Текст книги "Акула пера (сборник)"

– А-а, так это насчет вас звонили с проходной! – пробормотал он и тут же осторожно спросил: – И что же привело вас ко мне, уважаемая?

– Хочу получить справку об одной вашей сотруднице, – объяснила я. – О той, которая недавно попала под машину, – о бухгалтере Самойловой.

На холеном лице Толубеева появилось чрезвычайно удивленное выражение.

– Тут какое-то недоразумение! – с легким смешком сказал он. – Никто из моих сотрудников под машину не попадал! Это уж совершенно точно! И, кроме того, как, вы сказали, фамилия той, что вы ищете, – Самойлова? У нас нет бухгалтера с такой фамилией!

– Вы уверены? – разочарованно спросила я.

– Головой ручаюсь! – без колебаний ответил Толубеев.

По всему было видно, что он говорит правду, да и зачем ему было врать? Без особой надежды я попыталась зайти с другой стороны.

– Возможно, Самойлова не бухгалтер, – сказала я. – Возможно, просто конторская служащая…

– Я знаю всех служащих, – уверенно заявил Толубеев. – Среди моих нет Самойловой… А где вы вообще ее откопали и почему решили, что она наша?

– Она сама так отрекомендовалась, – сказала я. – В истории болезни в графе «место работы» записано: Второй хлебозавод, бухгалтер… Такая маленькая женщина с короткой стрижкой и въедливыми глазками. Голос у нее крайне неприятный. И она охотно и часто идет на скандал…

Толубеев слушал меня, озадаченно перекатывая в ладонях шариковую ручку. Вдруг взгляд его прояснился, он бросил ручку в стаканчик для карандашей и откинулся на спинку кресла.

– Я, кажется, понял, о ком идет речь! – заявил он и посмотрел на меня с некоторой иронией. Потом Толубеев сложил губы в брезгливую гримасу и согласно кивнул.

– Ну да, Татьяна Михайловна! Припоминаю, именно так ее и звали, – сказал он. – Но если вас интересует она, зачем вы пришли к нам?

– Да я же объяснила: она указала место работы – хлебозавод! – ответила я. – Куда же я должна была идти – в библиотеку?

Толубеев долго оценивающе разглядывал меня, а потом изрек:

– И чего же вы ожидаете от меня?

– Ну, поскольку Самойлова вам все-таки известна, – сказала я, – то хотелось бы услышать, что она за человек…

– Плохой человек, – убежденно произнес Толубеев.

– А конкретнее?

На лице Толубеева опять появилась проницательная улыбка.

– Послушайте, меня на такие штучки не возьмешь! – заявил он. – Идите к директору. Только сомневаюсь, что он захочет с вами откровенничать. Нам не нужна популярность подобного рода. От этого страдает репутация предприятия.

– Да не нужна мне ваша репутация! – с досадой сказала я. – У меня своих проблем хватает. Неужели трудно понять, что я пришла к вам по конкретному вопросу?

– Ну, хорошо. У меня мало времени, – сказал Толубеев. – Репутация нашего завода безупречна. Если вы попытаетесь лить грязь, будете разбираться в суде, это я вам обещаю!

– Клянусь, я ни строчки не собираюсь писать о вашем драгоценном заводе! – пообещала я. – Но вы можете хоть слово сказать о Самойловой? Ведь это просто смешно!

– Мне не очень, – возразил Толубеев. – Самойлова не имеет больше к заводу никакого отношения – я настаиваю на этом! Примерно три года назад она была уволена. Между прочим, с тех пор поменялось руководство почти полностью. К управлению пришли новые люди!

– Я вам верю. Но Самойлова – она что-то натворила? – спросила я.

– Ну, не просто так ее уволили! – откликнулся Толубеев. – Были вскрыты серьезные нарушения, злоупотребления служебным положением… Не одна Самойлова, а ряд работников… Но мы ото всех решительно избавились. Как говорится, сорную траву с поля вон! Правда, желая избежать огласки, решили ликвидировать конфликт мирным путем: ущерб взыскан рабочим порядком, а увольнения произведены с формулировкой «по собственному желанию»… Понимаете теперь? К чему нам ворошить прошлое?

