Текст книги "Автор года/2022"

Первое дежурство

Влад посмотрел в окно. Шёл дождь, крупные капли стекали по стеклу, барабанили о подоконник. В такие минуты ему всегда хотелось смотреть в окно. И почему-то вспоминалось детство, весёлое время в кругу родных. Когда на даче собирались за круглым столом, пили чай и говорили, говорили.

– Владюш, ты твёрдо решил?

– Конечно, мама. Буду врачом.

– Это хорошо. Продолжишь династию.

«Смотри сын, это очень ответственная работа. Не посрами нашу фамилию. Мы все лечим от Бога. Потому взвесь всё хорошенько», – вставил своё строгое слово отец.

– Я всё решил.

Учёба давалась легко. Влад был в своей стихии. Не удивительно, ведь родители привыкли общаться медицинскими терминами и обсуждать за завтраком ход предстоящих операций.

Сегодня… Сегодня будет его, так сказать, вхождение в профессию. Первое настоящее дежурство.

Предвкушение. Влад радовался и волновался одновременно.

– Ну что, готов, братишка?

В комнату заглянула кудрявая Светкина голова с копной огненных волос. Она ехидно подмигивала брату.

– Ты лекции выучила? У тебя контрольная неделя на носу.

– Да выучу ещё.

– Знаю я твоё выучу. Только я за порог, полетишь тусоваться.

– Не. Сегодня у меня лирическое настроение кино какое-нибудь посмотреть по телику.

– Сначала лекции, потом кино!

– Господи! Какой ты зануда, Влад! Какие вы все зануды! Отец с матерью звонят по сто раз в день. Поехали на научную конференцию. Заботятся они.

– Это же хорошо, когда есть кому заботиться, Свет.

– Ладно. Пошли, покормлю тебя перед дежурством.

– Не забудь макароны на завтра сделать. Приду, проверю.

– Есть, мой старший брат! Волнуешься?

– Ну как тебе сказать, волнуюсь, наверное. Знаешь, я вот подумал о том, смогу ли я быть хорошим врачом.

– Влад, у тебя красный диплом, о чём ты?!

– Диплом, Света, это не главное в нашей профессии. Нужно ещё людей понимать, уважать и любить.

– Не попробуешь – не узнаешь, всё нормально будет!

– Не забудь про макароны и лекции.

– Владислав Николаевич, анализы Белкиной посмотрите пожалуйста!

– Давайте. Где КТГ плода, почему нет до сих пор? Срочно сделать. Она и так перехаживает.

– Хорошо, сейчас всё сделаем.

И такая круговерть всё дежурство. Повезло. Влад как-то даже сразу влился в этот аврал, который творился в отделении. Думать долго и философствовать было некогда. Медсёстры, несущиеся по коридору с капельницами, кричащие младенцы, роженицы, каталки, мелькающие перед глазами – обычные будни обычного родильного отделения. Почему Влад выбрал именно эту сферу деятельности, он и сам не знал.

Просто однажды, ещё в ранней юности, подумал о том, что рождение новой жизни – это самое большое чудо на этом свете. Так мысль переросла в желание посвятить себя именно этой сфере медицины, и он ни разу не пожалел о своём выборе. Одна затяжка, вторая… Лёгкие минуты перекура, когда можно стоять и просто смотреть на улицу. Летят машины, спешат люди, горят фары. У всех свои дела, кто на работу, кто с работы домой. А здесь, за дверью, своя война.

– Владислав Николаевич! Там девицу какую-то странную привели, на улице подобрали, плохо ей стало. Очухалась, требует дежурного врача.

– Иду.

В приёмном наблюдалась такая картина: девица в растянутом не то платье, не то свитере брыкалась и не давала себя посмотреть. Девица была странной во всех смыслах. Ну как странной, – неформалка, дреды на голове, кольцо в носу, ботинки на толстой подошве, не то панкушка какая-то. «Надо же и такие рожают!» – подумал тогда Влад.

– Ну что тут у нас?

– Это что, главный ваш? Этот красавчик?! Дежурный врач?!

– Да, я дежурный врач. Обменная карта есть?

– Какая обменная карта? Нет у меня ничего! Вы меня поскорее избавьте от этого груза, и я пойду уже!

– Куда это ты собралась?! Я тебя посмотрю сначала. Ты чего персонал наш обижаешь?

– А чего они лапами своими лезут ко мне! У меня и так всё болит, сил нет уже терпеть! Башка кружится!

– Анализы у тебя брали просто. Кровь на анализы.

