Текст книги "Долгий джонт"

Стивен Кинг
Долгий джонт

[1]1
  The Jaunt. © Stephen King, 1981. © 1997. А.И. Корженевский. Перевод с английского.


[Закрыть]

– Заканчивается регистрация на джонт-рейс номер 701. – Приятный женский голос эхом прокатился через Голубой зал нью-йоркского вокзала Порт-Осорити. Вокзал почти не изменился за последние три сотни лет, оставаясь по-прежнему обшарпанным и немного пугающим. Записанный на пленку приятный женский голос, служивший, наверно, самой привлекательной его чертой, продолжал: – Джонт-рейс до Уайтхед-Сити, планета Марс. Всем пассажирам с билетами необходимо пройти в спальную галерею Голубого зала. Пожалуйста, убедитесь предварительно, что все ваши документы в порядке. Благодарим за внимание.

Спальная галерея на втором этаже в отличие от самого зала вовсе не выглядела обшарпанной: ковер серого цвета с перламутровым блеском от стены до стены, белые, как яичная скорлупа, стены с репродукциями приятных для глаз абстракций, мягкие, успокаивающие переливы света, сходящиеся в спираль на потолке. На одинаковом расстоянии друг от друга по десять в ряд размещались в галерее сто кушеток, между которыми двигались сотрудники джонт-службы. Пятеро стюардов развозили стаканы с молоком и тихо, подбадривающе переговаривались с пассажирами. Стоявший у входа рядом с вооруженным охранником дежурный проверял документы у запыхавшегося бизнесмена со сложенным номером «Нью-Йорк-интер-таймс» под мышкой, который едва не опоздал на свой рейс. С противоположной стороны пол плавно спускался желобом в пять футов шириной и длиной футов в десять, уходящим в открытый дверной проем, – вся конструкция немного напоминала детскую горку.

Семейство Оутсов расположилось на четырех стоящих рядом кушетках в дальнем конце галереи. Марк Оутс и его жена Мерилис по краям, дети между ними.

– Папа, а ты расскажешь нам про джонт? – спросил Рикки. – Ты обещал.

– Да, папа, ты обещал, – добавила Патриция и без всякой причины захихикала тоненьким голосом.

Бизнесмен мощного телосложения посмотрел в их сторону, затем снова вернулся к папке с бумагами. Он лежал на спине, сдвинув вместе ноги в начищенных до блеска ботинках. Со всех сторон доносились приглушенные звуки разговоров, шорохи, шелест одежды: пассажиры устраивались на своих местах.

Марк посмотрел на жену и подмигнул. Мерилис подмигнула в ответ, хотя волновалась она не меньше Патти. Что, по мнению Марка, было совершенно естественно: первый джонт в жизни для всех, кроме него. За последние шесть месяцев – с тех пор, как он получил уведомление от водоразведочной компании «Тексас уотер» о том, что его переводят в Уайтхед-Сити, – они с Мерилис множество раз обсуждали все плюсы и минусы переезда с семьей и в конце концов решили, что на те два года, которые Марку предстоит провести на Марсе, они переселятся в Уайтхед-Сити вместе. Сейчас же, глядя на бледное лицо Мерилис, Марк гадал, не сожалеет ли она о принятом решении.

Он взглянул на часы и увидел, что до джонта осталось еще около получаса: вполне достаточно, чтобы рассказать детям обещанную историю. Это, возможно, отвлечет их и успокоит. Может быть, даже успокоит Мерилис.

– Ладно, – сказал он.

Двенадцатилетний Рикки и девятилетняя Пат смотрели на него не отрываясь. Через два года, когда они вернутся на Землю, Рикки уже начнет засасывать трясина зрелости, а у Пат, наверное, появится грудь, и в это верилось с трудом. Дети будут учиться в крошечной школе в Уайтхед-Сити с сотней других детей инженеров и геологов компании, и не исключено, что через несколько месяцев его сын уже отправится на геологическую экскурсию на Фобос. Трудно поверить, но это так.

