Текст книги "Пиппа ищет неприятностей"

Глава 19. Пиппа

Хвала Защитнице, лицезреть командира в исподнем не пришлось. Он переоделся внизу в целые штаны, а порванные принес в руках. Не могу сказать, что мне было не любопытно. Просто пока нужно хотя бы к уже увиденному привыкнуть. На которое я ещё налюбовалась, пока рубашку отдавала. Чувствую, возможностей увидеть больше, чем мне бы хотелось, в дороге представится с избытком. Так что нужно перестать смущаться и готовиться к следующему уровню откровений.

Буду тренироваться на Клыке!

Хотя на нём не так интересно, как на Диком.

Вечер закончился быстро. Пока я зашивала рукав, мужчины обосновались в амбаре. Пёс быстро пронюхал, что наверху бесплатная швейная мастерская, и припёр свою рубашку, подпаленную в ночном сражении, а так же штаны, которые разошлись по шву на нескромном месте. Хотелось пошутить по этому поводу, но Пёс – натура нежная, уязвимая, примет шутку за чистую энзоле, и придется мне повторять подвиг Дикого, сигая с крыши из окна. А я хоть и легче, но хрупче.

К тому же у него хоть такие запасные штаны есть. А у меня никаких. Не дай Защитница, случится конфуз – в чем я буду тут скакать? Нужно озадачиться в следующем городке. А еще разобрать вещи мэтра нужно, которые гадкий Чейз закапал. И вшить в корсет драгоценности и кольца-артефакты. Мне просто необходимо уединение. Но опыт подсказывал, что если я уединюсь, то буду читать дневник, а не заниматься полезными делами.

Но даже почитать мне не дали. За ужином последовал закат, за ним – отбой. Я не стояла в ночном карауле, нормально выспалась, поэтому уснула не сразу. А потом тем более не уснула, потому что Клык, как выяснилось, жутко храпит. А Пёс не жутко, но противно. С подсвистыванием и бульканьем. Хорошо Шорьке: нажрался пирога с рук Пончика, под покрывало забатонился и всё. А я ворочалась с боку на бок. И в голове опять было это «бум-бум-бум». Где тут заснешь? Вдалеке истошно залаяли собаки. Не спится же кому-то! Потом лай перешел в рык и визг, сменившийся скулежом. Собакам, входит, не спится. Устроили разборки среди ночи!

Потом к собачьему хору добавился ор их хозяев (или не хозяев?). Не хотела бы я жить в селе, где каждую ночь такой гам, будто на ярмарке в базарный день! Вскоре шум на улице стал стихать, Клык повернулся набок, Пёс почмокал губами и затих. Наступила долгожданная тишина. «Буб-бум-бум» в голове стало тише, не тревожно, а уже убаюкивающе…

…и я наконец уснула.

Утро наступило внезапно. Дикий всех поднял спозаранку, будто у него под хвостом пылало. Приторно вежливый хозяин постоялого двора даже вызвался помочь загрузиться сундуки. А когда Дикий его вежливо, но твердо послал, он ушел и вернулся с пирогами, колбасами, хлебом и даже кружком свежего сыра. И предано глядя в глаза нашему командиру, повторял: «Вы, господин маг, не серчайте-то на нас. Не со зла мы». Ага. От доброты душевной. Напали и грабеж устроили средь бела дня!

Дикий морозился, пока мы не выехали из деревни. На заборах ещё петухи кукарекали, а мы уже куда-то мчались.

– Дикий, что случилось-то? – Ровняла наконец проснулся достаточно, чтобы задать вопрос, который мучил меня всё время с момента пробуждения.

Пончик, так тот даже и не проснулся, мне кажется. Сидел на козлах, клевал носом, а Шорька гордый у него на плече устроился и хвостом помахивал.

– Нужно за день до следующего села доехать, – словно колол орехи, рубяще ответил маг, который уже не маг.

– Думаешь, снова нечисть нападёт? – уточнил Пёс, непривычно сосредоточенный. Шишка ему к лицу. На человека стал похож.

– Ночью на село напала стая цхерков, – глядя вперед, бесстрастно рассказывал Дикий. – Передавила собак по окраине.

Кажется, я побледнела.

Пёс присвистнул:

– Так наш гостеприимный с утра хозяин решил, что это ты их?

– А это не ты? – спросил Ровняла.

– Конечно, я. Пока перед сном по малой нужде бегал, призвал пару десятков.