– Такие сложности, к чему?! Мне всё равно не нужен этот ребёнок! Красавчик, сделай так, чтобы поскорее, а?! Ну можно же, сил уже нет никаких!

– Так. Разберёмся сейчас. Потерпи немного, хорошо?

– Ради тебя, красавчик, всё, что хочешь!

– Владислав Николаевич, анализы и узи. Хоть и сопротивлялась, но мы сделали.

– Так, посмотрим. Ого, на отслойку похоже.

– Что там у меня, дежурный врач?

– Тебя как зовут?

– Серафима я.

– А я – Владислав Николаевич. Серафима, всё хорошо будет, готовимся к операции.

В окне отражались звёзды, они светили своим холодным светом на подушку, шептали на ухо свои удивительные истории, которые потом превращались в сказочные сны. Серафиме не спалось, всё болело.

– Ну как ты?

– Ой, ой, красавчик, порезал ты меня от души, как говориться.

– Девочка у тебя родилась.

– Вот эти подробности мне не интересны! Сколько после кесарева-то в больничке лежат, неделю?

– Семь дней. Что, отказ писать будешь? Послушай, такая хорошая девчонка у тебя родилась, крикливая. Сразу виден характер. Ну хоть сходи, посмотри на неё. Послушай, люди годами не могут родить, такие деньги тратят на обследования, а тебе счастье такое судьба дала.

– Счастье?!

– А что нет?

Серафима отвернулась к стенке.

– С «Иванова» я, знаешь, песня такая есть «Иваново – город невест». Ну так вот, поступать сюда приехала в художественное училище, папаша мой типа художник. Ну и я, династия, все дела. Поступи-

ла. И понеслось. Друзья, вечеринки, загулы. Курить начала, сначала простые сигареты, потом на траву перешла, потом дружок один мой очередной на более тяжёлые вещи подсадил. И всё казалось, фигня, для расслабления, для вдохновения. В моих загулах не осталось места для учёбы, творчества. С училища попёрли, с общежития тоже. Мало того, и режим часто нарушала.

– Почему ты не вернулась домой?

– Куда я вернусь? Расскажу папе про свои подвиги, что всё прогуляла, что талант свой в мусорное ведро спустила. Знаешь, как я рисовала?! Какие пейзажи, портреты. Хочешь, тебя нарисую?

– Нарисуй. Всё равно, они твои близкие люди. Они бы тебя поняли, поддержали.

– Эээ, красавчик, молодой ты ещё, наивный слишком. А меня как жизнь-то помотала, так я больше твоего понимаю. Не поехала я домой, устроилась барменом в клуб один, хату нашла. Жизнь пошла нормальная. И по выходным ещё в парке культуры и отдыха рисовала портреты для прохожих за деньги.

– Отца своей дочери найти можешь? Ему сообщить нужно.

– Не поймёт он. Да и не знаю я, где его искать.

Так, пару раз в клубе зависали. А однажды он анашу дунуть предложил.

– Дунули?

– Ну как видишь, дунули. Продуктивно. Я его бросила потом. Да и какой смысл теперь.

– Как какой смысл? Человек родился! С руками, ногами! Живой! И ты за него ответственность несёшь!

– Ой, за что мне это всё! Ну куда я с ней пойду, дежурный, куда? Домой мне путь заказан. У отца такой характер, он меня убьёт. И здесь мне места нет. С работы попёрли беременную, с хаты тоже. Не могу я её забрать, понимаешь, мне самой жить негде.

– Телефон отца ребёнка знаешь?

– Друзей только.

– Оставь мне все контакты свои и родителей тоже.

– Не надо родителей. Они меня уроют!

– Я сам позвоню!

– Они даже не знают, что я художку бросила.

– Серафима, послушай меня, всегда человеку в жизни даётся второй шанс. Знай об этом. Всегда можно найти выход, стоит только захотеть.

– Не могу я её забрать! Отказ буду писать! Всё!

– Стоп! Просто послушай меня, просто послушай! Хорошо?

– Ладно, валяй.

– Не делай поспешных выводов, это, конечно, твоё дело, но как ты будешь жить потом, зная, что где-то далеко от тебя твоя родная душа, твой человечек, часть тебя. Тебя будет мучить совесть. Будешь переживать.

– Мне уже не поможешь.

– Подумай, вот зачем-то же её тебе дал Бог. Может быть, в этой малышке счастье твоё.

– Как?

– Знаешь, так бывает. Может быть это твой второй шанс всё исправить. Подумай. Не руби с плеча.

Влад взял Серафиму за руку.

