Текст книги "Пламя страсти"

– Проклятие! – вслух выругался он.

Без всякой видимой связи с рыжими волосами и персиковой кожей Хэзард вдруг решил принять приглашение Люси Аттенборо и отправиться на бал в Виргиния-сити в субботу. Он знал в городе не меньше дюжины женщин, которые наверняка обрадуются его приезду, – включая, разумеется, и саму Люси. Отличная возможность покончить с вынужденным воздержанием.

Он даже не допускал мысли, что женщина, завладевшая его мыслями, тоже окажется на этом балу.

3

Вечер бала выдался теплым и приятным – такие всегда описывают художники и поэты. В воздухе стоял аромат молодой зелени, теплой земли; солнце скрылось за пологими холмами, окружавшими город, раскрасив напоследок небо яркими, огненными красками. При таком освещении даже грубое поселение старателей выглядело волшебным.

Венеция наблюдала за закатом из окна гостиничного номера, дожидаясь отца, который обсуждал в соседней комнате какие-то дела. На ней было бальное платье из вышитого вручную шелка цвета слоновой кости, усеянного крошечными жемчужинами. Низкий корсаж на китовом усе плотно облегал талию и грудь, нежное кружево подчеркивало персиковую кожу и золото волос. Длинные серьги из жемчуга и бриллиантов радугой сияли на фоне ее бархатистой кожи. Но природа вносила свое разнообразие в эту совершенную картину: непокорные локоны уже выбились из прически, нарушая строгость линий. Волосы Венеции всегда приводили в отчаяние парикмахеров, потому что никакая сила не могла удержать их на месте.

Поскольку полураздетое состояние считалось единственно приемлемым для вечернего наряда, Венеция даже не сознавала, насколько провоцирующим видится окружающим ее платье. Кружевные гофрированные оборки – последняя новинка моды – подчеркивали наготу плеч и привлекали внимание к нежной груди над жестким корсетом. Высокая, гибкая, длинноногая, затянутая в бледный шелк, как невеста эпохи Возрождения, с атласной кожей плеч и полуобнаженной грудью, Венеция наверняка должна была вскружить не одну голову на балу.

Впрочем, мужская голова начисто отвергала подобную возможность. Эта голова покоилась на подголовнике огромной фаянсовой ванны, которая стояла у выходящего на запад окна в номере самого роскошного отеля Виргиния-сити, носившего название «Дом плантатора». Освободившись от грязи и усталости, накопившихся за долгие недели одиночества в горной хижине, Хэзард отдыхал, лениво наслаждаясь большим бокалом бренди. Жизнь казалась ему намного более прекрасной. Беспокоившие его видения молодой женщины с волосами цвета осеннего золота сменились куда более осязаемыми дамами из плоти и крови, которые за последние три дня успели побывать в номере двести два.

Для Хэзарда его светские обязанности заключались преимущественно в том, чтобы развлекать дам в постели. И теперь он ждал, что одна из них появится на его пороге меньше чем через десять минут. Люси настаивала на том, что они должны провести вместе время до бала, и после долгих одиноких недель в Даймонд-сити Хэзард не нашел в себе сил отказать ей.

В дверь негромко постучали, и Хэзард, одним глотком допив бренди, ответил:

– Войдите.

Он повернул голову к двери и увидел элегантную брюнетку в платье из шелкового розового муслина. Женщина заметно волновалась – лишь тонкая полоска бельгийских кружев не давала пышной груди вырваться из низко вырезанного декольте. Не произнеся ни слова, Люси Аттенборо закрыла за собой дверь и прислонилась к ней.

– Мне выйти из ванной, – мягко поинтересовался Хэзард, – или ты хочешь присоединиться ко мне?

– Я не могу, Джон! Мое платье… Прическа…

– Снимай свое платье, а я постараюсь не помять тебе прическу. – Его черные глаза гипнотизировали женщину, лишая ее воли, – голос звучал низко и невероятно чувственно. – Только снимай все, не торопясь, мне это очень нравится.