«Как знать? – подумал Марк, усмехнувшись. – Может быть, это развеет и мое беспокойство тоже…»

– Насколько нам известно, – начал он, – джонт изобрели около трехсот двадцати лет назад, примерно в 1987 году. Сделал это человек по имени Виктор Карун. Открытие он совершил в ходе работы над частным исследовательским проектом, который финансировало правительство… и в конце концов правительство присвоило себе результаты его работы. Между правительством и нефтяными компаниями шла тогда настоящая война. Причиной же того, что мы не знаем точной даты открытия, является некоторая эксцентричность Каруна…

– Ты имеешь в виду, что он был сумасшедшим, папа? – спросил Рикки.

– «Эксцентричный» – значит «чуть-чуть сумасшедший», милый, – пояснила Мерилис и улыбнулась Марку, которому показалось, что она выглядит уже не так обеспокоенно.

– А-а-а…

– Короче, он довольно долго экспериментировал с новым процессом, прежде чем информировать правительство об открытии, – продолжил Марк, – и то сделал он это только потому, что у него кончились деньги и его не хотели больше финансировать.

В дальнем конце помещения бесшумно открылась дверь, и появились еще двое служащих, одетых в ярко-красные комбинезоны джонт-службы. Перед собой они катили столик на колесах; на столике лежал штуцер из нержавеющей стали, соединенный с резиновым шлангом. Марк знал, что под столиком, спрятанные от глаз пассажиров длинной скатертью, размещаются два баллона с газом. Сбоку на крючке висела сетка с сотней сменных масок. Не желая, чтобы его семья заметила представителей Леты раньше, чем будет необходимо, Марк продолжал говорить: если у него будет достаточно времени, чтобы рассказать историю до конца, они встретят их буквально с распростертыми объятиями. Когда узнают, что их ждет в противном случае.

– Вы, конечно, знаете, что джонт – это телепортация, ни больше ни меньше, – сказал он. – Иногда в колледжах преподаватели физики или химии называют его «процессом Каруна», но это не что иное, как телепортация. И именно Карун – если верить истории – дал этому процессу название «джонт». Он любил фантастику, и когда-то ему попался под руку роман Альфреда Бестера «Моя цель – звезды»: так вот этот Бестер заменил в романе слово «телепортация» словом «джонт». Только в его книге для того, чтобы джонтировать, достаточно было всего лишь подумать об этом, что на самом деле невозможно.

Один из служащих надел на штуцер маску и вручил ее пожилой женщине в дальнем конце комнаты. Она взяла маску, глубоко вдохнула и, обмякнув, тихо откинулась на кушетку. Юбка ее при этом чуть сползла вверх, обнажив дряблые ноги, испещренные варикозными венами. Один из сотрудников джонт-службы заботливо поправил юбку, а второй тем временем отсоединил использованную маску и прикрепил к штуцеру новую. Как пластиковые стаканы в мотелях… Марка беспокоила Патти, поскольку она все еще была возбуждена. Раньше ему приходилось видеть, как детей иногда удерживали на кушетках и как они, случалось, кричали, когда им подносили резиновую маску. Видимо, для ребенка такая реакция вполне естественна, но зрелище это не самое приятное, и ему не хотелось, чтобы подобное произошло с Патти. За Рика он почти не беспокоился.

– Думаю, с уверенностью можно сказать, что джонт открыли как раз тогда, когда он был жизненно необходим, – возобновил рассказ Марк, глядя на Рикки, потом перегнулся через него и взял дочь за руку. Пальцы ее сжались вокруг его пальцев с панической быстротой; маленькая ладошка чуть вспотела и казалась холодной. – Во всем мире кончалась нефть, а та, что еще оставалась, принадлежала живущим в ближневосточных странах людям, которые пользовались этой ситуацией как политическим оружием. Они даже сформировали картель, называвшийся ОПЕК.

– Что такое «картель», папа? – спросила Патти.

– Ну, монополия, – ответила Мерилис. – И вступить в этот клуб могли только те, у кого было много нефти.

– А-а-а.