– Сходи, посмотри на ребёнка, потом примешь окончательное решение.

Он ушёл. Серафима лежала, смотрела в потолок, и горячие слезы стекали по щекам.

Утро встречало горожан звонким чириканьем птиц. В теплых лужах отражалось солнце, и толстые голуби купались в этом солнечном бассейне. Апрель окончательно вступал в свои права. Влад шёл домой после дежурства.

Нелегко пришлось, конечно, с непривычки даже тяжеловато. Но он понимал одно, что работает по призванию и делает своё дело хорошо, старается. Нужно позвонить отцу вечером, рассказать о том, что его сын сделал правильный выбор и будет стараться делать всё, чтобы не посрамить фамилию и дальше. Зазвонил мобильный.

– Владислав Николаевич, тут эта, которую ночью прооперировали с вами поговорить хочет. Говорит, что очень важно. Извините, она так настаивала.

– Всё нормально, дайте мне её.

– Красавчик!

– Что, Серафима?

В трубке послышалось шмыганье носа и шуршание.

– Я это, сходила… короче… посмотрела на неё.

– Умница. Молодец, что сходила.

– Лежит, зараза такая, и улыбается мне! Хитрая, прямо как я! Точно так глаза прищуривает!

– Я же тебе говорил, это твоё счастье.

– Не, Владислав Николаевич, это… я не знаю даже, как описать. Пока не пойму что. Короче… Надей… Надеждой её назову. Как думаешь, красавчик, хорошее имя, а?

– Замечательное!

Светлана Самойлова

Закат кострами загорелся

 
Закат кострами загорелся,
В рубаху месяц приоделся,
Сияют звёзды в небесах!
Костры красивы, не опасны,
Издалека весьма прекрасны,
Исчезнут языки впотьмах!
Я в синеву смотрю ночную,
Тревожит сердце и волнует,
Что день пред ночью улетел!
Летят года, уходит время,
Повозку дел мы тянем – бремя,
Опять чего-то не успел!
Отложишь вновь дела на завтра,
И будит утра снова запах,
И планов много наперёд!
Проходит день, сменяясь ночью,
А ночь опять всем сон пророчит,
Дела же снова ждут восход!
 

 
Круговорот опять немыслим
И крутит в голове он мысли,
Когда нажмёте на стоп-кран?
На миг пора остановиться,
От внешнего слегка забыться
И вышвырнуть духовный хлам!
В мечты и грёзы вовлекаясь
И от грехов своих покаясь,
Внутри зажжётся яркий свет!
И, освещая им дорогу,
Я луч добра беру в подмогу,
Пойду искать на всё ответ!
О смысле жизни и о многом,
Пусть будет и трудна дорога,
Но смысл есть идти вперёд!
Маяк надежды заискрится,
И больше мне с пути не сбиться,
Иду, куда мечта зовёт!
 

Улыбнись новому дню

 
Улыбнись новому дню и иди вперёд со свежими мыслями,
Чашку кофе испей, зарядись и вдохни той энергии ты аромат!
Думай только о новых свершениях, о всех мыслимых и самых немыслимых,
От тебя всё зависит: ты рад тому дню или снова будешь не рад!
Все границы, что в голове твоей были тобой установлены,
поломай, уничтожь, не ленись и поверь наконец ты в себя!
И не бойся, иди по мечтам покорёженным, на осколки разбитым, обломленным,
И неважно, что было до, будет после и даже теперь, но всё делай всем сердцем, любя!
Не смотри ты на тучи, на грозы, дожди, на погоду плохую, ненастную,
Пусть не смеют спугнуть шквальный ветер, молнии, бури и гром!
 

 
И пусть впереди будет вязкая грязь непролазная и даже дороги опасные,
На сухую ты выйдешь, где яркое солнце, ты только иди, но иди, не боясь, напролом!
А без трудностей никогда та не будет ни цель, ни мечта, ни желание точно достигнуты,
Было не с чем сравнить, когда в руки плывёт всё легко по теченью само!
А в борьбе, неудачах, провалах, истину сможем постигнуть мы,
Знаю только одно, нам по силам всегда испытанье любое дано!
 

Город спит

 
Всё чаще лунными ночами,
Когда весь город спит уж сладко,
Меня всё мысли посещают,
Я думаю тайком, украдкой:
В каких заботах день прошёл?
Не зря ли был он мною прожит?
Чем завтра новый я наполню?
Меня всё это так тревожит!
Была ли я кому полезна?
Кому и чем я помогла?
Спал город сладким сном объятый,
Лишь я от мыслей не спала!
Всё крутятся, и не даёт покоя,
О чём душа моя болит,
Пока меня обуревают мысли,
Наш город тихо, мирно спит!
А я всё думаю глобально:
О том, что в мире происходит,
Что наша жизнь вполне реальна,
Спит город, сон ко мне приходит!
 

