Текст книги "Малиновый понедельник"

– Я не знаю.

– А я вот все равно люблю свою мать и думаю, что она когда-нибудь она станет нормальным человеком. Я на это надеюсь и к этому стремлюсь.

От таких разговоров на душе сделалось хуже. Кате удалось меня убедить в том, что аборт в моем случае единственно верное решение.

Я решила следующим утром отправиться к гинекологу.

Поздним вечером, когда я ложилась спать, то положила руку на живот и представила, каким бы мог родиться мой ребенок. Было неважно, был ли там мальчик или девочка. С раннего детства, играя в куклы, я знала, что стану самой любящей матерью на свете. Барсик, мирно свернувшись калачиком у моих ног, довольно мурлыкал.

Лежа на кровати, пытаясь прогнать очередную бессонницу, я стала глядеть в небо и сквозь открытое окно принялась считать мерцающие звезды. На черном небосклоне яркая луна, рассеивала серебристые нити, которые мягким ковром стелились на кафельном полу. Вдалеке слышался гул сирен, мотоциклов, пролетающих где-то высоко в небе самолетов.

Заснуть смогла лишь под утро, когда небо посветлело, стих гул машин и мотоциклов. И опять ко мне вернулся страшный сон. Приснилось, что я нахожусь в белой палате, привязанная такими же веревками к кровати. Простынь и подушка тоже были белесыми. Надо мной склонились два врача в белых халатах с плоскими металлическими предметами в руках, от которых исходил блик белого цвета. Они склонились надо мной и разговаривали о чем-то между собой, но без слов, с помощью телепатии. Было странно, но я их понимала. Они говорили, что я желаю убить свою дочь. Что они не могут пойти против моей воли. От них не исходила враждебности, злости, угрозы, они испытывали ко мне жалость. В палате возник еще один врач. Он подошел к моей кровати. За руку он держал девочку, ту самую, которую я часто видела в своих сновидениях. Девочка подошла ко мне очень близко. Она изменилась. Стала очень худенькой, почти прозрачной. Ее тоненькие ручонки потянулись к моей шее, и она обняла меня.

«Мамочка, не бросай меня. Я тебя очень сильно люблю. Я хочу быть рядом с тобой». – Она разговаривала со мной взглядом. В этот миг врач, пришедший с девочкой, держащий ее за руку, резко развернулся и повел ее обратно к выходу. В этот раз, она не сопротивлялась и не кричала. Девочка обернулась, взглянула на меня глубокими васильковыми глазами и этим взглядом, сказала: «Они убьют меня. Прощай».

Я осознавала, что это моя дочь и стала рвать на себе веревки. Откуда во мне нашлось столько силы, я не знала, но я справилась с ними, и мне удалось их сбросить вниз. Я ринулась к девочке и крепко прижала ее к себе. Врачи в одно мгновение, словно по волшебству испарились, и мы остались одни.

«Спасибо, мама. Я всегда знала, что ты сильная и не предашь меня, не бросишь. Я горжусь тобой. Мне пора идти. Я обязательно вернусь. Мы скоро увидимся и всегда будем вместе». – Сказала мне девочка, а я заплакала, но уже от счастья. Она открыла дверь, чтобы выйти в коридор и оттуда полился ослепительно белый свет. Я крепко зажмурила глаза и проснулась.

Не успела я пробудиться, как зазвонил телефон.

– Просыпайся соня. – Голос Кати звучал бодро.

– Я не Соня, я Люба.

– Шутишь? Это хорошо. Значит, приняла правильное решение и ты полна решимости.

– Да. Решимости я полна.

– Через час мы должны быть на приеме у врача. Нужно идти натощак, так что не ешь ничего и не пей. – Подруга всячески пыталась меня подбодрить и поддержать. – Через полчаса буду ждать тебя у подъезда. Главное, чтобы твоя мать меня не засекла.

– Она будет выезжать из подземной парковки, так что успокойся, не пересечетесь.

После окончания разговора я быстро приняла душ, также быстро собралась и вышла на улицу. Катя, как и обещала, ждала у подъезда. В руках был полиэтиленовый пакет.

