Книга: Способный ученик - Стивен Кинг

Для ребенка весь мир — лаборатория. Надо разрешить ему изучить все ее закоулки. И если у ребенка нормальная обстановка в семье и любящие родители, он будет сильнее и выдержит удары, полученные в незнакомых углах.

Цензоров обвыли воем. Я ж другою мыслью ранен: жалко бедных, каково им от прочтенья столькой дряни?

И не удивляюсь, что вариант без цензуры издали только в 90-ых. Как раз тогда самую наимерзопакостнейшую чернуху и издавали. Нет, вот правда, если советские цензоры вымарали первый эротический сон Тодда - святые люди, ё-моё, грудью на амбразуру заслонили остальных граждан от этой блевотины. И я, конечно, тоже за свободу слова и, вроде бы, согласен, что как автор написал произведение, в таком виде его и надо оставлять... но всё равно - святые люди. Вот прочитал бы я это при СССР, не ведая, что этакую пакость вымарали, и не тошнило бы меня потом неделю подряд. И поскольку с Кингом у меня всё-таки лавхейт, не безоговорочно он один из моих любимых писателей, то позволю себе и поругать. В первую очередь - да, мерзость; вот забыл я, что лавхейт у меня с этим писателем не только потому, что от некоторых его ужастиков у меня крыша начинает протекать сильнее, но и потому, что в ранних его произведениях нередко встречается мерзость ради мерзости. Излишняя. Совершенно необязательная для сюжета и раскрытия персонажей. И можно, конечно, сказать, что зачем я тогда вообще читаю Кинга (а не исключительно Оскара Уайльда, профессора Толкиена и Эллис Питерс), если такая дрянь, как вышеупомянутый эротический сон Тодда, не вызывает у меня ничего, кроме рвотного рефлекса, - но вот так вот, лавхейт остаётся лавхейтом, и зачастую Кинг всё же пишет для меня интересно, а те его произведения, что перечислил выше, я вообще люблю нежной любовью (да, ещё "Роза Марена" очень нравится). И - вот да, расслабился. Давно не попадалось мне у Кинга этой самой мерзости ради мерзости. А если и попадалась, то, чёрт побери, не настолько отвратная. Ещё, насколько мне известно, в отцензуренном варианте вымаран эпизод с убийством кота. Он не скажу что был омерзительным, но для сюжета тоже не слишком важен, а кота мне было слишком жаль, поэтому без него я тоже предпочёл бы обойтись. В целом. В целом скажу так: в фильме действительно получился "способный ученик", взращённый, можно сказать, идеями нацизма. Хитрый, безжалостный - но при этом, что примечательно, не омерзительный, не омерзительны ни он, ни старый фашист. Когда я смотрел фильм, то чувствовал пугающий холодок - дескать, а мне ведь тоже Третий рейх интересен, вдруг и во мне какие-то задатки фашиста есть? А вдруг? Меня, конечно, не подробности жутких издевательств над людьми интересуют, но вдруг?.. И именно этим фильм чертовски хорош. Ни убавить, ни прибавить. В конце фильма Тодд не сходит с ума и никого не убивает, а хитроумно выкручивается из сложной ситуации. И убийство бродяги в фильме было только одно - того, который шантажировал Дюссандера. Убийство по необходимости, так сказать. В повести - в повести Тодд просто извращенец и потенциальный маньяк. Читая, я совершенно не считал, что его сделал таким интерес к фашизму - могло бы толчком послужить и чтение комиксов про Бэтмена, и что угодно другое. Он просто мразотный малолетний извращенец с проблемами в сексуальной сфере (как у большинства извращенцев), и после его чёртова эротического сна меня от него с души воротило. Понимаю, что так, наверное, Кинг и задумывал, но - честно, настолько воротило, что едва заставил себя дочитать до конца. Бродяг они с Дюссандером в повести убивали пачками. Типа в Дюссандере пробудили жестокость