Текст книги "Возрождение"

Стивен Кинг
Возрождение

Stephen King

REVIVAL

Печатается с разрешения автора и литературных агентств The Lotts Agency и Andrew Nurnberg Associates.

© Stephen King, 2014

© Перевод. В.В. Антонов, 2014

© Издание на русском языке AST Publishers, 2015

* * *

Эта книга посвящается тем, кому я во многом обязан своим видением мира:

Мэри Шелли

Брэму Стокеру

Говарду Филлипсу Лавкрафту

Кларку Эштону Смиту

Дональду Уондрею

Фрицу Лейберу

Августу Дерлету

Ширли Джексон

Роберту Блоху

Питеру Страубу

И Артуру Мейчену, чья повесть «Великий бог Пан» не дает мне покоя всю жизнь.

 
Мертвец покой и сон не обретет,
Ведь смерть конец однажды тоже ждет.
 

Говард Филлипс Лавкрафт

I. «Пятый персонаж». Череп-гора. Мирное озеро

Наша жизнь, по меньшей мере в одном, похожа на кино. Главные роли в нем играют родственники и друзья. Роли второго плана исполняют соседи, коллеги по работе, учителя и просто знакомые. Есть и те, кто занят в эпизодах: молодая кассирша с приятной улыбкой из соседнего супермаркета, приветливый бармен в местной забегаловке, ребята, с которыми тренируешься в тренажерном зале три раза в неделю. И тысячи статистов – тех, кто входит в нашу жизнь, но не задерживается в ней и, мелькнув лишь раз, бесследно утекает, словно вода сквозь решето. Подросток, листающий комиксы в книжном магазине «Барнс энд Ноубл», мимо которого пришлось протиснуться (пробурчав извинения), чтобы добраться до полок с журналами. Женщина за рулем машины в соседнем ряду, которая, остановившись на светофоре, пользуется моментом, чтобы подкрасить губы. Мать, вытирающая перепачканного мороженым малыша в придорожной закусочной, куда ты заглянул. Торговец, продавший тебе пакетик арахиса на бейсбольном матче.

Но иногда в нашей жизни появляется человек, который не вписывается ни в одну из этих категорий. Он возникает нежданно-негаданно, причем нередко в самый сложный момент. В кино такого героя называют «пятым персонажем», или агентом перемен. Но кто пишет сценарий нашей жизни? Провидение или случай? Мне хочется верить, что случай. Мне хочется этого всей душой. Я не могу смириться с мыслью, что присутствие в моей жизни Чарлза Джейкобса – моего «пятого персонажа», причины всех перемен и несчастий – каким-то образом связано с судьбой. Это означало бы, что всем произошедшим страшным событиям – этим ужасам – было суждено случиться. А если так, то никакого света не существует, и наша вера в него лишь наивный самообман. И тогда все мы живем в темноте, точно забившиеся в нору животные или муравьи, укрывшиеся в глубине муравейника.

Причем живем не одни.

На свой шестой день рождения я получил в подарок от Клэр целую армию игрушечных солдатиков и 6 октября 1962 года готовился к крупной битве.

Я вырос в многодетной семье. У меня было три брата и одна сестра, и я, как младший в семье, всегда получал много подарков. Самые лучшие дарила Клэр. Не знаю, связано ли это с тем, что она была старшей, или с тем, что была единственной девочкой. А может, с тем и другим одновременно. Но из всех замечательных подарков, что я получал от нее на протяжении многих лет, та армия была, безусловно, самым потрясающим. В нее входило двести зеленых пластмассовых солдатиков: одни с винтовками, другие с пулеметами, а с десяток были намертво приклеены к похожим на трубки штукам – минометам, по словам Клэр. Кроме того, в наборе имелось восемь грузовиков и двенадцать джипов. Но особенно круто смотрелся картонный бокс, куда все это было сложено, весь в камуфляжных зелено-коричневых разводах, с надписью «Собственность армии США» на крышке. «Командир Джейми Мортон» – значилось чуть ниже: эту надпись Клэр добавила сама.

Джейми Мортоном звали меня.

