Текст книги "Фанфрики"

Фанфрики
Светлана Савиных

© Светлана Савиных, 2017

ISBN 978-5-4485-9679-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Приглашение к знакомству

Все, или почти все, в детстве читали сказки, и у каждого был свой любимый персонаж. Мой – Царевна-лягушка, потому что красавица, петь и плясать мастерица, да к тому же и волшебница. Чем хороши сказки? Они с детства внушают нам надежду на чудо, на то, что все в конце концов будет хорошо.

Со временем осознаешь, что мы, Царевны-лягушки, все время разные. Пока молодые, то все красавицы-царевны, когда стареем, то чаще превращаемся в лягушек. Когда у нас хорошее настроение – мы добрые и милые, пусть даже уже и не красавицы, но все равно ещё очень даже ничего, а когда мы в гневе, то – жабы, бабы-яги и прочая нечисть.

Мужчины не смейтесь, вы то же не всегда Иваны-царевичи, бываете и Лешими, и Кощеями, и Змеями-Горынычами.

В общем, это к тому, что двойственность присуща всем нам: хорошим и плохим, не очень хорошим и не совсем плохим.

К чему я весь этот огород горожу: хочется, как Царевна-лягушка поймать летящее «время-стрелу», не упустить шанс реализовать свои способности и тогда, может удача «не покинет больше нас».

Я желаю счастья Вам.

Тролльчатник

Место у нас хорошее, бойкое, сидим надежно. Эссенёшь так иногда, как бритвой или заблогишься по-крупному. Можно потявкать по любому поводу: дороги плохие, дураки кругом. Опять же, можно комментнуть политические события в мире, в стране и в своем корыте.

Одно плохо новички прут, провинциалы. Наивные, честные, откровенные, не то, что мы прожженные и отмороженные. Они все пытаются делать по правилам, умничают, а нам то это зачем. Чем жёстче, чем смачнее, чем наворотистее и наваристее, тем лучше.

Нам не правда нужна, не факты и не реалии, мы из всех сил пытаемся показать свою избранность, крутизну, неординарность, непонятость и недосягаемость нашего положения. Нам важны рейтинги, оценки, последователи, цифры просмотров. Мы чувствуем себя значимыми не только в своем междусобойчике, нас читает вся страна, да что страна, весь мир.

У нас нет работы, как у этих простых смертных. Они выстрелят своей мелочевкой на чате и опять в свою жизнь, в свои будни. А у нас это и отдых, и работа – это праздник, который всегда с тобой.

Ну, ты полил кого-то, ну тебя пнули, но зато ты так матюгнул, что тот заткнулся. Тёрка – перетёрка – это важный процесс интернетной культуры, и наше мнение – это мнение социума, по которому судят не только о нас, но и обо всей культуре нашего народа. Мы никогда не устаем от нашего общения, мы готовы телами переселиться в интернет, если бы это было возможно. Зачем нам мир, мы его сами создаем и создадим на радость себе и нашим сородичам по сетям. Что-то я отвлекся, вон как отстал от других, пора догонять, чат ждет.

Авточел

Любимая моя, я о тебе помню. Переворачиваясь во сне с боку на бок, переживаю, как ты там.

Вот противная весна, опять город становиться грязным, грязные брызги так и норовят полить тебя сверху донизу.

Да, забыл купить тебе обувь к весне. Пусть у меня продрались немного демисезонные ботинки и вид у них не очень презентабельный, но это ничего, я же по улицам не хожу. Главное, чтоб у тебя все было новое, красивое, модное. Плевать, что куртка у меня немного порвалась по шву под мышкой. Главное, пусть у тебя будет кожаная обнова, чем ты хуже других.

Я за тобой ухаживаю с первой нашей встречи, ты с 18 лет была целью моей жизни, забочусь о тебе из последних сил: кормлю, одеваю, обуваю, мою и чищу – любимая моя машинка.

Когда вместе со своей любимой, чувствую её каждой своей клеточкой, мы с ней одно целое. Встреча по дороге на работу и с работы домой, расставание и опять встреча, совместное путешествие. А кому-то везет, он и на работе вместе со своей любимой. Мчаться вместе – это такой восторг, это ощущение мощи, исключительности, полета, и мы рычим, ругаемся, материмся на всех тех, кто мешает нам.