воспоминания о фашистском прошлом, а Тодд... ну, с Тоддом мы уже разобрались. Но, опять же, это в фильме я видел, что воспоминания начали пробуждать в Дюссандере фашиста, а в повести они просто начали пробуждать в нём жажду крови. Но - каждый ли фашист, начав вспоминать своё прошлое, стал бы серийным убийцей? Что-то мне кажется, что едва ли. Да и тот же Дюссандер - в нём же, вроде, изначально жажды убийств и не было, и когда он был фашистом, то считал, что "просто служба такая", разве нет? Вот что кошмары начали от воспоминаний сниться, в это я охотно верю; а так - снова-таки дело в первую очередь не в фашизме, а в задатках серийных маньяков. У обоих. Только Тодд ещё и грёбаный сексуальный извращенец. Ещё мне хочется сказать, что якобы идеальная семейка, в которой сын называет мать "Моника-детка", ненормальна уже благодаря одному этому факту, но, думаю, это Кинг тоже так и задумал. Вот что мне в повести понравилось, так это то, что под конец полиция всё-таки докопалась до истины. Хоть и, в общем-то, поздно. И что самое худшее - чем ближе к концу, тем мне было скучнее. Повесть невыносимо затянута, её точно стоит сократить вдвое. Убивают они этих бродяг, убивают, убивают, убивают... учится Тодд в школе, учится, ходит к старику-фашисту, ходит... А на колу висело мочало, а не начать ли нам всё сначала. Несколько раз я эту небольшую повесть порывался бросить - в первый раз после поганого эротического сна, а потом просто потому что уже надоело. Вообще, конечно, Дюссандер бродяг убил "всего" пятерых (сколько убил Тодд - не помню), но живут они, как я понимаю, не в мегаполисе, а если в небольшом городе два маньяка убьют по пять человек (хоть бродяг, хоть кого) - это всё равно гора трупов. А главное то, что при прочтении это действительно было затянуто, однообразно и скучно. И да, я понимаю, что ранний Кинг даже в реалистичные свои произведения часто впихивал мистические ужасы хотя бы в виде чьих-то снов или фантазий (хоть и не всегда - и вот когда не впихивал какие-нибудь ночные кошмарики по принципу лишь бы впихнуть, мне нравится гораздо больше; пусть впихивает туда, где мистические ужасы идут основой сюжета), но в данной повести, в случае со старым евреем, мне это было точно лишним. Да, я понимаю, что Кинг. Но я хотел, чтобы меня напугали фашизмом - и не замаскированными под фашизм сексуальными извращениями, как в плохом порно, и не жуткими мертвяками в чьих-то кошмарах, а фашизмом как таковым. В конце концов, ведь был же "Побег из Шоушенка" хорош именно как повесть про тюрьму? Пугал в "Зелёной миле" электрический стул, реальный электрический стул, а совсем не мистические элементы? Была "Мёртвая зона" хороша без пугалок мистикой - несмотря, опять же, на наличие мистических элементов? А если я захочу от Кинга мистики, то уж точно найду что у него почитать, и мистики там будет побольше. Вот, кстати, в "Розе Марена", где многие мистику считают лишней, мне она, наоборот, нравится. И в муже Рози хоть и не было ни одной положительной черты, и был он гадок, но бросить от гадливости книгу не хотелось. В общем - да, я считаю, что в случае "Способного ученика" фильм лучше. В нём действительно пугает фашизм, а в повести меня просто раздражали два скучных серийных маньяка и всерьёз тошнило от тоддовых эротических фантазий. И после прочтения повести аж никак не подумаешь "а вдруг и во мне интерес к фашизму зло пробудит". Ну в самом деле. Нет, бывает, что я нахожу в себе что-то общее с некоторыми книжными маньяками, но отвратительный кинговский Тодд - точно не из их числа. Хвала всем святым, что не купил в бумаге. А то ведь даже печки нет, чтоб её этой дрянью растопить.