– Я увидела рекламу на обложке одного из комиксов Терри, – сказала сестра, дождавшись, когда я закончу верещать от восторга. – Он не давал мне ее вырезать, потому что он бука…

– Точно, – подтвердил Терри. Ему было восемь. – Я злой старший брат!

Он сложил большие пальцы вилкой и сунул себе в ноздри.

– Перестаньте! – вмешалась мама. – Никаких перебранок в день рождения, пожалуйста. Спасибо. Терри, вынь пальцы из носа.

– Но все равно, – продолжила Клэр, – я скопировала купон и отослала по почте. Боялась, что не успеют вовремя доставить, но все сложилось. Я рада, что тебе нравится. – Она поцеловала меня в висок. Она всегда целовала меня в висок. Даже по прошествии долгих лет я отлично помню эти нежные поцелуи.

– Я их обожаю! – заверил я, прижимая ящик к груди. – И буду обожать вечно!

Это было после завтрака, состоявшего из блинов с черникой и бекона – моего любимого блюда. На дни рождения мы всегда получали свои любимые блюда, а подарки вручались после завтрака на кухне, где стояли дровяная печь, длинный стол и громоздкая стиральная машина, которая постоянно ломалась.

– «Вечно» для Джейми – это примерно пять дней, – заметил Кон.

В свои десять лет он был худым (хотя впоследствии поправился) и уже тогда проявлял склонность к науке.

– Тонко подмечено, Конрад, – вступил в разговор отец. Он был одет в чистый рабочий комбинезон с надписью «РИЧАРД», вышитой золотом на левом нагрудном кармане, и «МОРТОН ФЬЮЭЛ ОЙЛ» – на правом. – Я впечатлен.

– Спасибо, пап.

– Благодаря своему красноречию ты заслужил право помочь матери вымыть посуду после завтрака.

– Но сейчас очередь Энди!

– Была очередь Энди, – поправил отец, поливая сиропом последний блин. – Бери полотенце, юморист, и постарайся ничего не разбить.

– Ты бессовестно его балуешь, – отозвался Кон, но полотенце все-таки взял.

Вообще-то Конни был отчасти прав относительно моего представления о вечности. Через пять дней настольная игра «Операция», подарок Энди, собирала пыль под кроватью (в ней все равно не хватало некоторых частей тела, и Энди приобрел ее за четвертак на распродаже подержанных вещей). Такая же участь постигла и подаренные Терри пазлы. Сам Кон вручил мне стереоскоп, который протянул чуть дольше, но в конце концов тоже оказался в шкафу, где и остался лежать.

От родителей я получил одежду, потому что день рождения у меня в конце августа, и в тот год я должен был идти в первый класс. Новые брюки и рубашки представляли для меня такой же интерес, как телевизионная тест-таблица, но я постарался горячо поблагодарить мать и отца. Думаю, в искренность моей благодарности они не поверили – в шесть лет не так-то легко притворяться… хотя, к сожалению, подобный навык большинство из нас приобретает довольно быстро. Как бы то ни было, одежда была выстирана в нашей громоздкой машине, высушена на бельевой веревке во дворе и, наконец, сложена в ящики моего комода. Вряд ли имеет смысл добавлять, что об этих вещах никто не вспоминал до самого сентября, когда пришло время их надеть. Помню, что там был клевый свитер – коричневый в желтую полоску. Когда я его носил, то воображал себя суперменом по имени Человек-Оса: берегитесь, злодеи, моего жала!

Но относительно бокса с солдатиками Кон ошибся. Я играл в них дни напролет, как правило, на краю двора, где пролегала полоска земли между нашей лужайкой и Методист-роуд, которая в те дни была грунтовой и мало чем отличалась от этой полоски. За исключением шоссе номер 9 и узкой двухполосной дороги, ведущей к Козьей горе, где располагался курорт для богатых, все остальные дороги в Харлоу были грунтовыми. Помню, что пыль, скапливавшаяся в доме в сухие летние дни, не раз доводила мать до слез.