– Вот, взяла все необходимое для этого случая. Хотя может и не понадобиться. Это же частная клиника. Там и перчатки и одноразовые простыни выдают.

До клиники мы добирались на такси. Ехали молча. Катя дала мне возможность все хорошо обдумать и не лезла в душу.

Глава VI. Решение

Ровно в восемь утра, минута в минуту, мы уже стояли перед дверью врача-гинеколога, где висела табличка «Соколов С. Т.» У дверей, на удобных диванах из коричневого кожзаменителя сидели две женщины. Обе были с явно округлившимися животами, но на разных сроках. Горящие и радостные глаза женщин говорили об их счастливом положении. Одна из них, возрастом лет тридцати, сказала второй:

– Какое счастье быть женщиной, быть матерью. Ничего прекраснее в мире нет. Вот мой малыш еще не родился, а я уже забочусь о нем, рассказываю сказки, пою колыбельные. Когда он расшалится и начинает биться ногами в животе, то я кладу руку на живот, и он все чувствует и знает, что я его люблю.

– У вас первенец? – Поддержала разговор вторая.

– Да. Это мой первый малыш. Я с мужем много лет пыталась зачать ребенка. Что только не делала, где только не лечилась, а все никак. И вроде бы отклонений не было, а родить не могла. Даже несколько раз ЭКО делала и все без толку. А сейчас вот получилось. К поясу Богородицы ездила. Молилась усердно. Помогла она нам.

– А я вот в молодости аборт сделала и тоже долго не могла иметь детей. – Сказала в ответ вторая женщина, чуть постарше. – Бесплодие врачи ставили. Говорят, что каждый третий аборт, который женщина делает впервые, ведет к бесплодию. Глупая была, и аборт сделала в институте. Доучиться хотела, жилье купить, а уж затем рожать. А все-таки Господь распорядился иначе и мои планы перестроил. У меня сейчас есть сын Артемка. Ему два годика и вот еще ждем с мужем прибавления. А если Бог даст третьего, то и третьего родим.

– Да, аборт это дело такое. Я не делала ни разу и вот тоже только забеременела. Может и экология виновата? Некоторые вообще после аборта родить не могут. Маются, на судьбу жалуются, а ведь по сути сами во всем виноваты.

– А ты милое дитя, тоже собираешься рожать? – Спросила у меня подошедшая к дверям еще одна женщина, годившаяся мне в бабушки.

– Она пришла просто на консультацию, чтобы проверить здоровье. – Опередила меня Катя, видя мой ошарашенный вид.

– А вы тоже? – Не растерялась Катя.

– Боже упаси, я старая уже. У меня пять внуков. Я на консультацию, здоровье проверить.

В этот момент из кабинета вышла медицинская сестра и спросила:

– Смоленская Любовь Андреевна, здесь?

Женщины посмотрели в мою сторону. Катя схватила меня за руку, и мило улыбнувшись девушке в белом халате, затащила меня в кабинет доктора.

Врач-гинеколог оказался седовласым и приземистым старичком невысокого роста, с выпяченным вперед пузиком. В смешном белом колпаке он напоминал веселого молочника из творожной обертки, чем на доктора. Я попыталась ему улыбнуться, но он не среагировал и хмуро посмотрел в мою сторону. Доктор велел мне раздеться и ложиться на кресло.

Я у гинеколога впервые и испытывала сильное смущение. Покорение кресла было равносильно взятию Бастилии. Доктор же, выполняя свою ежедневную рутинную работу, не обращая на мое залитое красками лицо, помыл у раковины руки, надел перчатки, взял какой-то инструмент с зеркальцем и показал мне рукой на кресло. Ох, уж это кресло. Не знаю, кто его придумал, но я ему не была благодарна. Кресло было удобно только для доктора, но не для пациентов. Оно было похоже на агрегат для пыток, которыми охотно пользовались инквизиторы в средневековье.

Пока я раздевалась, Степан Тимофеевич, так звали моего доктора, стал о чем-то шепотом разговаривать с Катей. Они отошли в угол, и я не могла слышать их речи. Я как воин, принялась мужественно брать бастион, называвшийся гинекологическим креслом, но с первой попытки взять его не удалось. Выручила подоспевшая медицинская сестра и помогла уложить мои ноги на кривые, вращающиеся металлические штуковины.