– У нас, наверно, нет времени, чтобы подробно разбирать всю эту кашу, – сказал Марк, – кое-что вы будете проходить в школе, а пока можете поверить мне на слово: в мире творился тогда страшный беспорядок. Если человек покупал машину, он мог ездить на ней только два дня в неделю, а бензин стоил пятнадцать старых долларов за галлон.

– Ого! – воскликнул Рикки. – Сейчас он стоит около четырех центов, да, папа?

Марк улыбнулся.

– Именно поэтому мы и отправляемся на Марс, Рик. На Марсе нефти столько, что ее хватит почти на восемь тысяч лет, а на Венере – еще на двадцать тысяч. Но сейчас нефть даже не так важна. Сейчас людям больше всего нужна…

– Вода! – выкрикнула Патти. Расположившийся неподалеку бизнесмен оторвался от бумаг и посмотрел на нее с улыбкой.

– Верно, – сказал Марк, – потому что за период между 1960 годом и 2030-м мы отравили почти всю нашу воду. Первая операция по переброске воды с марсианских полярных льдов называлась…

– Операция «Соломинка», – ответил на этот раз Рикки.

– Да. Это случилось году в 2045-м. Но задолго до того джонтирование использовали для переброски чистой воды здесь, на Земле. А теперь вода составляет основу марсианского экспорта. Нефть играет уже второстепенную роль. Хотя раньше она считалась очень важным продуктом.

Дети закивали.

– На Марсе всегда хватало и того, и другого, но заполучить марсианскую воду и нефть мы смогли только после того, как появился джонт-процесс. Когда Карун сделал свое открытие, мир уже начинал сползать к новым темным векам. За год до открытия, зимой, только в одних Соединенных Штатах замерзло около десяти тысяч человек, потому что в стране не хватало энергии для обогрева домов.

– Ого. – Патти восприняла цифру довольно спокойно.

Марк посмотрел направо и заметил, как служащие уговаривают какого-то мужчину, по виду застенчивого и неуверенного в себе. Спустя какое-то время он все-таки согласился взять маску и секундой позже упал на кушетку словно мертвый. «Первый раз, – подумал Марк. – Это всегда заметно».

– Для Каруна все началось с карандаша, ключей, наручных часов и нескольких мышей. И именно мыши указали ему на главную проблему.

Виктор Карун вернулся в лабораторию, пошатываясь от охватившего его возбуждения. В его представлении, именно так чувствовали себя Морзе, Александр Белл, Эдисон… Но то, что сделал он, превосходило их достижения во много раз, и по дороге из зоомагазина в Нью-Палтц, где он, потратив свои последние двадцать долларов, купил девять белых мышей, Карун чуть не врезался в столб. Осталось у него всего лишь девяносто три цента в правом кармане и восемнадцать долларов на счету в банке, но он об этом даже не думал. Впрочем, если бы и подумал, это вряд ли бы его обеспокоило.

Его лаборатория размещалась в переоборудованном сарае в конце отрезка грунтовой дороги длиной в милю, уходящего в сторону от шоссе номер 26. Второй раз он чуть не врезался как раз у поворота на грунтовую дорогу. Бензина в баке осталось на донышке, а следующей заправки Карун мог ждать только дней через десять, может быть, через две недели, однако это его тоже не беспокоило: мысли его крутились лихорадочным водоворотом вокруг совсем другого. То, что произошло, не было в общем-то неожиданностью. Отчасти правительство и финансировало его работу (правда, в объеме жалких двадцати тысяч в год), потому что область физики, занимающаяся передачей на расстояние элементарных частиц, сулила какие-то смутные нераскрытые возможности.

Но началось все неожиданно, без предупреждения… И главное, электричества процесс потреблял меньше, чем цветной телевизор. Боже правый!..

Он с визгом шин остановил машину во дворе, схватил за ручку коробку, стоящую на грязном сиденье (на разрисованной собаками, кошками, хомяками и золотыми рыбками коробке стояла надпись: «Мы из зоомагазина «Стакполс»), и бегом бросился к дверям лаборатории. Из коробки доносились шорохи возни его подопытных животных.