В солдатиков со мной часто играли два моих лучших друга, Билли Пэкетт и Эл Ноулз, но в день, когда в моей жизни появился Чарлз Джейкобс, я был один. Я не помню, почему отсутствовали Билли и Эл, но помню, что радовался, оказавшись в кои-то веки в одиночестве. С одной стороны, отпадала необходимость делить войско на три части. С другой стороны – что гораздо важнее, – не нужно было спорить, чья очередь побеждать. По правде говоря, мне вообще казалось несправедливым, что я должен кому-то проигрывать, ведь это были мои солдатики и мой бокс.

Когда в один из жарких дней уходящего лета, вскоре после дня рождения, я поделился этой мыслью с матерью, она взяла меня за плечи и заглянула в глаза – верный признак того, что мне предстояло получить очередной Урок Жизни.

– «Мой» и «мое» – причина очень многих бед в этом мире, Джейми. Когда ты играешь с друзьями, солдатики принадлежат вам всем.

– Даже если мы сражаемся на разных сторонах?

– Даже в этом случае. Когда Билли и Эл отправляются домой ужинать, а ты убираешь солдатиков в коробку…

– Это бокс!

– Хорошо, бокс. Когда ты их убираешь, они снова становятся твоими. Люди часто причиняют друг другу зло, и ты столкнешься с этим, когда подрастешь, но я считаю, что все дурные поступки вызваны самым обычным эгоизмом. Обещай мне, что никогда не станешь эгоистом, малыш.

Я пообещал, но мне все равно не нравилось, когда победу одерживали Билли и Эл.

В тот октябрьский день 1962 года, когда судьба мира висела на волоске из-за небольшого, подобного кляксе на карте, тропического островка под названием Куба, я сражался за обе стороны и не мог проиграть ни при каком раскладе. Незадолго до этого по Методист-роуд прошелся городской грейдер (отец всегда ворчал, что он только разбрасывает камни), и вокруг было полно земли. Я наскреб достаточно, чтобы сделать сначала маленький холмик, потом холмик побольше, а затем и очень большой холм, доходивший мне почти до колен. Сперва я хотел назвать его Козьей горой, но потом передумал, посчитав название неоригинальным (в конце концов, настоящая Козья гора находилась всего в двенадцати милях) и неинтересным. Поразмыслив, я решил назвать его Череп-горой. Я даже попытался сделать пару пещер-глазниц, ткнув пальцем в соответствующие места, но земля была сухой и тут же осыпалась.

– Что ж, ладно, – сказал я, обращаясь к лежавшим в боксе солдатикам. – Мир устроен непросто, и нельзя иметь все. – Это было одним из любимых выражений отца, и не сомневаюсь, что при наличии пятерых детей у него имелись все основания так считать. – Пещеры у нас будут понарошку.

Половину солдатиков я расположил на вершине Череп-горы, и они являли собой внушительное зрелище. Особенно мне нравилось, как там смотрелись минометчики. Это были фрицы. Американские солдаты разместились у подножия. Им достались все джипы и грузовики, поскольку езда вверх по склону предстояла захватывающая. Я не сомневался, что одни машины опрокинутся, но другим наверняка удастся добраться до вершины. И раздавить минометчиков, которые будут напрасно молить о пощаде. Им ее не видать.

– Пленных не брать, – сказал я, пристраивая последних героев-американцев. – Гицмер, тебе конец!

Я начал двигать шеренги солдат вперед, сопровождая маневр звуками пулеметных очередей, когда на поле битвы упала тень. Я поднял глаза и увидел мужчину. Он загораживал солнце, и его силуэт обрамляли золотые лучи – прямо человеческое затмение.

В тот момент, как и обычно по субботам во второй половине дня, в нашем доме кипела жизнь. Энди с Коном и компанией друзей играли позади дома в дворовый бейсбол, с громкими криками и смехом. Клэр у себя в комнате с парой своих подруг крутила на проигрывателе пластинки: «The Loco-Motion», «Soldier Boy», «Palisades Park». Из гаража доносился стук – это Терри с отцом трудились над старым фордом 1951 года выпуска, который отец называл «Дорожной ракетой». Однажды я слышал, как он обозвал его «куском дерьма»; это выражение мне понравилось, и я до сих пор его использую. Если хотите поднять себе настроение, назовите что-нибудь «куском дерьма». Как правило, это срабатывает.

