром. Сандвич – не бутер.

– Салами сандвич.

– Похоже. И ничего не говори без крайней на то необходимости.

Роланд кивнул. Он признавал правоту Эдди. Действительно, лучше не раскрывать рта. Людям достаточно одного взгляда, чтобы сразу понять, почувствовать в глубине сердца, что он не из этих мест. Они также интуитивно знали, что лучше уступить ему дорогу. Так что незачем усугублять их подозрительность.

Рука Роланда по привычке упала к левому бедру, когда он повернулся, чтобы вылезти из кабины, однако на этот раз нащупала пустоту: оба револьвера, завернутые в пояса-патронташи, лежали в багажнике «гэлакси» Каллема.

Но прежде чем он ступил на землю, Эдди схватил его за плечо. Стрелок повернулся, удивленно подняв брови. Выцветшие глаза уставились на друга.

– В нашем мире есть поговорка, Роланд… мы говорим, что кое-кто хватается за соломинки.

– И что это означает?

– Это самое, – устало ответил Эдди. – Чем мы сейчас занимаемся. Пожелай мне удачи, дружище.

Роланд кивнул.

– Ага, желаю. Нам обоим.

Начал отворачиваться, но Эдди вновь позвал его. На этот раз на лице Роланда отразилось легкое раздражение.

– Будь осторожен, переходя улицу. – Тут Эдди скопировал интонации Каллема. – Этих летних туристов здесь больше, чем блох на бродячей собаке. И ездят они не на лошадках.

– Не тяни со звонком, Эдди, – ответил Роланд, вылез из автомобиля и неспешно и уверенно пересек Главную улицу Бриджтона, размеренно, чуть раскачиваясь, как пересекал тысячи других Главных улиц в тысячах других маленьких городков.

Эдди проводил его взглядом, а потом направился к телефонам-автоматам. Нашел номер телефонной справочной и позвонил.

6

«Он не уехал», – уверенно заявил стрелок, говоря о Джоне Каллеме. Но почему? Потому что Каллем был последним шансом, только ему они могли и позвонить? Другими словами, их действия опять определяла эта чертова старая карга, ка Роланда из Гилеада.

После короткой паузы оператор телефонной справочной продиктовала ему номер Каллема. Эдди попытался его запомнить, он всегда хорошо запоминал числа, Генри иной раз даже называл его Маленьким Эйнштейном. Но на этот раз не решился полагаться на память. Что-то, похоже, произошло, то ли с его мыслительными процессами вообще (в это он не верил), то ли со способностью запоминать некоторые атрибуты культуры этого мира (вот с этим, пожалуй, он спорить бы не стал). Попросив повторить номер и записав его на пыльной стенке навеса над телефоном-автоматом, Эдди вдруг задался вопросом: а сможет ли он читать роман, сложатся ли для него движущиеся картинки на экране в фильм с единым сюжетом? Но разве это имело хоть какое-то значение? В «Волшебном фонаре», по соседству со сквериком, показывали «Звездные войны», и Эдди подумал: если он дойдет до конца жизненной тропы и ступит в пустошь, больше ни разу не взглянув на Люка Скайуокера или не услышав шумного дыхания Дарта Вейдера, он все равно ни о чем жалеть не будет.

– Спасибо, мэм, – поблагодарил он телефонистку и уже собрался набрать номер, когда за спиной один за другим прогремели несколько взрывов. Эдди развернулся, с гулко забившимся сердцем, уронив правую руку к бедру, ожидая увидеть Волков, охотников, даже этого сукиного сына Флегга…

Но увидел автомобиль с откидным верхом, набитый хохочущими подростками, по виду – учениками средней школы, с обожженными солнцем щеками. Один из них «отстреливал» шутихи, оставшиеся от празднования Четвертого июля, Дня независимости. В Калье Брин Стерджис их сверстники называли такие громыхалками.

Будь у меня на бедре револьвер, я скорее всего уложил бы пару этих придурков, – подумал Эдди. – Чтоб знали, как вести себя в общественном месте. Да. Пожалуй. А может, и не уложил бы. В любом случае ему пришлось признать: в более цивилизованных мирах он стал опасен для окружающих.

– Придется с этим жить, – пробормотал он, потом добавил любимое слово великого мудреца и выдающегося наркомана, адресованное решению маленьких жизненных проблем: – Заметано.

Он набрал номер Джона Каллема на допотопном телефонном аппарате с вращающимся диском, и когда голос робота – возможно, прапрапрапрапрапрабабушки Блейна Моно – попросил бросить в щель девяносто центов, бросил бакс. Почему нет, он же спасал мир.

Раздался гудок… второй… потом трубку сняли!

– Джон! – прямо-таки заорал в трубку Эдди. – Ну, слава Богу! Это…

Но голос на другом конце провода уже отвечал. И Эдди, дитя середины восьмидесятых годов, знал, что ничего хорошего это не сулит.