 
И даже в снах своих тревожных
Я думаю о мирозданье,
О всём, что может быть возможным,
Что нужно жить для созиданья!
Чтоб не нарушить хрупкость мира,
Здесь нужно очень постараться,
Он соткан словно из эфира,
Легко ведь может разорваться!
Не нарушать закон природы,
Границ морали не порушить
И не кричать в момент опасный:
«Sos, help, спасите наши души!»
А город, рано просыпаясь,
Уносит все мои тревоги,
И снова в день бегу прекрасный,
И вновь несусь я по дороге
Истоптанных идей и мыслей,
В потоке дня они смолкают
И вновь тревожить будут ночью,
Ведь город снова засыпает!
 

Виолетта Овсянникова

Будто с картины

 
В раме оконной, будто с картины, высятся горы.
Бледными пятнами солнце устало пачкает шторы.
Осень скатилась на пол горстью сладких ранеток,
Спрятав в подоле на память жмень медных монеток.
 
 
Стелются росы вдали и дрожат переливом агата.
Тлеют от ветра угли: сухоцвета, рябины, граната.
В воздухе пахнет листвой и кислинкой кизила.
Тёмной неровной тропой в русле речка застыла.
 
 
Ватного неба куски на вершинах повисли.
Солнце дождям вопреки светом радует мысли,
Штопает пылью седой кучерявые ветры,
Площадь пройдённых дорог выводя в километры.
 

 
Ниточкой тянется клин в стаю собранных судеб.
К тёплому центру земли из «что было» в «что будет»,
Чтоб золотистой фольгой стало время светиться,
Осень вдевая каймой в золотые петлицы.
 

Валентина Губенко

Все случится так быстро

 
Всё случится так быстро,
ТЫ подумать ещё не успеешь…
 
 
Твои сильные руки
Обнимут и крепко сожмут,
Как всегда.
Что люблю я тебя,
Я тоже сказать не успею.
 
 
Не успею, и ладно.
Не надо об этом опять.
Я скажу тебе проще:
«Посмотри облака там, над нами!
Не достать, не обнять их руками никак!»
 
 
Они просто плывут,
Они просто плывут над нами и им
НАС, – людей, – не понять.
 

 
Так легко и просто прощаться с облаками,
Их легко провожать,
Их не обнимешь руками,
 
 
Все случится так быстро:
Я уже стою на перроне,
Губы сжаты и в горле ком.
Шаг, —
В вагоне.
 

Зови меня ты на свидание.

 
Люби меня на расстоянии,
Люби меня издалека,
Зови меня ты на свидание,
Но замуж не зови пока!
 
 
Звони мне часто и с волнением,
С обидой легкой упрекай,
Дари цветы, в глаза заглядывай.
Ну и вздыхай, вздыхай, вздыхай!
 
 
Не торопи судьбы события,
Не опускай все до низин,
Позволь мне насладиться радостью,
Мой романтичный господин!
 
 
Давай построим всё по-новому:
Давай без свадьбы и колец,
Любимым быть и быть любимою.
И быть счастливыми, наконец.
 

 
Давай гулять с тобой под звёздами,
Осенним воздухом дышать,
Снежком хрустеть по поздней осени
И ненадолго уезжать.
 
 
Потом лететь, в конец соскучившись,
В объятья крепкие объять.
Любовь не портить бытовухой,
А просто так любить, летать.
 
 
Не упрекай меня в чудачестве,
Ведь у любви короткий срок.
Позволь побыть мне птицей вольною.
ЛЮБИТЬ! Но не собирать упрёки.
 
 
И ты летай со мной от радости,
Своей чудачкою зови,
Зови в кино меня на праздники,
Но только замуж не зови.
 

А сумасшедшая луна.

 
А сумасшедшая луна
Всю ночь заглядывала в окна.
И от дождя листва промокла,
В окно стучалась до утра.
И ночь божественно нежна,
Воспоминаний рой, и не уснут, наверно.
Как было хорошо тогда
И как сегодня скверно.
Тогда ты руки целовал и плечи,
И счастья не кончался вечер.
Тогда от счастья позабылись все тревоги,
И оставалось нам совсем немного.
НЕ ВЕЧНА ЖИЗНЬ!
И счастье зыбко.
Стирается с лица улыбка.
Когда ты в черном, не в цветном,
Когда ты четко видишь этот край,
И ты летишь, летишь не в рай.
Когда слезой глаза заволокло,
Когда ты говоришь: «ПРОЩАЙ!»
 