По мере прочтения меня все больше смущали некоторые моменты. Зная, как Кинг любит углубиться в подробности повествования, я обнаруживал лишь короткие отрывистые главы, которые уж никак не ассоциировались у меня с этим писателем, ведь даже в рассказах он старается максимально погрузить читателя в детали. Но не только в этом дело. Кинг часто любит шокировать, ходить по краю, заигрывая с сексуальными темами, извращениями, убийствами и прочим, а здесь будто обходил стороной всё это, хотя тематика книги как ни какая другая чуть ли не требовала показать какую-нибудь "мерзость" в фирменном "кинговском" стиле, но увы. Сперва я подумал, что книга довольно старая и, возможно, тогда он так не писал, но стал замечать, как в тексте появляются детали, которые, казалось бы, упоминаются не в первый раз, словно вырваны откуда-то. А дочитав повесть, я и вовсе не понял один момент, на который опирался сюжет. Будто кусок текста вырвали, создав сюжетную дыру. В книге есть момент с письмом на немецком. Если кто читал, поймёт, о чём я, спойлерить не хочу. Итак, я решил поинтересоваться, в чём же дело.

Оказывается, книгу изрядно покромсали редакторы и из неё было удалено, – внимание! – больше половины текста. Причем практически во всех российских издательствах. Вот так работает цензура, друзья. А всё почему?

Видимо из-за особой жёсткости, темы нацизма, хотя, казалось бы, повесть говорит об ужасах, но ведь не призывает к чему-то подобному.

Я решил отыскать полную версию. В версии, которую я прочитал, всего 139 страниц (читал в электронке). В полной же версии – 358 (подумать только, в сокращении отсутствуют целые главы). Полную я нашёл от харьковского издательства "Платан" и называется книга "Ученик дьявола" в отличие от других изданий, хотя оригинальное название, должен признать, гораздо лучше раскрывает идею произведения.

После прочтения обеих версий я пришёл к осознанию того, как просто манипулируют человеческими чувствами, мнением и отношением к происходящему. Таким же образом работает умелый монтажёр, когда ему нужно вырезать неудобную сцену. Я задал себе вопрос: можно ли создать книгу, не написав ни строчки? Ответ — можно, ведь после того, как её покромсал редактор, смысл книги изменился практически диаметрально.

Редактор не просто сократил книгу, выпилив из неё огромный кусок. Он просто-напросто изменил идею, смысл произведения. Если вы прочтёте обе версии, то поймёте, что разные истории и абсолютно не похожие герои. Тодд из сокращённой версии скорее – заблудшая душа. Он просто ребенок, не понимающий, что делает. Тодд из полной версии – настоящее хладнокровное чудовище, скрывающееся за маской подростка. Да и сам нацист в короткой версии выглядит простым стариком, уставшим от жестокости, почти раскаявшимся, слабым и жалким, но только не в полной версии. Кстати, в сокращённой теряется мотивация Тодда и концовка выглядит вымученно-ненастоящей.

По сути, в книге из нациста сделали чуть ли не мученика и хочется спросить, чего добивался редактор? Он убрал сцены жестокости, но вместе с тем превратил начальника концлагеря чуть ли не в жертву. Он будто оправдал убийцу там, где автор показывает его во всём своём зверином образе. Короче, хотели как лучше — получилось как всегда.

Полную версию рекомендую. Сокращённая — мусор.

Второй герой - Артур Денкер/Курт Дюссандер - первые страницы вызывает жалость. Он же просто старик, которому приходится танцевать под дудку страшного-мелкого Тодда. Кажется, что на войне Дюссандер просто делал свою работу, дабы выжить. После встречи с Тоддом, его начали мучать ночные кошмары. Жизнь превратилась в ад. Снова. Однако стоит познакомится с героем поближе. Никакой жалости не остается. ᅠᅠᅠᅠ 

Я делала небольшие пометки и вела маленькую табличку, как бы сравнивания героев, дабы выявить, кто из героев ужаснее. И резюмируя - они оба ужасно отвратительны. ᅠᅠᅠ

Пожалуй, насколько способным не был бы Тодд и насколько умным он себя не считал, он всего лишь человек. Ох, с больной фантазией, который даже в самый отчаянный момент не вызывает жалости и сочувствия. ᅠᅠᅠ

Рассказ закончился самым логичным и очевидным исходом. ᅠᅠᅠ

Эта история о том, как можно быстро и безвозвратно упасть в пропасть из-за собственной глупости и самоуверенности, и навсегда потерять свою человеческую сущность.

