Текст книги "Одинокая волчица. Том первый. Еще не вечер"

Глава вторая. Красиво жить не запретишь

После ужина, в котором я принимала чисто символическое участие, меня повели осматривать апартаменты. Внизу, помимо гостиной и кухни-столовой, обставленной тоже в стиль картинки из журнала, была спальня маринкиных родителей, большой и комфортабельный санузел, а также лестница, ведущая наверх. Там помещались – совершенно изолированно от родителей – Марина с Володей, причем у Володи имелся собственный кабинет с выходом на довольно просторный балкон, а к супружеской спальне примыкал опять же санузел. Имелась еще и гостевая комната – тоже с персональными удобствами и балконом.

В общем, один бы день так пожить! Я уже не говорю про отдельно стоящий домик с открытой верандой и камином, сауной и бассейном, причем нечто подобное я видела только в кино про «нездешнюю» жизнь. Сколько стоила вся эта роскошь я, конечно, не знала, но предполагала, что – недешево, но и семья в конце концов была не нищая. Впрочем, считать чужие деньги – пустое и неблагодарное занятие.

После купания в бассейне мы втроем сидели у горящего камина, попивали джин с тоником, курили и говорили о всяких житейских вопросах. Марину, например, больше всего интересовал вопрос моего здоровья и она устроила мне такой допрос с пристрастием, что папа Мюллер мог с чистой совестью уходить в отставку и оставить гестапо в надежных руках.

– Похоже на лучевую болезнь, – внес свою лепту в разговор Володя, – но в задачке спрашивается: где ты могла схватить дозу? Вряд ли ты лазишь по всяким помойкам…

– Скрупулезно подмечено, – не без яда ответила я. – Помойки – это не мой ареал обитания. Я все больше дома, за компьютером. Как и ты, впрочем.

– И как ты собираешься лечиться? – поинтересовалась Марина.

– Само пройдет, – отмахнулась я. – Между прочим, несколько месяцев назад у нас детишки – или просто проказники какие-то – бутылку с ртутью в подъезде грохнули. Тогда всем несладко пришлось. А потом как-то рассосалось и забылось. Хотя одна бабулька, кажется, померла: хотела сама все убрать.

– А Валерий? – негромко спросил Володя. – Он-то как себя чувствовал?

– Слушай, а ведь действительно после этого… Но он же вообще лечиться терпеть не мог. Да, это вариант.

Вариант вариантом, но при воспоминании о тех страшных днях снова выбило меня из колеи и я позорно расплакалась. Маринка кинулась в дом за успокоительным, а Володя просто положил руку мне на плечо и плеснул в бокал изрядную порцию неразбавленного джина. Говорить слова – это было не его амплуа, он предпочитал действие. В отличие от Валерия…

Наш союз никак не укладывался в стандартные рамки счастливого или несчастливого брака. Мы были явно необычной парой. Встретившись в достаточно зрелом возрасте, мы не проходили периода бурной страсти, с самого начала наши отношения были очень спокойными, со стороны даже казавшимися излишне рассудочными.

Даже внешне это выглядело именно так: разница между нами была «всего» двадцать лет, Валерий казался гораздо старше своего возраста – высокий, худой, с гривой рано поседевших волос, с глубокими морщинами вокруг рта и на высоком лбу, с умным, проницательным взглядом, всегда становившимся теплым, любящим и слегка тревожным, когда он смотрел на меня.

А я всегда выглядела гораздо моложе своих лет, благодаря пышной рыжей косе, пристрастию к спортивной одежде и маленькому росту – Валерию я едва доходила до плеча. Поэтому он во всех отношениях всегда смотрел на меня сверху вниз и имел на это полное основание, поскольку легкомысленной я была всегда.