Для тебя у меня всегда 8 марта, самая моя любимая, все для тебя, мне ничего не жалко, самая моя дорогая, самая необходимая. Я страхую тебя и ежегодно проверяю твое самочувствие. Любое твое недомогание – для меня как нож по сердцу, как крик умирающего, и я бегу к тебе на помощь, лечу куда надо, чтоб сделать все для тебя необходимое моя любимая – машинка.

Но все не вечно, все проходит. Смотрю на тебя и на тех, что стоят там, на подиуме, такие крутые, такие стильные, такие мощные и соблазнительно красивые, и понимаю, нам с тобой пора расстаться. Не обижайся я передам тебя в надежные руки, он будет тебя любить, как я, все делать для тебя, как я, потому что он такой же, как я. А мне пора, меня зовет эта соблазнительница, она единственная и неповторимая, с которой хочу продолжить свой путь по жизни.

Понимаю, как много мне придется работать, чтобы соответствовать ей, чтобы обеспечить её всем необходимым, чтобы она ни в чем не нуждалась.

Главное сейчас, надо решить, как к ней подойти, как сделать её своей, тут нужны большие вложения, но ради неё я готов взвалить на себя бремя долговых обязательств на годы, чтобы обладать её – моей новой любовью – моей новой машинкой.

Я – кошка

Открыв глаза, привычно потянувшись, спрыгиваю с дивана. Труба зовет, это в смысле – желудок, пора покушать. Пискну для порядка, чтобы напомнить моей подопечной, числящейся хозяйкой, что пора проследовать на кухню. Не слышит. Уткнулась в компьютер. Эти новости уже заколебали, не оторвать от них. Разговоры вокруг них утром и вечером, а днем – нет. Они-с на работе, там, наверное, отрываются.

Потремся бочком о ногу. Ну, наконец то я услышана. Света, я зову её про себя «колобком», покатила на кухню.

Из холодильника извлекаются скромные запасы моего корма. Каждый день одно и то же, одно и то же. Держат меня на диете, тут не растолстеешь. Они бы так питались. Они это «колобок» и сын «колобка». Четкий такой парень, никогда меня даже за дело пальцем не тронет. Любит, жалеет. Я ведь такая маленькая, милая, «несчастная». Это я хорошо умею изображать.

Наскоро перекусив, попив водички, отправляюсь в обход по углам и закоулкам квартиры. Шифоньерчик не мешает проверить, ну и, само самой, за диваном, в диване, под диваном.

Если балкон открыт – туда загляну. Свежий ветер, голубки летают, воробьи – нахалы и все такое. Если балкон закрыт, то у окна посижу, оно все равно утром на проветривании.

Кроме сетки меня ничто не отгораживает от мира. Мир за окном велик и прекрасен. Но мне не до него, мне хватает моего дома – моей квартиры, тут забот полным – полно.

Хотя, хотя, летом хочется побегать по травке, поиграть с солнечными зайчиками, понюхать и попробовать этот мир. Но как вспомню эти грязные машины и улицы, полные микробов, в рекламе дезинфицирующих средств, всякое желание попробовать это мир пропадает. Не дай бог подхватить какую-нибудь гадость, вроде бешенства.

А вот «колобок» с сыном ушли, можно вволю почувствовать себя хозяйкой. Так сначала разомнемся. О диванчик коготки поточим, поносимся по комнатам. Надо чтобы все чувствовали, что я на посту, я тут никому спуску не дам.

Там, где люди ничего не видят, я вижу все. Мои глаза устроены по-другому.

Если вы устали на работе, расстроены или злы, приходите домой и приносите с собой эту энергию, я вижу её в виде разноцветных воздушных шаров: зеленые – ваша грусть, красные – злость, ядовито-желтые – зависть, розовые – раздраженность, синие – депрессия.

Вы ещё только переступаете порог, а я уже вижу рой шаров, влетающих в квартиру. Они лучше всего говорят, на что потрачены ценные энергетические ресурсы организма.

Шары разлетаются по углам, темные – вниз, светлые – вверх, прилипают к углам и там копятся. Они как грозовые облака, накапливают свой электрический потенциал, чтобы разразилась гроза. Что это может быть – все что угодно: ваше крайнее проявление эмоций. Но их, шаров, все равно не станет меньше, их станет больше, потому что с выплеском эмоций появятся новые шары.