– Серьёзно? – недоверчиво уточнил воин.

– Конечно, не он. Он сейчас даже светлячка разжечь не может, – бесцеремонно влез Пёс, но неожиданно стушевался: – Извини, Дикий.

– Да ты-то что извиняешься? – горько хмыкнул наш предводитель. – Ты-то тут при чем?

Пёс промолчал. И Ровняла промолчал. А все остальные и так ничего не говорили. В такой неловкой тишине мы ехали довольно долго. Далеко позади осталось село. Сначала закончились поля, потом – сенокосы, а потом мы въехали в лес. Молчание угнетало. Мне опять предстояло бездельничать целый день. Очень хотелось узнать, что же такое обнаружили архемаги, что заставило заговорить флаобку.

Дневник жег мне бедро, возле которого лежал мой мешок. Но… Но не могу же я читать его при магах (пусть один из них и бывший)? Дело даже не в том, что у меня его заберут. Явно же это какая-то редкость и ценность несусветная. Так еще и придется объяснять, откуда он у меня. А значит, нужно или признаваться, кто я есть, и прощай, мечта добраться до столицы, или что-то врать. А тут очень сложно соврать правдоподобно. Уж лучше потерпеть.

Я достала ножик, недоструганную заготовку и приготовилась скучать и страдать.

Честно: лучше бы я страдала и скучала.

Дорогу, в лучших разбойничьих традициях, нам перекрыло дерево. Со звуком: «Уиу-шур-шур-шур-бабах!» – оно бухнулось на землю, поднимая облака пыли. Пончик встрепенулся. Рыжий трусишка шуганул с его плеча мне за пазуху. Конечно! Как на окрестности любоваться, так свысока удобнее, а как где-то шумят, так куда-нибудь бы пониже и поглубже забраться.

Гроза мгновенно выхватил лук. Стрела успеет быстрее, чем заклинание. Да и силы нужно беречь. Пончик спешился. Остальные обнажили мечи, сдерживая приплясывающих коней.

– Ну что, господин маг, – из леса появилась тройка бородатых вооруженных мужиков. – Платить надобно за нехорошие дела.

– Вы вчера недостаточно расплатились? – в голосе Дикого звучал несдерживаемый сарказм.

– Нет, мажье отродье, ты ответишь за ту нечисть, что натравил на безвинных людей! – пафосно произнес бородач с фингалом под глазом. Видимо, из тех, кто вчера развлекался в постоялом дворе.

– А вы не боитесь, что я сейчас вас прокляну и нешьессов натравлю? – светским тоном поинтересовался наш командир.

– Так проклятые маги же того… колдунить-то не умеют, – не очень уверенно произнес его спутник справа.

– Так вы бы определились: могу я натравить нечисть или нет?

– Ты мне зубы не заговаривай! – прорычал тот, который с фингалом, и свистнул.

Из леса вышли человек двадцать – двадцать пять. Толпа была разнородна. Среди них были мужчины в приличных доспехах и с мечами. А были крестьяне повышенной поношенности, вооруженные, кто чем. Такая себе банда, несерьёзная. Но учитывая количество воинов с нашей стороны, они могли нас просто затоптать количеством.

– Давайте, повозочку оставили с вещами, а сами своими ножками вперед, – велел главный разбойник с подбитым глазом. – Ты, Ровняла, можешь не уходить.

У меня, кажется, челюсть отвисла. Выходит, Ровняла из этих бандитов?

– Ты мне денег не платил, не командуй, – ответил пожилой воин.

– Этот тебе денег, что ли, платил? – хохотнул бородач. – И кого ты для него должен завалить?

– Вас, например.

– Ты, Ровняла, рычи, да не зарывайся, – с угрозой заговорил разбойничий главарь. – Отойди, пока живой.

– Вы бы сами шли домой, пока живы и здоровы, – посоветовал тот.

– Ну ты сам выбрал, – бородач поднял руку вверх, явно, чтобы скомандовать наступление.

Краем глаза я заметила, как справа от меня взлетел лук Грозы, и его стрела пронзила плечо главаря. Бородач вскрикнул, схватившись за древко. Рука вроде как опустилась, а вроде и не по воле. Разбойники загалдели, обсуждая, нужно лезть в драку или нет. Сами-то они не рвались нападать. Почуять, где тебя ждёт взбучка, большого ума не надо. Гроза взвел лук новой стрелой, глядя на троицу предводителей. С его стороны косматый мужик в выпростанной рубахе и залатанных штанах замахнулся камнем.

