Текст книги "«Я убит подо Ржевом». Трагедия Мончаловского «котла»"

Но с 21 января ситуация западнее и юго-западнее Ржева изменилась коренным образом.

Как уже говорилось, командование 9-й армии основательно готовилось для закрытия бреши в линии фронта западнее Ржева, перебрасывая к Ржеву и Сычевке дополнительные силы. Поскольку некоторые части и подразделения находились еще в пути, начальник оперативного отдела 9-й армии подполковник Блаурок предложил командующему армией отсрочить назначенное на 21 января наступление на несколько дней. Пехотные офицеры уговаривали Моделя отложить наступление из-за сильных морозов. «Почему, господа? Ни завтра, ни послезавтра теплее не станет. И русские не прекращают своих операций», – ответил командующий.

При подготовке наступления произошла серьезная стычка В. Моделя с Гитлером, когда последний попытался приостановить переброску некоторых соединений под Ржев и Сычевку. С. Ньютон рассказывает об этом так: «19 января Модель, кипя гневом, примчался в Вязьму из Ржева, а оттуда на самолете вылетел в Восточную Пруссию. Модель добился личной встречи с Гитлером в обход фон Клюге, своего непосредственного начальника. Сначала он пытался изложить свои аргументы в спокойной и рассудительной манере Генерального штаба, но обнаружил, что логика на фюрера не действует. Модель чуть не пришел в отчаяние, ему пришлось искать слова, которые дадут ему моральное превосходство над главнокомандующим германской армией. Уставившись на Гитлера сквозь монокль, Модель грубо потребовал ответа: «Мой фюрер, кто командует 9-й армией, я или вы?» Гитлер был потрясен столь открытым вызовом новоиспеченного командующего армией. Он попытался прекратить спор, прямо приказав использовать войска фон Фитингофа в районе Гжатска. Модель покачал головой: «Это меня не устраивает». Растерявшийся диктатор наконец ответил: «Хорошо, Модель. Поступайте, как знаете, но вы отвечаете своей головой».

Пытаясь быть объективным, С. Ньютон отмечает крайне тяжелое положение в это время дивизий 29-й, 39-й армий и 11-го кавалерийского корпуса, которые намеревался атаковать Модель. По его словам, они «находились почти в таком же отчаянном положении, как и отрезанные немецкие дивизии в Оленино. Хотя они были гораздо лучше одеты с учетом арктических морозов, стоявших в Подмосковье, русские не имели ни одной линии снабжения, которую не обстреливала бы немецкая артиллерия. Перевозки осуществляли всего несколько грузовиков, у русских почти не осталось боеприпасов».

Немецкое наступление началось в назначенный день 21 января. В 10.30 при морозе, по словам Х. Гроссмана, в 45 °C [возможно, здесь ошибка перевода, температура, вероятно, указана по Фаренгейту; в «Журнале боевых действий» 30-й армии 23 января зафиксирована температура воздуха 25–30о по Цельсию… – С.Г.], немецкие солдаты вступили в бой в мундирах, под которые были насованы газеты. Так они пытались приспособить летнее обмундирование к русской зиме. Добавим, что они отнимали у местных жителей все, что позволяло им утеплиться, даже льняные холсты.

Сычевская группа в составе 1-й танковой дивизии, дивизии СС «Рейх», 309-го пехотного полка и других частей и подразделений командовал которой командир 1-й танковой дивизии генерал Крюгер, наступали на северо-запад с задачей занять Осуйское. Столкнувшись с ожесточенным сопротивлением и постоянными контратаками частей 39-й армии, группа замедлила свое продвижение.

Более успешно действовали войска вермахта западнее Ржева (схема 5). Там со стороны Ржева на запад наступали войска 6-го армейского корпуса по двум дорогам: севернее Волги – части 251-й, 256-й пехотных дивизий и другие подразделения, южнее Волги – части 26-й, 216-й пехотных дивизий и другие подразделения. Навстречу им на восток пробивались основная часть 206-й пехотной дивизии и кавалерийская бригада СС Г. Фегеляйна 23-го армейского корпуса (схема 6). Общее руководство операцией осуществлял штаб 161-й пехотной дивизии.