В общем, вокруг происходило много чего, но в тот момент мне показалось, будто все замерло. Я знаю, что это лишь игра воображения, которая объясняется сбоем в памяти (не говоря уже о сонме темных ассоциаций), но это воспоминание очень яркое. Неожиданно стихли крики ребят на заднем дворе, песни в комнате наверху, стук в гараже. Даже птицы вдруг замолчали.

Затем мужчина наклонился, и заходящее солнце, выглянув из-за его плеча, ослепило меня. Я прикрыл глаза рукой.

– Извини, извини, – произнес он и чуть подвинулся, чтобы солнце не мешало мне его рассмотреть. На нем был черный пиджак священника и черная рубашка с английским воротником, джинсы и стоптанные легкие кожаные туфли. Как будто он хотел быть одновременно двумя разными людьми. В шестилетнем возрасте я делил взрослых на три категории: молодые взрослые, взрослые и старики. Этот человек относился к молодым взрослым. Он наклонился, чтобы разглядеть сражающиеся армии.

– Вы кто? – спросил я.

– Чарлз Джейкобс.

Имя показалось мне знакомым. Он протянул руку, и я тут же пожал ее, потому что уже в шесть лет был вежливым. Мы все были вежливыми – родители об этом позаботились.

– А почему у вас воротник с дыркой?

– Потому что я священник. Теперь, приходя по воскресеньям в церковь, ты будешь встречать меня там. И вечером по четвергам, если станешь посещать собрания БММ.

– Раньше нашим священником был мистер Латур, – сказал я, – но он умер.

– Я знаю. Мне очень жаль.

– Ничего страшного. Мама сказала, что ему не было больно, и он отправился сразу на небо. Правда, он не носил такой воротник.

– Потому что Билл Латур был проповедником без духовного сана. Вроде волонтера. Благодаря ему двери церкви оставались открытыми, когда других служителей не было. Очень похвальное поведение.

– Мне кажется, папа знает о вас, – сказал я. – Он один из дьяконов. И собирает пожертвования. Правда, делает это по очереди с другими дьяконами.

– Делиться – это очень хорошо, – сказал Джейкобс и опустился на колени рядом со мной.

– Вы собираетесь молиться? – Эта мысль меня встревожила. Для молитв имелась церковь и собрания БММ – Братства методистской молодежи, – которые мои братья и сестра называли четверговой вечерней школой. Когда мистер Джейкобс возобновит эти собрания, я пойду на них в первый раз, как и в школу. – Если хотите поговорить с папой, то он в гараже с Терри. Они ставят новое сцепление на «Дорожную ракету». Вернее, это делает папа, а Терри подает ему инструменты и учится. Ему восемь лет. А мне – шесть. А мама, наверное, на заднем крыльце, смотрит, как ребята играют в дворовый бейсбол.

– Когда я был маленьким, мы называли эту игру «бита-перевертыш», – сказал Джейкобс и улыбнулся. У него была хорошая улыбка, и он мне сразу понравился.

– Правда?

– Ну да. Потому что, поймав мяч, надо было ударить им по бите. Как тебя зовут, малыш?

– Джейми Мортон. Мне шесть лет.

– Ты уже говорил.

– На нашем дворе еще никто не молился.

– Я тоже не собираюсь этого делать. Я хочу посмотреть поближе твои войска. Где тут русские, а где американцы?

– Ну, внизу, само собой, американцы, а на Череп-горе – фрицы. Американцам надо захватить гору.

– Потому что она не дает им продолжить наступление, – понимающе кивнул Джейкобс. – А за Череп-горой лежит дорога в Германию.

– Точно! И там самый главный фриц! Гицмер!

– Источник стольких бед, – сказал он.

– Что?

– Не важно. Ты не против, если я буду называть плохих парней немцами? «Фрицы» звучит как-то не очень.

– Нет, это здорово. Фрицы – это немцы, а немцы – это фрицы. Мой папа был на войне. Правда, только в последний год. Он чинил грузовики в Техасе. А вы были на войне, мистер Джейкобс?

– Нет, я тогда был слишком маленьким. И для Кореи тоже. А как американцы собираются взять гору, генерал Мортон?