 
И, умирая, продолжаешь жить.
Когда вдруг некого любить,
А сумасшедшая луна
Твои разбередила раны.
И ты стоишь в тиши ночной,
Опять перебираешь память.
НЕ ВЕЧНА ЖИЗНЬ!
Не вечна.
А вечен мир, луна и звезды.
А ты уже от слёз промокла.
Молитву шепчешь:
«Бог, за всё прости!»
Ведь утром,
Утром снова надо жить!
 

А хочешь к тебе я приеду

 
А хочешь, к тебе я приеду?
Как солнце мелькну между туч.
В любой понедельник.
Иль в среду.
Оставлю дела и к тебе я примчусь.
Ты хочешь! Конечно.
По глазам твоим вижу.
Всё больше и больше ты мной дорожишь.
Ты часто звонишь мне,
Обо мне вспоминаешь,
Слова мне любви говоришь.
 
 
А я вдруг ворвусь в твою жизнь
Вероломно.
Сорву твои планы, а также – дела.
Своею любовью залью, как цунами.
И ты будешь счастлив!
Такие дела.
 
 
Мы будем бродить по осенним аллеям,
Чуть-чуть согреваясь,
 

 
Пить вкусный глинтвейн.
Тайком от всех глаз
Будем мы целоваться,
Держаться за руки,
Говорить и смеяться,
И я буду слушать тебя.
Тебя буду слушать, не перебивая ничем,
А сердце моё, беспокойное сердце,
Сорвется вдруг с ритма совсем.
 
 
И кровь, обжигая, польётся по венам,
Как будто по венам прольётся абсент,
Когда зазвучит на осенних аллеях
Красивый и сильный твой Кавказский акцент.
 
 
А хочешь, к тебе я приеду, приеду?
Оставлю дела и приеду к тебе.
Давно не встречались, давно не встречались,
Соскучилась сильно опять по тебе.
 

 
Забудем о днях беспокойных разлуки
В объятьях друг друга,
Сомкнем свои руки.
Любовью наполним сердца через край,
А хочешь, ты сам приезжай.
 

Татьяна Маврина

«У ангела поломано крыло…»

 
У ангела поломано крыло,
У ангела, который нас не спас.
Да, знаю, это было всё давно,
Поэтому не вместе мы сейчас.
 
 
Наш ангел нас с тобой не углядел,
У ангелов ведь тоже много дел.
Не будем мы его сейчас винить,
Научимся мы с этим как-то жить.
 
 
Наш ангел ранен… Как его спасти?!.
А может, нам обратно всё вернуть?..
Давай друг другу скажем мы: «Прости…»
Ведь в этом слове нашей жизни суть…
 

«Я когда-нибудь открою…»

 
Я когда-нибудь открою
Краешек своей души…
Тихой, зимнею порою
Перебивать лишь не спеши…
 
 
Ведь душа, она как птица —
То поёт, то веселится,
То грустит, то тихо плачет…
Да, душа живая, значит…
 
 
Есть в ней радость и покой,
Боль обиды, даже слёзы —
Это маленький мир мой,
Где есть всё: и явь, и грёзы…
 

Наталья Прудникова

Жизнь

 
Я не ставлю рекордов в паспорте,
Каждый раз даря себе новый шанс,
Не толкай меня, жизнь, к паперти
И не предлагай аванс.
Я же сильная, я всё выдержу
И пройдусь всем назло смеясь,
Как-то лютый бес душу вынул мне,
Но я снова пустилась в пляс.
Я люблю тебя, жизнь *екова,
Все невзгоды на пальце кручу
И бежать мне уже некуда,
Да, быть может, теперь не хочу.
Ты не ставь мне подножки, милая,
Может, всё-таки вместе пойдём?
Жизнь, ты ведь тоже ранимая…
Хорошо. Посидим. Подождём…
 

Анастасия Пашкина

«Их образы лишь в голове сидят…»

 
Их образы лишь в голове сидят,
И, пересматривая фото,
Я вижу их любимый взгляд
И радость от чего-то.
 
 
И жаль их к нам с небес вернуть нельзя,
Тогда поверила бы в чудо,
Вживую их увидеть взгляд
Хотя бы на минуту.
 
 
Поверьте, всё бы отдала
За эти лишь моменты,
Но отпустить бы не смогла,
Вдыхая счастья километры.
 