23 января в 12.45 группы встретились в районе Соломино, севернее дороги Ржев – Молодой Туд. Пути снабжения русских войск у Никольского и севернее Соломино были блокированы. Соединившиеся группировки докладывали о захвате 21 орудия, 20 противотанковых пушек, 10 минометов, 17 тяжелых пулеметов и 64 автомобилей.

Огневая позиция немецких артиллеристов. Западнее Ржева, январь 1942 г.

Схема 6. Закрытие прорыва западнее Ржева частями вермахта 21–23 января 1942 г.

К этому времени возможности армий Калининского фронта, в том числе 29-й, были весьма ограниченными: численный состав дивизий был небольшим, имевшаяся материальная часть не позволяла в полной мере выполнять поставленные задачи. Соединения и части армии были измотаны и обескровлены постоянными атаками на деревни, занятые врагом, причем «ночные атаки вследствие низкой выучки войск успеха не имели».

Пополнения личного состава были минимальны. Так, 21 января 1942 г. начальнику отдела укомплектования армии поступило донесение о том, что принято пополнение из 115-го запасного стрелкового полка: младшего комсостава 110 чел., рядового состава 923 чел. «Пополнение прибыло без вооружения. Обмундирование по зимнему плану. Красноармейских книжек нет». Для армии, ведущей активные наступательные действия, этого было крайне мало.

Ситуация с материальной частью в армии на 21 января 1942 г. выглядела следующим образом: орудий 45-мм – 37; 76-мм ПА – 18; 76-мм ДА– 66; гаубиц 122-мм – 33; 152-мм – 41; 85-мм – 29; установки М-13–6; установки М-8–7. Прибывшие на усиление армии один танк КВ и три танка Т-60, а также 24-й и 39-й отдельные гвардейские минометные дивизионы, об установках которых уже говорилось выше, изменить положение не могли. Танки оказались технически неисправны и остались в районе станции Мончалово, а минометные дивизионы «имели по одному залпу». В армии совсем не осталось овса для лошадей. Для решения проблемы потребовался приказ члена Военного совета фронта, чтобы выставить на дороги весь политический аппарат для более быстрого проталкивания транспорта с овсом.

Положение в соединениях позволяют представить выдержки из постановления Военного совета 29-й армии от 22 января 1942 г. по ситуации в 381-й стрелковой дивизии: «Из имеющихся в дивизии 200 автоматов на 20.1.42. осталось едва 60. Из имеющихся 200–240 ручных пулеметов на вооружении каждого сп осталось не более 7–10 шт…» Пренебрежительное отношение в дивизии к маскировке «привело к большим потерям в людском, особенно в конском составе. Выбыло около 300 лошадей, что поставило в крайне затруднительное положение артиллерию и транспорт…». В постановлении отмечалась «недопустимая беспечность при продвижении подразделений из одного места в другое» и приводился факт, когда «группе немецких автоматчиков, переодевшихся в красноармейское обмундирование, удалось напасть на батарею, убить и ранить 15 чел. и вывести из строя весь конский состав». В постановлении также говорилось о недостатках разведки, неумелой организации боя, когда действия пехоты не всегда обеспечивались артиллерией. Особо подчеркивалась «недопустимо высокая убыль» рядового, младшего, среднего и старшего начсостава. За 20-дневное участие в боях дивизия потеряла 90 процентов младших командиров, 75–80 процентов всего остального начсостава. Новому командиру дивизии, сменившему на этом посту полковника А. Толстова, на которого было заведено дело, подполковнику В. Шульге, был объявлен выговор.

Не менее показательны цифры из документов 185-й стрелковой дивизии: 20–21 января в дивизию прибыло пополнение – 240 человек «без оружия»; потери дивизии за эти дни составили убитыми 184, ранеными – 670 человек. К середине дня 23 января дивизия имела снарядов 76-мм – 802 шт., 122-мм – 143 шт., 37-мм – 147 шт., 120-мм мин – 16 шт.