– Штурмом! – закричал я. – Стреляя из пулеметов! Бабах! Бух-бух-бух! – И, понизив голос, добавил: – Така-така-така!

– Лобовая атака противника, закрепившегося на горе, – довольно рискованное предприятие, генерал. На твоем месте я бы разделил войска… примерно так… – Джейкобс расположил половину американцев слева, а половину – справа. – Это позволяет взять противника в клещи, понимаешь? – Он соединил большой и указательный пальцы. – И атаковать с двух сторон.

– Может быть, – согласился я. Мне нравилась идея лобовой атаки – много крови и рукопашная, – но и предложение мистера Джейкобса пришлось по душе. Военная хитрость. И коварство могло принести плоды. – Я хотел сделать пещеры, но земля слишком сухая.

– Понятно. – Он ткнул пальцем в Череп-гору и убедился, что земля осыпается. Поднялся, отряхнул джинсы. – У меня есть маленький сын, который через год-другой наверняка будет без ума от твоих солдатиков.

– Он может в них поиграть уже сейчас. – Я старался не быть эгоистом. – А где он?

– Пока еще в Бостоне со своей мамой. Там надо собрать много вещей. Думаю, что они приедут в среду. Самое позднее, в четверг. Но Морри еще слишком мал для солдатиков. Сейчас он их только разбросает.

– А сколько ему?

– Всего два годика.

– Могу поспорить, что он до сих пор писает в штаны! – закричал я и залился смехом. Возможно, это было не очень-то вежливо, но я не мог удержаться. Когда дети писают в штаны – это очень смешно.

– Так и есть, так и есть, – согласился Джейкобс, улыбаясь, – но я уверен, что он перестанет, когда подрастет. Говоришь, твой папа в гараже?

– Да. – Теперь я вспомнил, где слышал имя этого человека. Мама с папой говорили за ужином о новом священнике, который приезжает из Бостона.

Разве он не слишком молод для пастора? – спросила мама.

Да, и на его жалованье это точно скажется, – ответил отец и усмехнулся.

Кажется, они поговорили о нем еще немного, но я уже не слушал и переключился на Энди, который, даваясь, жадно заглатывал картофельное пюре. Он всегда так делал.

– Попробуй обходной маневр, – посоветовал Джейкобс на прощание.

– Что?

– Клещи, – пояснил он, снова сложив в кольцо большой и указательный пальцы.

– А-а. Да. Ладно.

Я попробовал, и это сработало. Все фрицы погибли. Однако битва получалась не такой впечатляющей, поэтому я предпринял лобовую атаку, и грузовики с джипами скатывались вниз, не в силах преодолеть крутой склон Череп-горы, а фрицы падали как подкошенные, перед смертью отчаянно крича.

Пока разыгрывалось сражение, родители и мистер Джейкобс сидели на крыльце, пили чай со льдом и обсуждали всякие церковные дела: помимо того, что мой отец был дьяконом, мама состояла в женской группе помощи и даже была заместителем ее руководительницы. Какие красивые шляпки она тогда носила! Их было не меньше дюжины. Мы были счастливы в те дни.

Мама позвала братьев и сестру с их друзьями, чтобы познакомить с новым священником. Я тоже было направился к ним, но мистер Джейкобс остановил меня, махнув рукой, и объяснил маме, что мы уже познакомились.

– Продолжай сражение, генерал! – крикнул он.

Я так и сделал. Кон и Энди с друзьями вернулись на задний двор и продолжили игру. Клэр с подругами отправились наверх танцевать (хотя мама и попросила ее сделать музыку потише – пожалуйста, спасибо). Беседа мистера и миссис Мортон с преподобным Джейкобсом завершилась не скоро. Помню, как часто меня удивляло, что взрослые могут так долго болтать. Неужели им не скучно?

Я перестал обращать на них внимание и полностью переключился на сражение возле Череп-горы, которое разыграл несколько раз. Самым удачным вариантом оказался тот, что включал предложенные мистером Джейкобсом клещи. Одна часть американских войск удерживала немцев с фронта, а другая обходила гору и обрушивалась на них с тыла. Ваз из это? – успел крикнуть один из фрицев, прежде чем пуля угодила ему в голову.

