Текст книги "Проклятие семьи Грин"

Глава 6. Обвинение
(Вторник, 9 ноября, 16.00)

Комната Ады Грин была обставлена просто, почти сурово, но в ее аккуратности и маленьких декоративных штрихах чувствовалась заботливая женская рука. Слева, у двери в гардеробную, через которую можно было попасть к миссис Грин, стояла узкая простая кровать красного дерева. За ней шла дверь на каменный балкон. Правее, у окна, – туалетный столик. На янтарном ворсе китайского ковра перед ним расплылось большое темное пятно неправильной формы. Здесь накануне лежала раненая. У северной стены, по центру, помещался старый высокий камин в стиле Тюдоров, облицованный дубом.

Девушка на постели с любопытством посмотрела на нас, и ее бледные щеки окрасил легкий румянец. Она лежала на правом боку, опираясь перевязанным плечом на подушки за спиной, а ее тонкая белая левая рука покоилась на синем покрывале. В голубых глазах все еще витал ужас прошлой ночи.

Доктор Вонблон присел на край кровати и взял ее за руку. Движение врача было одновременно покровительственным и равнодушным.

– У этих джентльменов есть несколько вопросов, – ободряюще улыбнулся он. – Тебе сегодня намного лучше, и я им разрешил. Как ты, справишься?

Она устало кивнула, не сводя с него глаз.

Вэнс, который рассматривал резьбу на каменной кладке камина, повернулся и подошел к кровати.

– Сержант, если не возражаете, я начну.

Думаю, Хис понял, что ситуация требует деликатности, и с характерным великодушием немедленно отступил.

– Мисс Грин, – начал негромко и доброжелательно Вэнс, пододвигая к кровати маленькое кресло, – мы горячо желаем раскрыть тайну вчерашней трагедии, и, поскольку вы единственная можете нам помочь, то, пожалуйста, расскажите все, что помните.

Девушка сделала глубокий вдох.

– Это было… ужасно, – слабо произнесла она, глядя прямо перед собой. – Я заснула. Точно не знаю, во сколько. И вдруг что-то меня разбудило. Не могу сказать, что именно; внезапно я проснулась, и у меня возникло странное ощущение… – Она закрыла глаза и невольно содрогнулась. – Как будто в комнате кто-то есть и мне грозит опасность…

Настала зловещая тишина.

– В комнате было темно? – мягко спросил Вэнс.

– Да, кромешная тьма, – она медленно перевела на него глаза. – Поэтому-то я и испугалась. Мне почудилось рядом привидение или какой-то злой дух. Я хотела закричать, но не смогла – пересохло во рту и перехватило горло.

– Обычные спазмы от испуга, Ада, – пояснил Вонблон. – Так часто бывает. А дальше?

– Несколько минут я лежала, вся дрожа. В комнате было тихо, тем не менее я знала, да, знала: рядом что-то страшное, опасное… Темнота так меня пугала, что в конце концов я решила включить свет. Я тихо поднялась с кровати. Вскоре глаза начали различать слабый свет с улицы, и я медленно двинулась вперед, чтобы нащупать выключатель у двери. Прошла совсем немного, и вдруг… до меня дотронулась чья-то рука…

Ее губы дрожали, а в широко открытых глазах прыгал ужас.

– Я… я так испугалась, – через силу продолжала Ада, – почти не помню, что делала дальше. Снова хотела закричать, но губы меня не слушались. Тогда я повернулась прочь от… от того, что там было, и бросилась к окну. Сзади послышались шаги – какое-то странное шарканье. Я поняла, что это конец… Раздался ужасный треск, плечо точно обожгло. Мне стало дурно, свет померк, и я упала в темноту…

В комнате воцарилась напряженная тишина. Несмотря на простоту, рассказ девушки был невероятно красноречив. Словно великой актрисе, ей удалось погрузить слушателей в свои чувства.

Через несколько секунд Вэнс участливо произнес:

– Какая страшная история! Совсем не хочется мучить вас расспросами, но нужно прояснить несколько моментов.

Ада ответила на его деликатность слабой улыбкой.

– Постарайтесь вспомнить, что именно вас разбудило. Подумайте хорошенько.

– Нет… Ничего такого не вспоминается.