Он был для меня скорее любящим, терпеливым и снисходительным отцом, нежели мужем. И самое удивительное – такое положение вещей меня вполне устраивало. С ним мне было абсолютно спокойно, я чувствовала себя надежно защищенной от всех житейских невзгод и неурядиц, словом была за ним, как за каменной стеной, уж простите за банальность. Забилась в теплую, уютную норку его любви и заботы и обрела, наконец, тот душевный комфорт, который необходим каждому человеку, а женщине особенно.

Кроме того, мне всегда было с ним очень интересно. Обладая богатейшей эрудицией, он щедро делился со мной своими знаниями, будучи человеком невероятно начитанным, деликатно направлял мои литературные вкусы и пристрастия таким образом, что и я стала достаточно хорошо разбираться в книгах, языке и стиле. Именно Валерий был моим первым читателем и самым строгим критиком. Тогда я еще только начинала переводить беллетристику, и это ему я целиком и полностью обязана вскоре появившимся у меня профессионализмом. Сказать откровенно, без него я никогда бы не стала тем, кем стала теперь. Старый сюжет Пигмалиона и Галатеи…

И все было бы хорошо, но только я одна знала, что означал тот тревожный огонек, который все чаще и чаще загорался в его глазах. Валерий был необыкновенно, почти патологически ревнив. Он так боялся меня потерять, что не переносил присутствия мужчин рядом со мной, исключение составляли только старики и почему-то Володя. Видимо, в моем старом приятеле он не чувствовал конкурента, а интуиция была у него просто дьявольской. Увы, все остальные мужчины изначально рассматривались им как потенциальные соперники, исключения он не сделал, как это ни странно, даже для моего сына. Подозреваю, что он помог отправить его учиться за рубеж еще и потому, что хотел быть в моей жизни вообще единственным.

В результате он своего добился. Отвадил всех моих приятелей мужского пола по институту, по работе, не поощрялось даже мое общение с женщинами, у которых мужья были моими ровесниками. Исключение составляла только еще одна моя подруга – Галка, муж которой был тоже чуть ли не вдвое ее старше.

А чтобы «его дорогая малышка» ненароком не заскучала, Валерий постоянно таскал меня на всякие светские мероприятия, всячески баловал и дарил цветы. Но потом оказалось, что наука, как таковая, в нашей стране не больно-то нужна, а уж философия…

От депрессии Валерия спасло прежде всего сознание того, что будет со мной, если он заболеет. И та роль, которую он на себя взял в изменившихся обстоятельствах. Он освободил меня от всех домашних забот, а я стала работать в три раза больше, чем до этого. Кроме того, моему мужу пришлось стать посредником между мной и издательством, так как я плохо разбиралась в деловых вопросах. И снова я почувствовала себя в безопасности и комфорте. Почувствовала себя по-настоящему счастливой.

Вернулась Маринка с какими-то каплями, которые я машинально выпила, даже не почувствовав вкуса, и изрекла приговор:

– Значит, так. Какое-то время мы поживешь у нас здесь, на свежем воздухе и с нормальным питанием…

– Через две недели приедет Алешка, – попыталась я напомнить ей о своем материнском долге.

Но она только отмахнулась.

– Алешке здесь тоже будет прекрасно. Есть велосипед, бассейн, прекрасная библиотека, даже две: папина и Володина. На третьем этаже пустая мансарда, поставим туда тахту и все прочее. Что ты будешь делать дома одна?

Я пожала плечами.

– Вот именно. Денег на курорты у тебя все равно нет, а переводить свои детективы ты прекрасно можешь и здесь. В гостевой комнате есть портативный компьютер. Все равно в свое издательство ты чаще двух раз в месяц не являешься. В крайнем случае, сейчас у всех, слава богу, мобилки: понадобишься – вызовут.

– Марина права, – неожиданно сказал Володя. – Сейчас тебе нельзя быть одной. То есть не одной, а предоставленной самой себе. Софья Михайловна тебя полечит, таблетки я достану, я уже примерно представляю себе, в чем дело…

Ничего удивительного в этом, кстати, не было. За свою карьеру переводчика Володя перетолмачил километры специальной литературы, в основном, на медицинские темы. Так что тут он и самой Софье Михайловне мог дать фору.