Вряд ли командующий фронтом не знал о реальном состоянии армии. Скорее он не хотел его замечать, так как изменить что-то в лучшую сторону не имел возможности. Фронт продолжал выполнять поставленную Ставкой ВГК задачу по уничтожению можайско-гжатско-вяземской группировки противника. Перед 29-й армией в составе восьми дивизий опять была поставлена задача «с прежними частями усиления 22.1 овладеть Ржев и 24.1 выйти в район Осуга, Игнатово, Щеколдино».

В то же время, как уже отмечалось выше, противник стягивал к месту прорыва новые дополнительные силы, что подтверждалось данными разведки. Так, разведотдел 29-й армии в обобщенной сводке за 11–20 января констатировал: «Противник, остатками частей 256, 26 пд, 84 пп 8 пд, 135 пп 45 пд, 145 пп, 3/396 пп, особым авиадесантным батальоном, батальоном авишколы и, предположительно, 216 пп 86 пд, оказывая сильное сопротивление огнем и контратаками, упорно обороняет подступы к Ржев, сковывая войска армии с целью обеспечения фланга отходящих частей Московской группировки своих войск; одновременно продолжает подтягивать резервы к Ржев наспех комплектуемых запасных батальонов из глубины для пополнения обескровленных соединений…» Разведотдел фронта подтверждал подтягивание резервов за счет других участков фронта, констатируя отход противника на оленинском и погорело-городищенском направлениях.

Данные разведки фиксировали также и состояние оборонительного рубежа противника: «Рубеж на сев. – зап., сев. и сев. – вост. подступах к Ржев подготовлен заранее, где до сих пор продолжается усовершенствование оборонительных сооружений. Дзоты, блиндажи и шалаши для жилья в основном построены на узлах дорог и секторах, недостигаемых перекрестным огнем пулеметов из населенных пунктов. На отдельных участках отмечено проволочное заграждение в 2 кола и снеговые завалы высотой до 1 метра».

С утра 21 января дивизии правого фланга армии вновь перешли в наступление для выполнения поставленной задачи. Достаточно показательная запись сохранилась в боевом донесении штадива 183 на 10 часов этого дня: «Танки в бой не пошли по причине неисправности. Ведется следствие».

Одновременно утром 21 января началось немецкое наступление. По донесению начальника штаба 29-й армии В. М. Шарапова, противник силою до полнокровного полка с 13 танками с утра начал наступление в стык между 246-й и 174-й стрелковыми дивизиями и по дороге на Селижарово, и на правом фланге 915-го стрелкового полка – вдоль Волги силою до батальона. Было захвачено Старое Коростелево и другие деревни.

21 января у И. С. Конева состоялся разговор по телеграфу с членом Военного совета Калининского фронта корпусным комиссаром Д. С. Леоновым [запись разговора не датирована; дата определена по содержанию.. – С.Г.]: «… Вернувшийся Смокачев [дивизионный комиссар П. Е. Смокачев – член Военного совета фронта.. – С.Г.] от Швецова также подтверждает малочисленность активных штыков… Использование 365 сд Швецовым надо задержать… Намечается к передаче Лелюшенко… У Швецова сил достаточно, чтобы взять Ржев, беда в том, что нет решительности. Это главное. Поленова, не снимая с дивизии 243, временно направить для выполнения операции по захвату Ржев на 369 сд, нынешнего командира 369 сд оставить в качестве заместителя Поленова. Поленова сделать заместителем Швецова с правом отдачи распоряжения двум правофланговым дивизиям… Предупредите Швецова, что его будем судить за невыполнение задачи по овладению Ржев… Мне кажется, что плохо дело идет у Швецова потому, что лично Швецов много говорит сам, не уверен в своих действиях и не требует этого у подчиненных… Рука у него недостаточно тверда, все выскальзывает из рук…» Д. С. Леонов ответил, что сегодня же пошлет Поленова, чтобы ускорить взятие Ржева и поддержать командование армии. Конев приказал ему более точно выяснить, «когда Швецов все же намечает взять Ржев… Если он до 24 января управится, то можно рискнуть отдать ему 365 сд… Приведенный тобой довод о малочисленности войск Швецова очень легко разбить, стоит только внимательно подсчитать, и он получит тройное превосходство над противником с этими так называемыми малочисленными дивизиями… О 365… Пока ее никуда не выдвигать. Я имею в виду прежнюю наметку о выдвижении в район Осуйское».