– Вы вчера заперли на ночь дверь?

– По-моему, нет. Я обычно не запираюсь.

– И вы не слышали, чтобы где-то скрипнула дверь?

– Нет, в доме все было тихо.

– Тем не менее вы были уверены, что в комнате кто-то есть. Почему?

– Не знаю… Наверное, что-то мне подсказало.

– Вот именно! Подумайте еще раз. – Вэнс слегка придвинулся к измученной девушке. – Быть может, легкое дыхание или дуновение воздуха, когда этот человек приблизился к кровати? Едва уловимый аромат духов?

Она наморщилась, силясь восстановить в памяти причину своего панического страха.

– Не могу… Нет, не помню. Я так перепугалась…

– Если бы нам только понять, отчего! – Вэнс бросил взгляд на доктора, и тот понимающе кивнул.

– Очевидно, какой-то раздражитель, который сознание не зафиксировало.

– Мисс Грин, вам не показалось, что вы знаете этого человека? – продолжал Вэнс. – Это был кто-то знакомый?

– Не могу сказать точно.

– Когда вы бросились от преступника к окну, вы не узнали шаги?

– Нет! – Ее голос впервые зазвучал категорично. – Это были просто шаги, мягкие, как бы скользящие.

– В темноте, разумеется, любой мог бы так идти. Или человек в тапках…

– Всего несколько шагов, а потом этот ужасный звук и жжение.

Вэнс помолчал.

– Сделайте усилие, вспомните шаги. Точнее, вспомните свое ощущение. Мужские они или женские?

Девушка еще сильнее побледнела и испуганно посмотрела вокруг.

Я заметил ее учащенное дыхание. Она дважды порывалась заговорить, но останавливалась и наконец произнесла низким дрожащим голосом:

– Я не знаю. Не имею ни малейшего представления.

Сибелла вдруг коротко рассмеялась, и все изумленно обернулись на этот нервный саркастический смех. Подбоченившись, красная, Сибелла неподвижно стояла у изножья кровати.

– Ну давай, скажи им, что это была я! – язвительно потребовала она. – Ты же этого хочешь! Что, рыдающая кошечка, не хватает смелости нагло врать?

Ада перестала дышать и придвинулась к доктору, который бросил на Сибеллу резкий предостерегающий взгляд. Неловкое молчание прервал Честер:

– Придержи язык, Сиб!

Сибелла пожала плечами и отошла к окну. Вэнс как ни в чем не бывало продолжил беседу:

– Еще кое-что, мисс Грин. Вы двинулись в темноте к выключателю, и до вас кто-то дотронулся. Где вы находились?

– Примерно на полпути к двери.

– Вы сказали, что вас коснулась рука. Коснулась как? Вас оттолкнули или, наоборот, постарались схватить?

Она покачала головой.

– Не совсем. Как же объяснить… Я на нее наткнулась. Будто кто-то протянул ее в мою сторону.

– А рука большая или маленькая? Сильная или слабая?

Снова воцарилось молчание. Тяжело дыша, Ада испуганно покосилась на Сибеллу, которая разглядывала черные качающиеся ветви деревьев за окном.

– Я не знаю. Говорю же, не знаю! – сдавленно воскликнула она с мукой в голосе. – Я не обратила внимания. Это было так неожиданно. Так ужасно.

– И все-таки у вас было определенное ощущение, – продолжал Вэнс настойчиво. – Женская рука или мужская?

Сибелла быстрыми шагами вернулась к кровати. Ее щеки были мертвенно бледны, глаза горели. Секунду она смотрела на страдающую девушку, а затем решительно обернулась к Вэнсу.

– Внизу вы спрашивали, кто мог это сделать. Я тогда промолчала, а теперь скажу. Я вам скажу, кто убийца! – Она мотнула головой в сторону кровати и трясущейся рукой указала на лежавшую в ней фигуру. – Вот ваш убийца! Эта слезливая приживалка, ангел во плоти. Змея подколодная!

Обвинение было столь невероятным, столь внезапным, что какое-то время все молчали. С губ Ады сорвался стон, и она в отчаянии судорожно вцепилась доктору в руку.

– Сибелла! Как ты можешь!