Я уже начал уставать и подумывал, не отправиться ли домой за кусочком пирога (если, конечно, после друзей Кона и Энди что-то осталось), когда на поле битвы снова упала тень. Я поднял глаза и увидел мистера Джейкобса со стаканом воды.

– Я одолжил его у твоей мамы. Можно показать тебе кое-что?

– Конечно.

Он снова опустился на колени и вылил воду на вершину Череп-горы.

– Это гроза! – закричал я и изобразил раскаты грома.

– Ага, если хочешь. С молниями. А теперь смотри. – Он растопырил два пальца и ткнул ими в мокрую землю. На этот раз отверстия остались.

– Вот так! – сказал Джейкобс. – Пещеры. – Он взял двух немецких солдатиков и поместил их внутрь. – Их будет трудно оттуда выбить, генерал, но я уверен, что американцы с этим справятся.

– Здорово! Спасибо!

– А если земля снова начнет осыпаться, полей еще водой.

– Хорошо.

– А когда закончишь сражение, не забудь вернуть стакан обратно на кухню. Мне бы не хотелось вызвать недовольство твоей мамы в первый же день своего пребывания в Харлоу.

Я пообещал и протянул руку:

– Давайте его сюда, мистер Джейкобс.

Он засмеялся и послушался, а потом направился по Методист-роуд в сторону дома, предоставленного общиной, в котором ему с семьей предстояло прожить следующие три года, до увольнения. Я проводил его взглядом и повернулся к Череп-горе.

Однако прежде чем я погрузился в сражение, на поле битвы снова легла тень. На этот раз моего отца. Он осторожно опустился на одно колено, стараясь не раздавить американских солдат.

– Ну, Джейми, как тебе наш новый священник?

– Мне он нравится.

– Мне тоже. И маме. Он очень молод для этой работы, но если справится, мы станем его первой общиной. Мне кажется, у него все получится. Особенно с БММ. Молодым легче найти общий язык друг с другом.

– Посмотри, пап, он показал мне, как делать пещеры. Надо только полить водой, чтобы земля стала мокрой.

– Понятно. – Отец потрепал мои волосы. – Тебе надо хорошенько умыться перед ужином. – Он поднял стакан. – Захватить его домой?

– Да, пожалуйста, и спасибо.

Он взял стакан и направился в сторону дома. Я повернулся к Череп-горе и увидел, что земля успела высохнуть и стенки пещеры обвалились. Солдаты внутри оказались погребены заживо. Но меня это не огорчило – как-никак это были плохие ребята.

Сейчас, когда мы с чрезмерной настороженностью относимся ко всему, что связано с сексом, ни один родитель в здравом уме не отправит своего шестилетнего ребенка к живущему без семьи (пусть даже всего несколько дней) мужчине, с которым едва знаком. Но именно так поступила моя мама в понедельник днем, не испытывая при этом никакой тревоги.

Преподобный Джейкобс – мама сказала, что я должен называть его именно так, а не «мистер», – поднялся на холм и постучал в нашу сетчатую дверь примерно без четверти три. Я устроился с раскраской на полу гостиной, а мама смотрела по телевизору «Призы по телефону». Она послала свое имя на телеканал и надеялась выиграть главный приз месяца – пылесос фирмы «Электролюкс». Мама понимала, что шансов на это мало, однако сказала, что будет «уповать».

– Вы не могли бы одолжить мне своего младшего на полчаса? – попросил преподобный Джейкобс. – У меня в гараже есть нечто, что я хотел бы ему показать.

– А что это? – заинтересовался я, уже поднимаясь с пола.

– Секрет. Ты потом расскажешь о нем маме.

– Мам?

– Ну конечно, – согласилась она, – но сначала смени свою школьную одежду, Джейми. А пока он переодевается, может, выпьете чаю со льдом, преподобный Джейкобс?

– С удовольствием, – ответил он. – И еще: не могли бы вы называть меня Чарли?

Подумав, она ответила:

– Нет, но Чарлзом, наверное, могу.

