Текст книги "«Нью-Йорк таймс» по специальной цене"

Стивен Кинг
«Нью-Йорк таймс» по специальной цене

[1]1
  The New York Times at Special Bargain Rates // © Перевод. А. Ахмерова, 2010


[Закрыть]

Когда звонит телефон, Энн только выходит из душа, и хотя в доме полным-полно родственников – вон как шумят на первом этаже, нагрянули целой стаей, а уезжать, похоже, не намерены! – трубку никто не берет. И автоответчик не включается, а ведь Джеймс настроил его так, чтобы срабатывал после пятого гудка.

Энн обертывается банным полотенцем, подходит к прикроватному столику, чувствуя, как мокрые волосы бьют по спине и плечам, снимает трубку и говорит: «Алло». Это Джеймс. Они вместе уже тридцать лет, а ей по-прежнему хватает одного коротенького слова «Энни». Никто не умел и не умеет произносить ее имя так, как Джеймс. Целую секунду она не может ни говорить, ни дышать. Голос Джеймса настиг ее на выдохе, и Энни ощущает, что в сдувшихся, словно воздушные шары, легких не осталось воздуха. Джеймс снова зовет ее по имени. Характерной силы и уверенности в его голосе не слышно – ноги Энни подкашиваются, становятся ватными, и она садится на кровать. Банное полотенце соскальзывает, от влажных ягодиц намокает простыня. Не окажись кровать поблизости, Энни бы рухнула на пол.

Зубы клацают, и она снова начинает дышать.

– Джеймс, ты где? Что случилось?

В обычной ситуации ее голос прозвучал бы сварливо, как у матери, распекающей одиннадцатилетнего сорванца, в очередной раз опоздавшего к ужину, но сейчас она способна лишь на перепуганный шелест. Еще бы, ведь гудящая на первом этаже родня занимается организацией его похорон!

– Знаешь, я сам толком не понимаю, где нахожусь, – озадаченно усмехается Джеймс.

В затуманенном сознании Энни мелькает мысль, что он опоздал на самолет, хотя и звонил из Хитроу перед самым вылетом. Затем появляется мысль порациональнее: вопреки заверениям «Таймс» и журналистов из теленовостей, один пассажир все-таки уцелел. Джеймс выполз из-под обломков горящего самолета (и развалин многоэтажки, которую самолет сбил, оборвав жизнь двадцати четырех человек; еще некоторое время общее число погибших будет увеличиваться, а потом мир содрогнется от новой катастрофы) и с тех пор в состоянии шока бродит по улицам Бруклина.

– Как ты, Джимми? Ты… сильно обгорел? – спрашивает Энн. Спохватившись, она осознает истинный смысл вопроса, который ударяет по сознанию, словно тяжелая книга по босой ноге, и плачет. – Ты в больнице?

– Не надо! – От звучащей в его голосе доброты, от коротеньких слов, похожих на кирпичики в здании их семейного счастья, она начитает плакать сильнее. – Не надо, милая!

– Я ничего не понимаю!

– Со мной все в порядке и с большинством остальных тоже.

– С большинством?.. Значит, есть остальные?

– Да, а вот наш пилот явно не в порядке. Или он второй пилот? Короче, он постоянно кричит: «Падаем, двигатели отказывают!», а еще: «Я не виноват, скажите им, что я не виноват!»

Энни бросает в дрожь.

– Кто ты на самом деле? Прекрати издеваться! Я только что мужа потеряла!

– Милая…

– Не смей меня так называть! – Под носом висит длинная сопля. Энни утирает ее и раздраженно отбрасывает – ничего подобного она не позволяла себе с самого детства! – Сейчас сделаю автоматический возврат вызова, позвоню в полицию, и они задницу тебе оторвут, садист бесчувственный…

Все, выдохлась! Да и к чему отрицать очевидное: это голос мужа. Телефон зазвонил, едва она вышла из душа, на первом этаже его не услышали, автоответчик не сработал – все говорит о том, что вызов предназначался ей. И эти слова, «Не надо, милая!», совсем, как в старой песне Карла Перкинза!

Джеймс выдерживает паузу, будто давая ей время на раздумье, но прежде чем она собирается с мыслями, в трубке раздается писк.

– Джеймс, Джимми, ты меня слышишь?

– Да, но долго говорить не могу. Я пытался дозвониться до тебя, когда мы стали падать, наверное, поэтому и получилось. Сейчас вот другие тоже пробуют, но сотовые нас не слушаются, и ничего не удается. – В трубке снова раздается писк. – У меня телефон почти разрядился.