– Не собираюсь ворошить вашего прошлого, – еще раз заверила я. – А Самойлову тоже уволили по собственному желанию?

– Разумеется. Какой смысл был с ней возиться? В принципе, она была мелкой сошкой, хотя и весьма противной. Вы правильно сказали: она постоянно нарывалась на скандал. Здесь она чувствовала себя в своей стихии. Но ей тоже дали по рукам.

– Понятно, – кивнула я. – Значит, в отличие от завода в целом, у бухгалтера Самойловой репутация не очень?

– У бывшего бухгалтера, подчеркиваю! – сказал Толубеев.

– Конечно, – согласилась я. – Значит, уже три года как от Самойловой избавились? А вы случайно не знаете, куда она потом устроилась?

Толубеев посмотрел на меня почти надменно.

– С какой стати? – возмущенно сказал он. – Я не поддерживаю с ней отношений, как вы догадываетесь!

– Разумеется, – сказала я. – Но, может быть, какие-то слухи…

– Уважаемая! – с превосходством произнес Толубеев. – У меня нет ни времени, ни охоты гоняться за какими-то слухами! Мы здесь занимаемся делом. Судьба профнепригодных работников нас не интересует. Кстати, за эти три года в бухгалтерии сменился кадровый состав полностью – поэтому Самойлову никто не помнит. Я единственный, потому что участвовал в разгребании того конфликта… Теперь вы удовлетворены?

– Не очень, – призналась я. – Была надежда узнать о Самойловой поподробнее… Но на нет и суда нет! Извините за беспокойство. Я, пожалуй, пойду.

Это так понравилось Толубееву, что он даже слегка подобрел.

– Рад был вам помочь, – доверительно сказал он. – Но, простите, нечем. Все, что я знал о личности этой дамы, я вам выложил. А больше мне сказать нечего – сами понимаете, мы с ней были по разные стороны баррикад… Да и потом, масштаб этой личности не мог вызвать к ней особого интереса – так, вздорная бабенка, жадная до денег…

– Ну, до денег мы все жадные, – с улыбкой заметила я.

Толубеев не принял шутку. Сделав значительную мину, он совершенно серьезно возразил:

– Вот тут вы не правы! Для меня главным является прежде всего дело! А деньги – что ж, они только требуют к себе разумного отношения.

По-видимому, он продолжал опасаться, что я еще не оставила намерений подмочить репутацию его фирмы. Но мне больше от него ничего не требовалось. Главный ответ у меня уже был: Татьяна Михайловна Самойлова оказалась человеком не только замкнутым, но и скрытным – она предпочитала держать в тайне все подробности своей жизни, включая даже место работы. Да и прошлое у нее было далеко не безоблачным. Я все больше убеждалась, что наши подозрения в отношении этой женщины небеспочвенны – не хватало только фактов.

Глава 6

Не принесла никаких результатов и вылазка Виктора. На следующий день он прошел весь Горный тупик от первого до последнего дома, намереваясь якобы снять там комнату. Итог оказался совершенно неожиданным. Все жители этой кривой улочки были не прочь сдать жилую площадь, даже не особенно заламывая цену.

Чтобы выйти из положения, Виктору пришлось проявить чудеса изворотливости. Он капризно осматривал предлагаемую комнату и обязательно оставался чем-нибудь недоволен – то площадью, то освещенностью, то ценой. В результате он отказывался и шел в соседний дом, где ему тоже сразу предлагали комнату, и все начиналось сначала.

Скоро уже все обитатели Горного тупика были в курсе, что к ним забрел какой-то сумасшедший, который сам не знает, чего хочет. В таких условиях трудно было рассчитывать застать врасплох предполагаемого преступника. Впрочем, Виктор утверждал, что добрая половина жителей окраинной улочки вполне могла претендовать на это звание – таких подозрительных пьяных физиономий и в таком количестве Виктор давно не видел.