А если приходит домой в хорошем настроении, счастливы по какой-то причине, то все пространство вокруг вас светиться золотым светом. И этот свет уничтожает все, попадающие на вашем пути в квартире, шары накопившейся негативной энергии.

Чаще проветривайте квартиру, открывайте окна, когда идет дождь или гроза. Свежий воздух и озон – то же уничтожают, пусть не полностью, эту колонию оккупантов.

Но и это еще не все. Когда квартира переполнена шарами негативной энергии, человек начинает болеть, он задыхается, истощается, отдавая последние крохи своих сил этим вредным шарикам.

И тут появляется супергерой – я. Я могу уничтожить эту армию шаров одной лапой: у меня особый электрический удар. Забыли, что моя шубка – это сплошная «эбонитовая палочка», которая накапливает на себе электрический разряд. Если я лапой стукну поэтому, не видимому для вас, шару, то от электрического разряда он лопнет и все, что копилось внутри, сгорит, как порох мелкими искрами.

Мне нравится эта работа. Но лучше её делать ночью, в темноте, когда все спят, и никто не мешает мне бегать и взрывать шары, устраивая фейерверки. Набегавшись вволю, хорошо спиться днем, особенно если сыт.

Но и это еще не все. Есть ползучие туманы – воспоминания о прошлом, о тех, кого с нами нет. Днем они прячутся под мебелью, а ночью поднимаются вверх и навевают спящим очень реальные сны. Вы думаете, что это умершие родственники просят «поминка» или передают весточку «оттуда» и очень из-за этого переживаете. Этим и питаются туманы. Утром они уползают в укромные места и затаиваются, если только я не устрою им встряску и не выгоню оттуда.

Они уязвимы. Свет разрушает их, и от них не остается и следа. Отсюда вывод – утром шторы прочь и окна настежь. Смерть туманам и дымкам!

Вредно хранить старые вещи: они тоже аккумулятор всех негативных эмоций прошедших лет. Поэтому, я иногда роняю вещи на пол, давая понять, что их пора выбросить.

А пол. Почему я иногда делаю свой туалет в самом странном месте, потому что там въелись воспоминания о какой-нибудь трагедии или слезы, случайно упавшие на пол. Только моя струя может выжечь весь негатив этого места. Не верите? Вспомните, события прошедших лет, и тогда вы меня поймете.

Отсюда примета, пускать на новоселье первой кошку, чтобы проверить помещение на благополучность.

Слезы человека – самое страшное. Накопленный негатив за прошедшую жизнь – это концентрированная «соляная кислота». Сам человек к своему яду привык, а вот если он попадет другому, то тот может сильно заболеть. Но есть противоядие – слезы смеха, счастья. Ими как живой водой можно исцелить человека, даже омолодить.

Откуда вы думаете я все это знаю – это у нас передается с молоком матери. Ну и телевизор, и компьютер иногда смотрю, чтобы поразмыслить о человеческой природе.

Вы давно перестали быть аборигенами, потому что перестали понимать живой окружающий мир, как мы, на уровне инстинктов. Поэтому вы стали больше болеть всякими непонятными болезнями. Это все от энергетического истощения. Жизнь такая у вас взбаламученная: ни сна, ни отдыха, ни нормальной еды. Работа=деньги, деньги=магазин, магазин=дом, дом=работа. Это ваш кругооборот.

Поговорим о вашей еде. Еда не главное, но необходимое условие нормальной жизни. Вот белые медведи могут шесть месяцев в году не есть, ни пить и плыть сотни километров без отдыха, и ничего, живы, здоровы, и больше человека в несколько раз. А вы едите, едите, а толку ноль. Ваша реклама советует низкоуглеводную диету, обезжиренные продукты, диетическое мясо. Ребята, откуда у вас будет энергия жить в мире полном расхода этих самых калорий. Калории считают на физические затраты, а расход идет и на эмоции, и на работу мозга и т. д. и т. п. Вот и депресняк, и апатия, и низкое или высокое давление, и пустая голова. Сон не восполнит ваши силы. Надо жрать, но с умом.