Степан Тимофеевич, закончив разговор с Катей, осмотрел меня, а затем вернулся к своему рабочему столу и стал заполнять медицинскую карту. Я оделась и принялась отвечать на его вопросы и рассказывать подробности из своей личной жизни, о том, когда в первый раз начала заниматься сексом, когда в последний раз шла менструация и еще много чего. Катя сидела на кушетке и внимательно ждала вердикта. Когда врач закончил, он с серьезным видом произнес:

– Знаете Катюша, при всем уважении к вам, к вашей тяге к медицине и к вашей успеваемости, я не могу этого сделать. Срок около восьми недель. Вы же понимаете, что она несовершеннолетняя. Я ведь давал клятву Гиппократу, и я на стороне Закона.

– Конечно, понимаю, Степан Тимофеевич. Войдите в ее положение. К тому же Закон разрешает платным клиникам делать это в интересах несовершеннолетних.

– Да положение не завидное. – Он почесал затылок.

Катя положила увесистый конверт на край стола. Он взял конверт, открыл его, и внутри я увидела пачку стодолларовых купюр. Их было не менее пятидесяти штук.

– Ну, хорошо. – Он потянул слова, будто делал одолжение. – Я сделаю то, о чем вы меня так сильно просите. Но об этом никто не должен знать. Если кому-либо сообщите, то я не признаю, того, что это я делал эту операцию.

– Нужно сегодня. – Сказала Катя.

– Ну, уж нет, Катя. До обеда у меня прием, это раз, необходимо пройти обследование и получить результаты анализов, это два. Раньше через два дня никак не получится. Приходите послезавтра к пятнадцати часам. А сейчас отведите ее в процедурную комнату, пусть там возьмут анализ крови и мочи.

Когда мы с Катей вышли из клиники, я спросила:

– Откуда у тебя столько денег?

– Я три года собирала на учебу. Весь свой заработок от ночного клуба, складывала в конверт, а с мамой жили только на чаевые.

– Сколько там было?

– Пять тысяч.

– Я так и подумала. Знаешь, я не смогу отдать их быстро. Мне нужно время.

– Люба, раньше чем через год я не поступлю учиться. Так, что не торопись. Не к спеху.

– Деньги от съемки были переведены на мой счет, и я не смогу их снять без матери до моего совершеннолетия.

– Да, не волнуйся так за деньги. Делай главное свое дело, а все остальное подождет.

– Спасибо, тебе моя милая. – Я обняла подругу за шею.

*****

Наступил еще один ужасный день. Молоденькая медсестра, худенькая как тростинка, провела меня в просторную палату для хирургических вмешательств и уложила на хирургический стол. Я дрогнула. Комната была ослепительно белой, как в моем сне.

– Сейчас сделаем тебе небольшой укольчик, чтобы не было больно и все скоро пройдет. – Она подняла шприц, нажала на клапан и спустила воздух.

– Это больно?

– Не очень. Под анестезией совсем не больно.

– А ему больно?

– Кому?

– Ребенку.

– Думаю больно. Он, как и любой из нас, чувствует боль. – Сказала участливо медсестра. – Когда к его телу подступает инструмент, он всеми силами стареется его отстранить. Ребенок, хоть и маленький совсем, но он живой и прекрасно понимает, что его хотят убить. Он хочет жить и всеми силами сопротивляется и старается спасти свою жизнь. Он в безмолвном крике открывает рот и пытается кричать, но делать этого еще не умеет, и мы не слышим его мольбы. Его убивают без анестезии и в полном сознании. Инструмент отрывает сначала ноги, затем часть туловища, остается голова. Когда извлекается голова, то на лице малыша всегда видна гримаса из боли и ужаса. Эмбрион самое слабое и беззащитное существо из всех существ на этом свете, будь то зверь или человек. Скорее всего, по какой-то божественной мудрости это человеческий эмбрион предоставлен заботам взрослого человека, особенно матери. Когда мать выносит ему смертельный вердикт, у него нет возможности, самостоятельно защищаться. Знаешь, ведь и у убийц, насильников и маньяков есть адвокаты, а у эмбриона нет. Защитить и уберечь его может только мать. Вот и решай сама больно ему или нет.