– А переизбыток общения тебе тут не грозит, все люди деликатные.

– И как долго ты предлагаешь мне сидеть у вас на шее?

– Дура, – беззлобно сказал Володя. – Если тебя так уж мучает совесть, будешь стричь газоны и кормить рыбок в пруду. Или тебе во что бы то ни стало хочется сидеть одной-одинешенькой в душной квартире в центре и жалеть себя? Тоже вариант, но – для слабонервных неврастеничек.

– Спасибо, – тихо сказала я. – Но хоть за алешкино-то питание я должна что-то платить. Он ведь не я – жрет в три горла, как его папенька. Только молоко, в отличие от него, не уважает.

– А твой бывший муж с чего это к молоку так пристрастен? – удивился Володя. – Мне казалось, он предпочитает напитки покрепче.

– Правильно казалось, – вздохнула я. – В результате имеем то, что имеем. Но он трудится в каком-то ящике, где имеют дело с радиацией. И молоко пьет исключительно в профилактических целях.

– С радиацией? – переспросил Володя и надолго замолчал.

– Не хочешь еще раз окунуться? – спросила Марина. – В этом году не Москва, а просто Акапулько какой-то.

– Пожалуй. Сейчас купальник принесу, наверное, высох уже.

– Фигней не страдай, – обронил Володя, закуривая трубку. – Я купаться не пойду, можете поплескаться нагишом. Да я бы и так ничего принципиально нового не увидел…

Н-да, тактичность никогда не входила в основной набор Володиных достоинств. Напоминать бывшей любовнице при нынешней жене… Маринка, конечно, в курсе, да и времени прошло немало, но все-таки хорошим тоном я бы такое замечание не назвала. Марина же, как всегда, предпочла чужой промах проигнорировать.

– Слушай, дорогая, – сказала я, когда мы погрузились в теплую голубоватую воду, подсвеченную снизу и сбоку специальными прожекторами, – я просто потрясена. Все так шикарно. Наверное, влетело в копеечку? Извини, конечно, что лезу не в свое дело…

– Именно об этом я и хотела с тобой поговорить, – чуть слышно сказала Марина, приблизившись ко мне почти вплотную. – Мне страшно. Я не понимаю, откуда у Володи столько денег.

– Но он же пашет, как проклятый, – тут же встала я на защиту приятеля. – И за его переводы платят более чем прилично…

– Я знаю. Двадцать долларов за страницу. В день он может перевести максимум двадцать, но это бывает редко, обычно десять-пятнадцать. В общем, даже если считать, что он работает тридцать дней в месяц, получается двенадцать тысяч. Один бассейн стоит в три раза больше! К тому же мы едим, пьем, платим налоги, недавно купили новую машину… В общем, не сходится.

– Ты тоже зарабатываешь…

– Да. Семьсот в месяц.

– И твой отец…

– Володя у него денег не берет принципиально. Дачу ведь переписали на меня, они вроде бы и не хозяева. Светик, я боюсь, что он влез в какой-то криминал. Честным трудом таких денег не заработаешь…

– Это если совесть воспаленная, – сказала я, вылезая из бассейна и обматываясь полотенцем. – И вообще зависит от человека. Вон Валерий, царствие ему небесное, ни честно, ни нечестно не мог заработать больше сугубо необходимого. А мой бывший супруг катается, как сыр в масле, потому что, не отходя от рабочего стола, в своем «ящике» создал какую-то шарашкину контору и теперь ездит исключительно на иномарке, обедает в ресторане, а одевается у Армани. И утверждает, что копит Алешке на отдельную квартиру, во что мне слабо верится.

Марина тоже вылезла из воды и устроилась с сигаретой в шезлонге напротив меня.