Практически это означало одно: ничего конкретного в том районе обнаружить не удалось. Судя по гостеприимству аборигенов, мы имели право только предполагать, что они могли приютить у себя кого угодно, но об этом мы догадывались и раньше.

Юный Ромка сгоряча предложил поставить круглосуточный пост на выезде из Горного тупика, чтобы проследить за тем, кто куда входит и выходит.

– И в нетрезвом виде выезжает на грузовиках! – ехидно добавила Маринка. – А потом мы будем носить нашему Ромке передачи в больницу!

Я была сдержаннее, но Ромкину идею тоже не поддержала.

– Это называется ждать у моря погоды! – заявила я. – А кроме того, у нас нет ни сил, ни средств, чтобы организовать такое наблюдение. И вообще, это занятие бессмысленное и опасное. Будем разбираться с Самойловой!

Я подразумеваю под этим следующее: выяснение ее места работы, связей и отношений с адвокатом Григоровичем. Еще было бы неплохо обзавестись хотя бы плохоньким фотопортретом Татьяны Михайловны. У меня были на этот счет кое-какие соображения, но реализовать их можно было, только побывав в медсанчасти у Александра Михайловича, а он мне еще не звонил.

Чтобы не терять времени, я решила еще раз навестить адвоката, надеясь, что его гнев уже улегся. Предварительно я с ним не созванивалась – нет ничего легче, чем сказать человеку по телефону, что не хочешь его видеть.

В машине я, как обычно, размышляла по поводу поступившей информации. Кряжимский уже связывался с пресс-службой УВД и раздобыл там кое-какие сведения.

Выяснилось, что с марта этого года в нашем городе было совершено семь ограблений квартир. Вообще их было, конечно, гораздо больше, но Сергей Иванович сосредоточил внимание на тех, где преступник действовал сходным образом и совпадали обстоятельства.

Во всех семи случаях хозяева квартир на продолжительный срок выбывали в другой город, не позаботившись о дополнительной безопасности своих жилищ. Социальный состав подвергшихся ограблению был различен, но в основном это были люди не бедные – те в наше время предпочитают сидеть дома.

Преступник же во всех семи случаях действовал, по-видимому, в одиночку, весьма осторожно и умело, не оставляя следов и мастерски расправляясь с замками. Брал он исключительно деньги и драгоценности, избегая соблазна поживиться какой-нибудь крупной вещью, как бы дорога она ни была.

Оказалось, что, кроме этих семи удачных ограблений, имелись еще три попытки, которые вору реализовать не удалось. В одном случае сработала сигнализация, а в двух других всполошились соседи. Но удачливый вор всегда успевал унести ноги. Никто даже не смог запомнить его внешность.

Дотошный Кряжимский не ограничился ближайшим периодом и выспросил, не работал ли домушник-одиночка в прошлые годы. Насчет этого информация была достаточно противоречивой – что-то похожее имелось и в прошлом, но милиция вроде бы отказывалась приписывать все случаи одному человеку.

Впрочем, семи эпизодов менее чем за полгода было вполне достаточно для одного, тем более что имелись еще три неудачные попытки. Оставалась малость – выяснить, каким путем злоумышленник добывал информацию о пустых квартирах. Трудно было поверить, что в городе с почти миллионным населением он мог найти их только с помощью интуиции. Кто-то должен был снабжать его сведениями. Но кто – неужели Самойлова?

Размышлять об этом можно было бесконечно, но я уже подъезжала к дому, где жил Григорович. Я выбросила из головы Самойлову, озабоченная тем, как встретит меня адвокат. Нужно было проявить максимальное обаяние, чтобы компенсировать то раздражение, которое, должно быть, испытывает Григорович от моей персоны. В конце концов, он достаточно разумный человек и должен понять, что бессмысленно злиться на обстоятельства.

Адвокат был дома. На мой звонок он вышел в махровом синем халате, с мокрым распаренным лицом: должно быть, перед самым моим приходом принимал ванну. Хотя я из кожи лезла, стараясь казаться обаятельной, Григорович с трудом сумел спрятать разочарование, прозвучавшее в его голосе.