– …позвонили Джону Каллему из «Службы охраны и ремонта летних резиденций Каллема», – отвечал, понятное дело, голос Джона Каллема, тянущий слова с характерным выговором уроженца Новой Англии. – Мне пришлось внезапно отъехать, вы понимаете, и я не могу с определенностью сказать, когда вернусь. Если это вызовет неудобства, прошу меня извинить, но при необходимости вы можете позвонить Гэри Кроуэллу, телефон 926-5555, или Джуниору Бейкеру, телефон 929-4211…

Первоначальный испуг Эдди испарился (испа-а-рился, как сказал бы Каллем) где-то в тот момент, когда записанный нерешительный голос Каллема сообщал о том, что его обладатель не очень-то знает, когда сможет вернуться. По той простой причине, что Каллем никуда и не уезжал, находился в маленьком аккуратном коттедже на берегу Кейвадин-Понд, сидел то ли на большущем диване, то ли в одном из двух кресел. Сидел и слушал послания, которые записывались на довольно-таки примитивный автоответчик семидесятых годов. Эдди это знал, потому что… ну…

Потому что знал.

Запись не смогла скрыть нотки озорства, которое прокралось в голос Каллема на последних фразах.

– Если вы все еще хотите поговорить ни с кем, можете оставить сообщение после звукового сигнала. Только короткое.

Эдди дождался сигнала, после чего сказал:

– Это Эдди Дин, Джон. Я знаю, что вы меня слушаете, и, думаю, ждали моего звонка. Не спрашивайте, откуда я это знаю, потому что я не имею об этом ни малейшего понятия, но…

В трубке раздался громкий щелчок и послышался голос Каллема, живой голос:

– Привет, сынок, вы хорошо заботитесь о моей машине?

На мгновение Эдди даже не нашелся с ответом, потому что из-за местного выговора вопрос получился совсем другой: «Вы хорошо заботитесь о моей ка[19]19
  Каллем проглотил последнюю букву в слове car (машина), вот и получилась ka (ка).


[Закрыть]?»

– Сынок? – В голосе Каллема зазвучала тревога. – Ты на линии?

– Да, – ответил Эдди, – как и вы. Я думал, что вы собирались в Вермонт, Джон.

– Ну, вот что я тебе скажу. Такого волнительного дня у нас не было с тех пор, как в 1923 году в Саут-Стоунэме сгорел обувной магазин. Копы перекрыли все дороги, ведущие из города.

Эдди не сомневался, что местные жители могли миновать любой блокпост, предъявив соответствующее удостоверение личности, но тут у него в голове мелькнула другая идея.

– Вы хотите сказать, что не сможете выбраться из города, возникни у вас такое желание, не повстречав ни единого копа?

Последовала короткая пауза. Эдди почувствовал, что кто-то стоит рядом. Не поворачиваясь, понял, что Роланд. От кого еще в этом мире мог идти едва уловимый, но, бесспорно, запах другого мира?

– Ну, ладно, – наконец подал голос Каллем. – Может, я знаю лесную дорогу, или две, которые ведут в Лоувелл. Лето выдалось сухим – пожалуй, смогу проехать по ним на моем пикапе.

– Одну или две?

– Ну, скорее три или четыре. – Вновь пауза, которую Эдди не стал прерывать. Разговор с Каллемом доставлял ему безмерное удовольствие. – Пять или шесть. – Вновь Эдди не отреагировал. – Восемь. – И когда Эдди рассмеялся, Каллем, составил ему компанию, а потом спросил: – И что у тебя на уме, сынок?

Эдди глянул на Роланда, который протягивал ему зажатый в оставшихся пальцах правой руки жестяной тюбик с таблетками аспирина. Благодарно кивнул.

– Я бы хотел, чтобы вы приехали в Лоувелл, – ответил он Каллему. – Похоже, нам нужно еще кое о чем поговорить.

– Да, а я, судя по всему, это чувствовал, только не головой, а сердцем, потому что в голове вертелась мысль: «Скоро я уеду в Монпелье». Однако находил какие-то мелкие поводы, чтобы задержаться подольше. Если б ты позвонил пятью минутами раньше, линия была бы занята. Я говорил с Чарли Бимером. Его жену убили в магазине, знаешь ли. И ее сестру. А потом я подумал: «Какого черта, приберусь-ка я в доме, прежде чем брошу чемодан в пикап и уеду». Нет, в голове ничего не было, но сердцем я все-таки ждал звонка с того самого момента, как проводил вас. Где вы будете? На Тэтлбек-лейн?

Эдди вскрыл тюбик, с жадностью посмотрел на таблетки. Торчок навсегда остается торчком, рассудил он. Даже если соскочил с иглы.

– Ага, – кивнул он, коснувшись языком щеки; он отлично научился имитировать местные диалекты с той поры, как повстречался с Роландом в самолете авиакомпании «Дельта», идущим на посадку в аэропорту Кеннеди. – Вы говорили, что Тэтлбек-лейн – двухмильная дорога, которая обоими концами упирается в шоссе номер семь, не так ли?

– Говорил. На Тэтлбек такие красивые дома. – Короткая, раздумчивая пауза. – Правда, многие продаются. В последнее время там появилось очень уж много приходящих. О чем я, кажется, уже упоминал. Людей они нервируют, а богатые могут позволить себе переехать из тех мест, где что-то мешает им спокойно спать по ночам.

Больше Эдди ждать не мог. Взял три таблетки аспирина и бросил в рот, наслаждаясь горечью, которые они оставили на языке. Боль, конечно, доставала его, но он мог бы выдержать и куда как более сильную, если б ему удалось получить весточку от Сюзанны. Но она не давала о себе знать. У него возникла мысль, что линия связи между ними, и без того ненадежная, перестала существовать после рождения чертова ребенка Миа.