Женщина не пошевелилась, но в ее глазах загорелись огоньки возбуждения. Хэзард был самым замечательным мужчиной, которого ей доводилось встречать; стоило Люси увидеть его, и она уже не принадлежала себе. Он был в тысячу раз больше мужчиной, чем ее муж! Не отводя взгляда от его обнаженных бронзовых плеч, Люси почувствовала, как жар охватывает все ее тело и растекается по нему, как расплавленный огонь.

– И как тебе это удается?! – воскликнула она, задыхаясь. – Почему, увидев тебя, я готова выполнить любое твое желание?

– Это присущее только мне очарование, – с ленивой улыбкой ответил Хэзард. – Подойди ко мне, Люси, ты слишком далеко…

Люси Аттенборо прекрасно знала, что любая женщина в городе легла бы с ним в постель, и Хэзард почти никому не отказывал. Но она не желала об этом думать. Неторопливо раздевшись – именно так, как он просил, – Люси сказала с робкой улыбкой:

– Никак не могу понять, Джон, хочу ли я, чтобы ты меня взял силой или обращался со мной, как с неопытной невестой.

Полные соблазна черные глаза медленно заскользили по ее обнаженному телу.

– А почему не то и другое сразу? Решай, с чего бы тебе хотелось начать.

Спустя несколько секунд две темные руки взметнулись вверх, жена судьи осторожно опустила в ванну сначала одну ногу, потом другую – и оказалась в объятиях Хэзарда в теплой шелковой воде.

Хэзард не торопился, был очень нежным и ласковым – наверное, именно поэтому женщины обожали его. Намного позже, когда каждая клеточка тела Люси наполнилась желанием, она раскрылась навстречу ему, но он по-прежнему не спешил.

– Терпение, моя сладкая! Я еще и не начинал.

Люси застонала, вцепившись в его плечи. Пол в номере опасно намок, когда небольшие волны начали перехлестывать через бортик ванны, но волосы дамы, как и было обещано, не пострадали.

Спустя час они помогли друг другу одеться. Люси уже собралась было уходить, но, поцеловав Хэзарда на прощание, она вдруг жарко взмолилась:

– Прошу тебя, Джон… Раз ты завтра снова уезжаешь в горы, может быть… еще раз?

Хэзард не торопился с ответом.

– Ты больше не хочешь меня? – разочарованно прошептала Люси.

Хэзард усмехнулся.

– Я просто думаю о том, как уберечь твое платье… от грубого дикаря.

Ресницы Люси взлетели вверх. Ее взгляд горел желанием.

– Ты имеешь в виду себя? – голос молодой женщины звучал хрипло.

– Я имею в виду себя, – эхом отозвался Хэзард.

Это она любила в нем больше всего – его непредсказуемость, сочетание чувственной мужественности и парадоксального ума.

– К чертям платье! – прошептала Люси. Хэзард торжествующе улыбнулся.

– Всегда к вашим услугам, мэм.

И Хэзард снова овладел женой судьи, постаравшись не помять нижние юбки, шелковый муслин и кружева.

Через несколько минут Люси ушла, чтобы присоединиться на балу к своему мужу, а Хэзард, преисполненный удовлетворения, привел в порядок свою одежду и налил себе еще бренди. Лишь спустя полчаса Джон Хэзард Блэк аккуратно закрыл за собой дверь залитого водой номера, вышел на Мэйн-стрит и направился на бал, который давал судья.

За Брэддоками приехал открытый экипаж. В нем они и проделали короткий путь до большого каменного здания, служившего временным пристанищем для служителя Фемиды: это было единственное помещение в городе, где устраивались балы.