– Справа, – крикнула я.

Гроза мгновенно повернулся и выпустил стрелу в руку с камнем. Остальные тоже повернулись направо. Нужно всё же как-то пояснять, кому поворачиваться. Но хорошо, хоть сторону не спутала. А то у меня бывает.

Воспользовавшись заминкой, ожил тот прихлебатель главаря, который разбирался в про́клятых магах. Он сунул пальцы в рот, готовясь свистнуть. Я черканула лезвием по пальцу, и швырнула нож рукояткой вперёд, активируя утяжеляющее заклятие. Мужик покачнулся и стал оседать. Похоже перестаралась. Он потерял сознание.

– Наших бьют! – раздался скорее испуганный, чем героический крик.

Не знаю, чего крикун пытался добиться, но эффект оказался двояким. Часть бандитов, та, которая попрофессиональней, сочла, что если «наших бьют», надо выручать, и бросилась на нас. Вторая же решила, что если «наших бьют», то нужно тикать. А то и им прилететь может.

Мое единственное оружие было уже использовано, и я с чистой совестью нырнула под телегу, не отводя взгляда от того места, куда упал ножик. Хороший нож. Мэтр сам затачивал. Прямо обидно потерять.

Меж тем вокруг телеги шёл ожесточенный бой. Гремело оружие, ржали кони, звенела тетива, слышались стоны и вскрики. Я высунула нос наружу. Гроза одной рукой что-то доставал из-за пояса. На всякий случай я спряталась обратно и закрыла уши. И не зря. Повозку тряхнуло от взрыва. Сверху по сундукам застучали комья земли.

Со стонами, воплями и ругательствами, разбойники отступали, захватывая раненых. Оставляя мертвых.

Я смотрела из-под телеги на окровавленные тела и думала: неужели их жизнь была настолько плоха? Я тоже жила в бедности. Какое «бедности» – нищете! Но радовалась каждому дню. У меня и мысли не было, чтобы пойти и нарваться на нож в какой-нибудь подворотне. Да, бывало, я приворовывала в детстве. Но никогда не ставила под угрозу чужую жизнь. И свою тоже.

– Эй, Скалёныш, – раздался голос Дикого. – Выбирайся, трусишка!

Я вылезла, прижимая голову:

– А что, я должен был взобраться на телегу и орать: «Давай мочи их!»?

– Нет, ты всё сделал правильно. Молодец, хороший удар.

Я сходила за своим имуществом и уколола руку, чтобы снять утяжеление.

– Порезался? – забеспокоился Дикий.

– Ой! Подумаешь, царапина! Другие, небось, ранены? – Я огляделась.

На удивление, все наши вышли из схватки целыми. И практически невредимыми. Незначительные порезы и ушибы можно не считать. Пончик повернул поваленный ствол так, чтобы можно было проехать мимо. Сделав по необходимости перевязки, мы тронулись в путь.

Глава 20. Дик

В крови еще бурлил огонь драки, но мы уже покинули место схватки. Конечно, это была неравная битва. Лишившись командования, разбойники растерялись. Часть сразу пустилась наутёк. Возможно, если бы на нас набросились все и сразу, было бы тяжело. Да, половина примерно была вооружена камнями. Но под градом камней биться куда сложнее, чем без него. А без каменного града пешие воины хоть и были в большинстве, против опытных бойцов-всадников уступали. Пончик тоже был не верхом, но при его росте, весе и силе ему конь и не требовался. Мы разбились на тройки, с обеих сторон от повозки.

Спереди с противником неплохо справлялся Нешьесс. Так-то он парень смирный, когда в узде у Пончика. У Пончика кто угодно присмиреет. А когда кто-то покусился на его кобылку, привязанную к оглобле, я думал, жеребец повозку опрокинет. Но нет. Силёнок не хватило. Но копытом неосторожный разбойник получил. А кобылка, на вид вся такая дохленькая, ему чуть пальцы не откусила. Хороший у них тандем получился. Боевой.

Филька в очередной раз показал свою полезность. В этот раз своей реакцией. И меткостью. Правда, в разбойника он попал рукояткой. Но повезло. Видимо, поймал бандита врасплох, или тот стоял неудачно. Для него. Для нас-то удачно.

На этом хорошие новости заканчивались.

