Текст книги "Если влюбишься – молчи!"

Глава IV
Бриллианты к Восьмому марта и черные маски на каждый день

Бежали дни. Когда история с присланными фотографиями и гадким голосом в телефонной трубке уже начала казаться Оксане не чем иным, как идиотским розыгрышем, когда она перестала шарахаться от каждого человека в черной куртке и даже снова начала выходить на улицу вечерами, случилось то, чего она уже почти перестала сиюминутно ожидать. Однажды вечером, часов в девять, Оксана возвращалась домой от Юльки, с которой вместе готовилась к зачету по химии. На детской площадке, у беседки, куда почти не доходил жидкий свет старого фонаря, ей преградили дорогу трое… в черных куртках и вязаных шапках с прорезями для глаз. У Оксаны мелко-мелко задрожали колени и мгновенно пересохло во рту. Один из преградивших путь втолкнул ее в вонючую загаженную беседку. Оксана от страха уже почти не держалась на ногах и сразу шлепнулась в своем светлом бежевом пальто на грязную скамейку.

– Что вам надо? – прошептала она.

– Мы всего лишь хотим тебе кое-что продать, – тем же «шерстяным» голосом сказал втолкнувший ее в беседку. Теперь Оксана видела, что он кутает низ лица в толстый темный шарф.

– Продать? – Оксану била крупная дрожь. – Что?

– Фотографии одной воровки.

– Я не воровка, – жалко просипела Оксана.

– Этого тебе уже не доказать!

– Но что вам надо? – Оксанины глаза были полны слез, которые она с трудом сдерживала.

– Я же сказал, хотим, чтобы ты купила у нас свое изображение.

– У меня нет денег…

– Возможно. Зато у тебя есть ювелирные изделия с бриллиантами.

Оксана задохнулась от ужаса. У нее, действительно, были сережки и колечко с маленькими блескучими бриллиантиками. На прошлое Восьмое марта отец подарил Оксане с мамой на двоих комплект, состоящий из перстенька, сережек и цепочки с крохотной подвеской. Мама взяла себе кулончик, а Оксане достались серьги и тоненькое изящное колечко.

– А если я не стану покупать фотографии? – звенящим голосом спросила Оксана.

– Если завтра в это же время ты не принесешь сюда свое золото, то на следующий день вся школа будет увешана твоими фотографиями, увеличенными еще в два раза.

Оксана еле сдержала готовый вырваться крик, а троица в черных куртках вышла из беседки и, не торопясь, отправилась в глубь двора. На ходу они стянули с себя шапки с прорезями. Оксана дорого дала бы за то, чтобы узнать, чьи лица скрывались под ними.

Следующий день прошел для Оксаны Величко как в дурмане. Сказавшись больной, она ушла со второго урока домой. Дома, до прихода родителей, ничком пролежала на своей тахте в полуобморочном состоянии. Когда вернулись с работы отец с мамой, Оксане пришлось довольно долго изображать напряженную подготовку к урокам. В 20.50, зажав в кармане футляр с отцовым подарком, она крикнула маме, что сбегает минут на двадцать к Юльке, чтобы отдать тетрадь по физике. Передача украшений произошла быстро, без слов, и Оксана вернулась домой даже раньше, чем обещала родителям.

Постепенно Оксана съехала с пятерок на абсолютные четверки, а потом стали проскакивать и троечки. Классная руководительница вела с ней воспитательные беседы, как раньше с Сухоруковым, но все мысли бывшей круглой отличницы были заняты только одной думой: что произойдет, когда родители хватятся украшений. Когда Надежда Ивановна пообещала вызвать в школу Оксаниных родителей для решения вопроса с успеваемостью дочери, девушка очнулась. Нет! Никаких родителей! Она сошла с ума! Ей ведь придется оправдываться, а как? Оксана налегла на учебу и выправила положение. Победу над Оксаниными тройками и четверками Надежда Ивановна отнесла исключительно на счет своего умения правильно и вовремя работать с учениками. Правда Олег Сухоруков по-прежнему учился плохо и прогуливал уроки, но Надежда Ивановна считала, что и там не все еще потеряно и победа все-таки не за горами.