Что вы любите есть? Грудки куриные, мясо нежирное. Понимаете ли вы, что это всего лишь груда мышц, волокна, каркас для защиты самого ценного, того, что внутри. А внутри – целая фабрика самого вкусного и необходимого: внутренности, потрошки, кровь. Это сплошной поток энергии, которая спасет вас от всех болезней. Печень, легкие, сердце, желудок, мозг ну и так далее – вот самое ценное в любом живом организме. Реклама приучила вас презрительно относиться к ним, пренебрегать этой едой. Но если вы помните, у всех народов раньше, это была самая уважаемая еда. Даже колдуны и знахари делали из них лекарства. Съесть сердце врага считалось необходимым ритуалом закрепления победы в бою.

Внутренности – это скоропортящийся и трудно перерабатываемый продукт, поэтому пищевая промышленность прорекламировала перестройку ваших вкусов на то, что ей удобно. И вы забыли о своей истинной природе.

Кстати, настоящая кровяная колбаса, в Германии, стоит очень дорого и считается бо-ольшим деликатесом.

А теперь кошачий корм. Это вообще сделано, чтобы от нас избавиться раз и навсегда, лишить нас способностей. О, эти ужасные усилители вкуса. Кошачий корм напичкан не мясом и рыбой, а соевым белком и усилителями вкуса. Вы не представляете, как это гадко есть: это, как если бы вас заставили, есть просроченные консервы в засушенном виде.

Что делать, что делать, даже нам приходиться к этому привыкать. Правда иногда и на нашей улице бывает праздник. Сметана – мечта всех кошек, килька в томате, сайра, уха, свежая ливерная или кровяная колбаса, ну и еще что-нибудь такое. Это гораздо, гораздо лучше даже самого не дешевого корма, на мой вкус.

Я живу одна, не общаюсь близко с другими сородичами. Но я не одинока. Когда я смотрю с балкона или из окна и вижу своих, то между нами идет телепатический обмен информацией, поэтому я бываю в этот момент напряжена, и меня не стоит отвлекать – укушу.

Среди нас, как и среди людей, есть домохозяйки, путешественники, артисты, модели, естествоиспытатели, спортсмены, бандиты, миссионеры, да много кого. Но это не мешает нам выполнять нашу главную работу, наш долг – чистить пространство вокруг наших подопечных, посланных нам судьбой – вокруг вас люди. За это нас и ценили в Египте, обожествляли, говорили, что мы проводники между жизнью и смертью. Это поздняя неправильная трактовка. Мы проводники между живой и мертвой природой. Мертвой, потому что не наделённой сознанием, как камни, как сгустки негативной энергии. Жрецы Египта понимали и ценили это, поэтому мы и жили как боги, как цари. Нам пришлось спуститься на землю, когда кончилась эра фараонов и пойти в народ.

А сейчас мы Барсики, Мурзики, Буськи, Муськи-пушистики и игрушки в руках ваших детей и вас. Мы не в обиде. Потому что в основной массе наши подопечные добрые к нам люди. Кормят, ухаживают, в меру своего достатка, заботятся, беспокоятся, если мы долго задерживаемся на прогулке. Вы думаете, что мы не проживем без вас. Это вы не проживете без нас.

Что-то я стала болтливой, старею, наверное. Ладно, мне пора, чао.

Молекулярная жизнь

Вот я такая искристая, такая первозданно чистая, родниковая капля воды. Хоп, с моими родными каплями, потоком в ведро. А вот нас несут с почестями, раскачиваемся в ведре, пока несут, греемся на солнышке. Хоп, поставили ведро на лавку. А, печку топить будут, обед готовить будут, хорошо – полетаем. Хоп, в чугунок, в печь, в огонь, теперь, главное, побыстрее разогреться и вверх по трубе в небо, полетать. В этом соревновании надо оказаться ближе к поверхности, так сказать скакнуть, чтоб подлететь и на всех парах подняться в небо. Лечу! Я первая, нет, не первая, в первом миллионе, ну и то хорошо. Класс.

Ветер подхватил, стал поднимать высоко-высоко, уже и родного колодца не видно. А здесь круто, смотрите, какую красивую форму я приняла, восьмиконечная, искристая – снежинища, чудо, как хорошо лететь, кружится, а вот и земля, уже укрыта мириадами мне подобных, но я одна такая красивая, бесподобная. Все, приземлилась, удачно в ямке, ветром не будет сдувать на дорогу, под ноги людям. Вон по тротуару они все идут, и топчут и топчут тех, кто туда приземлился, но что нам может сделаться, мы же вечные.

