Текст книги "Кольцо"

Светлана Замлелова
Кольцо

* * *

Был чудесный, бархатный вечер. Один из тех вечеров, когда в Москве вовсю уже цветёт сирень, зеленеют нежной ещё листвой тополя, а солнце не жжёт, но согревает москвичей своим весёлым, ласковым светом.

Таким-то вечером Максим Пёсиков, красивый молодой человек лет двадцати пяти, вошёл на станции «Каланчёвская» в электропоезд «Москва-Тула» и занял место у грязного, со следами копоти и чьих-то жирных пальцев, окна.

Стряхнув с сиденья какие-то крошки, Максим уселся поудобнее, и, уставившись в неумытое стекло, предал себя размышлениям.

Вскоре, однако, поезд дёрнулся, точно встрепенувшись от долгого сна, потянулся, протяжно зевнул и нехотя пополз к югу.

Повинуясь закону инерции, пассажиры сначала дружно вздрогнули, подались все вместе вперёд, затем откинулись на деревянные спинки, снова вздрогнули и, приняв, наконец, удобные позы, занялись каждый своим делом. Кое-кто достал газету и, громко прошуршав, отгородился ею от остальной публики. Другой, вытянув ноги и опустив голову на плечо соседа, незамедлительно отправился в царство Морфея. Третий занялся поеданием кулебяки, предусмотрительно купленной на вокзале. Бесцеремонная кулебяка тотчас оповестила окружающих о своём пребывании в вагоне, прибегнув к помощи мясного духа, произведшего на пассажиров весьма тягостное впечатление.

Тут же захлопали двери, заговорили на все голоса, запели люди. Море запахов, звуков и образов нахлынуло на вагон. И вагон утонул в нём…

Максиму, в распоряжении которого было три часа, три долгих, томительных часа, предстояло упорядочить свои мысли, которые точно весенние ручьи, растекались по нескольким направлениям.

Во-первых, Максим намеревался обдумать своё новое положение. Дело в том, что совсем недавно Максим был исключён с последнего курса одного из столичных вузов. За неуспеваемость. Родные Максима всполошились. Да и было от чего. Изгнанному с позором из alma mater грозила служба в армии. А что может быть ужасней сегодня для молодого человека, чем кирзовые сапоги, овсяная каша и строевая подготовка?!

На семейном совете, где кроме родителей Максима, держали слово двое дядей и тётка по матери да ещё одна тётка по отцу, решено было отправить Максима в Тулу на попечение к одному из дядей, преподававшему в тамошнем политехническом институте. Куда, кстати, Максиму, также по решению семейного совета, предстояло сдать какие-то экзамены и быть зачислену на пятый курс, как переведшемуся из Московского вуза в Тульский.

Во-вторых, не далее, как полчаса тому назад, к Максиму, в ожидании поезда курившему на перроне, подошёл смуглый и чумазый, как чёрт, мальчишка и, таинственно вращая желтоватыми белками, проговорил дробной скороговоркой:

– Братан, золото не нужно?

Хоть в золоте Максим и не испытывал ровным счётом никакой нужды, но, повинуясь любопытству, этому странному и погибельному для рода человеческого чувству, он, подумав немного, сказал:

– А ну, покажи…

– Пойдём, – прошептал, боязливо озираясь, чумазый, приглашая Максима отойти в сторону.

Не роняя достоинства, Максим докурил сигарету, смачно сплюнул себе под ноги, забросил изящным жестом окурок в урну и только затем последовал за юным продавцом презренного металла.

– Ну, чего тут у тебя? – спросил он у чумазого, когда они отошли к ограждению у безопасного края платформы. – Показывай…

Сейчас после этих слов чумазый, всё ещё воровато озиравшийся, вытащил откуда-то из недр куртки и протянул на ладони дутое обручальное кольцо да пару безобразных, напоминавших скорее ёлочные, чем ювелирные украшения, серёжек.

– Вот… Кольцо за двести пятьдесят отдам, серёжки – за пятьсот… – дробно и торопливо проговорил он.

Серёжки, не женские даже, а какие-то бабские, Максима ни на минуту не заинтересовали. А вот кольцо ему понравилось. Широкое, пузатое, блестящее – и продать можно, и самому на пальце носить. Это он ещё подумает.

Кольцо пришлось ему впору. «Ведь врёт, поди, что золото», – мелькнуло у Максима. Но чумазый, точно читая его мысли, затараторил:

– Золото, золото!.. Не бойсь… Снеси к ювелиру, тебе любой скажет, что золото… И проба есть… Я тебя научу, как различать поддельную пробу от настоящей… А ну-ка!..

И чумазый, ухватив одной рукой Максима за запястье, другой ловко стянул с его пальца кольцо.