Обратим внимание на упоминание в разговоре 365-й стрелковой дивизии, которой в феврале 1942 г. будет уготована трагическая судьба, а также на имя генерал-майора Поленова, которому также придется сыграть в последующих событиях не последнюю роль.

Точное время, когда состоялся этот разговор, не указано, но он, скорее всего, был еще до того, как командующему сообщили о начале немецкого наступления и о захвате западнее Ржева деревни Стар. Коростелево. С этого момента на ржевском направлении события стали развиваться крайне негативно для 29-й, 39-й армий и 11-го кавалерийского корпуса.

На картах видно, что Старое Коростелево находилось почти в центре прорыва, но «за спиной» наступающих на Ржев дивизий. Срочно повернуть эти дивизии было невозможно. Командование фронта вначале рассчитывало восстановить положение в этом районе посредством частичных перегруппировок, вводом в бой из резерва 243-й стрелковой дивизии. Начальника штаба 29-й армии командование фронта пыталось убедить, что «наступление противника на Ст. Коростелево является просто диверсией с целью отвлечь наши силы с юга [от Сычевки.. – С.Г.] и запада [от Ржева.. – С.Г.] … Какое-либо крупное наступление исключено. Противник предпринял диверсию в целях нарушить наш тыл…».

Не ясно, это была попытка успокоить командование армии или еще не было полного понимания опасности действий противника. Но вероятно, детально проанализировав положение, командующий фронтом признал необходимым срочно перебросить на этот участок более крупные дополнительные силы, произведя перегруппировку 30-й армии в полосу действий 29-й армии. В самом начале дня 22 января командующему 30-й армией было приказано сдать фронт 31-й армии, командующий которой должен был его принять к 18.00 22 января.

С таким решением Герой Советского Союза генерал-лейтенант Д. Д. Лелюшенко – командующий 30-й армией согласен не был. Донесение о несогласии с приказом своего командира он направил не вышестоящему начальнику, которым в данной ситуации являлся начальник Генерального штаба. Д. Д. Лелюшенко, а обратился к самому народному комиссару обороны, которым был в годы войны Верховный главнокомандующий И. В. Сталин, что очень напоминает поступок в похожей ситуации В. Моделя, обратившегося к Гитлеру через голову своего непосредственного начальника.

В донесении говорилось: «В 00.45 22.1 получен приказ тов. Конева о переброске 30-й армии со всеми ее тылами с левого фланга Калининского фронта на его правый фланг, в район Оленино (50 км западнее города Ржев), пересекая при этом фронт трех армий (31, 29 и 39-й). Срок сосредоточения для штаба армии – к исходу дня 23.1 и последней дивизией 26.1. Расстояние 140–160 км. Движение дано по одной дороге. Считаю своим долгом Вам доложить:

1. Сроки сосредоточения армии продуманы несерьезно – нереальны.

2. Своим движением армия, пересекая коммуникации трех армий, неизбежно вызовет путаницу и перебои в снабжении армий фронта.

3. К тому же 30-я армия никакой ударной силы из себя в данной момент не представляет. Из армии фронтом за последнее время взяты шесть лучших дивизий, одна танковая бригада. В оставшихся же четырех дивизиях в большинстве полков, в связи с непрерывными ожесточенными боями в течение полумесяца, насчитывается 80–120 активных штыков. Армия с боями прошла 180–220 км (от канала Волга – Москва до Погорелого Городища).