 
Цените близких и родных,
Ведь они не будут с вами вечно.
Те, кто смотрит там, с небес —
Нас любит бесконечно.
 

 
И в памяти нашей будут всегда,
А пока помним – значит, они живы.
И может, часто с нами их душа
Похожа на рассвет и так же красива.
 

Андрей Штин

Когда шипит любимая
Миниатюра заняла 2-е место в литературном конкурсе

«О том, о сём». «Коль мозг твой не ест твоя жена, скорей, она уж не твоя…» – народная мудрость.

После трёх суток отсутствия – рыбалки и посиделок с товарищами на природе у костра, муж вернулся в родной дом к семейному очагу.

– Знаю твою рыбалку! – гневно шипела жена.

– Милая, пожалуйста, не ругайся. Ну не мог я позвонить, у телефона села батарея, да и никто из нас не мог, сотовая связь там вообще не берёт! – любимый пытался успокоить разъярённую супругу. – Я вернулся, трезвый, рыбу принёс – всё нормально прошло.

Но благоверная, готовая как змея в любой момент ужалить, не успокаивалась:

– Конечно, трезвый! Нет, ну посмотри на него!

Даже рыбу купил для отвода глаз! Молодцы, что не все деньги пропили и на баб потратили!

– Да не было там баб! Я сам её наловил, глупая!

– Как же не было! А что ты ещё поймал? Дурак! Даже не подходи! Прибью скалкой!

– Тебя поймал и успел жениться! И ни капли не жалею!

Муж обнял разгневанную жену, крепко прижал к себе и поцеловал.

Он понял, что если бы был безразличен любимой, дома его встретила бы гробовая тишина!

После нежного поцелуя супруга жена почувствовала, что на этот раз, скорее всего, она «перегнула палку». Но проводить профилактику поведения возлюбленного – святой долг каждой супруги! Главное – не перестараться и вовремя остановиться.

18.06.2017

Притча о путнике и камнях
Посвящается Наталье Полушиной

Поздним вечером в одно из Богом забытых селений, опираясь на посох, вошёл усталый путник. Никто не знал, откуда он пришёл и куда держит путь. С одной стороны, обычный странник, каких много бродит по местным дорогам, с другой – глубокий пронизывающий взгляд, изношенная сума и седина в волосах невольно внушали к нему уважение. Как только путник появился на окраине селения, все собаки, на удивление, словно почуяв что-то знакомое, разом умолкли. Ни одна не «удостоила» его лаем, каким обычно встречают чужаков.

Путник подошёл к большому добротному дому, вошёл во двор и осмотрелся. Судя по изящной резьбе ворот и новизне крыльца, здешние хозяева ни в чём не знали нужды. Об этом говорила и аккуратно сложенная у забора куча старой, но исправной утвари. Путник глянул на полезный «хлам», на луну, что висела над головой, и с надеждой постучал в дверь.

Через пару минут она распахнулась, и на пороге появился хозяин. Он недоуменно оглядел нежданного гостя. Стоптанная обувь, потрёпанная временем одежда и сбитый посох говорили о том, что их владелец никогда не имел, не имеет и, скорее всего, не будет иметь своего угла. Одно слово – бродяга. Хозяин дома с пренебрежением спросил:

– Чего тебе?

– Добрый человек, – осторожно начал путник, – сжалься над уставшим странником, позволь провести в твоём доме ночь. Утром я продолжу свой путь.

«Много вас таких шастает, вот ещё, каждому угождать…» – решил хозяин. Однако испытывающий взгляд путника был настолько глубок, что он невольно смутился и попытался мягко отказать:

– Я бы с радостью, мил человек, но вряд ли тебе будет удобно у нас – много гостей. Давай, я помогу снедью, какую Бог послал, и ты попытаешь счастья в другом месте?

– Конечно, добрый человек, спасибо и на этом.

Хозяин закрыл дверь и прошёл на кухню, где стол ломился от всевозможных яств. Он призадумался, что можно дать неожиданному гостю: «Уго-

щу на славу, пойдёт молва, что в моём доме всегда есть чем поживиться, и от попрошаек покоя не будет…» Тяжело вздохнув, он взял большую ковригу свежеиспечённого хлеба, аккуратно завернул её в тряпицу и вернулся на крыльцо. Протянув путнику узелок, хозяин, словно извиняясь, вымолвил:

– Не обессудь, обратись к моим соседям. У них, конечно, не такой богатый дом, но, думаю, угол для тебя там найдётся.