Карун попытался оттолкнуть одну из створок двери по направляющим и, когда она не подалась, вспомнил, что сам запер дверь перед уходом. Выругавшись, он полез за ключами. По контракту с правительством дверь его лаборатории должна была запираться постоянно – одно из условий, под выполнение которых он получал деньги, – но он нередко об этом забывал.

Наконец он достал ключи и на мгновение застыл словно загипнотизированный, машинально ощупывая большим пальцем бороздки на ключе зажигания от машины. «Боже правый!..» – снова пронеслось у него в голове, и он принялся лихорадочно перебирать связку ключей в поисках того, который отпирал дверь.

Телефонный аппарат впервые использовали в общем-то случайно. Белл закричал в него: «Уотсон, пойдите сюда!», когда опрокинул на бумагу и на себя пузырек с кислотой. И так же случайно произошел первый акт телепортации: Виктор Карун телепортировал на пятьдесят ярдов – как раз на длину сарая – свои два пальца.

Карун установил два портала в разных концах помещения. С его стороны размещалась несложная ионная пушка, какую можно приобрести в любом из магазинов электронного оборудования меньше чем за пятьдесят долларов. На другой стороне, сразу за вторым порталом – оба они были прямоугольные и размером не больше книги, – стояла камера Вильсона. Между ними висело нечто похожее на непрозрачную занавеску для душевой, хотя, конечно, никто не делает занавески для душевых из тонкого листового свинца. Идея заключалась в том, чтобы, пропуская ионный поток через первый портал, можно было наблюдать его прохождение в камере Вильсона, стоящей за вторым. Свинцовый же занавес гарантировал, что ионы действительно телепор-тируются. Правда, за последние два года сработала установка только дважды, и Карун не имел ни малейшего представления почему.

Устанавливая ионную пушку на место, он случайно просунул руку через первый портал. Ничего особенного в этом не было, но в то утро Карун задел бедром переключатель на панели управления сбоку от портала. Он даже не сразу заметил, что произошло, потому что аппаратура издавала едва слышное гудение, но потом почувствовал странное покалывание в пальцах.

«На действие тока это не походило, – писал Карун в своей первой и, поскольку правительство заставило его вскоре замолчать, единственной статье о новом открытии. Статья появилась, как ни странно, в «Популярной механике». Карун продал ее журналу за семьсот пятьдесят долларов в последней попытке сохранить джонт для частного предпринимательства. – Никаких неприятных ощущений, возникающих, если схватиться, например, за провод от лампы, у которого обтрепалась изоляция, я не почувствовал. Больше всего это напоминало вибрацию маленького, но мощного механизма, вибрацию столь быструю и мелкую, что, приложив руку к такому механизму, человек ощущает лишь легкое покалывание. Я посмотрел на портал и увидел, что мой указательный палец будто срезало по диагонали во втором суставе, средний палец тоже, но немного повыше. Исчезла и часть ногтя на безымянном пальце».

Карун вскрикнул и инстинктивно отдернул руку, сбив локтем на пол ионную пушку. Позже он писал, что ожидал увидеть кровь и в первое мгновение ему даже показалось, что он действительно ее видит.

Какое-то время он просто стоял рядом с порталом, держа пальцы во рту, пока не убедился, что они все-таки целы и все на месте. Сначала ему пришло в голову, что он слишком много работал, но потом появилась новая мысль о том, что последняя серия модификаций в аппаратуре, пожалуй, могла что-то действительно изменить.

Однако пальцы он решил больше туда не совать. По правде говоря, Карун за всю свою последующую жизнь джонтировал только один раз.

Сначала он вообще ничего не делал, долго и бесцельно, слоняясь по сараю, ероша волосы руками и раздумывая, не позвонить ли Карсону в Нью-Джерси или, может быть, Баффингтону в Шарлотт. Карсон, конечно, не примет междугородный звонок за его счет, паразит дешевый, а вот Баффингтон, возможно, примет. Потом Каруна озарила новая идея, и он бросился ко второму порталу, надеясь, что, раз его пальцы действительно те-лепортировались через весь сарай, то там, может быть, остались какие-то следы.