– Это опять вы, – без эмоций произнес он. – Пришли рассказать еще какую-нибудь сказку? Вроде рано – день на дворе… – он явно хотел съязвить, но вышло это у него как-то вяло.

– Сказки – это не наш профиль, – любезно ответила я. – Мы привыкли оперировать фактами.

– Непроверенными фактами, я бы сказал! – заметил Григорович.

– Кажется, Арнольд Львович, вы опять провоцируете меня на дискуссию, – сказала я. – У меня, впрочем, нет возражений, но вот вы после бани, и вас запросто может прохватить сквозняком.

– Спасибо за заботу, – иронически наклонил голову адвокат. – Ничего не остается, как предложить вам заходить в гости. Правда, это становится похожим на сказку про белого бычка…

– Что-то вас сегодня на сказки потянуло, Арнольд Львович? – спросила я, переступая порог. – Мне бы хотелось вернуть вас к суровой реальности.

– А мне показалось, что вам больше по душе театр абсурда, – проворчал Григорович.

Он, как и в прошлый раз, проводил меня в гостиную, а сам, извинившись, вышел. Впрочем, он быстро вернулся с цветастым полотенцем в руках, которым принялся энергично вытирать лицо и лысину.

– Вы застали меня врасплох, – заявил он, не прерывая своего занятия. – Хорошо еще, я успел одеться… Вообще-то я жду друга и думал, что это он пришел. Но раз уж это вы, я должен поинтересоваться, что вы будете пить: чай, кофе, чего-нибудь освежающего?

– Нет, спасибо, – сказала я. – Не будем отвлекаться. Тем более вы кого-то ждете, а мне не хотелось бы у вас засиживаться.

– А что вас опять привело ко мне? – с любопытством спросил Григорович. – Мне кажется, мы с вами исчерпали все возможности, которые представились нам во время первой встречи.

– У меня другое мнение на этот счет, – не согласилась я. – Просто в прошлый раз вы поддались отрицательным эмоциям.

– Да уж, отрицательных эмоций было хоть отбавляй! – с выражением произнес адвокат. – Со мной давно никто так по-хамски не разговаривал, как эта ваша протеже.

– Помилуйте, Арнольд Львович! – удивилась я. – О чем вы говорите? Протеже! Это слово здесь абсолютно неуместно!

– Но меня ни на минуту не покидало ощущение, что эта особа действует по вашей указке, – признался Григорович. – Я чувствовал себя героем какого-то дешевого фарса! И, между прочим, от души сочувствовал тому несчастному, который наехал на эту дуру… Я даже подумывал, не взяться ли мне за его защиту!

– И все-таки решили не браться? – вставила я.

– Да! Пришлось отказаться от этой мысли, – сказал адвокат. – Я слишком заинтересованное лицо… Но это, конечно, шутка. Просто я уже дал зарок – в процессах я категорически не участвую.

– Так вот, Арнольд Львович! – сказала я, когда он умолк. – Мысль о том, что сцена в больнице мной подстроена, могла прийти вам в голову только в минуту крайнего раздражения. Разумеется, я не имею к этой женщине никакого отношения. А вот вы, напротив, имеете! Поэтому я еще раз призываю – попытайтесь вспомнить, может быть, вы все-таки где-нибудь ее видели раньше?

– Да не видел я эту, извините за выражение, рожу никогда раньше! – уныло проговорил Григорович. – За свою жизнь я перевидал много людей, но такой противной бабы мне, кажется, еще не попадалось!

– Не торопитесь, – сказала я. – Лицо Самойловой здорово изменилось после аварии. Попытайтесь абстрагироваться от тех синяков и ссадин, которые его сейчас украшают, – может быть, тогда что-то вспомните?