Путник аккуратно убрал снедь в повидавшую виды суму:

– Благодарю, добрый человек. Пусть беды обходят тебя и твой дом стороной, – и он, опираясь на посох, направился к воротам.

Выйдя на дорогу, он остановился, поднял с земли камень, внимательно его осмотрел и положил назад. Зажиточный хозяин, провожая путника взглядом, невольно посочувствовал: «Никак от голода и скитаний несчастный тронулся умом. Бедняга…» Он закрыл ворота на засов, вернулся и лёг в тёплую постель рядом с женой.

– Кто приходил, милый? – спросила она.

– Бродяга, просился на ночлег.

– Что им, мёдом у нас намазано? Если ты сумел

в одиночку поднять хозяйство, мы теперь обязаны каждому встречному помогать?

– Не волнуйся, я дал немного хлеба и проводил его за ворота.

– Ты правильно сделал: приютишь одного, пойдёт молва – остальные сразу на шею сядут. Давай спать.

– Давай, – супруг сладко зевнул, повернулся на бок и приготовился отойти ко сну.

Однако, как он ни старался, заснуть ему не удалось. В памяти всплыли случаи, когда он, поднимая своё хозяйство, с пренебрежением относился к неудачникам. Перед глазами стоял глубокий испытывающий взгляд странного гостя. Свербила мысль: «Трудом и рачительностью я заслужил своё счастье, но что я сделал для ближнего своего? Надо было приютить этого бедолагу…» Ощущение, что он – хозяин дома, не сделал того, что должен был, не давало покоя. Что-то доселе неведомое терзало его душу – словно на неё внезапно лёг тяжёлый камень. Заснуть удалось лишь под утро.

Путник последовал данному совету и направился к воротам в соседний двор. Он вошёл внутрь и осмотрелся. Всюду царили строгий порядок и про-

стота. Несмотря на скудность обстановки, в этом дворе не было ничего лишнего – каждая вещь в хозяйстве была на своём месте. Путник снова с надеждой постучал в дверь. Через пару минут она открылась.

– Добрый человек, дозволь провести в твоём доме ночь, утром я продолжу свой путь.

Хозяин внимательно посмотрел на нежданного гостя и кивнул:

– Заходи, но не взыщи – не в добрый час ты пришёл.

Путник зашёл в дом и огляделся. Убранство жилища, где его приняли на ночлег, оказалось весьма скромным. Судя по обилию столярных инструментов, аккуратно сложенных в углу, хозяин этого дома занимался плотницким делом. За небольшим столом при скудном свете свечи сидели его жена и две дочурки. Они что-то вышивали. Показав место, где путник сможет прилечь, плотник, словно извиняясь, тихо вымолвил:

– Не обессудь, на стол поставить нечего. Работы в окрýге нет. Жизнь в последнее время и так нелегка, так ещё и корова захворала – без молока третий день. Как бы не околела кормилица, – и словно спросил сам себя: – Чем я прогневал Небо? Если

есть на мне вина, я готов ответить за свои дела, но за что оно наказывает моих родных?

Путник пристально на него посмотрел.

– Прости, добрый человек, но с чего ты взял, что твои беды – кара Небес?

Плотник смутился.

– А что же тогда? Не зря же говорится: «Всё в руках господних».

– Верно, но на этом свете есть и те, кто тоже испытывает нас на прочность. Поверь моему опыту: усомнишься в милости Небес, начнёшь перекладывать камень на другую чашу весов Мироздания – это станет ещё одной победой тьмы.

– Ты говоришь, словно учёный монах. Сам ушёл или изгнали? – с удивлением поинтересовался плотник. – Не хочу обидеть, но тебе ли, одинокому путнику, об этом судить?

– Ни то, ни другое, долгая дорога уму разуму научила.

– Прости, от безысходности порой я уже не знаю, что говорю, – поймав вопросительный взгляд, он пояснил: – Корову жалко, видать, помрёт бедняга. Забить рука не поднимается, хоть и скотина, но родная всё же. Не могу, как гляну в её глаза, так сразу

оторопь берёт, словно она знает, о чём я думаю. Так и сидим за пустым столом, хоть на паперть иди.

Путник взглянул на жену и дочерей плотника, затем на него самого:

– Сам же сказал: «Всё в руках господних».

Тот обречённо вздохнул:

– Да, но только где он, когда его милость так нужна?

– Поверь мне, ближе, чем ты думаешь, – в ответ на удивлённый взгляд путник достал узелок и выложил хлеб, который получил в соседнем доме.