Оксана теперь все чаще и чаще думала о Сухорукове. Может быть, с ним приключилась такая же история, как с ней? Оксане очень хотелось поговорить с Олегом, но она понимала, что в таком случае придется рассказывать подробности своего отвратительного положения, а это не вызывало энтузиазма у нее. Кроме того, если Олег вляпался в подобную же мерзость, он тоже вряд ли захочет рассказывать об этом.

Глава V
Фуршет хозтоварной принцессы и ключи от папиной «Волги»

Однажды, субботним вечером, мама объявила Оксане, что назавтра они всей семьей приглашены к Маркеловым на день рождения тети Нины.

– Зачем мне туда идти? – тут же заныла Оксана. – Тетя Нина – твоя подруга. Мне там будет скучно!

– А Иришка?

Иришкой звали дочку Маркеловых. Она была ровесницей Оксаны и тоже училась в девятом классе. Но сколько мама с тетей Ниной ни пытались подружить дочерей, у них ничего не получалось. Оксана и раньше, в детстве, не находила общего языка с капризной и вздорной Иришкой, а теперь и вовсе терпеть ее не могла.

Дядя Коля, Николай Петрович Маркелов, был так называемым новым русским. Поначалу он торговал на местном рынке стиральным порошком и шампунями. Постепенно дела его пошли в гору. Он нанял продавщицу, а сам стал заниматься только доставкой товара. Потом продавщиц стало две, потом шесть – в палатках в разных районах города. Года два назад дядя Коля открыл собственный магазин хозтоваров, который назвал именем дочери. Иришка, почувствовав себя кем-то вроде инфанты или цесаревны, обвешалась золотом с платиной, оделась у знаменитого на весь город портного по имени Вадик и с тех пор стала смотреть на Оксану, как на голь перекатную. Оксаниных родителей она воспринимала в качестве жалких попрошаек, разевающих рот на их сладкий маркеловский каравай. Оксана не могла об этом рассказать маме с отцом, и те по-прежнему называли дочь друзей Иришкой и дарили ей на день рождения подарки, невыносимо убогие, с точки зрения хозтоварной принцессы. Оксана соглашалась ходить в гости к Маркеловым только из-за дяди Коли. Возросший материальный достаток на его манеры, в отличие от дочери, никак не повлиял. Он оставался таким же добряком и весельчаком, и искренне любил Оксану, которую знал с рождения.

– Тетя Нина задумала какой-то прием по западному образцу, – весело щебетала мама. – Они же теперь бизнесмены – хозяева жизни! Представь: у них будут два стола. Один для взрослых, а другой – для молодежи. Какой-то там фуршет… Тебя очень приглашали. Говорили – не пожалеешь!

Оксана фыркнула, дернула плечом и ушла в свою комнату. Она поняла, что тащиться на Иришкин фуршет ей все равно придется.

– Ксанка, ты готова? – в 17.30 спросила мама, заглядывая в комнату дочери.

Она была одета в узкое черное платье, очень простое и стильное одновременно. Оксана с удовольствием отметила, что и на этот раз мама наверняка будет выглядеть в сто раз элегантнее, чем тетя Нина, которая в праздник всегда напоминает новогоднюю елку по количеству разномастных, часто взаимоисключающих друг друга ювелирных изделий. Мамино платье украшала только тонкая золотая цепочка с подвеской, переливающейся тремя маленькими бриллиантиками, – папин подарок к Восьмому марта.

– Я смотрю, ты не надела наши сережки. Это хорошо! – мама чмокнула дочку в нос.

– Почему? – осторожно спросила Оксана, предчувствуя недоброе.