– Алешкин квартирный вопрос ты и сама можешь решить теперь. Извини, конечно, за бестактность. Трехкомнатная квартира в центре меняется на что угодно приличное, хоть на две двухкомнатные. И пусть твой бывший муж живет безмятежно.

– Успеется, – махнула я рукой. – Альке еще два года в колледже и четыре – в институте, если стипендию получит. Может, он и в Россию-то возвращаться-то и не планирует. Что ему тут светит?

– Ладно, в любом случае, время у тебя есть. Вступать в наследство нужно только через полгода, а за это время много чего наслучаться может. Так что думаешь, я преувеличиваю? Можно заработать большие деньги, не нарушая закона?

– Умеючи, наверное, можно. А вдруг он в компьютерную биржу играет? Знаешь что, живи и радуйся, что живая и при любимом муже, да еще о куске хлеба думать не надо. Бывает хуже…

Голос у меня предательски дрогнул и Марина, естественно, не могла этого не заметить. Она тут же захлопотала вокруг меня, рассказывая о том, какое замечательное время я тут проведу до глубокой осени, как красив сад, когда поспевают яблони и вишни со всякими сливами, как я вернусь в Москву обновленная и успокоившаяся и вообще…

Я слушала ее вполуха. Разговор, ненароком коснувшись Валерия, снова заставил меня вспомнить кое-какие периоды из нашей с ним совместной жизни. И не могу сказать, чтобы воспоминания эти были приятными…

Сначала я думала, что у Валерия на белом свете вообще никого нет, во всяком случае жил он, как настоящий отшельник. Потом оказалось, что есть родная сестра, только из-за какой-то нелепой ссоры многолетней давности они не поддерживают отношений.

Я буквально силком заставила брата и сестру помириться, мне была невыносима сама мысль о том, что, кроме меня – особы не слишком уравновешенной – у моего милого, доброго, умного мужа больше никого на свете нет. А если со мной – не приведи Бог! – что-то случится, он опять останется в обществе своих книг.

С прежней супругой он не общался, сына своего не видел пятнадцать лет. Мне, сохранившей вполне приличные отношения с отцом моего собственного ребенка, все это было странно. Как это так – бывшая жена не позволяет видеться? Сын уже давно совершеннолетний, могут решить этот вопрос между собой, по-мужски, если уж женщина оказалась стервой.

Ничего у меня не вышло. Помимо доброты, муж обладал еще и необыкновенным упрямством. Если его на чем-то заклинило, настаивать было не только бесполезно, но даже и вредно. Какое-то время он терпел мои миротворческие миссии, но потом сказал мне с той мягкостью, которой обычно камуфлировал окончательное и бесповоротное решение:

– Все, малыш, перестань зря стараться. Ты права, мой сын достаточно взрослый человек, чтобы принимать самостоятельные решения. Вот пусть он и принимает. Он знает мой адрес, телефонный номер сорок лет не менялся, захочет – встретимся. Но по его инициативе. А про мою бывшую жену, пожалуйста, больше не вспоминай. Причин много, но одну я тебе назову: для этой женщины самым главным в жизни всегда были деньги. А остальное – второстепенно. Все, тема закрыта.

И я поняла, что больше ничего не добьюсь. А вот с сестрой я их все-таки помирила, когда выяснила, что причиной их размолвки стало то, что Нина была категорически против его развода и заняла сторону бывшей жены, считая ее незаслуженно обиженной и брошенной.

С моей точки зрения – обыкновенное проявление женской солидарности, не более того. Помимо всего прочего, бездетная Нина, по словам моего мужа, души не чаяла в его сыне, своем племяннике, и беспокоилась о том, что психика ребенка окажется непоправимо травмированной разводом родителей.

Мне удалось убедить мужа сделать первый шаг к примирению и позвонить сестре. Как выяснилось, она тоже несколько тяготилась ссорой с единственным братом, да и любопытно было, наверное, посмотреть на его молодую жену, то есть на меня.