Через минуту все сидели за столом, где лежал душистый пышный каравай и стоял кувшин с чистой колодезной водой. Лица дочерей и жены плотника заметно посветлели – от былой грусти не осталось и следа. Утолив голод, они поблагодарили гостя за нежданное угощение и заснули крепким сном. Плотник какое-то время ворочался с боку на бок и, заметив, что путник тоже не спит, поинтересовался:

– Странный ты человек. Этого хлеба тебе хватило бы на несколько дней, но ты разделил его с нами. Не жалеешь?

– Нет, твоя семья, несмотря на недобрый час, приютила усталого путника. Поверь моей стоптан-

ной обуви и сбитому посоху – всё, что ты сделал, рано или поздно вернётся назад.

– Чудны слова твои. Дай Бог, чтобы ты оказался прав. Спокойной ночи, – произнёс плотник и, повернувшись к стене, быстро заснул.

Путник дождался, когда в доме наступит полная тишина. Стараясь никого не разбудить, он встал с лежанки, вышел на улицу и, зайдя в хлев, подошёл к одиноко стоящей корове. Та, почуяв приближение чужого, вздрогнула и попятилась. Путник нежно погладил корову по шее и тихо произнёс:

– Тише, тише, не бойся. Захворала, матушка?

Мягкий голос успокоил скотину – она воззрилась на внезапного гостя. Глаза несчастной были наполнены страданием и болью. Путник ласково провёл ладонью по её бокам и прошептал:

– Не бойся, милая, всё будет хорошо, выздоравливай.

Успокоив животину, он вернулся в дом и заснул. Утром, не дожидаясь первых петухов, путник проснулся, взял посох и вышел на улицу. На крыльце он остановился, достал из сумы небольшой камень и осторожно положил его на крыльцо. У ворот обернулся и взглянул на жилище, где провёл ночь.

– Храни вас Небо, – пожелал он хозяевам и легонько махнул рукой.

Внезапно на крыльце что-то сверкнуло, озарило всё вокруг яркой вспышкой, и путник, опираясь на посох, прошёл к дому зажиточного хозяина. Он поднял камень, который присмотрел ещё вчера вечером и осторожно убрал его в суму.

Когда путник вышел из села, он достал из всё той же сумы несколько невзрачных камней и положил их рядом с теми, что лежали под ногами. Посмотрев вдоль дороги, он загадочно улыбнулся и двинулся в сторону другого поселения.

Семья плотника наслаждалась спокойным крепким сном до тех пор, пока её не разбудил дикий рёв коровы. Проснувшиеся с удивлением обнаружили, что путник уже оставил их дом, но не это их поразило. Кормилица в хлеву громко ревела, словно просила о помощи. Ревела так, как будто мучилась тяжестью переполненного вымени. С каждой секундой она мычала всё громче и громче. Взволнованная жена предложила:

– Дорогой, может, облегчим её страдания? Сердце разрывается, не могу слушать, как она ревёт. Ви-

дать, пришло время.

– Наверное, ты права. Избавим бедняжку от мучений.

Муж взял нож для забоя скота. Через секунду с улицы раздался его удивлённый крик. Супруга плотника вышла из дома и увидела, что её муж сидит на корточках и что-то рассматривает на крыльце. Подойдя ближе, она увидела лежащий у двери камень ярко-голубого цвета с тонкими золотыми полосками.

– Что это? – удивлённо спросила жена плотника.

Под неумолкающее мычание скотины он произнёс:

– Не знаю, вчера его здесь не было… Отнеси в дом, потом разберёмся, – и, с твёрдым намерением избавить корову от мук, направился в хлев.

Как только жена взяла камень и вошла в дом, до неё снова донёсся изумлённый крик супруга. Она поспешила в хлев и застала того в недоумении. В одной руке её муж сжимал нож, другой указывал на вымя скотины – оно разбухло от скопившегося за ночь молока! Оба замерли в растерянности.

На этом чудеса не закончились. Зажиточный сосед ни с того ни с сего навестил плотника и пригла-

сил его к себе во двор взглянуть на кое-какие вещи, которые могли бы пригодиться в хозяйстве, и, если что-то приглянется, принять это в дар. В благодарность плотник угостил соседа молоком, и они засиделись до обеда. За разговором каждый ловил себя на мысли, что думает о странном путнике и о том, что с ними произошло. Они расстались как старые друзья. На прощание плотник спросил:

– Знаешь, из головы не выходит тот путник, которого я приютил… Не по годам ему странствовать – здоровье уже не то, чтобы бродить по дорогам.

– Да, – согласился зажиточный сосед, – странный человек.