Я переоделся в джинсы и футболку и спустился вниз. Они говорили о взрослых вещах, и я вышел на улицу подождать школьный автобус. Мы с Коном и Терри посещали школу с одним учебным кабинетом всего в четверти мили по шоссе от нашего дома. Энди записали в общую среднюю школу, а Клэр ездила через реку в среднюю школу в Гейтс-Фоллз. «Только не стань чьей-нибудь первоклассной подружкой», – пошутила мама: учеников младшего класса в этой школе называли «первоклашками». Автобус высаживал Энди и Клэр на пересечении шоссе и Методист-роуд, у подножия Методист-хилл.

Я видел, как они вышли из автобуса и направились вверх по холму, по привычке ругаясь – мне было отлично слышно их от почтового ящика, возле которого я стоял, – и в этот момент появился преподобный Джейкобс.

– Готов? – спросил он и взял меня за руку – совершенно естественно.

– Само собой, – ответил я.

Мы встретили Энди и Клэр на полпути вниз. Энди спросил, куда мы направляемся.

– Домой к преподобному Джейкобсу, – ответил я. – Он собирается показать мне секрет.

– Не задерживайся слишком долго, – сказала Клэр. – Сегодня твоя очередь накрывать на стол. – Она покосилась на Джейкобса и тут же отвернулась, будто не могла на него смотреть. Моя сестра, как и все ее подружки, втюрилась в преподобного по уши еще до конца года.

– Я скоро верну его, – пообещал Джейкобс.

Держась за руки, мы спустились по холму к шоссе номер 9, которое вело в Портленд, если повернуть налево, и в Гейтс-Фоллз, Касл-Рок и Льюистон – если направо. Остановившись, мы убедились в отсутствии машин – что было смешно, поскольку на шоссе номер 9 автомобили появлялись редко, если не считать лета, – а потом зашагали вдоль кукурузного поля. Мягкий осенний ветер раскачивал сухие кукурузные стебли, и они громко трещали. Через десять минут мы добрались до дома священника – аккуратного белого строения с черными ставнями. За ним располагалась Первая методистская церковь Харлоу, что также было смешно, поскольку иные методистские церкви в Харлоу отсутствовали.

Единственным другим молитвенным домом в нашем городке была Церковь Силома. Отец считал ее прихожан людьми с приветом. Хотя они и не ездили в повозках, запряженных лошадьми, все мужчины и мальчики надевали черные шляпы, когда выходили из дома. Женщины и девочки носили платья по щиколотку и белые шапочки. По словам отца, они знали, когда наступит конец света: это было написано в специальной книге. Мама говорила, что в Америке каждый имеет право верить, во что хочет, если это никому не вредит… но не спорила с отцом. Наша церковь по размерам превосходила Церковь Силома, однако была очень простой. И без шпиля. Когда-то он имелся, но в давние времена, году в 1920-м, налетел ураган и сорвал его.

Мы с преподобным Джейкобсом прошли к дому по пыльной подъездной дорожке, и мое внимание привлек стоявший там синий «плимут-бельведер», явно принадлежавший пастору. Очень крутая машина.

– Коробка передач стандартная или кнопочная? – поинтересовался я.

Он удивился, а потом улыбнулся:

– Кнопочная. Это был подарок на свадьбу от моих свойственников.

– Тех, кто больше печется о своем?

– В моем случае – да, – ответил преподобный со смехом. – Ты любишь машины?

– Мы все любим машины, – сказал я, имея в виду всех членов нашей семьи… хотя, наверное, к маме и Клэр это относилось в меньшей степени. Женщины, похоже, вообще не могут оценить автомобиль по достоинству. – Когда «Дорожную ракету» починят, папа хочет испытать ее на гонках в Касл-Роке.

– В самом деле?

– Ну, сам он за руль не сядет. Мама говорит, что ему нельзя, потому что это слишком опасно. Может, это сделает Дуэйн Робишо. Ему с родителями принадлежит магазин «Браунис». Он участвовал в прошлогодней гонке, но у его машины загорелся двигатель. Папа говорит, что он ищет, на чем бы поехать сейчас.

– А Робишо ходят в церковь?

– Ну…

– Полагаю, что нет. Пойдем в гараж, Джейми!