К первому визиту новообретенных родственников я готовилась очень тщательно, зная от мужа, что сестра его – прекрасная хозяйка. Я вылизала квартиру до зеркального блеска, напекла пирогов, и наготовила всяких экзотических закусок. В общем, расстаралась по полной программе и не без трепета ожидала результатов своих усилий.

Нина приехала к нам со своим мужем Игорем. Когда раздался звонок в дверь, я радостно побежала открывать, заранее настраиваясь на теплую родственную встречу, и почему-то думая, что за дверью окажется женский вариант Валерия, только поменьше ростом.

Увы, мечты слишком часто расходятся с действительностью. На пороге квартиры стояла женщина, действительно удивительно похожая на моего мужа, но так, как может быть похожа злая карикатура на оригинал. Те же черты лица, очень далекие от эталона красоты, но если у Валерия все это компенсировалось необыкновенной одухотворенностью, то здесь в каждой черточке сквозила какая-то сухая злоба. Узкие губы плотно сжаты, маленькие глазки буравили почти насквозь. Черные, как смоль волосы были скручены на затылке не узлом, а каким-то кукишем. А завершал общее впечатление ее наряд: очевидно дорогое платье, но такого кричаще-люминисцентного цвета, что у меня заломило глаза.

Из-за плеча супруги выглядывал человечек, кажется, даже ниже ее ростом, с острой крысиной мордочкой и бегающими глазками. Ничего себе родственнички, подумалось мне, но я быстро справилась с собой и стала изо всех сил изображать радость от встречи.

Но все равно мне время от времени становилось не по себе, когда на мне останавливался тяжелый и недобрый взгляд Нины. Кулинарные изыски мои она не оценила, пробормотав что-то про раздельное или разумное питание, пила только воду, зато Игорь, похоже, не ел перед этим визитом недели две: врезался в закуски так, что только уши шевелились, наплевав на явное неодобрение жены.

Хотя я и не смогла очаровать новых родственников, но у нас, тем не менее, состоялся тихий и приличный семейный вечер, вспомнили покойных родителей, порадовались тому, что у Валерия, моего супруга, наконец-то все в порядке. Даже запущенная трехкомнатная квартира приведена в пристойный вид, какого не имела, наверное, лет тридцать, если не больше.

Старый, надежный дом на Пречистенке – квартира стоит целое состояние, по нынешним-то временам. Ремонт мы сделали простенький, на всякие евровыкрутасы денег не было, но побеленные потолки больше не давили на голову и психику, а взметнулись на положенные им при постройке три с половиной метра, светлые обои радовали глаз, отциклеванные и покрытые лаком полы позволяли радостно бегать по квартире босиком. Недовольны ремонтом были только тараканы, которые в знак протеста квартиру покинули. Хотелось верить – навсегда.

– Ты ее хоть приватизировал, квартиру-то? – поинтересовалась Нина. – При твоей рассеянности мог и забыть.

– Приватизировал, приватизировал, – успокоила я ее. – Еще до того, как меня сюда прописал. Так что все в порядке.

– А твой сын тоже здесь прописан, Светлана?

– Нет, зачем? Он прописан там, где мы жили. Да и вообще Валера помог отправить его учиться в Англию. Глядишь, человеком станет.

– Что значит – станет? – возмутился Валерий. – У мальчика несомненные способности к биологии, он добился и там именной стипендии, а это мало кому удается. Он уже стал самостоятельным человеком, я во всяком случае спокоен за твоего сына.

– Твой сын, между прочим, тоже учится… в Америке, – заметила Нина, обращаясь к своему брату и напирая на местоимение «твой». – Так вы с ним и не увиделись. Между прочим, это довольно дорогое удовольствие – учить детей за границей. Не думала, что ты на старости лет стал миллионером.

Валерий пожал плечами:

– Я не платил ни копейки, к счастью, у меня масса коллег во всех странах, которые с удовольствием помогли мне. Связи – это тоже своего рода капитал. А насчет моего сына… так я, Нина, уже привык. Да и теперь поздно. У меня Светочка и жена, и ребенок по совместительству.