– Почему вы мне все это говорите?

– Я ни в коем случае не хочу тебя запугать. Ты спросила, я ответила, не тая, как есть. И я, и доктор палачи. Работа у нас такая. Будет место, переведусь в другое отделение, а пока мест нет, и здесь платят хорошо, вот, и работаю.

– А вы делали аборт?

– Нет, и не буду. Я уже насмотрелась на аборты. Да ты не нервничай, тебе не будет больно.

– А были случаи, когда женщины на этом столе, передумывали и уходили домой с ребенком.

– Сколько угодно. Это часто происходит.

Она взяла мою левую руку и стала нащупывать вену, чтобы ввести лекарство. Я рванула руку в свою сторону.

– Что с тобой?

– Нет. Не надо. – Я, как ошпаренная вскочила со стола и ринулась к выходу. По пути закружилась голова, но я успела прислониться к стене, выложенной из белого кафеля и слиться с ней воедино. Спрятаться от медсестры не удалось, выдавали испуганные глаза. В глазах потемнело, и тело стало соскальзывать вниз.

– Дайте ей нашатырь. – Крикнула медсестра, второй дежурившей в коридоре медсестре. – Не думала, что она так сильно боится уколов. В ее возрасте из-за укола в обморок падать поздновато.

Нашатырь вернул меня в реальность. Я уже не пряталась у стены, а сидела на мягкой кушетке в коридоре.

– Я буду рожать. – Сказала я, склонившемуся надо мной Степану Тимофеевичу.

– Что происходит, Люба? – Катя непонимающе смотрела на меня сверху вниз. – Все будет очень быстро. Через пару часов ты будешь дома, и все будет кончено.

– Я не буду убивать ребенка. Я не сделаю аборт. Я буду рожать.

– Не дури. У тебя вся жизнь впереди, ты еще не раз родишь малыша. На что ты будешь жить? Подумай об этом.

– Хватит, Катя. Довольно меня уговаривать. Своя голова на плечах есть, не маленькая уже. – Я перешла на крик.

– Успокойтесь, Катя. Она уже приняла решение и оно правильное. Пусть рожает. Она знает, что делает. Молодец. – Доктор положил руку на мое плечо.

– Я брошу школу и пойду работать. Буду как ты, работать и еще раз работать. А потом поступлю учиться на заочное отделение. А дочка вырастет и станет мне опорой. Я подарю ей жизнь.

– Откуда ты знаешь, что там дочка?

– Я чувствую. Я видела ее во сне.

Я вас оставлю, вмешался в диалог Степан Тимофеевич.

– А вы, Люба можете стать ко мне на учет в консультацию. Буду рад только рад.

Он ушел, а мы продолжили разговор. Катя продолжила первой:

– Тебе также как и твоей матери придется много работать и на дочку времени не останется. И история повторится. Она также тебе спасибо скажет, как ты своей матери. Но есть еще разница. Разница в том, что у твоей дочери не будет такой заботливой бабушки, которая была у тебя. Твоя мать не станет нянчиться с ребенком. Она вообще тебя сошлет подальше из Москвы.

– Ну и пусть, меня мать не любит, а я буду любить свою дочь. Я ее уже люблю. – Я снова повысила голос, пытаясь доказать подруге, что отговаривать меня бесполезно и что мое решение окончательное.

– Ну и глупая. – Катя тоже перешла на повышенный тон. – Поступай, как знаешь.

– Уйди от меня. – Я оттолкнула в сторону Катю, опрометью выскочила из медицинского центра и помчалась, куда глаза глядят. Не разбирая ни тротуара, ни дорог с интенсивным движением, я остановилась лишь тогда, когда прямо передо мной резко затормозил автомобиль.

– Тебе, что жить надоело? – Закричал водитель. – Идиотка. Глаза открой. Вот из-за таких садятся люди.

Я бросилась в сторону небольшой кленовой аллеи, и остановилась только тогда, когда впереди высокий увидела кованый забор. Бежать дальше было нельзя. Катя бежала следом.