Венеция с любопытством поглядывала по сторонам. Виргиния-сити являл собой пример того странного смешения богатства и убожества, что так часто встречается в городах, выросших в результате бума. Здесь бок о бок стояли хибары, лачуги, деловые здания, элегантные особняки и помпезные дворцы. Учитывая тот факт, что город вырос рядом с месторождением золота, бедняк мог завтра проснуться богачом. А когда такое случалось, многие ударялись в экстравагантность.

В Виргиния-сити можно было найти все, что продавалось за деньги, – от устриц на льду до платьев от известных портных. Здесь человеку не приходилось сначала много трудиться, потом долго ждать и в результате жить очень скромно. Золотые прииски манили людей, мечтающих быстро разбогатеть, и тех, кто по натуре был игроком. Состояния появлялись и исчезали, потом появлялись снова, а деньги тратились со щедростью королей. Виргиния-сити возник всего три года назад, но мог предложить роскошь и изобилие всякому, кто был способен это оплатить.

– Я все-таки не понимаю, как можно жить среди всего… этого, – пожаловалась Венеция. – Даже дворцы здесь такие безвкусные! Сначала было страшно грязно, кругом эта пыль, а теперь…

– Нельзя ожидать, что все устроится так быстро. На это требуется время, – коротко ответил полковник.

Венеция тяжело вздохнула.

– Ты не знаешь, большой оркестр будет сегодня играть? – спросила она.

– Как я слышал, оркестр приехал из Чикаго, – быстро ответил отец, обрадованный возможностью сменить тему. – Не забудь оставить для меня танец, дорогая. Я знаю, как быстро заполняется твоя бальная карточка.

Полковника Уильяма Брэддока и мисс Брэддок радушно приветствовали главный судья города и его молодая жена, выступавшие по просьбе губернатора в роли хозяев бала. В этот вечер Люси Аттенборо выглядела необычайно привлекательной. Разрумянившаяся, веселая, она тепло улыбалась всем, включая и пожилого мужчину, стоявшего с ней рядом, – ее мужа. «Это, должно быть, летний воздух, – решили про себя некоторые из гостей. – Такой вечер заставит разрумяниться любые щечки».

– Вот увидите, в следущий раз мы услышим о прибавлении в семействе Аттенборо, – заметила одна пожилая матрона своей соседке одного с ней возраста. – Эта молодая жена смотрит на Джорджа просто с обожанием! Когда мне было восемнадцать, меня никто не смог бы уговорить выйти замуж за шестидесятилетнего. И мне было бы все равно, сколько у него золота.

В маленьких городках особая атмосфера: все все про всех знают и всем до всего есть дело. Поэтому ее соседка ответила с ядовитой улыбкой:

– Остается только молиться, чтобы у ее ребенка была не слишком смуглая кожа. – Увидев, как широко распахнулись от изумления глаза собеседницы, женщина удовлетворенно продолжала: – Но ребенок будет просто великолепным, вне всякого сомнения, – достаточно взглянуть на… Ну, вы понимаете, кого я имею в виду.

Несмотря на то что никто не располагал фактами, вокруг Люси Аттенборо явственно ощущался аромат греха; не прошло и часа, как сплетня лесным пожаром пронеслась по бальному залу.

Пока жены других путешественников с Восточного побережья болтали в маленькой гостиной, потягивая херес, полковник Брэддок проводил Венецию в зал, чтобы ее могли пригласить на первый танец. Оркестр играл веселую мазурку, ритмичную и живую, и танцующие, казалось, наслаждались каждым своим движением. Венеция выделялась даже в этой нарядной толпе – роскошное, расшитое жемчугом платье выгодно подчеркивало ее сияющую красоту. Девушку сразу же окружили молодые люди, жаждущие потанцевать с ней, и полковник Брэддок уступил дорогу молодым. Венеция унеслась в танце вместе с высоким белокурым джентльменом, в чьей речи явственно слышался техасский акцент. Он отлично танцевал, сказал Венеции, что она красивее девушек его родины, и с подкупающей искренностью тут же предложил ей выйти за него замуж. На мгновение это совершенно выбило ее из колеи. Она вежливо, с улыбкой отказалась и была спасена от дальнейших объяснений появлением следующего партнера.