Из плохого: грабители должны были отступить сразу, как почувствовали, что преимущество на нашей стороне. Но они не отступили. Значит что? Или они слабоумные поголовно, или чего-то боялись сильнее, чем наших мечей. Явно, не своих подбитых главарей. Следовательно, это были не случайные душегубы. Кто-то их нанял. Они разыграли отвлекающий манёвр с оскорблением Грозы, надеясь, что мы поостережемся в чужом доме и не будем биться в полную силу, чтобы тем временем обворовать повозку. Но благодаря юркому Фильке задумка не удалась.

Тогда они набрали добровольцев из местных, жаждущих отомстить магу за цхерков, и напали в лесу. Быстро как сработали! Мы же встали спозаранок. Похоже, очень хотели успеть. Видимо, деньги им уплатили вперед, и возвращать уже нечего. А это значит, что они предпримут ещё одну попытку. Так что до следующего села хоть и далековато ехать, но нужно успеть. Я уже не говорю про нечисть, которая гонится за нами по пятам. Хорошо, что они днём не нападают.

Но было и второе – или уже третье, считая нечисть, хотя это не новость, – неприятное открытие.

– Ровняла, а откуда тебя знает главарь? – спросил я.

– А, было время, вместе с ним на одного торговца работали, караваны с товаром охраняли. Но возраст уже не тот. И молодежь в затылок дышит. Наниматели кого порезвей хотят.

– А что не осел где-нибудь?

– Да не оседлый я по характеру. А ты, Скалёныш, где так ножи кидать научился?

– Так сироту-то всяк обидеть норовит, – посмеиваясь, ответил за него Пёс.

– Вот даже вы, дяденька Пёс, у меня ответы воруете. Что только подтверждает, что…

– «Сироту всяк обидеть норовит», – закончили мы втроем с Псом и Ровнялой.

– Скалонышу ышо научыца лезвиём впирод нож бросать, – подначил Клык.

Мы хохотнули.

– Над кем бы вы смеялись, если бы меня не было, – с обиженной физиономией заявил Филька.

Но его оскорбленный вид был подпорчен появлением из-за пазухи усатого носа шорька. Его обычно повисшие уши торчали лопухами над хитрой острой мордочкой. Убедившись, что опасность миновала, он по-деловому выбрался целиком, шмыгнул к плечу Ровнялы и жалобно заголосил: «Иэээх. Иэээх».

– Вот даже зверь понимает, что есть давно пора, – прокомментировал заунывные стоны Филька. – А вы всё о гадких разбойниках.

– Скалёныш, нельзя сейчас останавливаться, – ответил я. – Далеко нам. Придется коней загонять, чтобы заночевать под крышей, а не в лесу.

– Руки-то у вас свободные. Давайте, я нарежу, вы на ходу поедите.

Вот так и обнаруживается польза в отряде от бесполезного, на первый взгляд, человека. Пироги зашли на ура под воду из фляг. Когда солнце поднялось в зенит и стало совсем жарко, мы всё же сделали остановку у ручья. Лошадям нужен был отдых. Нам тоже… освежиться и облегчиться.

Пончик рванул в лес первым и притащил валежину с Пипку ростом. Он и Гроза остались разводить костёр в тени большого дерева на опушке. Шорёк поддерживал их сверху цоканьем. Остальные потянулись вглубь чащи. Не свиньи же мы – возле костра гадить. Чтобы Филька опять не потерялся, я потащил его с собой. Отойдя на достаточное расстояние от стоянки, стал распускать вязки на штанах.

– Ой! – пискнул парень.

– Что такое?

– Ой, что-то у меня живот прихватило! – бочком двинулся он в кусты.

– А. Ну ты там пошустрее.

– Тут уж как выйдет, дяденька Дикий. Ой! – он схватился за живот.

– Выйдет, выйдет. Всё выйдет! Но ты, пожалуй, не засиживайся.

Действительно, над кем бы мы смеялись, если бы не Филька?

В прохладной тени у ручья было очень хорошо, и есть практически не хотелось, поэтому мы перекусили утренними запасами, запив травяным чаем. По моим прикидкам, мы должны были преодолеть почти половину пути. Ехать предстояло еще долго, и всё же я позволил людям немного поваляться на траве и отдохнуть. Пипка попытался сбежать в лес, но я представил, сколько мы его будем вылавливать, и заставил клятвенно пообещать, что только до кустов и обратно. Тот погрустнел, но пообещал. За этим пострелёнышем нужен глаз да глаз.