– Потому что сегодня именно я буду при полном боевом комплекте. Я похудела, так что, может быть, даже колечко налезет. Дай-ка его сюда! И сережки тоже.

У Оксаны предательски задрожали руки. Она спрятала их за спину и слегка осипшим голосом сказала маме:

– Их нет… – и быстро добавила: – Временно… Скоро я возьму их назад и…

– Где они? – перебила ее мама. – Неужели ты кому-то отдала?

Мама, сама того не подозревая, подсказала дочери выход из ситуации.

– Да… Юльке… Только на один вечер! У нее сегодня… свидание… Мы же не знали, что и ты их сегодня захочешь надеть…

– Оксана! Что за странный поступок? Это же папин подарок! При чем тут Юлька? – мама бросила взгляд на часы и раздраженно закончила: – Я бы послала тебя к ней немедленно, но у нас уже совершенно не остается времени.

Сердитая мама довольно громко хлопнула дверью комнаты, а Оксана перевела дух. Она все-таки получила отсрочку. Мизерную, ничтожную, но все же отсрочку. Она посмотрела на себя в зеркало. Лицо было зеленоватого оттенка. Мама наверняка отнесла появление данного колера на щеках дочери на счет своего строгого тона. На самом же деле… Оксана решила не додумывать эту ужасную мысль до конца. Она закрутила свои тяжелые густые волосы в узел на затылке, слегка тронула губы перламутровым блеском и вышла в коридор к ожидающим ее родителям.

– Почему ты не надела новый бордовый костюм с розовой блузкой? – все так же сердито спросила мама. – Куда его еще носить, если не на такие приемы!

Оксана виновато одернула свой любимый желтоватый джемперок из ангорской пряжи, а папа, приобняв ее за плечи, весело пропел:

– Во всех ты, душечка, нарядах хороша! – и потащил своих женщин к выходу.

В просторной четырехкомнатной квартире Маркеловых было много народу. Некоторых Оксана знала, потому что они дружили и с ее родителями тоже, других видела впервые. Эти другие почему-то сразу не понравились девушке и рассердили ее, будто именно они были виноваты в ее неприятностях.

– Ируська! – по своей привычке совершенно оглушительно гаркнул дядя Коля. – Ксана пришла! Забирай!

Из дальней комнаты выплыла Ирина, натуральным образом разряженная в пух и перья. По вороту и рукавам ее узенькой ярко-малиновой кофточки трепыхались нежные перышки. Концы витого пояска, несколько раз обернутого вокруг талии, украшали перья покрупнее. Пол подметали широченные шелковые снежно-белые брюки с серебристой искрой.

– Пойдем, – как всегда, недоброжелательно и свысока пригласила она за собой Оксану.

В Ирининой комнате у большого французского окна, сделанного по специальному заказу дяди Коли, стояли две необычные многоэтажные стойки. На этажах одной из них на ярких подносиках расположились необыкновенной красоты бутерброды, салаты в аппетитных корзиночках из теста, всевозможные деликатесные нарезки, экзотические овощи, фрукты, пирожные и конфеты. Этажи другой стойки были уставлены высокими стаканами, фужерами, креманками, наполненными разноцветными напитками, муссами, желе и уже слегка подтаявшим мороженым.

Ирина церемонно представила Оксану своим гостям: двум девушкам и трем молодым людям. Когда один из парней повернул к ним лицо от стойки с бутербродами, Оксана вздрогнула. Ей улыбался, что-то жуя при этом, Леня Пивоваров.

– Привет! Бутербродик хочешь? Там, – он показал рукой на стойку, – этого добра видимо-невидимо! И главное, не сразу и разберешь, что за продукт: все чем-то посыпано, украшено, намазано… Вот гляди, – он показал ей тонкий кусочек белого хлеба с непонятным коричневатым в пеструю крапинку покрытием, – я думал, это мясо, а оказалась рыба, представляешь!