Вонблон гневно выпрямился и хотел что-то сказать, но Сибелла уже продолжала свою ошеломляющую сбивчивую обвинительную речь:

– Да-да, она! Столько лет дурачила всех в доме, а теперь водит за нос полицию. Она нас ненавидит с тех самых пор, как отец привел ее сюда. Завидует нашему богатству, крови в наших жилах. Ведь одному богу известно, какая течет в ней. Ненавидит, потому что нам неровня. С радостью отправит всех нас в могилу. И начала с Джулии, потому что та занималась хозяйством и следила, чтобы она не ела хлеб даром. Она нас не выносит и вот придумала, как убрать с дороги.

Больная на постели жалобно смотрела по очереди на всех присутствующих. В ее глазах не было и тени возмущения, только ошеломленность, словно она не верила в реальность происходящего.

– Крайне любопытно, – протянул Вэнс, все это время не спускавший с Сибеллы глаз.

Не столько сами слова, сколько звучавшая в них ирония приковала к нему все взоры.

– Вы в самом деле обвиняете сестру? – переспросил он вежливо, почти дружелюбно.

– Да! – дерзко заявила Сибелла. – Она нас ненавидит.

– Ненавидит… – Вэнс улыбнулся и продолжил без тени неодобрения: – Я как-то не заметил ни в одном из Гринов избытка родственных чувств. Ваше обвинение основано на чем-то конкретном?

– А то, что мы ей мешаем и что, убрав других наследников с дороги, она получит все: свободу, роскошь, легкую жизнь, – это недостаточно конкретно?

– Для такого чудовищного обвинения – нет. К слову, как вы объясните суду обстоятельства преступления? Не можете же вы просто игнорировать тот факт, что мисс Ада сама получила пулю в спину?

Сибелла, видимо, впервые осознала абсурдность такой версии. Она помрачнела и озабоченно поджала губы.

– Я вам уже говорила, я не полицейский. Преступления – это не по моей части.

– Логика, очевидно, тоже. Или я вас неправильно понял? Быть может, вы имели в виду, что мисс Ада убила сестру, а затем кто-то другой – как принято говорить, неустановленное лицо – выстрелил в нее саму, пылая жаждой мести? Так сказать, преступление à quatre mains?[26]26
  В четыре руки (фр., муз.).


[Закрыть]

Сибелла смутилась.

– В таком случае, – злобно заявила она, – остается только пожалеть, что стрелявший на редкость погано справился со своей работой.

– Возможно, его промах кого-то и огорчит, – многозначительно ответил Вэнс. – И все же я считаю, что вряд ли стоит всерьез рассматривать теорию двух стрелков. Видите ли, в обеих ваших сестер стреляли из одного и того же револьвера тридцать второго калибра, с интервалом всего в несколько минут. Боюсь, придется нам удовольствоваться одним обвиняемым.

Сибелла задумалась, а затем, осененная внезапной мыслью, спросила:

– А у тебя какое оружие, Чет?

– Ну да, старый «смит-и-вессон» тридцать второго калибра. – Честеру было явно не по себе.

– Да неужели? Так-так.

Она снова отошла к окну.

Напряжение в комнате спало, и Вонблон озабоченно наклонился к раненой, поправляя подушки.

– Не волнуйся, Ада. Завтра Сибелла раскается и загладит вину. Мы все на взводе.

Девушка посмотрела на него с благодарностью.

Секунду спустя доктор выпрямился и посмотрел на окружного прокурора.

– Надеюсь, это все, джентльмены? По крайней мере, на сегодня.

Вэнс и Маркхэм немедленно встали, и мы с сержантом последовали их примеру. Но тут к нам быстро подошла Сибелла и властно скомандовала:

– Стойте! Я кое-что вспомнила. Револьвер Чета! Я знаю, куда он делся. Это она взяла. Я видела ее на днях в его комнате и еще подумала, что это она там рыщет. – Она бросила на Вэнса победоносный взгляд. – Теперь достаточно конкретно?

– Когда это произошло, мисс Грин? – Он, как и прежде, погасил эффект ее яда своим спокойствием.

– Когда? Точно не помню. На прошлой неделе.

– Не в тот ли день, когда вы искали изумрудную булавку?