Венеция наслаждалась балом, потому что всегда любила танцевать, и все вокруг казались ей веселыми и приветливыми. Может быть, в другой раз она не сразу заметила бы среди оживленных гостей высокого черноволосого мужчину в элегантном вечернем костюме. Но в этот вечер, стоило ему только войти в зал – высокомерному, стройному, прекрасно одетому, этой его бесшумной легкой походкой, выдающей уверенность в себе, – как все разговоры разом прекратились, головы повернулись в его сторону, и в огромном бальном зале установилась полная неловкости тишина.

Так как Венеция не слышала перешептываний, она и представить не могла, почему все смотрят на вновь прибывшего гостя, если не считать того, что мужчина был поразительно красив. «А ему, пожалуй, не раз приходилось сталкиваться с тем, что при его появлении смолкают все разговоры», – подумалось ей. Он явно был человеком природы, несмотря на бриллиантовые запонки и вечерний костюм, и если взглянуть пристальнее, то любой узнал бы в нем индейца. Внезапно Венеция вздрогнула: она поняла, что это тот самый индеец! Ей даже пришлось прижать руку к груди, чтобы успокоить бешено забившееся сердце. Но почему все в зале продолжают на него смотреть?

Между тем Хэзард невозмутимо оглядел зал, и его взгляд остановился на группе судейских чиновников, которые приветствовали гостей. Сделав несколько шагов, он протянул руку одному из них.

– Добрый вечер. Прекрасная погода, не правда ли? Необычно тепло даже для июня месяца.

Фразы слетали с его губ с привычной светской легкостью, а вот чиновникам явно было не по себе. Хорошенькая темноволосая Люси Аттенборо подняла голову и сверкнула улыбкой, а пожилой мужчина, стоящий с ней рядом, проследил за ее взглядом и опасно нахмурился.

Хэзард проигнорировал мрачный взгляд судьи и протянул руку его жене, которая неожиданно залилась румянцем. Произнеся несколько сдержанных комплиментов, он на несколько секунд задержал ее пальчики в своей руке, отпустил и протянул руку судье:

– Добрый вечер, – вежливо поздоровался Хэзард. – Я слышал, что судебная сессия наконец закончилась. К вашей радости, как я полагаю.

– Да, теперь я смогу проводить больше времени дома, – в холодных глазах судьи светилось явное неодобрение.

– Я уверен, сэр, что ваша жена будет очень рада этому, – Хэзард и не подумал отвести глаз.

Одно мгновение старик медлил, размышляя, стоит ли обрушивать свой гнев на наглеца. Но все в зале, включая и судью Аттенборо, знали, что этот индеец – человек опасный: за последний месяц он убил троих, защищая от посягательств свои прииски. Нет, с ним надо действовать крайне осторожно… Приняв решение, судья Аттенборо протянул гостю руку:

– Желаю хорошо повеселиться, мистер Блэк. Голос Хэзарда прозвучал абсолютно спокойно:

– Благодарю вас, сэр. Я постараюсь.

По залу пронесся шумный вздох, хорошо слышный благодаря куполообразному потолку. Музыканты, вразнобой игравшие какую-то мелодию, причем так тихо, что их почти не было слышно, спохватились, и музыка вновь зазвучала громко и слаженно. Пары бросились танцевать, кругом послышались разговоры, еще более оживленные, потому что публичного скандала удалось счастливо избежать.