– Это как? – хором спросили Нина и ее муж.

– Да она совершенно не приспособлена к жизни, – пояснил Валерий. – Не приглядишь – обязательно во что-нибудь вляпается или что-нибудь перепутает. Как дитя. Только и умеет хорошо переводить детективы.

Родственники переглянулись. Я благоразумно промолчала. Мой дорогой доктор наук и профессор философии, похоже, искренне считал, что это я – не от мира сего и полагаю, будто булки растут на деревьях, а кофе и чай текут из водопроводного крана. Впрочем, ему самому действительно было все равно, что есть, во что одеваться, и какой мебелью и тарелками пользоваться. Гений – он и есть гений.

А я, при моей непрактичности, умела довольно много: от выпечки пирогов до вышивки гладью. И еще быстро печатала на машинке и разбирала любой почерк, в том числе и совершенно неудобочитаемый – моего философа. Наконец, в первом браке, с отцом моего ребенка, я прекрасно справлялась со всеми так называемыми «святыми женскими обязанностями», да и кое-какие мужские заодно прихватывала, если уж на то пошло.

В общем, все прошло почти хорошо, а главное, моя совесть была спокойна: у моего драгоценного снова появилась родня. А родственников, как известно, не выбирают. Да и может быть, они только при первой встрече были такие зажатые и не очень приветливые, а потом переменятся.

К себе Нина нас не приглашала, а на мои приглашения отвечала вежливым отказом, ссылаясь то на занятость по работе, но на необходимость поехать на дачу и сделать накопившиеся неотложные дела, то плохим самочувствием. Слава Богу, хоть по телефону сестра с братом теперь разговаривали более или менее регулярно.

Второй визит состоялся не скоро – где-то через полгода после первого, но оказался, почему-то не менее натянутым, и значительно более коротким. Нина пожаловалась на чудовищную мигрень, потом они с мужем почему-то заторопились домой, обещали созвониться… Вот, собственно, и все контакты.

Но созвониться пришлось много позже и совсем по другому поводу…

До меня дошло, что Марина уже в который раз окликает меня по имени. По-видимому, я слишком глубоко погрузилась в воспоминания и напрочь отключилась от реальности.

– Что, Мариша? – виновато переспросила я.

– Спать пора, вот что. Пойдем, я помогу тебе устроиться. Утром я рано уеду на работу, вместе с отцом, а у мамы отпуск, она тут за тобой присмотрит. Учти, Володя встает в шесть утра и через час уже сидит за компьютером. Пока сам из кабинета не выйдет – боже сохрани ему мешать.

Ничего себе мой приятель построил свой доблестный гарнизон! Впрочем, мягким характером Володя никогда не отличался, равно как и излишней сентиментальностью.

Марина провела меня наверх в комнату причудливой формы, где широкая кровать стояла в углу в каком-то подобии ниши, созданной скосами крыши, а возле открытой двери на балкон стояло кресло и небольшой круглый столик. Еще в комнате был красиво отделанный зелеными панелями стенной шкаф, а на кровати лежало покрывало из сотни разных, но гармонично подобранных лоскутов, явно произведение рук Софьи Михайловны.

– Все необходимое тут есть, завтра разберешься. А тут тебе сок на ночь и вот мама велела выпить таблетку снотворного. Где все удобства, ты уже знаешь. Спокойной ночи, подруга, завтра вечером увидимся. Да, не забудь задернуть шторы, здесь с раннего утра солнце, разбудит.

Она клюнула меня в щеку и ушла. Я чисто машинально, как будто находилась в Москве, приняла душ, заплела на ночь косу, приняла предписанное врачом лекарство и села в кресло у балкона выкурить последнюю сигарету и полюбоваться звездным небом. Но вместо этого память то и дело возвращала меня к совсем еще недавним событиям, а чуть притупившаяся за день душевная боль, возвратилась с новой силой.