Формально «Способный ученик» – повествование из 30 глав, без названий, но с указанием месяца и года. Действие повести начинается летом 1974 года в вымышленном калифорнийском городе Санто-Донато, и летом в том же городе через 4 года заканчивается. Однако содержательно произведение столь явно распадается, меняя жанровый окрас, что имеет смысл разделить его на три части:

1. Психологический триллер. 13-летний отличник Тодд Бауден, начитавшись журналов о концлагерях и преступниках Третьего рейха, выслеживает в собственном городе беглого начальника концлагеря, 76-летнего Курта Дюссандера. Он угрожает сдать его полиции, если тот не будет рассказывать ему истории про нацистские эксперименты.

2. Кровавый треш. Пройдя, так сказать, теоретический курс, Тодд переходит к практике и начинает убивать бродяг в Санто-Донато и окрестностях. Воспрявший духом нацист, занимается тем же, с той разницей, что заманивает бомжей к себе в дом.

3. Детективный саспенс. Поскольку герои связаны общей тайной и Тодд боится, что Дюссандер расскажет о его нездоровом интересе, не меньше чем старик опасается, что подросток выдаст его властям, Тодд вынужден прийти на помощь Дюссандеру, чтобы скрыть следы его последнего преступления. Несмотря на это, старика изобличают, а подростка берут в оборот сотрудники спецслужб.

Кинг написал «Способного ученика» сразу после того как закончил черновой вариант «Мертвой зоны». По инерции он перенес в повесть схожую повествовательную стратегию. И там и здесь судьбы героев прослеживаются параллельно, и там и здесь – поле внутреннего напряжения создается за счет тайны, которая известна главным героям, а также внешнего несоответствия между публичным образом и истинной сутью. Так, только экстрасенс Смит знает, что народный любимец Стилсон – потенциальный тиран, и только Тодд, что неприметный пенсионер Артур Денкер – бывший начальник крупного концлагеря (равно как и Дюссандер – что за улыбкой Тодда скрывается опасный маньяк). В остальном произведения не похожи.

В мемуарах Кинг называет «Мертвую зону» удачным примером романа с продуманным сюжетом; «Способный ученик» наоборот, книга, которая сочинялась по частям, то есть Кинг, как обычно, задался своим фирменным вопросом: «А что если?». И далее «… помешанный на насилии подросток, обнаружит в собственном городе беглого нацистского преступника?». В пользу этого предположения говорит то, что писатель поместил в экспозицию только двух героев – Тодда и Дюссандера – а потом по мере сочинения текста вводил, как и следовало ожидать топорно, дополнительных персонажей. Показательным можно назвать финальный финт, когда Дюссандер оказывается в одной палате с бывшим пленником «Патэн», поляком Хейзелем. Если в изначальное допущение, что беглый нацист поселился в нескольких минутах езды от юного неонациста еще можно поверить, то второе совпадение является deus ex machina и говорит о непродуманности композиции, а также о неуклюжей попытке свести сюжетные лини, закончив повесть на эффектной ноте.

Неровно произведение и с художественной точки зрения. В повести встречаются виртуозно сделанные эпизоды, например, когда Дюссандер поворачивается спиной к Тодду и спускается в погреб за виски. Кинг синхронизирует речь старика и его действия таким образом, чтобы в кульминационный момент – Тодд собирается его столкнуть, – старик начал рассказ о том, что собрал на подростка компромат и в случае его смерти бумаги будут переданы полиции. Переиграв подростка, он наливает себе виски в обычный стакан, а Тодду в кружку, на которой изображены «герои детских мультфильмов». И произносит тост «За долгую жизнь!». Но наряду с такими взлетами, «Способный ученик» содержит и немалое количество падений. Особенно не удалась Кингу сцена, в которой отец Тодда объясняет свои жизненные ориентиры. Он вернулся с работы, скорее всего, устал, готовится ко сну и хотя по профессии не писатель, а сотрудник крупной фирмы по продажам автомобилей, развертывает перед женой натуральную микроновеллу с отсылками к собственному прошлому и затейливыми метафорами. Это долго, художественно неинтересно и психологически неубедительно.