– Ничего себе! – заметил Григорович. – Да я ее себе теперь иначе и не представляю. Сейчас, я бы сказал, у этой женщины наблюдается полная гармония между внешностью и внутренним миром… Но если серьезно, то вы правы: болезнь и казенная одежда меняют людей неузнаваемо. Вот если ознакомиться хотя бы с фотографией…

– А вы не догадались заглянуть в ее паспорт, когда осматривали сумочку? – спросила я.

– Ну что вы! – с упреком сказал Григорович. – Я и без того чувствовал себя достаточно неловко.

– А вы не могли по этой причине не заметить записку с адресом? – на всякий случай спросила я.

Адвокат энергично помотал головой.

– Ну уж нет! – заявил он. – В этом отношении я был очень внимателен. Никакой записки в сумочке не было. Это я могу вам гарантировать. У меня прекрасная память – я и сейчас могу подробно перечислить, что там было: паспорт, кошелек с небольшой суммой денег, платок, помада, расческа, зеркальце…

– Ключи от квартиры, – машинально вставила я.

Адвокат озадаченно умолк и посмотрел на меня с некоторым недоумением.

– Да нет, ключей-то как раз там не было, – возразил он. – Это точно. Трубочка с валидолом была, парочка мятных конфет…

– Ключи тоже были, – сказала я. – Вы просто их не заметили. В боковом кармашке. Там же, кстати, где лежала записка. Может быть, вы вообще туда не заглянули?

– Да что вы такое говорите! – Арнольд Львович начал уже горячиться. – Вы меня дураком считаете, что ли? Повторяю: я помню каждую мелочь! Ни записки, ни ключей там не было!

– Постойте, – с тревогой воскликнула я, осененная внезапной догадкой. – Вы твердо в этом уверены?

– Могу поклясться на Библии, если для вас это так важно! – сердито сказал Григорович.

– Тогда это меняет дело, – пробормотала я. – Вы преподнесли мне своего рода сюрприз, Арнольд Львович! Возможно, ваша наблюдательность еще сослужит нам хорошую службу. Вы знаете, я теперь, пожалуй, пойду – нужно проверить одну мысль. Но, если вы не против, на днях я опять к вам загляну и постараюсь раздобыть для вас фотографию Самойловой.

Григорович посмотрел на меня с легким испугом и нерешительно пробормотал:

– Ну что ж, заходите. Не смею возражать.

– Тогда до свидания! – сказала я и поспешно покинула его квартиру.

Боюсь, что по пути в редакцию я несколько раз позволила себе нарушить правила движения: так не терпелось мне поделиться сногсшибательной новостью с коллегами. И, едва переступив порог, я выпалила:

– А вы знаете, что кто-то забрал у гражданки Самойловой ключи от квартиры?

Разумеется, никто этого не знал. Все молча уставились на меня и несколько минут переваривали это сообщение. А потом Кряжимский осторожно спросил:

– И что же это означает?

– Не знаю, что это означает, – сказала я. – Но, по-моему, что-то очень интересное. Давайте подумаем, кому могли понадобиться ключи от чужой квартиры? Ведь, кажется, друзей и близких у Татьяны Михайловны не имеется?

– Это еще не факт, – остудил мой пыл Виктор.

– Она могла положить ключи под подушку, – добавил Кряжимский. – Для большей надежности.

– А с чего ты вообще это взяла? – скептически заметила Маринка. – У тебя было озарение?

И только юный Ромка озвучил мою тайную мысль.

– Ключи забрал тот, кто взял записку! – голосом Шерлока Холмса произнес он. – Это элементарно!

– Вот и я думаю то же самое! – заключила я. – А отсутствие ключей обнаружил адвокат Григорович, когда искал записку. Он утверждает, что ошибиться не мог: у него профессиональная память.

– Допустим, – сказал Кряжимский. – Но это еще ни о чем не говорит. Как я уже упоминал, Самойлова просто могла переложить ключи в другое место – под подушку, повесить себе на шею наконец. Человек она, судя по всему, недоверчивый, а тут постоянное присутствие посторонних – медсестры, нянечки, адвокаты… Вот она и спрятала ключи от греха подальше.