– Джимми, ты понимал? – Больше всего ее угнетало, что муж, пусть лишь пару бесконечных секунд, понимал, в чем дело. Другим, вероятно, представлялись горящие тела или размозженные черепа с жутко клацающими зубами или вороватые спасатели, снимающие обручальные кольца и серьги с бриллиантами с погибших, а Энни Дрисколл лишил сна образ Джимми, смотрящего в иллюминатор на стремительно приближающиеся улицы, машины и коричневые многоэтажки Бруклина. Бесполезные кислородные маски, напоминающие трупики желтых зверьков, раскрытые багажные отсеки, разлетающаяся по салону ручная кладь, чья-то бритва «Норелко», катающаяся взад-вперед по проходу между рядами… – Ты понимал, что вы падаете?

– Вообще-то нет. Все было в порядке буквально до последней минуты. Хотя мне казалось, в подобных ситуациях легко потерять счет времени.

«В подобных ситуациях», да еще «мне казалось». Можно подумать, Джеймс побывал в нескольких авиакатастрофах, а не в одной!

– Я звоню сказать, что вернусь пораньше, и к моему возвращению советую выгнать из койки федексовского курьера!

Необъяснимая страсть Энни к курьеру из «Федекса» давно превратилась в их любимую шутку. Энни снова плачет, а сотовый Джимми снова пищит, словно упрекая ее в слабости.

– Говорю же, я дозванивался тебе, но умер буквально за пару секунд до соединения, наверное, поэтому и сумел с тобой связаться. Только, боюсь, сотовый тоже скоро полусапожки откинет! – Джимми хихикает, будто ему смешно. «В один прекрасный день я тоже над этим посмеюсь, – думает Энни. – Лет через десять!»

– Черт, почему же я не поставил проклятый телефон на зарядку? – сетует Джеймс, по обыкновению обращаясь скорее к себе, чем к Энни. – Эх, совершенно из головы вылетело!

– Джимми, милый… Самолет разбился два дня назад!

Возникла пауза, и, к счастью, на сей раз сотовый не пищал.

– Правда? – наконец переспросил Джеймс. – Вообще-то миссис Кори говорила, что время здесь выделывает разные фокусы. Кто-то согласился с ней, кто-то – нет. Я вот не согласился, а миссис Кори, похоже, права.

– Ты с ней в червы играл? – спрашивает Энни.

Она слегка не в себе и словно парит над собственным полным, влажным от душа телом, но старых привычек Джимми не забыла. Во время долгих перелетов он постоянно играет в карты, криббидж или канасту, хотя больше всего ему нравятся червы.

– Да, в червы, – говорит Джимми, и сотовый пищит, точно в подтверждение его слов.

– Джимми… – начинает Энни, не уверенная, что хочет знать правду, но потом, так и не определившись, задает вопрос: – Где ты сейчас находишься?

– Похоже на Грэнд-Сентрал, только больше и пустее. Вроде тот же вокзал, но какой-то киношный, нереальный. Понимаешь, о чем я?

– Кажется, да…

– Поездов не видно и вдали не слышно, зато двери в огромном количестве. Плюс еще эскалатор, только сломанный. Весь в пыли, ступеньки разбитые. – Джеймс замолкает, а потом понижает голос, точно боясь, что его подслушают: – Многие из тех, кто летел со мной, расходятся. В основном через двери, хотя кто-то поднимается по эскалатору, я сам видел. Думаю, мне тоже придется уйти… Во-первых, здесь нечего есть. Стоит автомат со сладостями, но и он сломан…

– Милый, ты… Ты голоден?

– Чуть-чуть, зато умираю от жажды. Что угодно бы отдал за бутылку холодной «Дасани»!

Энни виновато смотрит на капельки, стекающие по голым ногам, представляет, как Джимми их слизывает, и, к огромному стыду, чувствует сексуальное возбуждение.

– Нет-нет, я в порядке, – поспешно успокаивает Джимми. – По крайней мере пока. Впрочем, задерживаться здесь нет смысла. Только вот…

– Только что? Говори, Джимми, говори!

– Не знаю, которая дверь мне нужна.

Сотовый снова пищит.

– Жаль, не проследил, в какую дверь ушла миссис Кори. Она забрала мои чертовы карты!

– Ты… Ты боишься?

Энни вытирает лицо полотенцем, которым обернулась после душа. Тогда она была свежей, а сейчас настоящая размазня: слезы да сопли.

– Боюсь? – задумчиво переспрашивает Джимми. – Нет. Разве что немного волнуюсь из-за непоняток с дверями.

Найди дорогу домой, просит Энни. Сперва нужную дверь, а потом дорогу домой. А вдруг ей не следует с ним встречаться? Призрак – далеко не самое страшное! Вдруг, открыв дверь, она увидит обугленный скелет с красными глазами в намертво приставших к ногам джинсах? Джимми ведь всегда путешествует в джинсах! Вдруг за ним увяжется миссис Кори с расплавившимися картами в искореженной ладони?