В связи с вышеизложенным докладываю:

1. Считаю нецелесообразным перебрасывать в таком состоянии 30 А на правый фланг Калининского фронта, так как она ожидаемого тов. Коневым эффекта при указанных обстоятельствах дать не может.

2. По нашему мнению, эту задачу фронта нужно было решать не переброской армии с одного фланга на другой, а путем уплотнения армий на правом фланге на [возможно, описка или опечатка; логичнее «за».. – С.Г.] счет увеличения фронта левофланговым армиям. Это будет гораздо быстрее и вернее.

3. Прошу нашу армию доукомплектовать и поставить ей любую боевую задачу.

4. Жду ответа».

Д. С. Леонов – член Военного совета Калининского фронта 1941 г.

Герой Советского Союза генерал-лейтенант (с 2.01.1942 г.) Д. Д. Лелюшенко – командующий 30-й армией. 1941 г.

Донесение написано от имени одного человека, но подписано членами Военного совета 30-й армии: «Лелюшенко, Абрамов, Хетагуров» и датировано 9 часами 22 января 1942 г.

К причинам нежелания Д. Д. Лелюшенко передислоцировать армию на другой участок фронта можно, вероятно, отнести и успешное преследование дивизиями армии войск противника, который отводил свои войска по приказу Гитлера. В «Журнале боевых действий» 30-й армии за 22 января записано, что она передала свой боевой участок в период «наиболее успешного развития наступления в направлении Погорелого Городища». На наш взгляд, успехи в продвижении соединений 30-й армии вряд ли были бы продолжительны: дойдя до определенного подготовленного рубежа, части вермахта уплотнили и укрепили свою оборону, прорвать которую названными в донесении силами армии было бы проблематично.

Ответом на донесение генерал-лейтенанта Д. Д. Лелюшенко стала директива Ставки ВГК, подписанная И. В. Сталиным примерно через сутки – 23 января в 3 часа 15 минут: «В сложившейся обстановке ржевско-вяземское направление имеет основное значение, от быстрого успеха на нем зависит успех операции в целом, и наоборот, настоящее направление 30-й армии стало второстепенным. Отсюда считаю решение тов. Конева правильным, необходимо приложить все усилия к скорейшему его выполнению». Вероятно, сутки понадобились Верховному главнокомандующему для обсуждения вопроса с высшим командованием Красной армии.

Забегая вперед, скажем, что Д. Д. Лелюшенко оказался прав: изменить ситуацию на фронте 29-й армии уже не удалось. Когда части и соединения 30-й армия стали прибывать к месту прорыва, оно уже было закрыто частями вермахта. Армия ввязалась в ожесточенные сражения с германскими войсками вначале западнее Ржева, потом непосредственно за Ржев. В конце сентября 1942 г. ее дивизиям удалось войти в город и отбить у противника несколько северо-восточных кварталов, но полностью Ржев стал свободным только после ухода из города войск вермахта. Д. Д. Лелюшенко в ноябре 1942 г. был назначен командующим 1-й гвардейской армией и отличился в боях под Сталинградом. После него командующим 30-й армий был назначен генерал-майор В. Я. Колпакчи. В апреле 1943 г. армии было присвоено звание гвардейской, и она стала именоваться 10-й гвардейской армией.

Утром 22 января в телеграмме для сообщения «комфронта» генерал-майор Швецов предположил, что «возможен прорыв Ржевской группировки противника на северо-запад и запад», и оказался прав. С утра 22 января немецкие войска силами до пехотного полка, как записано в «Журнале боевых действий» фронта [в военно-исторической литературе существует информация о двух полках 6-го армейского корпуса.. – С.Г.], с танками перешли в наступление в северо-западном направлении вдоль дороги Ржев – Ельцы [в других документах – вдоль Селижаровского шоссе, что одно и то же. – С.Г.]. Наступление поддерживалось бомбардировочной и истребительной авиацией с ржевского аэродрома.