Жизнь в сугробе зимой – это сказка, все общение – надо новости обсудить, отдых, сон, такая леность, такая тишина. Ну и что улица, они нас не слышат, и мы их не слышим, у нас тут такой шум, свой, снежный. Ну, вот, правда, дворники …, но ничего, сразу из одного общества в другое попадаешь, то же хорошо.

А солнышко припечет, мы начнем таять, форму восстанавливать, заплыв устраивать, кто быстрее. А там, река, половодье, большая вода, веселье, праздник встреч, кульбиты, перевороты, прыжки с высоты, аж дух захватывает.

Летом, главное грозы, когда ты летишь в огромной боевой туче, которая как котел, вся бурлит, столько в ней энергии. И вот щелчок, задела другую тучу, искра, проблеск молнии, раскат грома на все небеса, и ты чувствуешь блаженство от обилия озона, и сама на время превращаешься в озон. Хоть это недолго, но так радостно, так очищающе – бесподобно. Хоп, и ты уже с другими каплями дождем проливаешься на это мир, смывая со всего дурные мысли, воспоминания, заботы, и прыгаешь и хохочешь по лужам, шлепая машины и людей.

Вы спросите, как я отношусь к мусору, грязи и прочим делам на улице. Никак. Они часть мира, вы часть мира, меня это не беспокоит. Вы с этим живете, я с этим живу, иногда устаю, но у меня есть исток.

Когда я устаю от вас, от этого мира, от своих превращений и вращений, когда перестаю быть такой радостной и искрящейся, я ухожу к маме. Она мой исток, мое начало. Там в глубоких подземных чертогах вечной темноты, мы очищаемся от всего, что накопилось, отдыхаем, начинаем грустить о солнце, ветре, радуге – дуге, о вас странные люди.

Мы вам нужны, но и вы нам нужны. Вы нас добываете из самых родников земли, возвращая к свету, к миру, к небу. Эх, полетели.

Восприятие

Вот родился человек, он впервые открыл глаза и увидел этот мир. Все вращается около него, ничего пока не понять. Это что такое? Это сказало, что оно – «мама». Ой, что такое вкусное мне дали? Мама говорит, что это «молоко». Мама – это хорошо, это вкусно. Ой, чем это я машу? Мама говорит, что это «ножки» и «ручки». А ещё у меня есть «голова», которой ем молоко. Ой, что это делаю, как-то неуютно. Мама говорит, что у меня «заработал» «фонтанчик». Ну и как мне теперь с ним, с этим «фонтанчиком», жить? Мало того, что после его работы сыро, так ещё накрутят из стороны в сторону, навертят, натаскают. То ли дело моё «тельце», которое мама любит брать на руки, даже приятно, когда мама прижимает его к себе.

У мамы – голова большая, а «тельце» то маленькое, то большое, где-то там внизу и «ножки» видны, а «ручками» она со мной все время «играет».

Ой, а это кто, даже икать начал, что за «колючая физиономия» меня «лижет». Фу, это, кажется, «папа» – так сказала мама. «Угу – и угу», что и слов других нет. Всё, устал, и хочу «баю-бай», и в конце концов, кто-нибудь уберёт из-под меня «лужу», тоже мне «последствия любви».

Мама сказала, что мне пора дать «имя». Папа с мамой посмотрели друг на друга и сказали, что теперь у меня есть «имя». Я давай смотреть по сторонам, но никакого «имени» не увидел. Папа погладил меня по голове и сказал, что я теперь – «Сережа». Ещё теперь я «Сергунька», «Сержик», «Серулька». То же мне «радость» великая, им может быть и «радость», а мне все эти «имена» носить.

Проснулся. Мама сказала, что сейчас будем «умываться». Фу, какая гадость: обтерли сырой пеленкой – вот и «умыли». Умыли, дали молоко – «накормили», сырость убрали – «пеленки сменили», меня на руках «поносили» – это «погуляли», ну опять накормили, опять пеленки сменили, уф «закрой глазки» – это сплю.