Помимо остросюжетной истории, сшитой как Франкенштейн из кусков триллера, хоррора и детектива, Кинг включил в повесть ряд других, менее заметных, но не менее важных элементов. Сочиняя повесть, в основу которой были положены отношения нациста и тинейджера, Кинг должен был затронуть как исторические факты, так и феномен фашистской идеологии. Можно сказать, что ему это не удалось. Образ концлагеря «Патэн» и творившихся в нем зверств, всплывает в разговорах героев и кошмарах Дюссандера. Это какое-то месиво из правдивых упоминаний об экспериментах с газом и секс-меньшинствами, полумифических баек про женщин и собак, омерзительных подробностей про работников «вонючие руки», которые обследовали пленников и рукой в перчатке вытаскивали спрятанные драгоценности. Упоминаются русские солдаты, оказывается они «пили кровь немцев из сапога».

Не менее поверхностна трактовка нацизма. По Кингу это адская смесь почти библейского зла, которое априорно присуще каждому человеку и только и ждет, чтобы при неблагоприятных обстоятельствах вырваться наружу. И это тяга к садизму. Садизм движет как юным фашистом Тоддом, так и матерым палачом Дюссандером. Они начинают с малого – Тодд давит сойку, Дюссаднер запекает в печи живую кошку – но аппетиты их растут и изверги переключаются на людей, причем для Тодда садизм приравнивается к сексуальному удовлетворению. Неудивительно, что когда Брайан Сингер задумал свою первоклассную экранизацию, его не устроила такая однобоко-клиническая трактовка, и он придал ей философскую доминанту в виде идеи о сверхчеловеке.

Что касается других измерений повести – социального и этического – то они получились лучше. Социальное представлено, главным образом, бродягами; их во второй части в больших количествах убивают Тодд и Дюссандер. С одной стороны, бродяги подходили для сюжета, поскольку с точки зрения нацистов, опустившиеся мужчины, которых в США геи нередко используют в качестве дешевых проститутов, были идеальной жертвой. С другой, Кинг ненавязчиво подчеркивает их бесправие: зверски убито несколько бродяг, еще несколько пропало без вести, но полиция вяло расследует дела, пока один сообразительный бомж сам не приходит в участок, чтобы сказать: парень из газеты, вошедший в состав сборной Южной Калифорнии по бейсболу, как две капли похож на парня, которого он видел со своим другом накануне его смерти – у него такая же «классная улыбка».

И наконец, главное измерение – этическое, в него входит как ответственность родителей за воспитание подростков, так и подростков – за свои поступки. Читая повесть можно подумать, что Кинг не потрудился придать образам отца и матери Тодда стереоскопичность, такие они условные представители среднего класса: Моника постоянно занята дипломной работой, Дик – карьерой и изменами с секретаршей. Но дело не в недостатке творческой потенции, а в том, что таково было намерение писателя. Родители Тодда находятся на периферии происходящих с ним событий, потому что они не очень хорошие родители. «То есть ты не считаешь, что он проводит слишком много времени с Денкером?» – спрашивает Моника. – «Дорогая, посмотри на его оценки. Если бы они стали хуже, я бы первый сказал: «Эй, парень, все хорошо в меру, не перегибай палку». – отвечает Дик. Для них Тодд – тот самый «способный ученик», удобный ярлык, который они на него повесили и которому он должен соответствовать. Но любой подросток не статичен, он развивается и подвержен влияниям и скоро родители Тодда убедятся в этом самым трагическим образом.