– Любка, я тебя не узнаю. Что за истерика? Если ты решила рожать, то зачем под колеса бросаться? И себя жизни лишишь и ребенка. Мозги включи, наконец. Я не буду тебя силой тащить на этот аборт. Это твое личное дело. Просто хотела помочь. Хочешь рожать, так рожай. Там видно будет. Только теперь не только о себе думай, но и о ребеночке тоже.

– Моя бабушка говорила, что жизнь не щадит легкомысленных людей. Они постоянно попадают во всякие нелепые истории. Вот и я легкомысленная, если во все это ввязалась.

– Знаешь, борцов жизнь тоже не жалует. Постоянно бьет то по почкам, то по печени, то в самое сердце, а иногда и вообще ниже пояса. – Пошутила Катя, чем разрядила накаленную обстановку.

Глава VII. Удар

Несколько дней назад я сдала новые анализы в том же медицинском центре, и сегодня предстояло получить результаты.

Катя, мой верный друг и в настоящий момент опора в жизни, вызвалась идти со мной. Я не сопротивлялась. У подруги было больше опыта, и я радовалась любой моральной поддержке, которую она мне оказывала. В центр я ехала в приподнятом настроении, так как потихоньку стала понимать, что являюсь источником новой жизни. Словно батарея, питающая мобильный телефон, я питала своего ребенка.

Накануне ночью решила, что расскажу, матери о беременности после того, как получу анализы.

Я неделю я размышляла о дальнейшей жизни, пыталась предугадать действия матери и как гроссмейстер просчитывала возможные ходы и выходы. И придя к выводу, что всё предугадать невозможно, сколько не просчитывай и жизнь обязательно внесет коррективы, я решила не зацикливаться, отпустила ситуацию в свободное плавание.

И вот я снова на пороге кабинета Степана Тимофеевича. В этот раз я улыбалась, глядя на беременных, ожидавших вызова доктора. Долго ждать не пришлось, и медсестра позвала меня внутрь кабинета сразу по прибытию. Катя осталась в коридоре, так как об этом попросила медсестра.

Степан Тимофеевич оживленно разговаривал по телефону со своей женой и о чем-то шутил, а при моем появлении быстро окончил разговор и нахмурил лицо. Создалось впечатление, что я создаю ему одни проблемы. Медсестра уселась на свое место и стала нервно записывать, что-то в мою медкарту. Он встал со стула и стал расхаживать по кабинету.

– Доброе утро, Степан Тимофеевич.

– Доброе, доброе, Любонька. Присаживайтесь на кушетку. – Он отвернулся к окну и принялся смотреть на проезжающие вдалеке автомобили. Вид его был задумчивый.

Мне стало неуютно. Неужели он ко мне относится предвзято из-за того аборта, который я делать отказалась? Может ему были нужны деньги, которые передала Катя и возвращать их он не хотел?

– Люба, – начал он разговор, повернувшись в мою сторону, – вы должны со всей ответственностью отнестись к тому, о чем мы сейчас будем разговаривать. Еще вы обязаны проявить мужество и упорство, чтобы преодолеть испытания, которые выпали на вашу молодую голову. – Он опять замолчал, подбирая слова.

Я стала нервно заламывать пальцы. Степан Тимофеевич принялся большими шагами измерять комнату.

Медсестра тоже нервничала. Не выдержав напряжения, готового взорвать не только мое тело, но и весь кабинет, она резко встала и вышла из кабинета. Мы остались одни.

– Люба, мы получили результаты анализов и они, мягко говоря, не очень хорошие.

– Что значит, мягко говоря? – Я растерялась. По телу трусцой пробежала мелкая дрожь, и я оцепенела. Сердце ушло куда-то в пятки и не желало, возвращается обратно. – Что не так? Угроза выкидыша? Ребенок родится уродом?

– Нет. Пока, по результатам анализов, никаких отклонений я не увидел. Все в норме, но…. У вас выявлено заболевание.

– У меня рак?

– Нет. Скажите, как я могу связаться с вашими родителями?

– У меня только мать. Она не знает о моей беременности. Мать постоянно отсутствует и не сможет к вам явиться в ближайшее время.