Какие все-таки странные пируэты выписывает судьба. Много лет тому назад, когда между мной и Володей вдруг вспыхнуло «большое и светлое», я представить себе не могла, насколько все это окажется скоротечным: слишком плохо я знала этого человека, точнее, совсем не знала. Но я была так молода, мне и двадцати не исполнилось, и вообще он был моим первым мужчиной. Мне казалось, это навсегда: роман плавно перейдет (под музыку Мендельсона) в гармоничную семейную жизнь, мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день…

В один прекрасный день я и умерла… почти, когда обнаружила, что параллельно Володя встречается с еще одной девушкой, Галкой, кстати, моей второй после Марины лучшей подругой. Обстоятельства сложились так, что отрицать очевидное было бесполезно, да и не в характере Володи оправдываться. Роман, естественно, приказал долго жить, какое-то время я думала, что вообще жизнь кончена, но потом все как-то устаканилось.

Мы помирились с Галкой, здраво решив, что портить многолетнюю дружбу из-за какого-то Дон-Жуана глупо, потом она встретила своего теперешего мужа и, кажется, совершенно счастлива. А я… я тоже вышла замуж, но насколько могу судить теперь, из единственного желания показать Володе, что «не очень-то и хотелось». Хотя определенная увлеченность женихом, конечно, присутствовала. Свадьба была по-провинциальному пышной (родители моего мужа были из Краснодара), мои фата и платье превосходили все мыслимые и немыслимые возможности тогдашнего модельного бизнеса. Через год родился Алешка. А еще через год мне позвонил Володя…

Не понимаю, как это у него получилось, но мы стали друзьями. Зачем это понадобилось моему экс-возлюбленному, Бог весть, но, по-видимому, друг ему был нужен по каким-то одному ему известным соображениям, а я идеально подходила для этой роли. Прошлое не вспоминала, слушала его, не прерывая и даже во-время задавала нужные вопросы, с глупыми просьбами не приставала, а вот советами в отношениях с женщинами иногда помогала.

Насколько мне известно, больше друзей у него не было, ни мужчин, ни женщин. С моим первым мужем они заключили что-то вроде «пакта о ненападении», а к Алешке Володя даже питал некоторую слабость, насколько он вообще был способен на слабости. А я… я, дурочка, продолжала его любить, исключительно платонически и безнадежно. Впрочем, никакого значения это не имело.

Компьютер, на котором в последнее время я трудилась дома, мне, кстати, организовал тот же Володя. У меня самой денег, естественно, не было. Он же, использовав сложную систему дружеских и деловых связей, сделал так, что чудо современной техники, тут же получившее у меня имя «Кузьма», досталось мне практически даром. То ли списанное, то ли украденное.

На происхождение Кузьмы мне было решительно наплевать, зато через месяц после его появления я уже не представляла себе, как могла без него обходиться. Работа шла в два раза скорее, чем на машинке, пасьянсы – мое любимое занятие! – можно было раскладывать, не отходя от монитора, и, главное, отпала нужда просить Марину переправлять мои рукописи с бумаги на диск (а иначе их в стремительно модернизирующемся издательстве уже и не принимали).

Сначала, правда, компьютер предназначался Алешке – для общего развития. Но очень скоро выяснилось, что мой сын имеет ярко выраженную склонность к естественным наукам, в частности, к биологии, и что если ему и нужен компьютер для работы, то настоящий, мощный, на который можно устанавливать сложные программы, моему уму вообще недоступные.

Так Кузьма перешел в мою безраздельную собственность, а сыну мой тогдашний муж купил самую навороченную модель, которую только можно себе представить. Откуда он взял на это деньги, до сих пор не имею ни малейшего понятия: мне он регулярно выдавал весьма скромную сумму на ведение домашнего хозяйства, а на все прочие просьбы и намеки отвечал просто и лаконично: «Я не Рокфеллер».