Да что такое – опять сыро. Где все в конце концов? Ну и что, что час ночи? Мне что сырым лежать, пусть даже в «памперсе» – «непроливайке». Хочу быть сухим! Где мамины «ласковые руки», и «песенка – ля-ля-ля, баю-бай»? Я же живой, не «подушка», мне «культурная программа» требуется. Ох, наконец-то поняли, этот шершавый папа что-то «напевает», какую-то «Вивальди». Это песенка такая, говорит мама. Она говорит, что Вивальди успокаивает «нервную систему», и папа «запел». Нет, мамина «ля-ля-ля и баю-бай» лучше. Кстати, что такое «нервная система»? Наверное, это папина голова, потому что папа быстро успокоился и заснул, а я нет. Где наша мама? Ну вот, опять спит. Она что не высыпается, что ли? Я то высыпаюсь. Вот даже ночью уснуть не могу, мне грустно, темно и сыро. «Господи», когда же сменят памперс, или пеленки, ой все равно, тут «кругом уже море», как говорит в таких случаях мама. Кстати, что такое «Господи»? Его так часто все произносят, наверно что-то вкусное, теплое, мягкое. А может это то, что сегодня первый раз на прогулке видел. Оно светит, от него тепло и хорошо. А это самое главное.

Мне уже три месяца, как говорит мама. Я знаю очень много слов: мама, папа, Сергунька, соска, памперс, молоко, Господи, гулять, опять мокрый, хочу спать, хочу есть, хочу игрушку и так далее. Я все это без остановки говорю, говорю – маме, папе, но меня никто не слушает. Они, что глухие что ли. Прошу «соску» – дают «игрушку», прошу «поесть» – укладываю спать. Господи, какие они «бестолковые», это как плохие «дяди» на «улице». Правда, есть проблемы с тем, что у меня во рту, и что помогает мне сосать молоко. Это мой «язык». Он во рту плохо двигается и не дает мне говорить то, что думаю. А думаю сейчас много. Например, какой красивый мяч мне дала мама, и как его взять в руки; какие у меня замечательные ручки и ножки – можно ими хватать все, что попадется под руку. Ха, сейчас ухватил, так ухватил – можно поесть, так поесть. А это тоже мне удачно под руку попало – папка держись: твоей любимой «газете» пришел «амб». Ладно, я тут хорошо «поработал», устал, поспать что ли?

Я уже совсем большой, мама говорит, что мне шесть месяцев, и вполне самостоятельно передвигаюсь по «комнате». Да, я знаю, это то место, где живу. «Передвигаться» – это круто сказано, ползаю на четвереньках, как кот Барсик, и ниже всех ростом. Зато умею сидеть на «попке», как ласково называет эту часть моего тельца мама; умею говорить четко «мама», «папа», «дай» ну и ещё что-то, сейчас не помню; умею есть с ложки «пюре», пить из «кружки» «сок», и самое главное, могу делать свои «мокрые» и «пахучие» дела в «горшок»». Да, это я поторопился сказать, «мокрые» и «пахучие» дела уже у меня в «штанишках», ну вот опять не успел их донести до «горшка».

– Мама, я не хотел, ты сама виновата, что не посадила меня «вовремя» на горшок.

Хотя, когда это «вовремя» – никому неизвестно, даже маме.

Ну, хватит о грустном, у меня сейчас радость – поеду на прогулку. Там солнце яркое – яркое, голубое небо, белые пушистые облака – зайчики, зеленые деревья и трава, душистые цветы. Это мир цветов, запахов, звуков. Это мир людей, которых пока не понимаю. Иногда, мне кажется, что они думают одно, а говорят совсем другое.

После прогулки, моё самое любимое дело – поспать. Для этого надо закрыть глаза. Часто, когда закрываю глаза, начинаю летать там, где облака: вверх – вниз, как птичка, только ручками не машу. Иногда встречаю там людей, но не таких как вокруг. Они похожи на облака, такие же легкие и воздушные, а лицо у них иногда мамино, иногда папино. Они всегда рядом со мной, как мама, наверное, что бы не упал и не ушибся. Интересно смотреть, что с ними происходит, когда пытаюсь за них ухватиться: хватаю их за одежду, а они из руки улетучиваются, как облака, зову их, а они на меня только смотрят и улыбаются, словно говоря, что страхи мои напрасны и все будет хорошо.

Но иногда страхи, бывают, не напрасны. Бывает, вижу во сне огонь, мне жарко падаю во что-то мокрое, кругом какие-то страшные игрушки. Вдруг становиться темно, и только впереди далеко-далеко горит яркий свет, к которому меня тянет, будто кто-то меня зовет, такой родной и близкий, как мама.