– Ну, хоть вкусно? – решила поддержать разговор Оксана, а сердце ее при этом быстро-быстро билось в груди. Здорово, что она все-таки согласилась прийти на этот дурацкий прием! Оксана, глядя на улыбающееся лицо Лени, забыла на время все свои беды.

– То, что я сейчас откусил, даже очень вкусно, хотя вообще-то я рыбу ненавижу. Знаешь, по-моему, – он подмигнул Оксане, – там есть еще лучше! Давай попробуем!

И они, смеясь и больше не обращая ни на кого внимания, ели бутерброды, пили коктейли, потом танцевали, потом снова поглощали в несметных количествах пирожные и фрукты и были абсолютно счастливы. Несколько раз Оксана ловила на себе полные ненависти взгляды Ирины, но всерьез их не воспринимала: доброжелательностью Маркелова никогда ее не баловала.

– Леня, – Оксана обратилась к Пивоварову, удивляясь, что ей так долго не приходил в голову этот вопрос, – а откуда ты тут взялся? Я тебя у Ирки никогда раньше не видела.

– Наши с Ириной родители в институте вместе учились. А я особенно и не ходил сюда: не люблю я эти тусовки. Сегодня предки битых три часа на ухо зудели: то да се, да друзья обидятся, да у Ирочки фуршет… А я, честно говоря, даже и не знал, что это такое. Ладно, думаю, схожу, а то где я еще фуршет увижу… Так серым и помру! – Леня рассмеялся, а потом вынужден был обернуться – Ирина Маркелова приглашала его на танец.

Леня, виновато покосившись на Оксану, быстро дожевал очередной бутерброд, отряхнул руки и повел Ирину в медленном танце. У Оксаны все ее хорошее настроение моментально испортилось. И чего развеселилась, дурища? Может, Леня и не часто посещал дом Маркеловых, но, видимо, все-таки достаточно. Вон как Ирка виснет у него на шее. Они явно знакомы сто лет. А особые улыбки Пивоварова в свой адрес она, Оксана, наверно, просто придумала.

И вообще, ей сейчас не стоит думать про Леню. У нее есть заботы поважнее. Сегодня вечером или, в крайнем случае, завтра ей придется-таки держать ответ перед родителями по поводу пропавшего золота. Оксана вздохнула. В конце концов, родители ее, конечно, простят, но кончится ли на этом мрачная история с шантажом? Оксана совершенно не была в этом уверена. Получив свои фотографии, она там же, во дворе, порвала их на мелкие кусочки и выбросила в помойку. Но у тех подонков остались негативы. Оксана требовала их ей отдать, так как считала, что заплатила достаточно высокую цену. Главный из троицы, по-прежнему говоря в шарф, пробурчал, что негативы останутся у них на тот случай, если Оксана начнет себя плохо вести.

– Что значит «плохо»? – попыталась уточнить Оксана, но отвечать ей никто и не собирался. Негодяи, как и в прошлый раз, очень спокойно удалились в темноту двора.

Оксана прошла в большую комнату квартиры Маркеловых, где веселились и хохотали взрослые, и шепнула маме, что пойдет домой, поскольку у нее сильно разболелась голова.

Вечер был довольно теплым, безветренным и мягким. Оксана даже расстегнула пальто и размотала шарф. Она сначала хотела сесть в автобус, а потом решила пройти пешком по усыпанным листьями улицам. В свете ярких фонарей они казались ненастоящими, будто вырезанными детьми из цветной бумаги. На выходе из двора Маркеловых Оксану неожиданно догнал Леня Пивоваров.

– Может, погуляем? – спросил он и посмотрел ей в глаза тем самым взглядом, в котором она обычно читала интерес к себе.

Еще несколько дней назад Оксана сочла бы за счастье получить такое предложение от Пивоварова и такой очередной его взгляд, а сегодня призналась ему:

– Знаешь, у меня такие неприятности, что… ничего не хочется. У Ирки я как-то сумела отвлечься… может быть, благодаря тебе… а теперь все снова навалилось и… – не договорив, Оксана безнадежно махнула рукой.