Не менее внимателен Кинг и к моральному разложению Тодда. Вадим Эрлихман в книге «Стивен Кинг», противопоставляет героя романа «Ярость» школьного стрелка Чарли – юному нацисту, утверждая, что к первому герою автор испытывает сострадание, а второй, напротив, вызывает у него антипатию. Это замечание ошибочно. Кинг не стал бы посвящать 220 страниц персонажу, который вызывает у него исключительно негативные чувства, да и само погружение в личную жизнь Тодда – его одиночество, неспособность получать сексуальное удовлетворение с девушками, нарастающее безумие – говорят о том, что писатель до последнего сохранял к нему живой интерес. И только когда подросток убивает завуча «Калошу» Эда – самого симпатичного персонажа, – а потом уходит к шоссе, чтобы стрелять по автомобилям, Кинг ставит на нем крест. «Они (снайперы) сняли его через пять часов, когда почти стемнело», – последнее предложение повести, звучит как обезличенная и краткая эпитафия. Большего Тодд, окончательно превратившийся в машину для убийств, по мысли Кинга, не заслуживает.

Повесть «Способный ученик» была написана в 1977 году и впоследствии дорабатывалась. В то время американская поп-культура переживала небывалый интерес к темам концлагерей и беглым нацистским преступникам. Согласно архиву The New York Times, бестселлерами №1 становились: в 1973 году роман Фредерика Форсайта «Досье «Одесса», в котором журналист, выходит на след бывшего начальника концлагеря; в 1978 роман Роберта Ладлэма «Завещание Холкрофта» о громадном наследстве, которое получает американец от родственника-нациста, в 1979 – вершина тенденции, объемное произведение тяжеловеса американской словесности Уильяма Стайрона «Выбор Софи», где исследуется природа насилия и ужасы «Освенцима».

Не отставал и Голливуд. Романы Форсайта и Стайрона были экранизированы в 1974 и 1982 соответственно, кроме того в 1978 вышел триллер «Мальчики из Бразилии», про скрывавшегося от правосудия нациста-экспериментатора Йозефа Менгеле. На фоне такого изобилия, не трудно понять скепсис критика издания «Нью-Йорк Таймс», рецензировавшего сборник «Четыре сезона» – повесть «Способный ученик» он поставил ниже «Побега из Шоушенка» и «Тела», посетовав на картонных персонажей, плохой язык и комиксовую эстетику ряда эпизодов.

Однако теперь, по прошествии десятков лет, когда качественной беллетристики о немецких преступниках выходит немного, а уроки прошлого стали выветриваться из памяти, произведение Кинга приобрело новое звучание. Получилось, что «Способный ученик» это не только неровный триллер-хоррор-детектив, с многочисленными натяжками, мощным саспенсом и кусками дешевого треша, но и собрание нерешенных проблем. Беглые нацисты казнены, либо умерли естественной смертью на пляжах Бразилии, но успели появиться неофиты – в сети регулярно всплывают фотографии с закрытых тусовок, на которых студенты позируют в фашисткой форме. Некоторые из них дурачатся, другие – переходят от слов к делу.

За последние 15 лет только в России и странах бывшего СССР произошло несколько резонансных преступлений. «Чистильщики» в Москве и московской области, орудуя молотками и ножами убили 15 бродяг; когда молодых людей поймали, выяснилось, что делали они это не ради денег, а потому что считали бомжей биомусором; у одного из членов банды была татуировка со свастикой. На счету «Днепропетровских маньяков», двух юношей из привилегированных семей, – 21 жертва; прежде чем преступить к смертельным рейдам, они закаляли жестокость на животных, разрезая их на части; опять же один из членов банды был знаком с нацистской идеологией. Примеры можно множить и дальше, но вывод и так понятен – те тайные катакомбы, через которые по мысли Кинга в душу человека проникает зло, никуда не делись и по-прежнему ждут своего часа. Стоит родителям перестать следить за детьми и ослабить контроль, и даже самый способный ученик с пятерками в аттестате и «классной улыбкой» может сойти с правильного пути.