Высокий индеец с блестящими волосами, спадавшими на плечи, обменялся еще несколькими фразами с судьей и, покончив с формальностями, сразу же отправился в дальнюю комнату, где играли в карты. Хэзард Блэк вернулся в бальный зал только перед полуночью и, недовольно хмурясь, направился к двери на веранду. Причиной недовольства стала полученная им записка, оторвавшая его от карточной игры. Черт побери, за картами он и так уже наслушался намеков на то, что так беспокоило местное общество, – а тут еще Люси, позабыв о всякой осторожности, присылает ему записку с одной из своих служанок! Жена судьи оказалась одной из самых сексуально агрессивных женщин, которых ему доводилось встречать. Разумеется, этому способствовал брак с шестидесятилетним старцем, но Хэзард Блэк никогда не искал неприятностей на свою голову. Если он и согласился встретиться с Люси Аттенборо на веранде, то только для того, чтобы она у всех на виду не ворвалась в игорную комнату.

Широкая веранда опоясывала все двухэтажное здание. Ее освещал только слабый свет, лившийся из высоких стеклянных дверей бального зала, а кусты заслоняли от посторонних глаз. Нужно было отдать должное Люси: место для тайного свидания она выбрала удачно.

Завернув за угол, Хэзард заметил смутно различимую женскую фигуру. Он подошел ближе, и его раздражение, вызванное неосмотрительно посланной запиской, сразу утихло. Люси выглядела такой печальной, такой несчастной, что сразу становилось ясно: ее жизнь с Аттенборо никогда не являлась для нее пределом мечтаний. Хэзард нежно обнял Люси за податливые плечи, зарылся лицом в кудрявые пряди на затылке, зашептал успокаивающие ласковые слова и почувствовал, как напряжение постепенно покидает ее. Люси повернулась к нему, обхватила руками его шею и воскликнула:

– Ах, Джон, я не могу этого вынести! Видеть тебя и не иметь возможности прикоснуться…

Он заглянул в мокрые от слез глаза.

– Прости, что я избегал тебя, дорогая. – Его голос звучал мягко, дружески. – Но ты не могла не слышать всех этих перешептываний сегодня вечером. Это все очень неприятно. Если довести Аттенборо до крайности, он может почувствовать себя обязанным вызвать меня на дуэль. А я не хочу этого – да и ты тоже не хочешь. Ведь я могу его ранить или даже убить. Прошу тебя, Люси, будь благоразумной!

Люси нахмурилась – мысль о дуэли не приходила ей в голову. Если бы судье пришлось драться с Хэзардом, он наверняка бы погиб, и виновницей этого оказалась бы его жена. Люси прекрасно понимала, что скандал сделает ее жизнь невыносимой. Кроме всего прочего, она не была готова расстаться ни со своим положением в обществе, ни с состоянием мужа, оценивавшимся в три миллиона долларов. В конце концов, Джордж не проживет вечно, а красивый и пылкий Джон не имеет ни гроша за душой…

Люси тяжело вздохнула, посмотрела на Хэзарда сквозь мокрые ресницы и спокойно сказала:

– Я знаю, что ты прав, Джон. Просто мне очень жаль, что ты завтра уезжаешь. Ты не мог бы остаться еще на денек?

Хэзард быстро все взвесил в уме и решил, что благоразумнее всего пойти на компромисс.

– Я не могу остаться еще на день, – сказал он с примирительной улыбкой, – но в моих силах отложить отъезд до полудня. Как тебе это?

– Ах, Джон! – воскликнула Люси, и ее лицо засветилось от счастья. – Ты, правда, уедешь попозже?

Хэзард кивнул и мягко произнес:

– Я буду ждать тебя завтра утром. Приходи когда сможешь.

– Я приду, как только рассветет, чтобы побыть с тобой подольше!

Хэзард улыбнулся такому пылу.

– Только одно, Люси, – назидательно проговорил он, снимая ее руки со своей шеи. – Прошу тебя, будь осторожна. Немного осмотрительности нам не повредит. Если завтра мне придется не спускать глаз с двери, я не смогу уделить тебе должного внимания.

– Я обещаю, любимый! Я буду сама осторожность. Никто даже не узнает, что я ушла из дома.

– Это было бы очень мило с твоей стороны, дорогая, потому что о твоем сегодняшнем визите знают все. – Джон наклонился, мягко поцеловал пухлые губы и, открыв дверь, чуть подтолкнул Люси. – Возвращайся к гостям. Увидимся утром.

Люси послушно вернулась в бальный зал, а Хэзард тяжело прислонился к двери и с шумом выдохнул воздух. Ему удалось избежать неминуемой катастрофы. Хэзарду Блэку не хотелось убивать судью и провоцировать тем самым враждебное отношение к индейцам, которое и без того росло пропорционально количеству белых, жаждущих завладеть землей и золотом.

Хэзард достал сигару, чиркнул спичкой и неторопливо затянулся. Все вокруг дышало покоем, летний вечер был великолепным, а он нуждался в нескольких минутах отдыха, чтобы успокоиться. Истерический тон записки Люси встревожил его: он опасался публичного скандала или какой-нибудь невыполнимой просьбы. Он не собирался ради нее ставить на карту свое будущее.

Несколько раз затянувшись, Хэзард выбросил сигару и решил вернуться в зал через другую дверь. Однако стоило ему завернуть за угол, он остановился, словно пораженный громом.

– Черт! – выдохнул Джон Хэзард Блэк. – Черт побери все! Надеюсь, вы не скучали, сударыня? И неужели в детстве вам не внушили, что подслушивать нехорошо?

Он сразу узнал рыжеволосую красавицу, которая не давала ему покоя в ночных грезах.

Венеция Брэддок надменно вскинула голову.

– Я не собиралась подслушивать! – коротко ответила девушка. – Если бы вы смогли хотя бы на минуту оторваться от жены судьи, я бы предупредила о своем присутствии, извинилась и ушла. Вы сами виноваты, черт возьми!

Ругательство, слетевшее с губ молодой красивой женщины, на мгновение лишило Хэзарда дара речи. Никогда еще женщине не удавалось лишить его дара речи. Никогда еще женщине не удавалось так ясно дать понять свое превосходство, и ни одна женщина не говорила с ним пренебрежительно. Однако что за бешеный темперамент скрывается под всеми этими кружевами и оборками!

Подавив огромным усилием воли желание ответить ей в том же тоне, Хэзард усмехнулся.

– Вы довольно вульгарно выражаетесь.

– А вы вульгарно мыслите и действуете! – холодно парировала Венеция.

На губах Хэзарда появилась неприятная улыбка.

– Вы находите секс вульгарным? И наверняка считаете его греховным, верно? Мне жаль вашего мужа. Ему, вне всякого сомнения, холодно по ночам.

Он говорил по-английски подчеркнуто правильно, лишь с едва заметным западным акцентом, но в голосе его слышалась явная насмешка. Венеция вздернула подбородок, шокированная его дурными манерами. Никогда еще мужчина не говорил с ней так невежливо!

– Секс, как вы это весьма изысканно обозначили, чаще всего является манией недалеких, испорченных людей, которым больше просто нечем заняться. И вам незачем жалеть моего мужа. Его у меня нет. Но когда я выйду замуж, я уверена, что смогу согреть его, не прибегая к таким вульгарным способам.

– Могу себе представить ваши способы! – не слишком любезно отозвался Хэзард. – К несчастью, мужчины предпочитают грелки другого рода.

Голубые глаза Венеции засверкали от ярости:

– Мистер…

– Блэк, – учтиво подсказал Хэзард и чуть поклонился.

– Мистер Блэк, я нахожу ваше поведение недостойным!

Повисла пауза. Хэзард, чуть прищурившись, смотрел на Венецию, словно обволакивая ее взглядом своих черных глаз:

– А я нахожу вас… опасной, – почти прошептал он. От удивления Венеция даже перестала сердиться.

– Опасной? – переспросила она.