– Может быть, я сумею тебе помочь? – спросил Леня.

– Мне никто не сможет помочь.

– Так не бывает.

– Бывает.

– Из любого положения всегда есть выход. Вдруг я его найду?

Оксана медленно покачала головой, потом подняла на Пивоварова встревоженные глаза и решилась спросить:

– Скажи, Леня, как ты думаешь, кто колотит наших ребят?

– Не знаю, – покачал головой удивленный Пивоваров. – А почему ты вдруг об этом вспомнила?

– Так, – опять безнадежно махнула рукой Оксана. – Сама не знаю…

– Вообще-то, меня этот вопрос тоже занимает. Я пытался расспрашивать Феклиста, Сашку Семенова, даже помощь им предлагал. Молчат. Темнят. Ничего не понять. Может, сами виноваты?

– Может быть, – эхом отозвалась Оксана, тут же подумав о том, что в собственных бедах виновата только сама. – Но это точно не «плевки», я уверена.

– Почему?

– Слишком высокие… – сказала Оксана и осеклась, но было уже поздно.

Пивоваров развернул ее к себе за плечо и спросил:

– Ты видела что-то?

– Н-нет… – Оксана запнулась, но потом быстро сообразила, как выкрутиться из положения. – Сашка Юльке рассказывал…

– Что он ей еще рассказывал?

– Да, собственно, ничего такого… Черные куртки, маски… И все…

– А за что получил, не рассказывал?

– Нет. Юлька говорила, что тоже ничего путного от него добиться не смогла.

– Странно все это, – заключил Пивоваров. – Прямо-таки разгул терроризма. Ладно, – он улыбнулся, – не хочешь прогуляться, давай до дома доведу, чтобы никакие «черные куртки» не привязались.

Девушка мысленно усмехнулась.

Они медленно шли по вечернему городу, наступая на цветные листья, и молчали. Оксане не хотелось портить прекрасную прогулку разговорами о своих неприятностях, а ничего другого в голову не лезло. Леня, будто понимая это, деликатно молчал. И молчание не было тягостно для обоих. Время от времени они смотрели друг другу в глаза, улыбались, и Оксане казалось, что она могла бы так идти долго-долго и далеко-далеко, на тот самый знаменитый край света.

У Оксаниного подъезда Пивоваров сказал:

– Любые неприятности когда-нибудь кончаются. Я подожду, – он опять обезоруживающе улыбнулся, – а потом мы, может быть, все-таки погуляем?

– Ладно, – наконец смогла в ответ улыбнуться Оксана и вступила в подъезд, освещенный на удивление ярко. Она с тревогой заглянула в дырочки почтового ящика, не заметила там ничего подозрительного и облегченно вздохнула.

В квартире опять надрывался телефон. Оксана не хотела снимать трубку – вдруг она опять услышит тот мерзкий «шерстяной» голос? – но потом все-таки подошла к аппарату: надо решить все вопросы до прихода родителей.

– Ксанка! – услышала она взволнованный голос Юльки. – Мне тоже пришло письмо!!!

Оксана съехала по стене на пол:

– Тоже с фотографиями?

– Какие фотографии?! – не сразу сообразила подруга, но быстро вспомнила, что имела в виду Оксана. – Нет… просто письмо!

– И что там?

– Угрозы!

– Ты-то в чем провинилась, ангел с крылышками? – Оксана не могла даже представить, по какому поводу можно шантажировать безобидную, беззлобную и добродушную Юльку.

– Нашли в чем… В общем… это не телефонный разговор… Они такое требуют за молчание, такое требуют!!! – в голосе Юльки слышались уже клокочущие истеричные ноты.

– Я сейчас! – испуганно закричала Оксана. – Жди! Ничего без меня не предпринимай!