Сибелла помолчала, а затем сердито промолвила:

– Я не помню. Да и зачем мне? Зато я знаю, что шла мимо комнаты Чета и в приоткрытую дверь увидела ее. У стола.

– А в том, что мисс Ада зашла в комнату вашего брата, есть что-то необычное? – спросил Вэнс без особого интереса.

– Она ни к кому из нас не заходит. Кроме Рекса. Джулия давным-давно ее отучила.

Ада посмотрела на сестру с выражением бесконечной мольбы.

– Сибелла, – простонала она, – за что ты меня так не любишь? Что я тебе сделала?

– Что сделала?! – Пронзительный голос звучал безжалостно, а устремленные на сестру глаза сверкали почти демонически. – Все! И ничего! О, ты не глупа! Раболепная тихоня! Терпеливая, вечно виноватая святоша! Но мне ты не пустишь пыль в глаза. Ты ненавидишь всех нас с самого первого дня, только и ждешь удобного случая с нами разделаться. Ты все спланировала, жалкое ничтожество…

– Сибелла! – словно ударом хлыста, прервал доктор Вонблон эту сумасшедшую обличительную тираду. – Довольно!

Он подался вперед и грозно посмотрел ей в глаза. Его резкие слова поразили меня почти так же, как дикое обвинение Сибеллы. Была в них странная близость, бесцеремонность, которую не ожидаешь от семейного доктора, пусть он и старый друг семьи. Брови Вэнса тоже поползли вверх – он наблюдал за этой сценой с большим любопытством.

– У тебя истерика, – сурово продолжал Вонблон, не спуская с Сибеллы глаз. – Ты сама не знаешь, что говоришь.

Мне подумалось, что, не будь здесь посторонних, он употребил бы куда более крепкие выражения. Но и этих слов оказалось достаточно. Сибелла потупилась и вдруг, закрыв лицо руками, затряслась от рыданий.

– Простите… Какая я идиотка… Наговорила тут…

– Честер, отведи Сибеллу в ее комнату, – попросил Вонблон деловитым тоном. – Она переволновалась.

Сибелла без единого слова повернулась и вышла в сопровождении брата.

– Современные женщины – комок нервов, – лаконично прокомментировал доктор и положил руку больной на лоб. – А юной леди придется дать успокоительное. Иначе, Ада, ты не заснешь.

Не успел он достать микстуру из своего чемоданчика, как из соседней комнаты явственно донесся пронзительный плаксивый голос, и я впервые заметил, что дверь небольшой гардеробной, ведущей в покои миссис Грин, слегка приоткрыта.

– Что теперь стряслось? Мне мало волнений? Без этих бурных сцен прямо под ухом никак не обойтись? Ну конечно, мои страдания никому не интересны… Сестра! Закройте дверь. Вы же знали, что я пытаюсь уснуть. Так почему оставили ее открытой? Мне назло?.. Сестра! Вот что, передайте доктору: я хочу его видеть. У меня снова стреляет в спине. Беспомощная, всеми забытая калека…

Дверь бесшумно затворилась, и капризный голос стих.

– Будь это правдой, она давно бы велела закрыть двери, – устало произнесла Ада, осунувшееся бледное лицо которой выражало страдание. – Доктор Вон, ну почему она делает вид, что все специально ее мучают?

Вонблон вздохнул.

– Я уже тебе говорил. Не обращай внимания. Раздражительность и жалобы – неотъемлемые спутники ее болезни.

Мы попрощались с девушкой и вслед за доктором вышли из комнаты.

– Боюсь, вы узнали немного, – заметил он, почти извиняясь. – К большому сожалению, Ада не видела нападавшего. – Он повернулся к сержанту. – Между прочим, вы проверяли стенной сейф в столовой? Знаете, там над каминной доской за большой червленой панелью…

– С него и начали, – с легкой насмешкой отозвался Хис. – Кстати, док, завтра утром я хочу прислать к мисс Аде своего человека, чтобы снять отпечатки пальцев.

Вонблон любезно согласился и протянул руку Маркхэму.

– Если я чем-то могу быть полезен вам или полиции, – добавил он вежливо, – прошу, обращайтесь. Буду рад помочь. Не представляю, правда, чем, но как знать.