Возможен и другой вариант. Виктор верно заметил – мы предполагаем, что Самойлова абсолютно одинока. Но откуда у нас такая уверенность? Вполне возможно, есть кто-то, кому она полностью доверяет и кому может поручить наблюдать за квартирой, пока находится в больнице.

– Я бы тоже так поступила, если бы зависла в больнице на несколько месяцев, – заметила Маринка. – Мало ли что! Вдруг у нее дома хомячки?

– Скорее уж крокодил! – сердито сказал Ромка. – А по-моему, все совершенно ясно: преступник побывал у Самойловой, получил адрес, ограбил квартиру и теперь преспокойно отсиживается дома у своей сообщницы.

– Ну, насчет того, что преспокойно – это ты хватил! – возразил Кряжимский. – Появление чужого сразу бросилось бы в глаза соседям.

– А он скажет соседям, что племянник, – и все, – не сдавался Ромка. – Да чего проще – пойти и проверить?

– Что ж, такой вариант тоже может иметь место, – согласился Кряжимский. – Но в таком случае проверять нужно очень осторожно. Если в квартире Самойловой прячется преступник, при малейшем подозрении он оттуда уйдет.

– Для начала можно просто спросить соседей, – солидно сказал Ромка. – Представиться разносчиком телеграмм и спросить. Мол, проживает ли кто в квартире номер пятнадцать…

– Ну что ж, тогда ты этим и займись, – ободрила я Ромку. – Только уж действуй так, чтобы ни у кого не вызвать подозрений! Не лезь на рожон!

– Нашего Ромочку никто не заподозрит, – невинно заметила Маринка. – Он на сыщика ни капельки не похож!

Худшего оскорбления для нашего курьера не существовало. Он бросил на Маринку взгляд, полный бессильного негодования, хотел что-то сказать, но передумал и только отвернулся. Вероятно, он боялся, что у него от волнения сорвется голос.

Уставившись на Маринку, я сделала страшные глаза и незаметно показала ей кулак. Она в ответ изобразила на лице полное простодушие, но не смогла удержаться от самодовольной улыбки – все-таки современная молодежь слишком долго выходит из детства. И самое прискорбное, что теперь это относится и к женщинам.

– Так я могу приступить, Ольга Юрьевна? – хмуро спросил Ромка, справившись наконец с волнением.

– Да, разумеется, – сказала я. – Надеюсь, все у тебя получится.

Мне и самой не терпелось смотаться по адресу Татьяны Михайловны, но я понимала, что у Ромки это получится лучше. Все-таки что ни говори, а он действительно менее всего походил на сыщика.

Едва Ромка ушел, зазвонил телефон. Трубку сняла Маринка и после недолгих переговоров протянула ее мне.

– Твой долгожданный доктор звонит, – многозначительно произнесла она и не утерпела, чтобы не спросить: – А он интересный мужчина, правда?

– Кому как, – ответила я. – Между нами чисто деловые отношения.

Голос Александра Михайловича в трубке звучал, как всегда, бодро и весело:

– Ольга Юрьевна, приветствую! Рад вас слышать! А у нас для вас хорошие новости. Можете сейчас к нам подъехать. Как раз дежурит медсестричка, которая может ответить на ваши вопросы.

– Отлично! – обрадовалась я. – Немедленно выезжаю!

– Так я жду! – жизнерадостно сообщил доктор. – До встречи!

Положив трубку, я задумчиво посмотрела на Виктора.

– Есть одна мыслишка, – сказала я. – Хорошо бы умудриться переснять фотографию Самойловой с ее паспорта. Только желательно сделать это так, чтобы она ничего не заметила. Возьмешься за это дело?

Виктор пожал плечами.

– Нет проблем, – ответил он. – Наверное, она спит иногда?

– Да уж, думаю, не без этого, – согласилась я. – Жаль только, мы не в курсе, какой у нее распорядок дня. Но ведь можно подождать, верно?

– Ждать и догонять – это по-нашему, – изрек Виктор. – Я возьму аппарат.