Следов, разумеется, никаких не было. Второй портал стоял на трех поставленных друг на друга ящиках из-под апельсинов и больше всего напоминал игрушечную гильотину без лезвия. С одной стороны на металлической рамке размещалось гнездо штекера, провод от которого вел к передающему терминалу, а тот представлял собой преобразователь частиц в комплексе с компьютерным каналом…

Вспомнив о компьютере, Карун взглянул на часы и увидел, что уже четверть двенадцатого. По контракту с правительством, кроме жалких грошей, ему полагалось еще компьютерное время, что для Каруна обладало значительно большей ценностью. Но его время истекало в три после полудня, а потом – привет, до понедельника… Надо было двигаться, что-то делать…

«Я снова взглянул на сложенные друг на друга ящики, – писал Карун в своей статье для «Популярной механики», – потом посмотрел на свои пальцы. И конечно же, увидел доказательство. Я еще подумал тогда, что такое доказательство едва ли убедит кого-нибудь, кроме меня, но вначале надо убедить хотя бы себя».

– Что это было, папа? – спросил Рикки.

– Да, – добавила Патти. – Что?

Марк едва заметно улыбнулся. Они здорово увлеклись рассказом, даже Мерилис увлеклась. Они почти забыли, зачем они здесь. Краем глаза Марк заметил, как сотрудники джонт-службы медленно катят столик на резиновых колесиках между рядами кушеток, по очереди усыпляя пассажиров. Он давно заметил, что в гражданском секторе это всегда занимало больше времени: гражданские нервничали и капризничали. Резиновая маска слишком живо вызывала в памяти операционную в больнице, где за спиной анестезиолога с его набором газов и баллонами уже готовится к работе хирург. С пассажирами случались истерики, паника, и всегда находились двое-трое таких, у кого просто не выдерживали нервы. Разговаривая с детьми, Марк заметил, как двое мужчин поднялись с кушеток и без шума прошли к выходу. Там они отцепили от лацканов приколотые билеты, вернули их дежурному и, не оглядываясь, вышли. Сотрудникам джонт-службы строго-настрого запрещалось в таких случаях спорить и уговаривать пассажиров: в зале ожидания всегда находились желающие отправиться именно этим рейсом, иногда человек сорок-пятьдесят, которые продолжали надеяться вопреки здравому смыслу. Когда те, кто не сумел справиться с собой, уходили, в галерею просто приводили других пассажиров с документами, уже приколотыми к рубашкам.

– В указательном пальце Карун обнаружил две занозы, – сказал Марк детям. – Позже он их вытащил и отложил в сторону. Одна потерялась, зато вторую можно увидеть в новом корпусе Смитсоновского института в Вашингтоне. Она хранится в герметичном стеклянном футляре рядом с лунными камнями, которые доставили первые космические путешественники, полетевшие на Луну.

– На нашу Луну или на одну из марсианских? – спросил Рикки.

– На нашу, – ответил Марк, улыбнувшись. – На Марсе побывал только один корабль с людьми – французская экспедиция, отправившаяся году в 2030-м. Короче, самая обычная старая заноза от ящика из-под апельсинов хранится в Смитсоновском институте, потому что она оказалась первым телепортированным, вернее, джонтированным предметом.

– А что случилось потом? – спросила Патти.

– Как утверждает история, Карун бросился…

Карун бросился к первому порталу и остановился там с бьющимся от волнения сердцем. «Необходимо успокоиться, – уговаривал он себя, переводя дух. – Надо все обдумать. Никакой пользы от спешки не будет…»

Нарочно не обращая внимания на неуемное кричащее желание поторопиться и сделать что-нибудь, он достал из кармана ногтечистку и острым концом пилки вытащил занозы из указательного пальца. Карун положил их на белую обертку от шоколада, который он съел, пока ковырялся в преобразователе и пытался увеличить его мощность (что, очевидно, ему удалось, да еще так, как ему и в мечтах не могло привидеться). Одна заноза скатилась на пол и потерялась, зато вторая очутилась в Смитсоновском институте в стеклянном футляре, огороженном бархатными шнурами и находящемся под постоянным бдительным наблюдением телекамеры, подключенной к следящему компьютеру.