Маркхэм поблагодарил его, и мы спустились на первый этаж, где уже стоял Спроут с нашими пальто наготове. Минуту спустя мы сели в машину окружного прокурора.

Глава 7. Аргументы Вэнса
(Вторник, 9 ноября, 17.00)

Когда мы добрались до здания уголовного суда, было без малого пять часов. Свэкер зажег в кабинете Маркхэма старинную бронзовую люстру с керамическими плафонами; в ее неярком свете комната выглядела унылой и мрачной.

– Ну и семейка, дружище, – вздохнул Вэнс, откидываясь на спинку глубокого кожаного кресла. – Определенно нехорошая. Как переросшее растение. И куда подевалась былая сила? Если бы предки современных Гринов взглянули из своих усыпальниц на нынешнее поколение, клянусь, с ними случилась бы истерика!.. Удивительно, как эти старые семейства деградируют в атмосфере лени и праздности. Виттельсбахи, Романовы, все эти Юлии-Клавдии, Аббасиды – сплошь тупиковые эволюционные ветви… И с целыми народами то же самое. Роскошь и неограниченные удовольствия развращают. Рим во времена «тридцати тиранов», Ассирия при Сарданапале, Египет в эпоху поздних Рамессидов, Вандальское королевство в Африке при Гелимере… Удручающе.

– Вашу эрудицию лучше бы демонстрировать перед историками и социологами, – проворчал Маркхэм, не скрывая раздражения. – Чем эти факты помогут нам, и какое вообще отношение они имеют к делу, я, извините, не понимаю.

– Ну зачем же так категорично? Я выношу на ваше глубокомысленное рассмотрение характеры и взаимоотношения членов этого клана. Они послужат нам вехами на темной следственной дороге… Вообще вы знаете, – продолжал Вэнс не без юмора, – какая жалость, что вы с сержантом одержимы идеей социальной справедливости и прочей чепухой. Общество только выиграет, если Грины и им подобные исчезнут с лица земли. Хотя дело занимательное, крайне занимательное.

– К сожалению, не разделяю ваш энтузиазм, – резко ответил Маркхэм. – Это банальное и грязное преступление. Сегодня утром я сказал бы несколько подходящих случаю фраз и отправил Честера восвояси. Но тут вы – с вашим заступничеством, таинственными недомолвками и покачиванием головы. И я по глупости позволил себя в это втянуть. Надеюсь, день у вас выдался приятный. А вот у меня впереди еще три часа накопившейся работы.

Последнее предложение недвусмысленно намекало, что нам пора откланяться, однако Вэнс и ухом не повел.

– Побуду с вами еще немного, – заявил он с добродушной улыбкой. – Мой друг прискорбно ошибается. Как же я его брошу? Вам необходимо руководство, Маркхэм, и я решительно настроен вывернуть наизнанку перед вами с сержантом свою трепещущую душу.

Окружной прокурор нахмурился. Он достаточно знал Вэнса и понимал, что тот говорит очень серьезно и веселость – лишь маска. Годы близкой дружбы научили его, что поступки Вэнса, какими бы иррациональными они ни казались, никогда не продиктованы досужей прихотью.

– Хорошо, – неохотно уступил он. – Но буду признателен за краткость.

Вэнс печально вздохнул.

– Вот оно, наше суматошное время. Все куда-то спешим… – Он вопросительно посмотрел на сержанта. – Скажите, вы видели тело Джулии Грин?

– Само собой.

– Ее поза на кровати была естественной?

– А мне откуда знать, что для нее естественно? – Хис был не в духе. – Она полулежала на подушках, под одеялом.

– Вы не заметили ничего необычного?

– Вроде нет. Следов борьбы не было, если вы об этом.

– А руки? Они были спрятаны?

Хис удивленно поднял голову.

– Нет, сверху. И, раз уж вы об этом заговорили, она сжимала одеяло.

– То есть вцепилась в него?

– Ну да.

Вэнс стремительно наклонился вперед.

– А лицо, сержант? Ее убили во сне?

– Вряд ли. Глаза были широко раскрыты, она смотрела перед собой.

– Глаза раскрыты, смотрела перед собой, – повторил Вэнс с нарастающим волнением в голосе. – Что, по-вашему, выражало ее лицо? Страх? Ужас? Удивление?