Би-ип!

– Можешь больше не страдать о красавчике из «Федекса», – подначивает Джимми. – Теперь никаких помех, если ты, конечно, не перегорела! – К своему вящему ужасу Энни хихикает. – Но больше всего мне хотелось сказать, что я тебя люблю, и…

– Джимми, милый, я тоже тебя…

– …осенью не позволяй сыну Маккормака чистить водосточные желоба. Он отличный парень, но слишком рискует и в прошлом году чуть не сломал себе шею! Еще, пожалуйста, не ходи по воскресеньям в булочную. Там что-то случится, причем именно в воскресенье, я точно знаю, только в какое именно… Да, время здесь действительно выделывает фокусы.

Маккормак – это помощник по хозяйству, которого они нанимали в Вермонте. Но тот дом они продали десять лет назад, и сыну помощника, сейчас, наверное, лет двадцать пять. А что касается булочной… Вероятно, Джимми имел в виду булочную Золтанов, только почему…

Бип!

– Знаешь, здесь не только пассажиры, но и погибшие под развалинами. Им тяжелее, они ведь понятия не имеют, как оказались среди нас. Пилот все кричит… или это помощник пилота? Он-то отсюда быстро не выберется, наверное, поэтому бродит в полной прострации, никак места себе не найдет.

Сотовый пищит все чаще и настойчивее.

– Энни, мне пора. Задерживаться нельзя, телефон-то вот-вот накроется! Подумать только, я мог просто… ладно, уже не важно! – снова сетует на свою рассеянность Джимми, и Энни не верится, что она слышит это беззлобное ворчание в последний раз. – Я люблю тебя, милая!

– Подожди, не отсоединяйся!

– Не м…

– Я люблю тебя, не отсоединяйся!

Увы, уже поздно, и Энни отвечает черная тишина. С минуту она сидит, прижимая онемевшую трубку к уху, а потом прерывает соединение, точнее, его отсутствие. Вскоре снова поднимает трубку и, услышав нормальный гудок, все же набирает *69. Автоматический оператор сообщает: последний входящий вызов поступил в девять утра. Энни прекрасно известно: это звонила сестра Нелл из Нью-Мексико. Нелл сообщила, что ее самолет задерживается, надеялась прилететь к вечеру и просила сестру быть сильной. Прилетели все далекоживущие родственники как со стороны Джеймса, так и со стороны Энни. Вероятно, почувствовали: сейчас крепостью родственных уз рисковать не время, Джеймс и без того рисковал ими по поводу и без повода. Никаких следов вызова, поступившего – часы на прикроватном столике показывают 15.17 – примерно в десять минут четвертого на третий день ее вдовства.

Раздается стук в дверь, а потом голос брата:

– Энн! Энни!

– Одеваюсь! – кричит в ответ Энн. В ее голосе звенят слезы, но, увы, ни одного из гостей этим не удивить. – Пожалуйста, не мешайте!

– У тебя все нормально? – из-за двери допытывается брат. – Мы слышали, как ты разговариваешь. Элли уверяет, ты на помощь звала.

– Да, все нормально! – отвечает Энни и снова утирает лицо полотенцем. – Спущусь через пару минут.

– Не торопись! – говорит брат и после паузы добавляет: – Энни, мы рядом, мы с тобой.

– Бип! – шепчет Энни и зажимает рот, пытаясь удержать смех, с которым на свободу вырываются эмоции сложнее и запутаннее, чем просто горе. – Бип! Бип! Бип! – Она падает на кровать и дико хохочет. Слезы катятся из широко раскрытых глаз, бегут по щекам, заливают уши. – Бип! Бип! Бип, мать его!

Насмеявшись, Энни заставляет себя одеться и спускается к родственникам, которые прибыли, чтобы разделить с ней утрату. Только безутешную вдову ни одному из них не понять, ведь Джимми позвонил не им, а ей. На радость или на горе, но он позвонил ей.

Той осенью, когда полиция еще прячет почерневшие развалины сбитой «Боингом» многоэтажки за желтой заградительной лентой (впрочем, граффити-райтеры успешно за нее проникают, а один даже наносит краскопультом надпись «ЗДЕСЬ ЖИВУТ ХРУСТИКИ»), Энни получает е-мейл, очень напоминающий письмо стосковавшихся по общению нердов. Автор рассылки – Герт Фишер, библиотекарша из Тилтона, штат Вермонт. Когда они с Джеймсом уезжали на лето в Вермонт, Энни помогала местной библиотеке, и хотя с Герт особенно близко не сдружилась, библиотекарша подписала ее на рассылку своих ежеквартальных новостей. Обычно они не слишком интересны, но осенью среди набивших оскомину свадеб, похорон и состязаний, организованных «4-Эйч»[2]2
  «4-Эйч» – молодежная организация и соответствующее молодежное движение в аграрных районах США. Четыре буквы [H] соответствуют первым буквам английских слов: Heart, Hands, Head, Health, которые упоминаются в торжественной клятве членов организации.