– Мне нужен номер ее телефона.

– Я не могу его дать. Я сама хочу сказать обо всем матери. И если на то пошло, то я не маленькая, сама стану мамой и хочу знать, что со мной не так.

Он сделал вид, что не услышала последнего предложения.

– В таком случае, я буду вынужден, обратиться к директору школы, чтобы связаться с матерью. Я должен ей сообщить и о вашей беременности и о трудностях, которые возникли. Вы еще ребенок, несовершеннолетняя.

– Скажите мне, что со мной? Я умираю? Умоляю вас, скажите мне, чем я больна? – Я встала с кушетки и с дрожью в голосе, стала просить сообщить всю правду. Он не выдержал и сказал:

– Вам нельзя беспокоиться. В вашем положении, это грозит потерей ребенка. Сначала присядьте, успокойтесь и поговорим.

Я вернулась обратно.

– У вас ВИЧ.

– Что у меня?

– Вирус иммунодефицита человека. Скажите, вы когда-нибудь слышали о СПИДе?

– Конечно, об этом иногда говорят по телевизору. Но причем здесь СПИД?

– Притом, что если его не лечить, то ВИЧ перейдет в СПИД.

Эти слова прозвучали, как смертный приговор, вынесенный осужденному, ждавшему мягкого решения. У меня зазвенело в ушах, в глазах появилась белая пелена и я упала в обморок.

– С вами все в порядке? – Степан Тимофеевич светил фонариком поочередно в мои глаза. Почувствовался противный запах нашатыря. Медсестра держала кусочек ваты у моего носа.

Когда я окончательно очнулась, на моем лице появилась глупая улыбка. Понимая беспомощность ситуации, по-другому мой организм не реагировал.

– Люба, я знаю, что вы девочка из порядочной семьи и ваши родственники вряд ли могут быть носителями этого заболевания, поэтому меня интересует, кто отец вашего ребенка? Вирус в вашем организме еще очень слабый. Он находится в периоде, так называемого окна и еще не успел набрать обороты и окрепнуть. Но это не меняет суть, вирус есть и запущен в организм совсем недавно. Я предполагаю, что занесен он через половой контакт. Вирус страшный, он может годами не проявляться, маскируясь под различные заболевания, но я склоняюсь, что он от отца малыша. При правильном образе жизни, диете и своевременном лечении, вирус может дремать еще много, много лет и никак себя не проявлять и может вовсе не перерасти в СПИД. А стоит дать слабину, как он принимается атаковать и получается совсем другая картина.

СПИД, аббревиатура звучала как-то противоестественно. Конечно, я слышала, что наркоманы и проститутки болеют этой заразой, но чтобы я и в шестнадцать лет, это было против моего понимания. Рассудок отказывался воспринимать информацию.

– Ребенок тоже заражен?

– Пока не ясно. Хоть и хвалили я вас за то, что решились оставить ребенка, но с учетом изменения обстоятельств я советую вам избавиться от ребенка. Эта инфекция и беременность одновременно могут погубить ваш организм. Риск для вас колоссальный. Срок беременности уже приличный, но немного времени у вас есть. Всего пару дней. Ступайте домой, и хорошо подумайте обо всем. Что касается заражения плода, то об этом станет известно в последнем триместре или же после рождения. Вероятность заражения очень высока. Однозначно могу сказать, что если решите родить, то грудным молоком его кормить нельзя. Придется выращивать на искусственном питании.

– Доктор, есть ли шанс, что ребенок родится здоровым?

– Шанс всегда есть и у всех.

– Я приняла решение, и ни при каких обстоятельствах не буду убивать малыша.

Он кивнул.

– Я вас услышал. Все равно, подумайте до завтра. Наберитесь смелости и вечером расскажите все матери, иначе мне придется это сделать. Договорились?

– Хорошо. Договорились.

– Вы пришли одна?

– Нет, со мной Катя.

– Попросили ее проводить вас до дома. Вам нужно, чтобы кто-то сейчас был рядом.

Я на подкосившихся ногах едва вышла в коридор.

– Люба, что-то с малышом? Что стряслось?

– Я не хочу пока об этом говорить.