Хис внимательно посмотрел на Вэнса.

– Да все, что вы перечислили. Рот был приоткрыт, как будто она чему-то удивлялась.

– И обеими руками вцепилась в одеяло. – Вэнс посмотрел куда-то вдаль, потом медленно встал и, опустив голову, прошелся взад-вперед. Перед столом окружного прокурора он остановился и оперся руками о спинку кресла. – Послушайте, Маркхэм. В этом доме происходит что-то ужасное. Немыслимое. Никакой случайный грабитель не вламывался туда вчера через парадную дверь. Преступление было спланировано, заранее просчитано. Кто-то выжидал в засаде. И этот кто-то знал дом, знал, где расположены выключатели, когда все отправляются спать, когда уходят к себе слуги – знал точно, как и когда нанести удар. За всем, что произошло вчера, – глубокий и ужасный мотив, бездонная пропасть, темные, смердящие уголки человеческой души. В этом преступлении черная ненависть, извращенные желания, отвратительные склонности, нездоровые амбиции. И вы только играете на руку убийце, отказываясь все это признать.

Он говорил странно глухо, и трудно было поверить, что это все тот же веселый и циничный Вэнс.

– Дом Гринов охвачен заразой. Он разлагается. Быть может, не в прямом смысле, но моральное разложение в тысячу раз страшнее. Гниет сама суть этого дома. И с ним – все его обитатели, теряя нравственность, здоровье духа и рассудок. Их отравляет атмосфера, которую они сами же и создали. В подобной ситуации преступление просто неизбежно. Удивительно, что не дошло до чего-нибудь еще более грязного и мерзкого. Это всего лишь одна из многих ступеней общей деградации их ненормального рода.

Вэнс замолчал и умоляюще протянул руку.

– Только подумайте. Старый одинокий большой дом, который дышит плесенью ушедших поколений, истлевший внутри и снаружи, стоит посреди запущенного участка, и бок его лижут грязные волны реки… А теперь вспомните разношерстную компанию беспокойных нездоровых существ, которые благодаря чрезмерному идеализму Тобиаса Грина должны жить бок о бок четверть века. Изо дня в день они дышат тлетворными миазмами прошлого, слишком слабые и трусливые, чтобы что-то изменить и идти своим путем, удерживаемые обманчивой стабильностью и развращающей праздностью. Постепенно они начинают ненавидеть друг друга, озлобляются и ожесточаются, безжалостно треплют друг другу нервы, утопают в обидах, пылают ненавистью, погрязают в черных мыслях, жалуются, дерутся, огрызаются… В конце концов наступает переломный момент, и разъедающая их ненависть обретает осязаемую форму.

– Все это понятно, – согласился Маркхэм. – Но ваши выводы – чистая теория, если не сказать – голословные утверждения. Что именно доказывает связь между вчерашними выстрелами и ненормальной, спору нет, ситуацией в особняке Гринов?

– Конкретно – ничего, в этом-то и ужас. Однако определенные, хотя и неясные, связи присутствуют. Я ощутил их, как только ступил на порог, и весь день пытался вслепую их нащупать. Они все время ускользали. Словно перед нами дом из лабиринтов, тупиков, капканов и вонючих каменных мешков – абсолютно ничего нормального и вменяемого. Дом, живущий в ночном кошмаре, населенный странными нездоровыми существами, в каждом из которых проглядывает призрачное чудовище, что прошлой ночью вырвалось на свободу и пошло бродить по старым коридорам. Вы разве не почувствовали? Не заметили, что его смутные очертания то и дело появлялись во время наших разговоров с этими людьми, которые не в силах превозмочь собственные жуткие мысли и подозрения?

Маркхэм нервно пошевелился и поправил стопку бумаг перед собой. На него произвела впечатление непривычная серьезность Вэнса.

– Я прекрасно понимаю, о чем вы. Но все эти ощущения нисколько не приближают нас к иной версии. В особняке Гринов есть что-то нездоровое – вне всяких сомнений. И в его обитателях, безусловно, тоже. Но вы слишком поддались его влиянию. Вас послушать, так это преступление нужно ставить в один ряд с отравительными оргиями Борджиа, темными делами маркизы де Бренвилье, убийством Друза и Германика в Древнем Риме или удушением малолетних Эдуарда Пятого и Ричарда Йоркского в Тауэре. Да, атмосфера особняка вполне созвучна такого рода закулисным романтическим преступлениям, но взломщики и бандиты каждую неделю ни за что ни про что убивают людей по всей стране. Как и произошло с сестрами Грин.