– В высшей степени, – последовал сухой ответ. После недолгого молчания его лицо смягчилось, на нем появилось то очаровательное выражение, которым Хэзард всегда успешно пользовался. – Вы можете дать мне слово, что никому не расскажете о том, что услышали?

Однако Венеция осталась равнодушной к его обаянию, а предположение о том, что она способна разносить сплетни, восприняла как оскорбление.

– Вы желаете получить расписку? – язвительно поинтересовалась она. – Но вот только умеете ли вы читать? – Ее голос зазвучал приторно сладко. – Насколько я помню, в Даймонд-сити, без этого вечернего костюма и бриллиантовых запонок, вы показались мне совсем иным. Так вы умеете читать? – с вызовом повторила она свой вопрос, намеренно провоцируя его. – Или вам лучше удаются схватки с женщинами на земле?

Хэзард слушал и не мог поверить своим ушам. Ей все-таки удалось вывести его из себя. Намек на всеобщую неграмотность индейцев и на его более низкое положение в обществе по сравнению с белыми всегда пробуждало в нем самые худшие черты.

– Да, читать я умею. Немного, – произнес он ледяным тоном. – Гораздо лучше я умею обращаться с женщинами. Может быть, продемонстрировать вам, что именно лишает разума таких женщин, как Люси?

Его голос был низким, хрипловатым и очень сексуальным, глаза потемнели, стали похожими на глаза хищника.

Он медленно двинулся вперед, и Венеция отступила, испуганно глядя на него.

– Я закричу! – предупредила она, понимая, что впервые за всю свою жизнь встретила мужчину, справиться с которым ей вряд ли удастся.

– Прошу вас, можете кричать. Я успею заставить вас замолчать. – Лицо Хэзарда в обрамлении иссиня-черных волос оставалось абсолютно спокойным. – Школа белых мужчин неплохо учит читать, а школа индейцев учит двигаться быстро и бесшумно. Попробуйте в минуту опасности защититься книгой!

Когда он подошел ближе, Венеция явственно уловила запах бренди.

– Вы пьяны! – воскликнула она. – Черт побери…

– Не стоит заканчивать эту фразу, – резко оборвал ее Хэзард. Его черные глаза горели. Если бы она была мужчиной, это обвинение стоило бы ей жизни. – Я никогда не бываю пьяным. В отличие от других племен абсароки никогда не увлекались «огненной водой». И мы этим гордимся.

Хэзард продолжал приближаться к Венеции мягкими неслышными шагами, наслаждаясь страхом, появившимся в ее глазах. Осознание того, что под маской высокомерия скрывается всего лишь слабая женщина, доставило ему странное удовлетворение. Это несоответствие – и, разумеется, ее потрясающая красота – пробудили в Хэзарде желание. Он почувствовал движение своей плоти под тонкой шерстяной тканью брюк.

Его пальцы медленно, осторожно коснулись ее подбородка, и длинные серьги заиграли в лунном свете тысячами огней.

– Так что же, начнем наш урок? – обратился Джон к окаменевшей Венеции. – Во-первых, я женщин целую…

Его губы приблизились к ее рту. Он ожидал, что женщина отпрянет, и удивился, когда этого не случилось. Хэзард положил руку ей на спину и притянул ближе к себе.

А Венеция и в самом деле словно окаменела. Ее захлестнула незнакомая чувственная волна, все ощущения перепутались. То же самое смешение чувств – желание и страх – она испытала тогда в Даймонд-сити, когда этот индеец нес ее на руках. Впрочем, у Венеции не оставалось времени на раздумья: его теплые губы прижались к ее губам, заставив их разомкнуться, язык Хэзарда проник к ней в рот, пробуя на вкус, лаская, дразня, то наступая, то отступая. И пока его губы завораживали ее, лишая воли и разума, он чуть приподнял Венецию, заставляя прижаться к его возбужденной плоти.