Открываю глаза и ищу, где же наша мама? Было бы хорошо, если бы меня сейчас она покормила. Что-то я голодный, как сто Барсиков. Барсик – пушистый и добрый кот, но однажды видел, как он ест: урчит, становится злым, и, кажется, готов проглотить тарелку с едой. Если к нему в это время подползти, он может и укусить. Я сейчас готов, как Барсик, даже встать на ножки и попросить у мамы кашки или пюре. Но мамы, что-то не видно, а Барсик спит на моем одеяле сытый и добрый. Ну сейчас я до него доберусь. И вот, когда уже до него «добрался» и схватил его за хвост, появилась мама, отобрала Барсика, а меня понесла на «мокрые процедуры». Ну все, опять меня будут «булькать» в воде, которой боюсь, сам не знаю почему.

Время летит быстро. «Время» – это будильник у моей кровати. Он тикает тик-так, и все его слушают, смотрят на него часто-часто, словно стараются что-то понять в его тиктакании. Все спят, а он тик-так, надо вставать и он тик-так, ложусь спать он все равно тик-так. Что там у него внутри? Почему от его тиктакания мы растем или старимся, почему все вокруг меняется от его мерного стука? Приходит зима и уходит, приходит весна и уходит и так далее. Кто создал это «время» и почему оно идет, и нельзя вернуть его назад. Нет, конечно, его можно вернуть в наших воспоминаниях. Вспомнить, как сделал первые шаги и упал, поднялся и опять упал, но на четвертый-пятый раз понял, что хотя все вокруг и качается, ноги мягкие и меня не слушают, не то что коленки при ползании, – но я иду. Значит, стал большим, стал таким как мама, папа и перестал быть таким как Барсик. Хо, это так тешило моё самолюбие. Так и в жизни всегда бывает, в деле, в поступке первый, второй, третий, четвертый шаг. Терпение, вот чего нам не хватает в детстве. Хочется стать большим, хочется быть таким же самостоятельным как родители, что бы было все можно, и не было слова «нельзя». Как его не любил в детстве, это слово сопровождало каждый пятый шаг: на окно нельзя, на улицу нельзя, это нельзя брать в руки, то нельзя делать, а так хочется всё потрогать, все разглядеть.

Детский сад – это трудно вначале, когда нас много и мам нет, а воспитатель, тетя со строгими глазами и зычным голосом, заставляет нас, то есть, то одеваться, то гулять, то умываться и так далее. Самое лучшее время, когда тебя забирают домой мама или папа, ну ещё, когда приходят праздники, потому что тогда становится весело, все становятся добрей и бывают подарки. Подарок нужен не потому, что тебе чего-то не хватает, а потому что он твой, и ты можешь им распоряжаться как своей собственностью, например, угостить маму, папу, Барсика, или съесть все сам. Правда, здорово. И хочется подарков все больше и больше, чтобы было больше моего, и мог чувствовать себя главным над своими сокровищами, над своей коробкой с игрушками, своими книгами, картинками, карандашами и конфетами. Детский сад – это то место, где приходится доказывать, что я могу это и это, что уже стал большим и в чем-то независимым от взрослых, сам могу есть, спать, одеваться, выходить на прогулку и драться за себя, за свои игрушки, за свое право быть старшим среди равных.

Вот стою, такой крепкий парень: ноги в новых сандалиях, серые широкие брюки, вельветовая курточка на молнии и белая панамка на голове, в руке у меня совок, и буду охранять свой песочный город от этого забияки Кости. Помню моего первого железного коня на трех колесах, который мне принес папа на день рождения, как я был горд и счастлив тем, что у меня есть такое сокровище. Я любовно его гладил по лакированному черному сиденью, трогал звонок и оглашал не только двор, но и квартиру звонким дзиньканьем и скрипом педалей.

Моя вторая жизнь – мои сны. Они становились все ярче, в них путешествовал по невиданным мирам и мои чувства, и желания обретали реальность. Иногда во сне меня преследовали страшные существа – драконы, люди странной внешности, было страшно – и пытался от них спастись бегством. Но потом понял, что во сне могу быть кем угодно, и становился великаном, бросающим во врагов огненные шары, появляющиеся у меня из ладони; или огромной машиной, сметающей все на своем пути. Когда во сне звал маму на помощь, она приходила ко мне как шар света, от которого тьма таяла и кругом становилось светло и спокойно.

Вот такие восприятия моего, вернее его, я совсем запуталась, мною нафантазированного детства.