– Вы закрываете глаза на факты, – серьезно заявил Вэнс. – И упускаете из виду необычные подробности вчерашнего преступления: исполненное ужаса и изумления лицо Джулии перед смертью, ничем не объяснимый интервал между выстрелами, свет в обеих комнатах, коснувшаяся Ады рука, отсутствие малейших признаков взлома…

– А как же следы на снегу? – сухо осведомился Хис.

– Действительно, как же следы? – повернулся к нему Вэнс. – Они столь же необъяснимы, как и все остальное в этом гнусном деле. Кто-то пришел и ушел незадолго до преступления, но этот кто-то знал, что сможет бесшумно попасть в дом, не привлекая внимания.

– Это я вам объясню в два счета, – заявил практичный сержант. – В доме четверо слуг, и любой из них мог быть подельником.

Вэнс иронически улыбнулся.

– Да, только сообщник, который великодушно впустил взломщика в дом в назначенный час, забыл сообщить ему, где хранятся ценности, и не познакомил с расположением комнат, отчего бандит заблудился, вместо столовой забрел наверх, ходил на ощупь по темному коридору, запутался в спальнях, впал в панику, подстрелил двух женщин, включил свет выключателями, которые спрятаны за мебелью, бесшумно спустился вниз, хотя в нескольких метрах от него находился Спроут, и преспокойно покинул дом через парадную дверь!.. Вот так взломщик, сержант. А пособник в доме и вовсе неординарный. Нет, ваше объяснение не годится. Решительно не годится.

Он вновь обратился к Маркхэму:

– И раскрыть это дело без понимания нездоровой ситуации в доме нельзя.

– Ситуация нам известна, Вэнс, – терпеливо возразил окружной прокурор. – Да, она необычна. Однако вовсе не обязательно криминальна. Антагонистичные люди часто вынуждены жить вместе и начинают друг друга ненавидеть. Но эта ненависть редко приводит к убийству и сама по себе не доказывает наличие состава преступления.

– Может, и так. Тем не менее ненависть и вынужденное соседство порождают разнообразные отклонения – грязные страсти, одиозные пороки, дьявольские интриги. И в нашем деле бесконечное множество зловещих фактов, которые требуют объяснения.

– Ну наконец-то вы переходите к конкретике. Какие же факты требуют объяснения?

Вэнс закурил и присел на край стола.

– Например, почему Честер Грин вообще пришел сюда за помощью? Потому что исчез револьвер? Возможно. Но вряд ли причина только в этом. И кстати, о револьвере. Он действительно пропал? Или Честер его спрятал? Чертовски темная история. Сибелла видела его на прошлой неделе. Но видела ли? Многое прояснится, когда мы установим перемещения этого револьвера… Почему Честер так явственно слышал первый выстрел, а Рекс не услышал второго, в соседней комнате?.. Большой интервал между выстрелами… Спроут, наш дворецкий-полиглот, который читал Марциала – Мар-ци-а-ла! – и тут же спустился, но ничего не видел и не слышал… Как расценивать пророческие заявления Хемминг про Господа Саваофа, который карает Гринов, как сделал это с сыновьями Вавилона? У нее есть какое-то смутное религиозное объяснение случившемуся. Хотя, может, и не смутное… А немка-кухарка? Вот женщина с прошлым, образно говоря.

При всей флегматичности она не из прислуги и тем не менее больше десяти лет добосовестно кормит Гринов. Помните, как она объяснила свое появление в доме? Ее муж дружил со стариком Тобиасом, и тот распорядился оставить место за ней, сколько она пожелает. Здесь тоже много несуразного, Маркхэм, чересчур много. Далее, Рекс с его гипертрофированным теменем, тщедушным телом и регулярными приступами. Почему он так разволновался от наших вопросов? Нет, он не похож на невинного свидетеля неудавшейся кражи. И, повторюсь, свет. Кто его включил и зачем? В обеих комнатах! В спальне Джулии – до выстрела, поскольку она видела убийцу и понимала, что он намерен сделать, и в комнате Ады – после! Вот факты, которые, так сказать, вопиют о разъяснении. Без оного они просто безумны и иррациональны. Почему глубокой ночью, когда Спроут позвонил Вонблону, того не было дома? И как ему удалось оказаться на месте так скоро? Совпадение?.. Кстати, сержант, загадочные следы у дома похожи на следы Вонблона?