Мой мозг отказывался верить. Не вняв словам доктора, я отправила Катю домой. Сама поехала следом. Нужно было побыть одной. Всю дорогу, когда ехала в маршрутке, тихо плача я всматривалась в лица прохожих и, видя их сочувствующие взгляды, думала, кто же из них перенес столько страданий за такой короткий срок жизни?

Когда я вышла на остановке, то решила не идти домой, а немного побродить по парку и продумать разговор с матерью.

Я никого и ничего вокруг не видела. Вдруг меня окликнул знакомый женский голос. Я не стала обращать на него внимания, и быстрее поспешила вперед к парку. Голос еще несколько раз меня позвал по имени, при этом с каждым окликом становился требовательнее. Я ускорилась, но оторваться не удалось, и вскоре за спиной послышались шаги, догоняющего меня человека. Я побежала. Но не успела пробежать и пяти метров, как чья-то рука крепко схватила меня за плечо и дернула назад. От рывка, я едва не упала и развернулась на сто восемьдесят градусов. Передо мной стояла одноклассница Маринка.

– Здравствуй, милочка. Что же не отзываешься, когда тебя зовут? Куда торопишься? А может, не хочешь с одноклассницей поздороваться?

– Марина, оставь меня в покое. Я хочу побыть одна. – Я вытерла рукой слезы на глазах. Она, вместо того, чтобы хоть как то успокоить меня, принялась издевательски подтрунивать.

– Видела, как ты выходила из женской консультации. Консультация эта прямо напротив моего дома находится. Ты ведь этого не знала, правда? У тебя какие-то проблемы по-женски? – Последний вопрос она задала с ноткой радости.

– Отстать от меня. Это мое личное дело. Тебе это знать не обязательно. – Я оттолкнула ее в сторону и попыталась уйти, но она схватила меня за руку.

– Подожди, ты не ответила на мой вопрос. Мы не договорили.

– Много будешь знать, скоро состаришься. Морщины тебе не к лицу.

– Ерунда, я еще молодая и не скоро их увижу. Ну, как знаешь. Я обо всем узнаю. Не сегодня, так завтра узнаю. Я всегда в курсе событий. А если станешь себя вести подобным образом, то сделаю так, что весь класс с тобой общаться перестанет. Объявлю тебе бойкот.

Я ничего не ответила на ее выпады и пошла дальше.

– Ты еще пожалеешь об этом. – Закричала мне вслед Марина.

Я прошла через парк и спустилась в метро. Метро со своим особенным темпом жизни, со своим сердцем и таинственным звучанием, встретило меня многолюдным потоком. Здесь нельзя было уединиться, но и думать уже не хотелось. Хотелось затеряться среди людей и не о чем не думать. Первый подошедший электропоезд принял меня в свои объятия и понес прочь от дома, от тяжелых мыслей, от самой себя. Покачивалась в такт колес, я прикрыла глаза. Несколько часов я пребывала в небытие, но от себя как оказалось, далеко не убежишь.

– Простите, а можно взять у вас автограф? – Услышала я детский голос и открыла глаза. Рядом со мной сидела белокурая девочка в полосатом сарафане лет семи и, оголив беззубый рот, мило улыбалась. Она протянула мне обложку журнала, на котором было мое изображение в образе феи. – Я вас узнала. Вы та самая фея, да? А вы умеете творить чудеса?

Я растерялась.

– У тебя есть ручка или фломастер?

– Да. – Она маленькой ручонкой порылась в своем рюкзаке, доставая оттуда груду маленьких пластмассовых игрушек, пупсиков, пони и всякой всячины и на самом дне, нашла черный маркер.

– Так вы умеете творить чудеса?

– А какое чудо ты ждешь?

– Хочу, чтобы фея на день рождения принесла мне большую красивую куклу с рыжими, как у вас волосами. А я за это буду хорошо учиться, на одни пятерки.

Рядом стояла мать девочки, она кивнула в мою сторону.

– Я думаю, что фея обязательно исполнит твое желание.

Я расписалась на обложке, девочка с мамой вышли на остановке, а я продолжила путь. Бесцельно прокатавшись до позднего вечера, мне пришлось вернуться домой.