Покончив с занозами, Карун почувствовал себя немного спокойнее. «Карандаш, – решил он, – карандаш вполне подойдет». Достав с полки над головой карандаш, он медленно продвинул его через первый портал. Карандаш исчезал постепенно, дюйм за дюймом, словно перед глазами Каруна совершался какой-то очень ловкий фокус. На одной из граней значилось: «ЭБЕР-ХАРД ФАБЕР № 2» – черные буквы, выдавленные на желтом фоне. Продвинув карандаш в портал и увидев, что от надписи осталось только «ЭБЕРХ», Карун обошел портал и взглянул на него с другой стороны.

Там он обнаружил аккуратный, словно обрубленный ножом срез карандаша. Карун пощупал пальцем то место, где должна была быть вторая половина карандаша, но там, разумеется, ничего не было. Он бросился ко второму порталу, расположенному в другом конце сарая, и там, на верхнем ящике из-под апельсинов, лежала эта вторая половина. Сердце его забилось так сильно, что казалось, его просто трясет что-то изнутри. Карун схватил за заточенный конец карандаш и вытянул его из портала.

Он поднял его поближе к глазам и внимательно разглядел, потом повернулся и написал на стене сарая «СРАБОТАЛО!», но так сильно надавил, что на восклицательном знаке грифель сломался. Карун пронзительно рассмеялся в пустом сарае. Рассмеялся так громко, что у самых стропил проснулись и заметались под крышей ласточки.

«Сработало! – закричал он, потом побежал к первому порталу, зажав в кулаке сломанный карандаш и размахивая руками. – Сработало! Сработало! Слышишь, Карсон, скотина?! Сработало, и ЭТО СДЕЛАЛ Я!»

– Марк, что ты такое говоришь при детях? – упрекнула его Мерилис.

Марк пожал плечами.

– Но он именно так и закричал.

– Ты мог бы его немного подредактировать.

Дети рассмеялись, и Марк обрадовался, заметив, что пронзительные нотки в смехе Патти исчезли. Мерилис не удержалась и рассмеялась тоже.

За карандашом последовали ключи: Карун просто швырнул их через портал. Он снова начал думать собранно, и ему пришло в голову, что необходимо проверить, воспроизводит ли процесс телепортации вещи такими же, какими они были раньше, или какие-то их свойства за время перехода изменяются.

На его глазах ключи исчезли в первом портале, и в тот же момент он услышал, как они звякнули, упав на ящик в другом конце сарая. Карун побежал туда, теперь уже медленнее, и по дороге отодвинул по направляющим в сторону свинцовый занавес. Ни занавес, ни ионная пушка уже не были нужны. Что оказалось очень кстати, поскольку ионная пушка разбилась и починить ее не представлялось возможным.

Он схватил ключи и пошел к замку, который заставили его врезать правительственные чиновники. Ключ работал отлично. Потом он проверил ключ от дома. Тот тоже исправно открывал замок. И так же хорошо работали ключи от картотечного шкафа и от машины.

Карун сунул их в карман и снял с запястья часы. Модель «Сейко-кварц LC» со встроенным под циферблатом микрокалькулятором позволяла ему с помощью двадцати четырех кнопок производить все простые вычисления – от сложения до извлечения корней. Сложная игрушка и, что важно, с секундомером. Карун положил часы у первого портала и, протолкнув их карандашом, бросился в другой конец сарая. Когда он запихивал часы, они показывали 11.31.07. Теперь же на циферблате стояло 11.31.49. Очень хорошо. Сходится. Хотя, конечно, неплохо было бы иметь у второго портала ассистента, который подтвердил бы раз и навсегда, что на переход не затрачивается времени. Однако это не важно. Скоро правительство завалит его ассистентами…

Он проверил калькулятор. Два плюс два по-прежнему давало четыре, восемь, деленное на четыре, давало два, квадратный корень из одиннадцати по-прежнему равнялся 3,3166247… и так далее.

После этого Карун решил, что пришло время мышей.

– Что случилось с мышкой, папа? – спросил Рикки.

Марк на мгновение задумался. Здесь нужно будет проявить осторожность, если он не хочет напугать детей (и жену) перед самым первым джонтом. Главное – убедить их, что сейчас все в порядке и основная проблема уже давно решена.

– Тут у него возникли небольшие затруднения…

«Да. Ужас, безумие, смерть… Ничего себе небольшие затруднения…»

Карун поставил коробку с надписью «Мы из зоомагазина «Стакполс» на полку и взглянул на часы. Оказалось, он застегнул их вверх ногами. Он перевернул часы и увидел, что уже без четверти два. Компьютерного времени осталось всего час с четвертью. «Как быстро летит время, когда тебе не скучно», – подумал он и хихикнул.

Открыв коробку, он сунул туда руку и вытащил за хвост пищащую белую мышь. Посадил ее перед порталом и сказал: «Ну, вперед, мышь». Та шустро спустилась по стенке ящика из-под апельсинов, на котором стоял портал, и бросилась наутек. Ругаясь, Карун кинулся за ней и едва не накрыл ее ладонью, но в этот момент мышь шмыгнула в щель между досками и исчезла.

– ЗАРАЗА! – закричал Карун и побежал обратно к коробке. Успел как раз вовремя, чтобы столкнуть с края назад в коробку еще двух потенциальных беглянок. Затем он извлек вторую мышь, на этот раз ухватив ее за тельце (по профессии он был физиком и повадки мышей знал плохо), после чего захлопнул крышку коробки. Эту он просто бросил. Она вцепилась Каруну в ладонь, но не удержалась и полетела, кувыркаясь и болтая лапками, через портал. Тут же Карун услышал, как она приземлилась на ящике в другом конце сарая.

На этот раз, помня, с какой легкостью от него удрала первая мышь, он бросился туда бегом. Но оказалось, напрасно. Белая мышь сидела, поджав лапки; глаза ее помутнели; бока чуть заметно вздымались. Карун замедлил шаг и осторожно приблизился. Работать с белыми мышами ему почти не доводилось, но в данном случае, чтобы заметить, что с мышью что-то не так, многолетнего стажа не требовалось.

(«Мышка после перехода чувствовала себя не очень хорошо», – сказал Марк детям, широко улыбаясь, и только жена заметила, что улыбка его чуть-чуть натянута.)

Карун потрогал мышь пальцем. Если бы не вздымающиеся при дыхании бока, можно было бы подумать, что перед ним нечто неживое – набитое соломой или опилками, может быть. Мышь даже не взглянула на него: она смотрела только вперед. Он бросил через портал подвижного, очень шустрого и живого маленького зверька; теперь же перед ним лежало нечто похожее на восковую копию, в которой жизнь едва-едва теплилась.

Когда Карун щелкнул перед маленькими розовыми глазами мыши пальцами, она моргнула… и, повалившись на бок, умерла.

– Тогда Карун решил попробовать еще одну мышь, – сказал Марк.

– А что случилось с первой? – спросил Рикки.

Марк снова широко улыбнулся.

– Ее с почестями проводили на пенсию.

Карун отыскал бумажный пакет и положил туда мышь. Позже, вечером, он собирался взять ее к ветеринару Москони, чтобы тот произвел вскрытие и сказал ему, все ли у подопытного зверька в порядке внутри. Правительство, конечно, не одобрило бы, что он привлек частное лицо к исследованиям, на которые они, едва узнав о результатах, тут же навесили бы гриф строжайшей секретности. Но это уже их дело. Карун планировал держать Великого Белого Отца из Вашингтона в неведении как можно дольше. Не так уж сильно Великий Белый Отец ему помогал, поэтому он может и подождать. Ничего с ним не случится.

Затем Карун вспомнил, что Москони живет в другом конце Нью-Палтца, а бензина в машине не хватит и до центра города, не говоря уже об обратной дороге.

Часы показывали 2.03. Оставалось меньше часа компьютерного времени. О вскрытии можно будет подумать потом.

Карун соорудил небольшую горку, спускающуюся ко входу в первый портал. («Первая джонт-горка», – сказал Марк детям, и Патти, представив, видимо, себе горку для мышей, обрадованно засмеялась.) Он запустил туда новую мышь и закрыл выход книгой. Мышь потолкалась по углам, побродила немного, обнюхивая незнакомые предметы, потом двинулась к порталу и исчезла.

Карун побежал ко второму порталу.

На ящике лежала мертвая мышь.

Ни крови, ни распухших участков тела, что могло бы свидетельствовать о каких-то резких перепадах давления, от которых полопались бы внутренние органы, Карун не заметил. Возможно, кислородное голодание…

Опять же нет. Карун нетерпеливо покачал головой. Для перехода мыши требовалась всего лишь доля секунды: его собственные часы подтвердили, что времени на переход совсем не тратится или тратится, но чертовски мало.

Вторая белая мышь отправилась в тот же бумажный пакет, что и первая. Карун достал третью (четвертую, если считать счастливую беглянку, что уползла в щель) и отвлеченно подумал: «Что кончится раньше: компьютерное время или белые мыши?»

Эту, ухватив понадежнее пальцами за тельце, он сунул в портал хвостом вперед и увидел, что из второго портала появилась задняя половина мыши. Маленькие ножки лихорадочно скребли по грубой деревянной поверхности ящика.

Карун вытащил мышь из портала: никаких признаков кататонии. Она еще и укусила его до крови между большим и указательным пальцами. Карун торопливо бросил ее в коробку с надписью «Мы из зоомагазина «Стак-полс» и принялся дезинфицировать укус перекисью водорода из хранившейся в лаборатории аптечки первой помощи. Потом залепил укушенное место бактерицидным пластырем и, перерыв всю лабораторию, отыскал наконец толстые резиновые перчатки. Время убегало, убегало, убегало. Часы показывали 2.11.

Карун извлек из коробки еще одну мышь и сунул ее хвостом вперед в портал. Целиком. Затем поспешил ко второму порталу. Мышь прожила почти две минуты. Она даже пыталась бежать: шатаясь, сделала несколько шагов по ящику, упала на бок, с трудом поднялась, но так и осталась на месте. Карун щелкнул у нее над головой пальцами: мышь дернулась вперед, сделав еще, может быть, четыре шага, и опять повалилась на бок. Бока ее вздымались все медленнее, потом дыхание прекратилось, и мышь умерла. По спине у Каруна пробежали холодные мурашки.

Он достал еще одну мышь и сунул ее головой вперед, но только до половины. Из другого портала появилась голова и передняя часть маленького тельца. Карун осторожно разжал пальцы, приготовясь тут же схватить зверька, если тот попытается улизнуть. Но мышь осталась на месте: половина ее – у одного портала, половина – у второго в другом конце сарая.

Карун перебежал ко второму порталу. Мышь еще была жива, но ее розовые глаза помутнели. Усы не шевелились. Обойдя портал, Карун увидел удивительное зрелище: перед ним оказался поперечный срез мыши (так случилось и с карандашом). Крохотный позвоночник животного оканчивался белыми концентрическими кружочками, кровь двигалась по сосудам, в маленьком пищеводе что-то перемещалось. «По крайней мере, – подумал он (и написал позже в статье для «Популярной механики»), – эта установка может служить великолепным диагностическим аппаратом».

Потом Карун заметил, как движение органов замедляется, и через несколько секунд мышь умерла. Он вытянул ее из портала за мордочку и опустил в бумажный пакет. «Достаточно белых мышей, – подумал он. – Мыши мрут. И если их пропускать через портал целиком, и если только наполовину, но головой вперед. Если же засунуть мышь наполовину, но хвостом вперед, она бегает как ни в чем не бывало. Что-то здесь кроется… Может быть, сенсорная перегрузка… – наугад предположил он. – Может быть, в процессе перехода они видят, или слышат, или чувствуют – Господи, возможно, даже обоняют – нечто такое, что буквально убивает их. Что бы это могло быть?»