– Не определишь. Слишком крупный снег.

– Ну, скорее всего, это и не важно. – Вэнс снова повернулся к Маркхэму и продолжил перечислять: – Выстрелы разнятся. Джулию убили в постели и спереди, а в Аду стреляли сзади, когда она встала, хотя у преступника было достаточно времени, чтобы подойти и прицелиться. Почему он молча ждал, пока она поднимется? Как вообще он мог ждать, после того как убил Джулию и разбудил дом? Паника? Или все-таки холодный расчет? Почему дверь Джулии в такой час оказалась открытой? Это особенно любопытно. И вы, быть может, заметили, что Честер самолично позвал Сибеллу для разговора в гостиной, и вернулись они не сразу. Почему он не отправил за ней Спроута, как в случае с Рексом? И почему так долго не возвращался? О чем они говорили? Я жажду объяснения… Почему Сибелла уверена, что это не ограбление, но не желает озвучить свою версию? Она выставила всех членов семьи, включая себя, как возможных подозреваемых. Что кроется за ее саркастической откровенностью? Теперь рассказ Ады. Поразительный, непонятный, почти фантастический. В комнате было тихо, но она чувствовала чье-то пугающее присутствие. Протянутая рука, шаркающие шаги. Ее нежелание сказать, мужская рука или женская, и то, что Сибелла приняла это на свой счет. Мы просто обязаны разобраться, Маркхэм! А обвинение, брошенное Сибеллой? Что за ним стоит? И не забудьте любопытнейший эпизод, когда Вонблон упрекнул ее за истерику – весьма интимно, ca sauté aux yeux[27]27
  Очевидно (фр.).


[Закрыть]. Вы заметили, как послушалась его Сибелла? И вы, конечно, обратили внимание на Аду: она буквально прилипла к доктору во время этой сцены. Смотрела томными глазами, искала защиты. Наша крошка к нему неровно дышит. А он ведет себя профессионально-покровительственно, как и положено высокооплачиваемому эскулапу. С Сибеллой же обходится так, как мог бы Честер, если бы у него хватало духу.

Вэнс сделал глубокую затяжку.

– Да, Маркхэм, многое придется объяснить, чтобы я поверил в вашего грабителя.

Некоторое время окружной прокурор сидел в глубоком раздумье.

– Перечень, достойный Гомера, Вэнс. И все же не скажу, что меня он убедил. Вы упомянули ряд интересных фактов, которые, пожалуй, стоит прояснить. Однако вес ваших аргументов определяется только их количеством. Взятые по отдельности, они не представляют ценности. Всем им можно найти правдоподобное объяснение. Переменные вашего уравнения никак между собой не связаны, а значит, должны рассматриваться как отдельные единицы.

Вэнс стал мерить шагами комнату.

– Ох уж эти мне юристы! Совокупность странных и необъяснимых обстоятельств весит у вас ничуть не больше, чем эти обстоятельства, взятые по отдельности! Что ж, сдаюсь! К черту доводы рассудка. Подобно бедуину, я сворачиваю шатер и бесшумно снимаюсь с места. – Он взял пальто. – Оставляю вас с вашим мифическим, безумным взломщиком, который без ключа проникает в дом и ничего не крадет, знает местоположение выключателей за шкафами, но не может найти лестницу, стреляет в женщин, а затем включает свет. Когда поймаете его, милый мой Ликург, советую из соображений гуманности отправить горемыку в психиатрическую лечебницу, ибо, уверяю вас, он нездоров.

Как ни сопротивлялся Маркхэм, аргументы Вэнса все-таки поколебали его веру в ограбление. Но я хорошо понимал, почему он не хочет отказаться от первоначальной версии, до конца ее не проработав. Собственно, он тут же сам это объяснил: