Текст книги "Что Кейти делала в школе"

Глава 3
В пути

Путешествие из Бернета в Хиллсовер было очень долгим. Оно заняло почти три дня, и, так как доктор Карр хотел поскорее вернуться к своим пациентам, ехали без остановок – одну ночь провели на пароходе, другую – в поезде. Папе это показалось утомительным, но девочки, для которых все было ново, сочли, что это замечательно. Они радовались своей каюте с узкими подвесными койками так, словно это был кукольный домик, а они – двое детей, играющих в нем. Устроиться на ночь в тесном купе вагона тоже казалось чудеснейшей на свете забавой. То, что раздражало взрослых, вызывало у девочек смех. Все было интересно – от телеграфных столбов, стоящих вдоль дороги, до лиц пассажиров. Им было весело наблюдать за незнакомыми людьми и придумывать о них разные истории – куда они едут и в каком родстве состоят. Другие пассажиры, в свою очередь, бросали любопытные взгляды на их счастливые лица, но Кейти и Кловер не обращали на это внимания или, вернее, даже не замечали этого. Они были слишком захвачены собственными впечатлениями, чтобы думать о себе или о впечатлении, которое они производили на других.

Был ранний утренний час третьего дня, когда поезд, пыхтя, с пронзительными гудками подошел к вокзалу Спрингфилда. Там было множество поездов, ожидавших отправки; стоял такой шум от свистков и фырканья паровозов, виднелись такие клубы дыма, что Кейти почти испугалась. Папа, который дремал, вскочил и велел девочкам поскорее собрать сумки и книжки, так как им предстояло сойти с поезда, позавтракать в гостинице и познакомиться с Лили Пейдж, которая должна была ехать в Хиллсовер вместе с ними.

– Ты думаешь, она уже здесь? – спросила Кейти, засовывая путеводитель в дорожный саквояж и со щелчком закрывая его.

– Да, мы встретим ее в гостинице. Она и ее отец должны были провести там ночь.

Гостиница была совсем рядом. Не прошло и пяти минут, как папа и девочки уже сидели за столом в красивом зале. Они заказывали завтрак, когда вошел мистер Пейдж в сопровождении своей дочери – хорошенькой девочки со светлыми волосами, тонкими, хотя довольно резкими, чертами лица и с той же изысканностью манер, какая была присуща ее матери. Ее дорожное платье было сшито просто, но отличалось тем изяществом, какое умеет придать самой простой вещи французский портной. Все остальные детали ее костюма – ботинки, шляпа, перчатки, воротничок, лента, завязанная на шее, – были столь великолепны, каждая в своем роде, что Кловер, переведя взгляд на свое собственное платье из серой шерсти, а затем на платье Кейти, вдруг почувствовала себя деревенской и бедной.

– Вот, Лили, это твои кузины, – сказал мистер Пейдж, сердечно поприветствовав девочек. Лили произнесла лишь:

– Как поживаете?

Кловер заметила, какой взгляд кузина бросила на их серые платья, и почувствовала, что румянец заливает ей щеки. Но, вероятно, Лили посмотрела и на что-то еще кроме платьев, так как вскоре ее обращение изменилось и стало более дружеским.

– Вы заказали вафли? – спросила она.

– Вафли? Нет, кажется, не заказывали, – ответила Кейти.

– О! Почему? Разве вы не знаете, что эта гостиница славится своими вафлями? Я думала, это все знают. – Затем она позвенела вилкой по стакану и сказала подошедшему официанту: – Вафли, пожалуйста, – с видом, который необычайно поразил Кловер. Кузина показалась ей юной леди из книжки – такой элегантной и самоуверенной. Она задумалась. Неужели все девочки в Хиллсовере будут такие?

Подали вафли, хрустящие и горячие, а к ним отличный кленовый сироп. Вся компания плотно позавтракала. Лили, несмотря на свою утонченность, проявила замечательный аппетит.

– Понимаешь, – объяснила она Кловер, – я не надеюсь получить никакого приличного блюда до следующего октября – никакого! Так что я хочу использовать эту последнюю возможность наилучшим образом.

В полном соответствии со своим намерением она разделалась с девятью вафлями, прежде чем нашла время произнести что-либо, кроме «Масло, пожалуйста» или «Не передадите ли мне горшочек с патокой?». Когда она проглотила последний кусок, доктор Карр, взглянув на часы, сказал, что пора отправляться на поезд. Мистер Пейдж пошел проводить их. Переходя через улицу, Кейти с удивлением заметила, что Лили, казавшаяся лишь за минуту до этого совершенно безмятежной, начала плакать. Когда они подошли к вагону, слезы усилились и их дополнили рыдания: Лили была почти в истерике.

– О, папа, не заставляй меня ехать, – умоляла она, цепляясь за руку отца. – Я буду так тосковать по дому! Это убьет меня; я знаю, что убьет! Ну, пожалуйста, позволь мне не ехать! Пожалуйста, возьми меня домой!

– Ну, ну, дорогая, – возразил мистер Пейдж, – это глупо. Ты же знаешь, что это глупо.

– Я не могу иначе, – ревела Лили. – Не мо-гу. Папа, не заставляй меня ехать. Не заставляй, папа. Я этого не вы-не-су.

Кейти и Кловер чувствовали себя очень неловко на протяжении этой сцены. Они были приучены всегда рассматривать слезы как нечто такое, чего следует скорее стыдиться, подавлять, если возможно, а если нет, то плакать в укромном уголке – в темноте стенного шкафа или за кроватью в детской. Видеть элегантную Лили, ревущую, как младенец, прямо в железнодорожном вагоне на глазах у чужих людей, было для них чем-то совершенно шокирующим. Впрочем, все это продолжалось недолго. Раздался свисток, проводник закричал: «Посадка окончена!», и мистер Пейдж, поцеловав Лили в последний раз, освободился из ее объятий, посадил ее на сиденье рядом с Кловер и торопливо вышел из вагона. Несколько секунд Лили громко рыдала, затем она вытерла глаза, подняла голову, поправила вуальку и краги своих застегнутых на три пуговки перчаток и сообщила:

– Я всегда так уезжаю. Мама говорит, что я сущая плакса, и, я думаю, она права. Не понимаю, как это другие могут быть спокойными и сдержанными, покидая свой дом, а вы? Я думаю, вы будете реветь точно так же завтра, когда придет время для вас прощаться с вашим папой.

– Надеюсь, что нет, – возразила Кейти. – Папе было бы очень неприятно.

Лили взглянула на нее удивленно.

– Я подумаю, что вы ужасно бессердечные, если вы не заплачете, – заявила она оскорбленным тоном.

Кейти не обратила внимания на этот тон, и вскоре Лили забыла свою раздражительность и начала рассказывать о школе. Кейти и Кловер с любопытством задавали вопросы. Им не терпелось услышать все, что могла сообщить им Лили.

– Вы будете обожать миссис Флоренс, – сказала она. – Все девочки ее обожают. Она очаровательная женщина! И с любым сделает, что захочет. Даже студенты из мужского колледжа считают, что она совершенно замечательная, хотя она очень строгая.

– Строгая со студентами? – спросила Кловер озадаченно.

– Нет, с нами, девочками. Она никогда никому не позволяет посещать нас, если только это не брат, родной или двоюродный. Но и тогда родители должны сначала письменно попросить разрешения. Я хотела, чтобы мама написала и попросила разрешения для Джорджа Хикмена навестить меня. Он, конечно, не двоюродный, но его папа женат на сестре папиной свояченицы. Так что это почти то же самое. Но мама плохо к этому отнеслась. Она говорит, что я еще мала для того, чтобы ко мне приезжали с визитами молодые люди! Не понимаю почему! Столько девочек принимают гостей, а сами еще моложе меня… В каком коридоре вы будете жить? – продолжила она.

– Не знаю. Никто не говорил нам ничего о коридорах.

– Есть три коридора: Шекер, Квакер[6]6
  Шекер и квакер – названия членов американских религиозных сект. Названия образованы от английских слов shake – дрожать, трястись и quake – трепетать, вздрагивать. Эти названия были выбраны ученицами школы миссис Флоренс в шутку.


[Закрыть] и Чердак. На Чердаке лучше всего – он выше всех и дальше всего от комнат миссис Флоренс. Моя комната на Чердаке. Мы с Энни Силсби заняли ее в прошлом семестре. А вы, наверное, будете в Квакер-коридоре. Там обычно помещают новых девочек.

– Это хороший коридор? – спросила Кловер заинтересованно.

– Неплохой. Конечно, там не так хорошо, как на Чердаке, но куда лучше, чем у Шекеров. Уж там-то совсем близко от миссис Флоренс и ни капельки нельзя развлечься, без того чтобы она не услышала. На вашем месте я попыталась бы заполучить комнату в конце коридора. Мы с Мэри Эндрюс там один раз жили. Оттуда отлично видны окна Берри Сирлса.

– Берри Сирлса?

– Да; может быть, вы слышали: мистер Сирлс – ректор мужского колледжа, а Берри – его младший сын. Он славный малый. Все девочки на нем помешались – совершенно помешались! Дом ректора прямо рядом с Нашим Монастырем. А комната Берри в самом конце здания, точно напротив последней комнаты Квакер-коридора. Это было так здорово, когда мы с Мэри там жили! Он сидел у своего окна, а мы у своего – в пансионе отведен час, когда все девочки должны заниматься самостоятельно и разговаривать между собой не разрешается, – так вот он делал вид, что тоже читает, а сам все время поглядывал на нас поверх книжки и старался нас рассмешить. Один раз Мэри рассмеялась вслух, а мисс Джейн услышала и вошла. Но Берри быстрый, как молния, – он нырнул под подоконник, и она его не увидела. Это было так смешно!

– Кто это – мисс Джейн? – спросила Кейти.

– Отвратительнейшая особа. Она племянница миссис Флоренс и помолвлена с каким-то миссионером. Миссис Флоренс держит ее нарочно, чтобы шпионить за нами, девочками, и докладывать ей всякий раз, когда мы нарушаем правила. Ох эти правила! Вот подождите, вы их тоже прочитаете. Они висят на двери в каждой комнате – тридцать три правила, и просто невозможно их не нарушить, как ни старайся.

– Что за правила? Какого рода правила? – воскликнули Кейти и Кловер в один голос.

– Ох! Насчет того, чтобы вовремя читать молитву и отгибать матрас для проветривания, прежде чем идти к завтраку, и не разговаривать в коридоре или в те часы, которые отведены для самостоятельных занятий, и вешать полотенце на свой крючок в умывальной, и все такое.

– В умывальной? Что это значит? – спросила Кейти в ужасе.

– Умывальная в Квакер-коридоре, в самом начале. Все девочки там умываются; только по субботам нас водят в баню. У каждой есть свой таз, мыльница и крючок для полотенца. А что? Почему ты делаешь такие большие глаза?

– Никогда ничего отвратительнее не слышала! – воскликнула Кейти, когда к ней вернулся голос. – Неужели ты хочешь сказать, что у девочек нет умывальников в их комнатах?

– Ты к этому привыкнешь. Все привыкают, – ответила Лили.

– Я не хочу к этому привыкать, – заявила Кейти, решив сразу обратиться к папе, но папа ушел в вагон для курящих, и ей пришлось подождать. Тем временем Лили продолжала болтать.

– Если вам дадут комнату в конце Квакер-коридора, вы увидите все интересное, что бывает, когда приходит время выпуска в колледже. Миссис Сирлс дает большой бал в своем доме, и вы сможете сидеть у окна и видеть людей и стол, накрытый к ужину, как если бы сами были там. Прошлым летом Берри и Эльфус Секомб взяли кучу пирожных и конфет со стола, вышли во двор и бросали все это одно за другим Розе Ред и ее подруге по комнате. Хотя у них была даже и не последняя, а предпоследняя в ряду комната.

– Роза Ред![7]7
  Ред – по-английски «красный».


[Закрыть] Какое смешное имя! – заметила Кловер.

– Ее настоящее имя – Розамонда Реддинг, но девочки зовут ее Роза Ред. Она величайшая чаровница во всей школе, не то чтобы красивая, понимаете, но уморительная и прелестная. И она вечно попадает в самые ужасные истории. Миссис Флоренс уже давным-давно исключила бы ее из школы, если бы она не была всеобщей любимицей и к тому же дочкой мистера Реддинга. Понимаете, он член конгресса и все такое, и миссис Флоренс гордится тем, что Роза учится в ее школе… Берри Сирлс такой смешной! – продолжила Лили. – Его мать – кошмарная старуха и вечно ему надоедает. Иногда у него собирается компания приятелей, и они играют в карты, а мы видим, как она движется по дому со свечой, а когда дойдет до его двери, то пробует открыть, а потом стучит и кричит: «Эбернези, сынок!» И все его приятели суют карты в карманы, а бутылки под стол, в один миг вынимают книжки и словари, и, когда Берри открывает дверь, все они усердно занимаются. И у миссис Сирлс бывает такой разочарованный вид! А однажды вечером я думала, просто умру от смеха. Мы с Мэри Эндрюс так хохотали.

Я совершенно уверена, что, если бы доктор Карр присутствовал при этом разговоре, он вышел бы из поезда на следующей же станции и забрал своих девочек назад, в Бернет. Но он вернулся из вагона для курящих уже тогда, когда все истории о Берри были исчерпаны и Лили снова заговорила о миссис Флоренс.

– Она совсем как королева, понимаете. Все прислушиваются к ее словам. Она высокая и всегда красиво одета. И глаза у нее прелестные, но, когда она рассердится, становятся просто ужасными. Роза Ред говорит, что предпочла бы встретиться с разъяренным быком, чем с миссис Флоренс, когда та в гневе. А Розе лучше знать, потому что она получила больше выговоров, чем любая другая девочка в школе.

– А сколько в школе девочек? – спросил доктор Карр.

– В прошлом семестре было сорок восемь. А сколько будет в этом – не знаю. Говорят, что миссис Флоренс собирается уходить. А это именно из-за нее все хотят учиться в этой школе.

Все это время поезд продвигался к северу, и с каждой милей местность становилась все красивее. Весна еще не совсем вступила в свои права, но уже зеленела травка, а раскрывающиеся почки деревьев придавали лесам такой вид, словно на них опустилась нежная зеленоватая дымка. Дорога везде шла вдоль реки, которая то и дело изгибалась и петляла. Горизонт закрывали ряды голубоватых гор, и то тут, то там поднималась какая-нибудь ближе расположенная гора. Воздух был прохладным и полным бодрящего аромата, который девочкам с Запада никогда не приходилось вкушать прежде. Кейти казалось, будто она пьет шипучий напиток. Она и Кловер бросались от окна к окну с такими восторженными восклицаниями, что Лили была удивлена.

– Не понимаю, чем тут восхищаться, – заметила она. – Это всего лишь Дирфилд. Довольно маленький городок.

– Но какой красивый! И как уютно устроился он среди гор! Горы – прелесть, правда, Кловер?

– Эти горы – ерунда. Вот видели бы вы горы Уайт-Маунтинс, – сказала опытная путешественница Лили. – Мы с мамой провели там три недели в прошлые каникулы. Там было совершенно замечательно.

После обеда Кейти отвела папу на заднее сиденье и там призналась ему в своих огорчениях относительно умывальников.

– Папа, разве это не отвратительно? Тетя Иззи всегда говорила, что истинная леди должна обтираться губкой по утрам, но как можно это осуществить, если находишься в одной комнате с сорока восьмью другими девочками? Не знаю, что мы будем делать.

– Я думаю, мы все устроим; не огорчайся, дорогая, – ответил доктор Карр. И Кейти была удовлетворена, так как, если папа брался за дело, все всегда было в порядке.

Когда они добрались до последней остановки, был почти вечер.

– Еще две мили в дилижансе – и мы в нашем противном Монастыре, – сказала Лили. – Фу! Посмотрите на этот снег. Здесь тает гораздо позже, чем дома. Терпеть не могу эту станцию! Я буду ужасно тосковать по дому; знаю, что буду.

Но в этот момент она заметила дилижанс, стоявший на посадке, и настроение ее изменилось, так как там было полно девочек, которые прибыли на станцию другим поездом.

– Ура! Вон Мэри Эдвардс и Мэри Силвер, – воскликнула она, – и, смотрите-ка, Роза Ред! О, драгоценная моя! Как поживаешь? – И, вскарабкавшись на подножку дилижанса, она бросилась к девочке с вьющимися волосами и розовым лукавым лицом и принялась пылко ее целовать. Роза Ред, похоже, не пришла в такой же восторг.

– А, Лили, как поживаешь? – сказала она и затем продолжила разговор с девочкой, сидевшей рядом с ней, чью руку она держала. Лили тем временем двинулась вдоль скамьи, целуя других и получая ответные поцелуи. Она не представила Кейти и Кловер другим девочкам, а так как папа сидел снаружи на козлах рядом с кучером, девочки почувствовали себя очень одиноко и непривычно. Все остальные весело болтали и, очевидно, были хорошо знакомы друг с другом. Лишь Кейти и Кловер оставались вне общего разговора.

Кловер наблюдала за Розой Ред, чье лицо ей понравилось. Оно наводило на мысль о пунцовой гвоздике или о ярком цветке шиповника с дерзко торчащими из-под него бурыми листиками. Что бы она ни сказала, что бы ни сделала, все, казалось, было полно ее собственного, особого аромата. Ее глаза, голубые и не очень большие, сверкали весельем и озорством. Ее щеки были круглыми и пухлыми, как у ребенка, и, когда она смеялась, на них появлялись две ямочки, вызывавшие желание засмеяться вместе с ней. Стройная белая шейка, словно стебель цветка, поддерживала эту хорошенькую головку, и вся она была как цветок, если не считать того, что цветы не говорят, а она болтала не переставая. Все, что она говорила, вероятно, было очень забавным, так как девочки, окружавшие ее, то и дело принимались хохотать, но Кловер могла уловить лишь отдельные слова среди шума, который производил движущийся дилижанс.

Вдруг Роза Ред наклонилась вперед и коснулась руки Кловер.

– Как тебя зовут? – спросила она. – У тебя глаза, как у моей сестры. Ты едешь в Наш Монастырь?

– Да, – кивнула Кловер, улыбаясь в ответ. – Меня зовут Кловер – Кловер Карр.

– Какое миленькое имя! Именно такое тебе подходит!

– Так же как и тебе – Роза Ред, – смущенно сказала Кловер.

– Такое смешное имя! – возразила Роза Ред, пытаясь сделать вид, что надувает губки. В этот момент дилижанс остановился.

– Что такое? Кто выходит у гостиницы? – хором закричали девочки.

– Я, – ответил доктор Карр, просунув голову в дверь с улыбкой, пленившей всех девочек. – Кейти, Кловер, выходите. Я решил, что вы пойдете в школу только завтра.

– Вот это да! Мне бы такого папу! – воскликнула Роза Ред.

Дилижанс снова тронулся в путь.

– Кто эти девочки? Как их зовут? – закричали все. – Какие милые!

– Это мои дальние родственницы, они приехали с Запада, – ответила Лили, которая теперь, когда заметила, что доктор Карр произвел на всех приятное впечатление, была не прочь признаться в родстве.

– Почему же тогда ты их не представила? Как это на тебя похоже, Лили Пейдж! – вставила Роза Ред с негодованием. – У них был такой несчастный вид, что мне захотелось их обеих приласкать и погладить. У младшей такие чудесные глаза!

Тем временем Кейти и Кловер вошли в гостиницу, очень довольные отсрочкой и возможностью провести еще один тихий вечер наедине с папой. Им нужно было привести в порядок свои мысли и восстановить силы после всей суматохи этого дня и необычных рассказов Лили. Было очевидно, что Монастырь совсем не таков, каким они ожидали найти его, но также очевидно было и другое – скучно там не будет! Одна Роза Ред, без всякой посторонней помощи, уже могла это обеспечить.

Глава 4
«Наш Монастырь»

Ночь показалась короткой, так как утомленные путешествием девочки спали как сурки. Около семи часов Кейти разбудил стук, и, открыв глаза, она увидела Кловер, стоящую у окна и выглядывающую в щель между приоткрытыми ставнями. Услышав, что Кейти зашевелилась, Кловер воскликнула:

– Иди скорей сюда! Так интересно! Я вижу колледж, церковь и, как я думаю, Монастырь, только я не совсем уверена, потому что все дома так похожи.

Кейти вскочила и подбежала к окну. Гостиница стояла возле сквера. Он был обнесен выкрашенной в свинцово-серый цвет оградой, гравиевые дорожки шли через него по диагонали. Напротив гостиницы, по другую сторону сквера, тянулся длинный ряд красных домов, в котором виднелись два коричневых здания с куполами, – все это, очевидно, принадлежало колледжу. А большое серое здание со шпилем, вероятно, было церковью. Но догадаться, какой из множества белых с зелеными ставнями домов, расположившихся с двух других сторон от сквера, был Монастырем, девочки не могли. Кловер предполагала, что это тот, рядом с которым находится сад, но Кейти так не думала, потому что Лили ничего не говорила ни о каком саде. Они спорили так долго, что звонок к завтраку прозвучал неожиданно для них и пришлось одеваться второпях, чтобы не заставлять папу ждать.

После завтрака доктор Карр велел им надеть шляпы и сказал, что они пойдут с ним в школу. Кловер взяла папу под руку с одной стороны, Кейти с другой, и все трое прошли за свинцово-серую ограду и затем по одной из диагональных дорожек, ведущих через сквер.

– Вот и школа, – сказал доктор Карр, указывая на один из домов.

– Совсем не тот, что ты выбрала, Кловер, – заметила Кейти.

– Не тот, – ответила Кловер, немного разочарованная. Дом, на который указал папа, был далеко не так хорош, как тот, который выбрала она.

Это было высокое узкое здание со слуховыми окнами в крыше и квадратным портиком с выбеленными колоннами. Возле колонн было нагромождено множество дорожных сундуков. Сверху доносились звуки голосов. Когда ворота повернулись на петлях, из окон верхнего этажа высунулось несколько голов, а когда открылась дверь, появилось еще больше голов, глядевших вниз через балюстраду лестничной площадки второго этажа.

Гостиная, куда провели доктора Карра, Кейти и Кловер, была обставлена массивной старомодной мебелью. Диван и стулья, обитые черной волосяной тканью, стояли у самой стены. На столе лежало несколько книг – они лежали по две, одна на другой, и каждая верхняя строго под прямым углом к каждой нижней. В камине стоял пук сухой травы. Картин не было, кроме одного написанного маслом портрета, изображавшего неприятного старого господина в парике и в очках, который сидел величественно, заложив палец в полуоткрытую Библию. В целом комната не была веселой, рассчитанной на то, чтобы подбодрить вновь прибывших, и Кейти, которую длительное заточение в четырех стенах сделало очень чувствительной к виду помещений, невольно придвинулась ближе к папе, когда они вошли в эту гостиную.

Навстречу им поднялись две дамы. Одна, высокая, величественная, была миссис Флоренс, директриса. Другую она представила так:

– Моя заместительница, миссис Нипсон.

Миссис Нипсон была невысокой. У нее было круглое лицо, узкие губы и полузакрытые серые глаза.

– Миссис Нипсон руководит школой вместе со мной, – объяснила миссис Флоренс. – Когда я оставлю должность, она полностью примет на себя управление делами.

– И скоро это произойдет? – спросил доктор Карр, удивленный и не очень довольный тем, что учительница, о которой он столько слышал и на попечение которой предполагал оставить своих дочерей, собирается уступить свое место незнакомке.

– Срок еще не назначен, – ответила миссис Флоренс. Затем она изменила тему разговора, вежливо, но так решительно, что у доктора Карра не было никакой возможности продолжить расспросы. Она говорила о занятиях в школе, о том, какие предметы предстоит изучать Кейти и Кловер. Наконец она предложила отвести девочек наверх, чтобы показать отведенную им комнату. Она сказала, что папа может пойти вместе с ними.

– Лили Пейдж сказала мне, что она ваша кузина, и, я полагаю, она уже описала вам устройство нашего здания, – заметила она, обращаясь к Кейти. – Комната, которую я предназначила для вас, находится в задней части дома – в Квакер-коридоре, как называют его девочки. – При этих словах она улыбнулась, и Кейти, впервые встретившись с ней глазами, поняла, что Лили была права: миссис Флоренс действительно была в известном смысле «королевой».

Они прошли наверх. Несколько девочек, смотревших вниз через перила лестницы, поспешили прочь при их приближении. Миссис Флоренс покачала головой им вслед.

– В первый день занятий всегда такие вольности, – заметила она, направляясь к двери в конце не покрытой ковром лестничной площадки, откуда, спустившись на несколько ступенек, они вошли в квадратную комнату, где с трех сторон висели полки с тазами и кувшинами. Сверху на крючках висели полотенца. Кейти догадалась, что это была та самая умывальная, которой она так боялась.

– Наша умывальная, – заметила миссис Флоренс любезно. За умывальной шел очень длинный коридор; свет проникал в него через расположенные по концам окна. Двери с обеих сторон были пронумерованы – 1, 2, 3 и так далее. Некоторые из дверей были полуоткрыты, и, проходя мимо, Кейти и Кловер мельком видели девочек, открытые сундуки, кровати, заваленные вещами. У двери с номером 6 миссис Флоренс остановилась.

– Вот комната, которую я предполагаю дать вам, – сказала она.

Кейти и Кловер с любопытством огляделись. Комната была маленькая, но в окно весело светило солнце. Кленовая кровать, стол, пара стульев, полка с книжками – вот и все, если не считать того, что в стену были вделаны выдвижные ящики с черными ручками, а над ящиками – дверки буфета.

– Это вместо комода, для вашей одежды, – объяснила миссис Флоренс, выдвигая один из ящиков. – Надеюсь, когда вы устроитесь, вам будет удобно. Комнаты маленькие, но молодым и не нужно так много места, как людям более старшего возраста. Впрочем, ваша старшая дочь, доктор Карр, выглядит гораздо более взрослой, чем я ожидала. Сколько вы сказали ей лет?

– Исполнилось шестнадцать; но она так долго не покидала своей комнаты по причине болезни, о которой я вам писал, что, возможно, вы найдете ее в некоторых отношениях заметно отставшей от других девочек. И кстати, в связи с этим, – папа проявил большую находчивость, – я очень хочу, чтобы и в школе она придерживалась той системы, к которой была приучена дома, – среди прочего это обтирание холодной водой каждое утро. И так как я вижу, что спальни не оборудованы умывальниками, я прошу вашего позволения купить один для моих девочек. Не будете ли вы добры посоветовать, где мне лучше присмотреть умывальник? – Просьба доктора Карра была отнюдь не приятна миссис Флоренс, но возразить ей было нечего. Она назвала магазин. Сердце Кейти радостно забилось. Она подумала, что с умывальником комната номер 6 может оказаться очень удобной. Даже голые стены и простота обстановки имели в себе какое-то очарование новизны. Было и нечто занимательное в мысли о целом доме, полном девочек.

Осмотрев комнату, они не задержались в школе, а отправились за покупками. Магазинов в Хиллсовере было мало, и находились они на большом расстоянии друг от друга; но папа и девочки все-таки нашли маленький аккуратный кленовый умывальник и кресло-качалку, и еще папа купил низкий удобный стул со спинкой из реечек и подушкой – для Кейти.

– Никогда не сиди за уроками подолгу, чтобы не заболела спина, – сказал он ей. – Если устанешь, полежи на спине полчаса. Это по моему указанию – объясни миссис Флоренс.

– Или миссис Нипсон, – невесело рассмеялась Кейти. Миссис Нипсон ей не понравилась, и перспектива ухода из школы миссис Флоренс ее совсем не радовала.

Затем они второпях пообедали в гостинице, и пришло время доктору Карру уезжать. Все вместе они пешком дошли до школы и простились на пороге. Девочки не плакали, но прильнули к папе и вложили столько чувства в прощальные поцелуи, сколько не выразят и полдюжины отчаянных приступов плача. Лили, вероятно, сочла бы их бессердечными, но папа – нет; папа лучше разбирался в этом.

– Вот и славно, мои девочки! – сказал он. Потом он поцеловал их еще раз и торопливо ушел. Может быть, он не хотел, чтобы они заметили, что его глаза тоже затуманены слезами.