[Закрыть], Энни попадается новость, от которой дух захватывает. В День труда погиб Джейсон Маккормак, сын старого Хьюи Маккормака. Молодой человек чистил водосток дачного домика, упал с крыши и сломал шею. «Бедняга решил выручить больного отца, наверное, вы помните, что в прошлом году у Хьюи случился инсульт», – написала Герт, прежде чем пожаловаться на дождь, испортивший августовский ярд-сейл, который устроила библиотека.

В трехстраничной сводке новостей Герт не уточняет, но Энни уверена: Джейсон упал с крыши дачи, в которой когда-то жили они с Джимми. Она ничуть в этом не сомневается!

Через пять лет после смерти мужа и гибели Джейсона Маккормака Энни снова выходит замуж и перебирается в Бока-Ратон. Несмотря на пенсионный возраст, новый муж Крэг продолжает работать и каждые три-четыре месяца наведывается в Нью-Йорк. Энни почти всегда ездит с ним, ведь в Бруклине и на Лонг-Айленде остались родственники, столько, что порой голова кругом идет. Энни любит их всех беззаветной любовью, на которую, по ее мнению, способны лишь пятидесяти– и шестидесятилетние. Она помнит, как после гибели Джеймса они сплотились и совместными усилиями создали для нее лучший на свете щит, благодаря чему она сама не погибла и не рассыпалась под тяжестью горя. Путешествуя вместе с Крэгом, она частенько пользуется самолетом и никогда не ропщет. А вот в булочной Золтанов по воскресеньям она больше не бывает, хотя их бублики с изюмом просто божественны. Теперь Энни ходит в булочную Фроджера. Она как раз покупает там пончики (более или менее съедобные), когда гремит взрыв. Энни слышит его отчетливо, а ведь до булочной Золтанов целых одиннадцать кварталов! Взрыв из-за утечки газа уносит жизнь четверых, включая продавщицу, которая всегда укладывала бублики в пакет, аккуратно заворачивала и вручала Энни со словами: «По дороге не отрывайте, не то свежесть потеряют!»

Высыпавшие на улицу люди, заслонив глаза от солнца, смотрят на восток – именно там прогремел взрыв. Энни спешит мимо них, вперив глаза в тротуар. Не желает она видеть дым, зазмеившийся к небу после оглушительного «бум!», она и без того часто думает о Джеймсе, особенно бессонными ночами. На своей подъездной аллее Энни слышит, как в доме звонит телефон. Либо все выбежали смотреть на взрыв, либо звонок слышит она одна. Когда ей удается повернуть ключ в замочной скважине, телефон умолкает.

Сестра Энни, незамужняя Сара, оказывается дома, но почему она не подняла трубку, можно не спрашивать. Бывшая королева диско Сара Берник танцует на кухне под «Виллидж пипл». В руках половая щетка, глаза устремлены на экран телевизора, где идет реклама. Взрыв она тоже не слышала, хотя до булочной Золтанов отсюда куда ближе, чем от булочной Фроджера. Энни бросается к автоответчику, но в поле «сообщения» горит большой красный ноль. Сам по себе этот факт ничего не значит: многие звонят, однако сообщений не оставляют, только вот…

Набрав *69, Энни узнает, что последний входящий вызов поступил вчера в восемь сорок восемь. Она тут же набирает номер, с которого звонили, здравому смыслу вопреки надеясь, что в огромном, похожем на киношный Грэнд-Сентрал помещении Джимми сумел перезарядить телефон. Ему небось кажется, они общались вчера или пару минут назад. Он ведь сам сказал: «Время здесь выделывает всякие фокусы». Тот звонок снится Энни постоянно, и она уже не понимает, был ли он во сне или наяву. Она не рассказала о нем никому: ни Крэгу, ни своей матери, почти девяностолетней старухе с крепчайшим здоровьем и не менее крепкой верой в загробную жизнь.

«Виллилж пипл» с кухни заявили, что расстраиваться нет причины. Причины действительно нет, и Энни не расстраивается. Крепко держа телефонную трубку, она слушает, как телефон, номер которого назвал автоматический оператор службы *69, звонит раз, другой, третий… Энни стоит в гостиной, прижимая трубку к уху, а свободной рукой нащупывает брошь, приколотую над грудью с левой стороны, словно таким образом можно успокоить бешено стучащее сердце. Длинные гудки обрываются, и механический голос советует ей не упускать уникальный шанс и купить «Нью-Йорк таймс» по специальной цене.