В то время, пока дивизии правофланговой группировки 29-й армии – 185, 381, 369, 183-я продолжали наступление на ржевском направлении, которое немцы усилили танками, кавалеристами, лыжниками, дивизии центра и левого фланга армии – 246, 375, 174, 220-я – вели оборонительные бои, сдерживая наступление пехоты противника, поддержанное танками. В отражении вражеских атак участвовали все подразделения дивизий.

Так, в оперативной сводке 246-й стрелковой дивизии записано: «…Заградительный отряд и батальон связи обороняли Малахово-Волжское, Литвиново. Объединенной группой в составе 35 чел. с 6.00 наступали на известковый завод. Не доходя до завода 200 м, группа была подвергнута сильному пулеметному и минометному обстрелу и контратакована. С большими потерями отошла…» Вместе с частями и подразделениями 246-й стрелковой дивизии сражался и 87-й лыжный батальон. Чтобы остановить продвижение противника в месте прорыва, армейское командование стало собирать «все тылы: полторы сотни из инженерного батальона, сотни всяких отстающих по деревням, пустили в ход все спецдивизии [вероятно, все дивизионные спецчасти.. – С.Г.] … 70 человек связистов», роту пополнения для 39-й армии. В разговоре с командующим фронтом генерал-майор Шарапов заявил: «Имеющимися силами, я думаю, можно сдержать распространение противника дальше, но восстановить положение с этими силами не сможем». В ответ генерал-полковник Конев приказал «прекратить панику, остановить наступление врага и прорвавшиеся его части уничтожить, ни шагу назад, отходящих расстреливать на месте». На генерал-майора Шарапова возлагалась персональная ответственность как на командующего «северной группы войск 29-армии» за восстановление положения, ему было приказано вступить в командование 375, 174, 220, 243-й стрелковыми дивизиями и частями усиления армии, находившимися севернее Волги.

К 18 часам противник занял Ножкино, Петелино, Нов. Коростелево, Бухавино, Филькино, т. е. населенные пункты на северной стороне Волги, перерезав коммуникации 29-й, 39-й армий. В телеграмме шифром И. С. Коневу 22 января генерал-майор Швецов докладывал: «С 12.00 22 января подвоз всех видов снабжения прекратился».

Следует пояснить, что с начала наступления армии ее управление было разделено. Командующий армией генерал-майор В. И. Швецов, член Военного совета армии бригадный комиссар Н. Н. Савков, некоторые начальники подразделений штаба армии были в наступающих войсках правофланговой группы. Начальник штаба армии генерал-майор В. М. Шарапов с частью управления находился на северном берегу Волги. В «Справке», обобщающей разведданные за конец января – начало февраля 1942 г., эта часть штаба была названа «сев. [верный] КП». Связь штаба фронта с генерал-майором Швецовым осуществлялась не напрямую, а через штаб 29-й армии, т. е. через генерал-майора Шарапова. Все донесения, телеграммы, шифровки, поступавшие в штаб армии из полуокруженной, а потом окруженной группировки войск 29-й армии, сразу же передавались в штаб фронта. В то же время в отдельных случаях реакция командования фронта, ряд приказов командующего фронтом генерал-полковника Конева позволяют предположить, что не со всеми поступающими документами он был знаком лично.

Радиосвязь с командующим армией у начальника штаба В. М. Шарапова была практически все время, но иногда сведения запаздывали. Первая запись в «Журнале боевых действий» армии об отсутствии сведений «о действиях правофланговой группировки (381, 185, 369 и 183 сд, танковая группа, 24 и 39 огмд)» сделана за 23 января. Генерал-майор Швецов также не всегда имел сведения «о положении частей севернее р. Волга». Телеграммы из войск, находившихся южнее Волги, практически всегда подписаны командующим 29-й армией генерал-майором Швецовым и членом Военного совета бригадным комиссаром Савковым, телеграммы, шифровки и сообщения из штаба 29-й армии – начальником штаба генерал-майором Шараповым и военкомом штаба старшим батальонным комиссаром Чепурных. Иногда связь штаба армии с управлением армии в окружении осуществлялась самолетами связи и посыльными. Но «в первых числах февраля обмен почты прекратился. Данные авиаразведки о перегруппировках пр-ка нами сообщались шифром», – говорилось в упоминаемой выше «Справке». Позднее, при выходе из окружения, радиосвязь будет прервана на несколько дней.