Когда девочки перешагнули порог школы и дверь за ними закрылась, они вдруг осознали, что остались одни среди чужих. Ощущение было не из приятных, и, поднимаясь вверх по лестнице и шагая вдоль Квакер-коридора к комнате номер 6, Кейти и Кловер чувствовали себя одинокими и несчастными.

– Ага! Значит, вы будете жить в соседней комнате! – произнес веселый голос, когда они поравнялись с комнатой номер 5. Из двери высунулась голова Розы Ред. – Я очень рада, – продолжила она, сердечно пожимая им руки. – Я предполагала, что там поселят кого-то из новеньких, но кого, еще не знала. А среди новых девочек есть такие надутые гусыни… Как вы обе поживаете?

– Ах! Значит, мы соседи! – воскликнула Кловер, оживляясь.

– Да. И это весьма благородно с моей стороны не злиться на вас, потому что я сама хотела получить комнату в конце, но миссис Флоренс мне ее не дала. Заходите, я познакомлю вас с моей соседкой по комнате. Конечно, это против правил, но неважно – никто не соблюдает правила в первый день.

Они вошли. Комната номер 5 была точно такой же, как и номер 6, по форме, размерам, меблировке, но Роза уже распаковала свой сундук и украсила комнату самыми разными мелочами. Стол был завален книжками и коробками, по стенам развешаны хромолитографии, огромная розетка из голубой ленты украшала изголовье кровати, шторы были связаны вместе розовой ленточкой, а в верхней части окна прикреплена гирлянда еловых веток, свежих, с пряным ароматом. Впечатление от комнаты было странным, но радостным, и Кейти и Кловер в один голос воскликнули:

– Как красиво!

Соседкой Розы Ред по комнате была бледная застенчивая девочка с полуиспуганным взглядом и маленькими руками, которые она смущенно сплетала, когда двигалась и говорила. Ее звали Мэри Силвер. Мэри и Роза были до того не похожи друг на друга, что Кейти показалось странным их желание поселиться в одной комнате. Позднее причина стала яснее. Роза любила покровительствовать, Мэри – быть под покровительством; Роза – болтать, Мэри – слушать. Мэри явно считала Розу самой интересной особой на свете. Все шутки Розы вызывали у Мэри приступ безудержного смеха, но потом она всякий раз неожиданно умолкала и испуганно прикрывала рот рукой, словно смех был чем-то предосудительным.

– Только подумай, Мэри, – начала Роза после того, как представила Кейти и Кловер, – эти юные леди получили комнату в конце. Как ты полагаешь, почему миссис Флоренс не дала ее нам? Это очень странно.

Мэри смущенно засмеялась. Казалось, она могла бы сказать, в чем причина, но не смеет.

– Ну да ничего, – продолжила Роза, – говорят, испытания – это хорошо для человека. Если уж мы не можем поселиться в той комнате сами, приятно хотя бы то, что там будут жить хорошие люди. Вы ведь хорошие? – обернулась она к Кловер.

– Очень! – ответила та со смехом.

– Я так и думала. Я почти всегда могу определить это, не спрашивая. Но, разумеется, лучше получить подтверждение из самого авторитетного источника. Мы будем добрыми друзьями, правда? Посмотрите-ка сюда! – Она вынула один из ящиков стенного шкафа и положила его на кровать. – Видите? Ваши ящики прямо за нашими. И в «час молчания», то есть когда мы должны сидеть тихо и учить уроки, если я вдруг захочу что-нибудь сказать вам, я просто постучу и суну записку в ваш ящик, а вы сможете так же мне ответить. Отлично придумано, а?

Кловер сказала «да», но Кейти, хоть и засмеялась, отрицательно покачала головой:

– Не втягивай нас в проказы.

– О Боже! – воскликнула Роза. – Значит, вы собираетесь быть паиньками – обе? Если так, то сообщите мне эту ужасную новость сразу. Надеюсь, что сумею это пережить! – Она обмахивала себя веером с таким забавным видом, что невозможно было удержаться от смеха. Мэри Силвер тоже засмеялась, но тут же, как всегда неожиданно, умолкла.