Вернулся он с охапкой листиков, каких-то цветов, и сразу развил бурную деятельность, вынув из сумки несколько пузырьков, потемневшую от времени ступку со сколом на краю и пестик. Мы тронулись, а Филька сосредоточенно растирал в ступке свои находки, разбавляя понемногу водой, и с помощью ножа перекладывал получившуюся кашицу в пузырьки. А затем достал из своего необъятного мешка потертую кисточку и, прикусив губу от усердия, стал раскрашивать деревянную фигурку птички. Краски-морилки не отличались разнообразием: желтая, коричневая, сине-черная, бордово-коричневая. Но, используя их, мальчишка создавал потрясающие узоры. Маленькая плоская птичка стала яркой и нарядной.

– Продашь? – попросил я.

– Подарю! – улыбнулся ясным солнышком Филька.

Он покопался в своём мешке и вынул оттуда связку кожаных шнурков. Хитро просунув в дырочку петельку, он протянул мне игрушку. Я наклонился с коня, чтобы взять.

– У тебя кровь на руке. Может, перевязать порез? – на ладони мальчишки была красная полоска.

– А, не, – отмахнулся он. – Это краска. Не обращайте внимания.

Я надел на шею птичку, теплую от его рук, и на душе сразу стало легче.

– А мне такую? – обернулся Пончик.

– Конечно, дяденька Пончик. Я вам даже лучше сделаю, – пообещал парень.

Глава 21. Пиппа

Я так хотела почитать дневник на остановке, но Дикий не дал. Он заботился обо мне, будто я его родственником была. То есть «был». Он же не знает, что «была». И эта его опека была очень некстати. Такими темпами он скоро меня над кустом будет караулить. И ещё от его заботы было очень… неловко. Мэтр Миль тоже заботился обо мне. Но он – не великой силы маг, и я была ему как костыль на старость лет. А Дикий беспокоился совершенно бескорыстно. Это немного… беспокоило. Я не знала, как на это реагировать. Как, интересно, на это реагируют нормальные люди?

Путь после полуденной остановки прошёл веселее. И раз уж мне не дали почитать, я решила рисовать. Всегда раскрашивала деревянные артефакты, чтобы не так скучно было ими заниматься. Учитель для меня всяких разных красок купил. Только когда я сбегала, не до них было. А простенькие красители из растений можно найти везде. Птичка получилась на загляденье. И когда Дикий попросил подарить фигурку ему, мне пришла в голову замечательная мысль сделать своим спутникам амулеты. Самым простым и популярным был амулет удачи. Я их столько сделала уже, что заклинание было у меня не то что в крови – в дыхании. Проявляется оно не сразу, а в минуту сложного выбора, и помогает принять правильное решение. Мне и самой бы такой не помешал. Но мне – чуть позже.

Пончику я решила подарить амулет от злого умысла. Он усиливает подозрительность. Надо бы Грозе что-то сделать, но очень тихо. Он всё же маг. Тут нужно подумать, чтобы не попасться. По поводу остальных я и задумываться не стала. Пока еще эти доделаю… Или само в голову придёт, или ситуация подскажет.

В усердном раскрашивании пончиковой заготовки прошел оставшийся участок дороги. Когда мы заметили дым из труб, солнце уже потянулось к закату. Лошади припустили, завидев приметы еды, воды и спокойного стойла. Понятно, что село на тракте должно иметь постоялый двор. На худой конец – таверну с парой комнат для путников. Новое село было как раз «худым концом».

Таверна, как и село, была небольшой. Зал на четыре стола, крохотные комнатушечки под крышей. В конюшне места для наших скакунов не нашлось, пришлось привязывать на улице. Наученные горьким опытом, мужчины понесли сундуки в наши «хоромы». По узкой крутой лесенке. Хорошо, что я не произвожу впечатления человека, который способен такое таскать, и с радостью ухватилась за возможность поухаживать за лошадями.

Шорька после вчерашних и сегодняшних приключений, видимо, решил, что с Пончиком сытнее, а со мной – надежнее. Почистив и покормив лошадок, мы с ним, пока хозяйственный глаз Дикого не пристроил меня к какому-нибудь полезному делу, дали стрекоча. Света уже было немного, но пока хватало, чтобы прочесть страницу-другую дневника. Я прошла на «зады» и присмотрела густые кусты костянки у забора. Они скрывали меня со стороны дома, но при этом не лишали солнца. Шорёк тоже оценил диспозицию и шмыгнул выискивать спелые ягоды. Я растянулась на животе за ними, и положила перед собой книжечку.