Ниже, чтобы избежать сложных, перегруженных информацией предложений, будем называть только фамилию командира или политработника без указания званий и должностей, как в документах.

Рано утром – в 5.50–23 января из штаба фронта генералу Швецову ушла шифровка, подписанная Коневым и Захаровым: «Противник, видимо, пытается прорваться из Ржева на запад. Приказываю: принять все меры, чтобы не допустить прорыва противника на запад в направлении Бахматово, Соломино. Вам передано 365 сд, 375 сд. Силами Вашей армии и переданными двумя дивизиями организовать удар по уничтожению прорвавшейся группы противника. Вам передано 646 ап РГК…» При этом задача по захвату армией Ржева командованием фронта снята не была. Заканчивалась шифровка следующими словами: «Хозяин [И. Сталин. – С.Г.] крайне недоволен и не допускает мысли, как могло получиться, что полк противника оттеснил две наши дивизии».

Недовольство Хозяина понять можно. Отрезанной от основного фронта оказывалась группировка войск численностью, по самым скромным подсчетам, от 50 до 60 тысяч человек. Причины сложившейся ситуации очевидны: крайняя малочисленность 174-й и 246-й стрелковых дивизий, на которые пришелся основной удар противника, усталость людей, отсутствие боеприпасов.

Не очень понятна ситуация с «переданными дивизиями». Согласно записям в «Журнале боевых действий» 29-й армии за 22 января, 375-я стрелковая дивизия и так уже была в составе армии и противостояла атакам противника на направлении Ножкино, Петелино, Нов. Филькино, а взаимодействуя с 174-й стрелковой дивизией – на рубеже Ильино, Колесниково, Буханино. 23 января части дивизии воевали и на рубеже Тимонцево.

365-я стрелковая дивизии была той самой, о которой командующий фронтом И. С. Конев рассуждал в разговоре с Д. С. Леоновым 21 января, не желая давать ее Швецову. Штаб фронта вечером того же дня – в 22.40 – решил, что она вместе с 375-й стрелковой дивизией с 23 января должна была войти в состав 30-й армии. Но события этого и следующего дней заставили командование фронта изменить решение, и дивизии 22 января были переданы 29-й армии. Но если 375-я стрелковая дивизия в этот день уже вела оборонительные бои, о чем говорилось выше, то ситуация с 365-й стрелковой дивизией разворачивалась значительно сложнее.

Вероятно, между двумя названными приказами от 21 и 22 января был еще какой-то приказ, в котором дивизия, скорее всего, была передана 39-й армии. На момент написания книги этот приказ найти не удалось. Подтверждением названного факта может быть сообщение генерал-майора Шарапова начальнику штаба фронта М. В. Захарову, вероятно, вечером 22 января: «Насчет 365 сд. Швецов пытался задержать ее, но к исходу дня, когда командир дивизии поставил вопрос: “Что делать?”, Швецов, не имея права держать больше дивизию, ответил командиру: “Действуйте по своему усмотрению”, но предупредил, что он может возвратиться обратно». Вероятно, уже в самом конце дня 22 января штабом фронта был подписан приказ о передаче 365-й стрелковой дивизии 29-й армии. Шарапов докладывал Захарову [запись переговоров без фиксации даты и времени. – C.Г.], скорее всего, или в конце дня 22, или в самом начале 23 января: «Приказ относительно ввода в действие 365 сд немедленно по получению от Вас был передан по радио Швецову. Приказ принят… Ответа не получено. Посланные делегаты – офицеры связи не возвращаются».