Она ничего не рассказывала Юльке о том, что откупилась от своих шантажистов папиным золотом: боялась, что та по простоте душевной кому-нибудь проболтается. Оксана просто сказала подруге, что постоянно живет в страхе разоблачения из-за присланных ей фотографий. Глядя на осунувшуюся Оксану, Юлька ей верила.

– И что они требуют? – спросила Оксана, примчавшись к Акимушкиной.

– Ключи, – прошептала Юлька сизыми губами.

– От квартиры?! – испугалась Оксана.

– Нет, от папиной «Волги».

– Не может быть…

– Это так! Ксанка, что же мне делать?!

– Я… я не знаю…

– Имей в виду, – Юлька помахала дрожащим пальцем прямо перед самым носом Оксаны, – с тебя тоже что-нибудь потребуют! Они просто почему-то забыли про тебя или… не успели… но… это временно… вот увидишь! Это одни и те же люди, наверняка. Имей в виду!

– Юль, мы что-нибудь придумаем, но не сейчас, – Оксана бросила тревожный взгляд на часы. – Мне срочно надо бежать домой: хочу до прихода родителей лечь в постель, чтобы они ко мне не вязались, хотя бы сегодня… Надо обо всем подумать… А ты все-таки сама ничего не предпринимай, а то сгоряча еще больше себе напортишь. Обещаешь?

Акимушкина затравленно кивнула.

Взгляд с другой стороны…

На письменном столе веером были разложены маленькие листочки бумаги из тетради в клетку с написанными на них именами и фамилиями.

Та-а-ак! Эти уже получили свое. Надо их положить отдельно. Оксана Величко – отличница, гордая кареглазая красавица. Когда лицо ее выражает презрение, оно делается еще красивее. Он сначала хотел приударить за Оксаной, попытаться влюбить ее в себя, а потом жестоко бросить, но передумал. Похоже, она нравится Пивоварову, а с ним шутки плохи… И вообще, Леню не стоит сердить: он нужен для дела.

Он покрутил листочек с фамилией Пивоварова и отложил в сторону. А к листку с фамилией Оксаны положил другой листок, с именем Сохадзе. Волоокий красавчик-грузин тоже уже получил по заслугам. Мобильник отдал без звука. Видимо, здорово испугался. А ведь раньше он был нагл и бесстрашен. Надо же, как люди меняются со временем! Впрочем, это нормально. Он сам тоже здорово изменился. Они его даже не могут узнать.

Он положил перед собой оставшиеся три листочка. Так: Максим Литвинов. К Сохадзе его? Макс тогда вообще начал плакать. Прямо смешно, честное слово! Но пейджер тут же отцепил. Оказывается, отнюдь не все меняются: этот всегда был трусом. Противнее всех. Пожалуй, стоит ему добавить, да так, что рикошетом отлетит и в Пивоварова. Листок с фамилией Макса лег в другую сторону – к тем, с кем работа еще не закончена.

А на этом листке стоит имя Борис Доренко. Как же – школьная гордость! Фотография висит на стенде под названием «Наши лучшие ученики»… Будущий банкир… Мечта всех девчонок параллели девятых классов… Его фамилию он написал крупнее других и ядовитым красным маркером. С Доренко сложнее всего: никак не подкопаться. Осторожный… Каждый шаг продуман. Ну, ничего… еще не все потеряно. Не может такого быть, чтобы Борька нигде не прокололся!

На последнем листочке было написано: «Юля Акимушкина». Неужели, Юленька, ты все же принесешь ключи от папочкиной «Волги»? Неужели стоят того эти дурацкие словари? Неужели не признаешься? Неужели даже ты… такая же, как все? Он ведь только хотел проверить… И… потом… иначе было нельзя…

Он раздраженно сгреб все листочки в кучу, сложил в пластиковую коробочку из-под арахиса в сахаре и запер в письменном столе.