«– С ума сошли? Отойдите…

Через ряды зевак пробивался… правильнее будет сказать: пробивалась, – флаобка.

Атайнин оказалась женщиной. Вечные отставания, стремление к уединению, отдельный шатёр… Полное молчание. Всё это внезапно обрело вполне логичное объяснение. Она была немного ниже меня, но всё же довольно высокой для женщины. Тонкокостная, как все флаобцы, она была стройной, но особенности её фигуры скрывало черное свободное одеяние и нагрудник с широкими плечами. Поэтому мы не определили её пол. Я так себя утешал. Сразу стало неловко за те грубые шуточки и неприличны истории, которыми мы обменивались у костра.

…С другой стороны, она же понимала, куда и с кем идёт? Если хотела особого отношения, сразу бы показалась во всей красе. А кстати о красе. Интересно, какая она там, под всеми этими слоями одежды? Наверное, длительное отсутствие женщины сказывалось на моем рассудке, и мысли потекли в совершенно неправильном направлении.

– Что вы имеете в виду? – нахохлился Конвей.

У него вообще было предвзятое отношение к женщинам. Он их всех считал исключительно глупыми курицами, предназначенными для удовольствий и размножения. Не то чтобы мое мнение о женщинах сильно отличалось, но я хотя бы не выражал его столь явно.

– Если вы сломаете дверь, всё, что внутри, обрушится, – ровно произнесла Атайнин.

– С чего вы взяли? – скептически поинтересовался Рой.

– С того что это здание строили мои предки, – она забрала кинжал из его рук и полоснула ладонь. – Впрочем, ваши тоже… строили, – рассказывала она, нанося на двери кровавые символы. – Но запечатывали мои.

Она отошла от двери и несколько мгновений ничего не происходило. На лице Конвея расползалась ухмылка. Но потом створки полыхнули пламенем. Рон, который по-прежнему стоял почти вплотную, едва успел отскочить. С тихим звоном двери распахнулись. Внутри темнела пустота. Первое строение, которое можно изучить.

Мы молчали, потрясенно глядя на флаобку.

– Что вы имели в виду, когда говорили, что мои предки тоже строили это здание? – уже более уважительно спросил Рон.

– То, что все наши народы: и вы, и мы, и те, кого вы называете „варварами“, родом отсюда.

– А почему же»

Я оторвалась от чтения. Ко мне кто-то приближался. Причем с двух сторон. Я сгруппировалась, готовясь бежать. И только потом до меня дошло, что шаги слышались из-за забора.

– Здорово, кума! – бодро произнес один женский голос.

Не нашли они лучшего места поболтать, чем прямо надо мной. Хотелось бы надеяться, что сквозь тонкие щели между досок в заборе меня не заметят.

– И тебе, кума, не болеть! – ответил ей второй.

– Та куда ж теперь болеть? Слыхала, кума, что на Брудвей проклятый маг цхерхиев натравил?

– Тю, кума, да всякий храмотный человек знает, что проклятые маги – пустышки! Вруть всё! И не «цхерхиев» надобно говорить, а «цхерхов».

Вообще-то «цхерков», но я промолчала.

– А нечистей всяких полно по дорогам, енто всяк знает, – продолжала вторая. – Вон у Бригсихи муж как уехал в столицу с товаром, так и не вернулся.

– А може, кума, он от Бригсихи и убёг? – похихикала первая.

– Так от Бригсихи то, понятное, дело, он може и сбёг бы. Да только трое пострелят…

– Это да. Бают, она ужо двести энзоле задолжала старосте. А тот ждать до урожая не будет. На дом Бригса, слыхала, он давно зарился. Грозит с молотка пустить.

– Да, – наигранно вздохнула вторая, изображая сочувствие. – Тяжко ей придется-то, с малыми. Да авось кто ещё и подберёт. Ну ты бывай, кума, недосуг мне тут.

Судя по шагам, она удалялась.

– Ой, вы смотритя, – язвительно прошипела первая. – «Храмотная» нашлась. Два класса при храме Защитницы, а уже туда же… «Всякий храмотный человек». Тьфу! – И тоже пошла.

Я хотела вернуться к чтению, но тут Пончик заорал у дома громоподобным басом:

– Скалёныш! Иди есть, а то без тебя всё сметут!

Я вздохнула. Опять не получится почитать дальше.

Но еду и правда могут смести.