– А потом, – прошептал он, не отрываясь от ее губ, – я делаю вот так…

Его рука отпустила ее подбородок, скользнув по теплой, пахнущей сиренью шее, легла на высокую грудь, смяла прозрачную ткань и спустила вниз корсаж. Ночной воздух мягко коснулся обнаженной груди Венеции, а Хэзард наклонил черноволосую голову, и его губы обхватили розовый упругий сосок, ставший твердым от предвкушения.

Венецию пронзило такое острое ощущение, что колени у нее подогнулись, и, если бы Хэзард не поддерживал ее, она бы упала. Венеция мгновенно забыла обо всем, чему ее учили с детства, захваченная новыми чувствами, которые будили в ней губы Хэзарда, его горячий язык, прикосновения умелых рук. Она сама не заметила, как ее руки вспорхнули вверх, пальцы запутались в густых черных волосах. В крови Венеции вспыхнул огонь, пульс учащенно бился, откуда-то изнутри подступали горячие волны желания.

Хэзард с привычной легкостью распознал ее возбуждение, поднял Венецию на руки и быстро огляделся по сторонам, размышляя, куда ее отнести. Особенного выбора не было. Приняв решение, он спустился по ступеням и направился через лужайку к летней кухне. Дверь оказалась запертой, но Хэзард навалился на нее спиной, и слабый замок не выдержал.

Оказавшись внутри, Хэзард закрыл дверь ударом каблука, постоял несколько секунд, пока его глаза привыкли к темноте, а потом понес Венецию к ближайшему столу. Его густые волосы коснулись ее щеки, когда он осторожно опустил свою драгоценную ношу на деревянную поверхность. Его губы снова нашли напряженный розовый сосок, напоминающий экзотический коралловый бутон, и Венеция негромко вскрикнула, прижав его голову к своей груди. Ей хотелось продлить наслаждение, и, когда Хэзард поднял голову, Венеция снова притянула его к себе:

– Еще… Пожалуйста, еще! – прошептала она, задыхаясь, чувствуя, как горячие волны растекаются от сосков по всему ее телу.

Но Хэзард не мог больше ждать. Оторвав от себя настойчивые руки, он развел их в стороны и снова припал к ее губам. Венеция задрожала, а рука Хэзарда быстро проскользнула под пышные нижние юбки, коснулась бархатной кожи ноги, двинулась вверх…

В этот момент где-то совсем недалеко раздался отчетливый мужской, голос:

– Венеция! Венеция! Где ты?

Девушка застыла, мгновенно придя в себя. Боже, что будет, если отец найдет их здесь?!

– Нет! – прошептала она, пытаясь освободиться. Однако Хэзард в этот миг был сосредоточен только на своих желаниях.

– Не бойся, сюда никто никогда не зайдет, – так же шепотом произнес он, вовсе не собираясь ее отпускать. – Вот увидишь, я сумею доставить тебе удовольствие. Ты поймешь, что все неправильно себе представляла…

– Нет! – твердо повторила Венеция и уперлась в его грудь на удивление сильными руками.

Прежде чем Хэзард успел решить, на самом деле ей не хочется или она просто играет с ним, девушка оттолкнула его, соскочила со стола и бросилась к двери. Несколькими ловкими движениями Венеция привела платье в порядок, поправила кружево, открыла дверь и скрылась в ночной темноте.

Джон Хэзард Блэк громко выругался в темной летней кухне. Со времен отрочества он привык к тому, что все его желания удовлетворялись. Проклиная женскую непоследовательность вообще и непоследовательность этой девицы в частности, Хэзард некоторое время прислушивался к веселой музыке, лившейся из окон, и наконец решил, что сыт светской жизнью по горло. Не заходя в бальный зал, он вернулся в отель и лег спать.

На следующий день Люси Аттенборо получила от Хэзарда больше внимания, чем обычно. Он обещал провести с ней утро, но остался до полудня. Солнце уже палило вовсю, когда он простился с Люси и направился на север, прочь из Виргиния-сити, к своей хижине на вершине горы.