Уже из этого эпизода можно понять, что наш брак вряд ли можно было считать идеальным. Прописавшись в моей довольно убогой трехкомнатной «распашонке», доставшейся мне от бабушки с дедушкой, царствие им небесное, Иван как-то сразу почувствовал себя коренным москвичом и хозяином этой жизни. Откуда у него, сугубо русского человека, появились восточные замашки в быту, не знаю. Но они появились.

Его полная свобода вовсе не компенсировалась моей: с работы я должна была нестись домой, попутно закупая продукты и забирая Алешку сначала из детского садика, потом с продленки, и сидеть дома, ожидая с горячим ужином своего господина и повелителя, во сколько бы он ни соизволил заявиться. Беседы наши сводились к обсуждению сугубо бытовых проблем, а супружеские отношения…

Не знаю, возможно, я вообще малотемпераментная женщина, и чтобы довести меня до соответствующего состояния, нужно приложить немало терпения и умения. У Володи это как-то практически всегда получалось. У Ивана – никогда, со всеми проистекающими отсюда последствиями. А когда выяснилось, что больше детей у меня по ряду причин не будет, супруг и вовсе охладел к нашему общему ложу и выставил меня из каморки, которую гордо именовал «кабинетом». Вторая изолированная комнатушка, естественно, предназначалась сыну. Местами же моего постоянного обитания были кухня и проходная комната – «зала», как ее величали мои провинциальные свекры. Действительно зала – четырнадцать «квадратов», хоть балы задавай.

В общем, наш замечательный брак потихоньку начал трещать по всем швам. Совсем скверно стало, когда Иван даже для приличия перестал скрывать наличие у него других женщин, объясняя это тем, что со мною спать так же приятно, «как с мертвой лошадью». Тут уж иссякло даже мое терпение, но… но квартира наша принадлежала к тем, которые принципиально не размениваются на что-то приличное. Да и Алешку было жалко: отца он любил. В общем, замкнутый круг.

Разомкнулся он нечаянно. Я время от времени подрабатывала перепечаткой всяких научных рукописей, причем клиентов мне сначала присылал Володя, а потом дело пошло «по цепочке». И дошло до появления в моем доме Валерия с кипой совершенно неудобочитаемых рукописей по каким-то философским проблемам. Работу я сделала быстро и качественно, он пригласил меня в кафе, я отказалась, конспективно изложив свое положение в семье. Через какое-то время Валерий принес еще одну рукопись (подозреваю, из старых запасов, для предлога) и билеты на балет для меня и Алешки. Третья рукопись сопровождалась… предложением стать его женой.

Сказать, что я обалдела, значит, ничего не сказать. Я настолько привыкла ходить по одному и тому же жизненному кругу, как старая кляча вокруг примитивного водонапорного сооружения, что ни о каких переменах даже и не мечтала. Валерий не клялся мне в любви до гроба и не предлагал своего сердца, просто предложил стать его женой, переехать к нему в практически пустую квартиру на Пречистенке и начать жить полноценной жизнью: ходить в театры, на концерты, просто на прогулки. И оставить супругу треклятую «распашонку» – пусть устраивает личную жизнь по собственному усмотрению, если не умеет ценить то, что имеет.

– А Алешка? – только и смогла пробормотать я.

– У меня есть возможность устроить его учиться за границей. Мальчик, безусловно, талантлив, а здесь пробиться будет трудновато. Ну что, согласны?

Я попросила на размышление три дня, после чего позвонила Валерию и сказала, что принимаю его предложение, но остается пустячная формальность: развестись с мужем. Почему-то у меня не было твердой уверенности в том, что он запрыгает от счастья при таком известии. И предчувствия меня не обманули.

– Идиотка! – орал мой драгоценный, – да тебя же просто зовут в бесплатные домработницы-секретарши. По совместительству – в бесплатные любовницы. Он же на двадцать лет старше тебя, он старик! Только тебя такой тип и может прельстить.