Там было сумрачно и пахло плесенью. От темноты и плесени мне стало немного не по себе, но Джейкобса, казалось, они ничуть не смущали. Он провел меня вглубь и, остановившись, протянул руку, показывая на что-то. Я взглянул и ахнул от восторга.

Джейкобс довольно хмыкнул, как обычно делают люди, когда испытывают чувство гордости.

– Добро пожаловать на Мирное озеро, Джейми.

– Ничего себе!

– Я соорудил это в ожидании приезда Пэтси и Морри. Мне следовало заняться домом, и я действительно много сделал, например, починил насос, но пока Пэт не приедет с мебелью, дел не так уж много. Твоя мама с другими женщинами из группы помощи проделали потрясающую работу по уборке, малыш. Мистер Латур ездил сюда из Оррз-Айленда, так что здесь фактически никто не жил с начала Второй мировой войны. Я уже поблагодарил ее, однако буду признателен, если ты передашь ей мою благодарность еще раз.

– Само собой, – заверил я, но сомневаюсь, что выполнил обещание, потому что толком не слушал. Все мое внимание было приковано к столу, который занимал почти половину гаража. На нем раскинулся зеленый ландшафт, по сравнению с которым Череп-гора выглядела настоящим убожеством. С тех пор я видел немало подобных конструкций – в основном в витринах магазинов игрушек, – однако все они были укомплектованы навороченными электрическими железными дорогами. На столе, созданном трудами преподобного Джейкобса, никаких поездов не было. Это был даже не стол, а листы фанеры, положенные на поставленные рядком козлы. На этих листах располагался миниатюрный участок сельской местности, примерно двенадцать футов в длину и пять в ширину. По диагонали его пересекали высоковольтные опоры высотой восемнадцать дюймов, а главным украшением являлось озеро с настоящей водой, отливавшее синевой даже в сумраке гаража.

– Мне скоро придется это разобрать, – сказал преподобный, – иначе в гараже не будет места для машины, а Пэтси это не понравится.

Он наклонился и, упершись руками в бедра, устремил взгляд на купола холмов, нитевидные линии электропередачи и большое озеро. Возле воды паслись пластмассовые овцы и коровы (они были значительно крупнее, чем следовало, но я этого не заметил, а если бы и обратил внимание, то не придал бы значения). Немного удивляло наличие множества уличных фонарей, поскольку там не было ни города, ни дорог, которые они могли бы освещать.

– Ты бы наверняка смог разыграть тут настоящее сражение со своими солдатами, верно?

– Да, – согласился я, подумав, что мог бы устроить тут целую войну.

Он кивнул:

– Но такому не бывать, потому что это – Мирное озеро. Тут никто не ссорится и нельзя драться. В каком-то смысле оно похоже на небеса. Когда у нас начнутся собрания БММ, я хочу перенести озеро в церковный подвал. Надеюсь, вы с братьями поможете мне. Думаю, ребятам оно понравится.

– Еще бы! – сказал я и добавил фразу, которую часто слышал от отца: – Тут и к гадалке не ходи!

Он засмеялся и хлопнул меня по плечу.

– А хочешь увидеть чудо?

– Наверное, – неуверенно ответил я, не зная, чего ожидать. Это могло быть что-то страшное. Я вдруг отчетливо осознал, что мы одни в старом, пыльном, пустом гараже, в котором пахло так, будто его не открывали годами. Дверь во внешний мир была распахнута, но до нее, казалось, не меньше мили. Преподобный Джейкобс мне действительно нравился, однако я начал жалеть, что не остался дома на полу с раскраской, дожидаясь известий, получилось ли у мамы выиграть пылесос и наконец одержать победу в нескончаемой борьбе с летней пылью.

Затем преподобный Джейкобс медленно провел рукой над Мирным озером, и я забыл о своих страхах. Из-под импровизированного стола донеслось тихое низкое жужжание, похожее на звук, который при нагревании издавал наш телевизор «Филко», и все крохотные уличные фонари зажглись. Они были белыми и светили удивительно ярко, заливая волшебным лунным светом зеленые холмы и голубую воду. Даже пластиковые коровы и овцы стали выглядеть как живые, возможно, потому, что теперь они отбрасывали тени.