– Видишь, – он придвинулся плотнее к Максиму. – Видишь… Вот здесь внутри проба…

Максим наклонился, так, что почувствовал запах дыма от смоляных волос чумазого, и, вглядевшись, действительно различил на внутренней поверхности кольца небольшой прямоугольный отпечаток с цифрами «583» и пятиконечной звездой.

– Вот… – и чумазый ткнул грязным ногтем в отпечаток, – звезду видишь? Видишь звезду?

– Ну? – нетерпеливо переспросил Максим. – Дальше что?

Чумазый огляделся и таинственно зашептал:

– Если есть на пробе звезда – настоящее золото. Это точно. Звёзды ставят только на настоящих пробах… Только настоящие пробы со звездой… Понял?.. Если проба фальшивая – она без звезды…

И он снова закрутил головой, давая понять, что слова его не предназначены для чужих ушей.

– Только ты это… Не говори никому, – зашептал он, заглядывая в глаза Максиму. – Это ж… тайна… Это никто знать не должен… Про звезду… А то… Если узнает братва, меня того… – и он провёл ребром ладони себе по шее.

– Да ладно уж, – отмахнулся Максим, – дай-ка лучше ещё примерю…

И он снова натянул кольцо на правый безымянный палец.

Да, определённо кольцо ему нравилось. Прежде всего, потому, что кольца было много и блестело оно ярко. Кроме того, со стороны, с кольцом на пальце Максим вполне сошёл бы за человека женатого, а стало быть, обстоятельного. Но главное, кольцо можно было продать, выручив прибыль.

Максиму, ничего путного в жизни не делавшему, жившему на родительских хлебах; подобно птицам небесным не жавшему и не собиравшему в житницы; подобно лилиям полевым не трудившемуся и не прявшему, не заботившемуся о завтрашнем дне, претило, однако, быть в зависимости от семьи. Претило всякий раз клянчить у матери деньги, а после давать подробнейший отчёт, как и на что эти деньги были истрачены. И очень приятно было бы видеть себя в роли добытчика, приносящего деньги в дом и отдающего их матери с видом усталого, но довольного своей судьбой человека.

А как они все удивятся! И мать с отцом, и дядья с тётками – все набросятся с вопросами: как, откуда? А он небрежно ответит: «Так, провернул одну сделку…» И тогда уж никто не сможет назвать его непутёвым. А мать с гордостью обведёт всех взглядом, и впервые, наверное, ей не будет за него стыдно перед роднёй. Так думал Максим Пёсиков, любуясь на цыганское кольцо у себя на безымянном пальце правой руки.

Чумазый, точно следивший за тем, что происходило в душе у Максима, затараторил:

– Кольцо за двести пятьдесят отдам… Ты его продай… Такое кольцо в магазине тыщу стоит… А может, больше… Ещё и прибыль получишь… Я чего продаю-то? – и снова закрутил головой, завращал белками.

«Говорит, как горох сыпет», – подумал Максим.

– Брат у меня, слышь?.. Братан у меня двоюродный в КПЗ… Тут в Орликовом… В Москву приехал из Твери, без регистрации жил. А тут менты… Говорят, давай пятьсот рублей – выпустим брата… Где взять?.. Вот, материны вещи продаю… Это ведь материно… Думаешь, я стал бы продавать так дёшево, если б не братан? Мне ж срочно надо!.. Э-эх!..

– А мать-то знает? – спросил Максим.

– Э-эх! – повторил только чумазый и как-то с отчаянием махнул рукой. И даже сделал шаг в сторону, отвернулся и для пущей убедительности потёр глаза.

Максиму стало жаль его. «Про брата врёт, наверное, – подумал он, – но в остальном-то… Не от хорошей, поди, жизни…» И Максим решился.

В распоряжении у него имелась тысяча рублей, предназначенная для тульского дядюшки, под опеку которого Максим должен был поступить по прибытии в город пряников и оружейников. Отсчитав двести пятьдесят, он спрятал остальные во внутренний карман куртки и подозвал чумазого:

– Эй! Получи за кольцо! Беру!

Тот, забыв обо всех своих горестях, подскочил к Максиму, выхватил деньги и, пересчитав, куда-то их тут же пристроил. Да так быстро, что Максим, следивший за каждым его движением, не смог бы определённо сказать, куда именно.

Не научившийся ещё, должно быть, в силу нежного своего возраста, скрывать переполнявшие его чувства, чумазый так и зашёлся радостью. Глаза его загорелись сухим блеском, губы растянулись в улыбку и на свет Божий показались широкие с зубчатыми ещё краями белые зубы.

– Может, и серёжки купишь… Я дёшево отдам…

Кто знает, что ещё купил бы Максим, задержись он на перроне хоть немного. Но к счастью, подошёл поезд и разлучил Максима с новым другом, чьё имя Максим так и не

...

конец ознакомительного фрагмента