Таким образом, несмотря на слова о «переданных» дивизиях, к утру 23 января дополнительных сил у 29-й армии не появилось. С началом дня дивизии правофланговой группировки армии продолжали наступление на Ржев. Дивизии центра и левого фланга «перешли в наступление с задачей окружения и уничтожения противника, прорвавшегося на Тимонцево, Бухавино». Но противник, наступая «силою до 5 батальонов с 6 танками» к 14 часам занял Усово, Воробьево. К 20.00 противнику удалось «соединить восточную и западную группировку и окончательно перерезать коммуникацию 29 и 39А». Вспомним, что, по немецким данным, соединение наступавших восточной и западной немецких групп произошло в 12.45.

С этого момента войска двух армий и 11-й кавалерийский корпус Калининского фронта были отрезаны от основного фронта, началась их борьба с противником в условиях полуокружения.

Тем временем 365-я стрелковая дивизия в 6 часов утра 23 января уже «вышла в район Осуйское», что на 14 км южнее Окороково, где с ее командиром встречался командующий 29-й армией. Дивизии было приказано сосредоточиться в районе Карпово. Зам. комбата 433-го отдельного саперного батальона 365-й стрелковой дивизии Г. И. Кравченко после войны вспоминал: «… Северо-западнее Ржева дивизия вошла в прорыв через коридор, пробитый войсками 39-й армии. Мы шли стремительно, за трое суток отшагали около 200 км. Тыловые подразделения (медсанбат, хозчасть и др.) далеко отстали, в прорыв не вошли, а затем их вообще задержали. Возле деревень Соломино – Кокошкино наши части переправились через Волгу (известные места последующих боев) и далее устремились на юго-запад, следуя за соединениями 39-й армии, которая уже завязала бои за Сычевку…

Дни середины января установились ясные, морозные, кругом безбрежные снега, искрящиеся на солнце, а над нами немецкие самолеты. Они бомбили, обстреливали, жгли деревни. Справа и слева от коридора прорыва шли жестокие бои. Мы дошли почти до истока Днепра».

Весь день 23 января Шарапову шли запросы от Захарова с требованием информации о дивизии: «365 сд… немедленно повернуть на север», «… Добейтесь от Швецова: повернута ли 365 на север…», «… Повернута ли на север 365 сд и где она сейчас находится?..» Отметим, что в этот день переговоры с 29-й армией вел только начальник штаба фронта М. В. Захаров. Возможно, командующий фронтом И. С. Конев выезжал в войска.

К 22 часам 23 января Швецов в документе «Обстановка на правом фланге 29 А» на имя И. С. Конева докладывал: «365 сд в районе Карпово. Отдано приказание по радио и офицерами связи о возвращении в район Окороково для наступления в общем направлении Кокошкино». В «Журнале боевых действий» фронта за 24 января записано, что 365-я стрелковая дивизия вышла из района Карпова в 2.00 на север с задачей уже в 16.00 из района Брехово наступать в направлении Кокошкино, Стар. Коростелево. По уточненным данным, из района Карпово дивизия выступила лишь 25 января в 3.30 и, по информации на 16 часов, уже наступала в направлении Кокошкино, Спас-Митьково.

Таким образом, из имеющейся информации о 365-й стрелковой дивизии следует, что 22 января, в момент крайней необходимости дополнительных сил для сдерживания немецкого наступления в районе прорыва, 365-я стрелковая дивизия ушла на юг, потом в крайней спешке возвратилась к месту прорыва, но он был уже вермахтом закрыт. И после этой трехдневной, почти тридцатикилометровой «прогулки» по бездорожью в условиях сильных морозов и высокого снега дивизия уже к концу дня 25 января вступила в бой. Позднее в «Докладе о боевой деятельности Южной группы 29-й армии» генерал-майор В. И. Швецов писал: «365 сд, находившаяся 22.1.42 г. в районе Окороково и в подчинении которой мне было отказано, ушла на юг и в самый решительный период участия в бою не принимала. Марш на юг и возвращение в состав 29-й армии на север заняло 3 суток. Дивизия вернулась измотанной и почти небоеспособной, без тылов». Запомним последнюю фразу, она понадобится позднее.